Полная версия
Корона Толимана
На вид ему было около тридцати лет. Волосы его пепельного оттенка, густые и длинные, до плеч, собранные в простой хвост, открывали его одухотворенное и мужественное лицо. Его внимательный взгляд, цепкий и изучающий, словно проникал под кожу, оценивая окружающих людей. От него исходила некая потаенная сила, и Наташа отчетливо чувствовала ее. Довольно красивый и эффектный внешне Чернышев наверняка пользовался успехом у противоположного пола, подумалось ей.
– Вы позволите? – спросил ее граф, чуть приблизившись и протягивая руку.
Его пронзительный взор до крайности смутил ее, и девушка быстро перевела глаза на отца. Наташа, как и вчера на лестнице замялась, ведь в обществе было принято целовать ручки только замужним дамам. По этикету мужское приветствие девушкам ограничивалось лишь вежливым наклоном головы. Она не смогла отказать ему и нехотя подала руку, смотря поверх его светловолосой головы, которую он тут же наклонил к ее ладони.
Едва Михаил прикоснулся к ее нежным пальцам губами, он тут же почувствовал ее успокаивающие вибрации и некое незримое тепло, разлившиеся по его телу. Ощутив, что ему приятно целовать ее нежную руку, он нахмурился и, тут же взяв себя в руки, выпрямился, улыбнувшись. Однако его сердце в эти мгновения стучало в бешеном темпе. Заминка затянулась, и он приветливо спросил:
– Вы голодны, Наталья Алексеевна? Мы как раз собирались заказать что-нибудь на ужин из ресторана.
Она радушно улыбнулась ему, потому что он верно угадал ее мысли, и искренне выпалила:
– Я так голодна, что съела бы целого цыпленка или большую тарелку горячих щей.
– Натали! – тут же оборвал ее отец. – Неприлично девушке говорить о том, что голодна, так открыто.
– Но я действительно голодна! – улыбнулась Наташа.
– Алексей, оставь! – попросил Чернышев, которому все больше и больше импонировала детская непосредственность девушки. – Мне всегда нравился у барышень хороший аппетит.
– Я знаю, Михаил, что ты большой оригинал! – тут же улыбнулся Огарев.
– Возможно. Люблю искренних людей и когда говорят правду, особенно если это женщины, – пояснил граф и, переведя взор на девушку, добавил: – Что ж, тогда давайте закажем ужин.
Глава V. Мечты
Он отошел к столу и позвонил в колокольчик. Уже через миг появился слуга и вежливо спросил:
– Чего изволите, ваше сиятельство?
– Любезный, мы хотим отужинать, – произнес просто Чернышев. – Обычные блюда у вас имеются?
– Да, ваше сиятельство, как не быть, – кивнул слуга. – Что бы вы хотели кушать?
– Итак, Наталье Алексеевне двух цыплят и щи…
– О нет, прошу вас, – тут же спохватилась девушка, улыбаясь графу. – Думаю, одного цыпленка вполне достаточно.
– Позвольте порекомендовать, судари? – вежливо предложил слуга. – У нас чудесный французский суп, и фазан, и еще фрикасе из кролика.
– А знаешь что, голубчик, – заметил Михаил. – Неси-ка ты сюда и фазана, и кролика, и еще, что у вас там есть вкусного, мы все попробуем. Вина игристого бутылку, подороже. Да и про цыплят не забудь.
Слуга понятливо закивал и исчез за дверьми.
– Но зачем столько? – удивился Алексей Петрович.
– Вчера я был вашим гостем, сегодня мой черед принимать вас, – заметил, чуть обнажив белые зубы, Михаил. – И еще я непременно хочу извиниться перед Натальей Алексеевной.
– Извиниться? За что же, граф? – удивилась девушка.
В это время Чернышев подошел к небольшому столику и, взяв длинную белую коробку, вновь повернулся к девушке.
– Вчера я был без подарка. Сегодня хочу загладить свою вину.
Приблизившись к Наташе, Михаил протянул ей коробку. Поняв, что это подарок, она посмотрела на отца, и тот кивнул. Она осторожно взяла презент из рук графа и смущенно пролепетала:
– Благодарю, ваше сиятельство. Могу я сейчас его открыть?
– Как вашей душе будет угодно, – улыбнулся Михаил.
Наташа проворно присела на маленький диванчик и, положив коробку на колени, развязала белые ленты. Уже через миг она извлекла ажурный белый зонтик с расписной фарфоровой ручкой.
– Какая прелесть! – воскликнула она, вертя прелестную вещицу в руках. – Даже у графини Шуваловой нет такого!
Она счастливо заулыбалась и вновь поблагодарила Чернышева. Тот в ответ отчего-то смутился и быстро вымолвил:
– Я лишь исправил недоразумение.
– Какой же вы хороший, невероятно душевный человек, граф, – заметила Велина Александровна, которая до того молчала. – А так с виду и не скажешь.
– Вы преувеличиваете, Велина Александровна, – улыбнулся он как-то по-мальчишески, польщенный ее словами.
Ему стало не по себе, и он опустил взор, потому что женщина отчетливо почувствовала его настоящую суть и реальные чаяния его души. Ведь богатства в виде денег и славы уже давно не прельщали Чернышева. И будь его воля – он бы раздал все нуждающимся людям, ибо искал иного счастья для своей души. Положение его теперь, высокое и знатное, так же как и достаток, были частью роли, которую он исполнял. С этими атрибутами он мог как следует выполнять свою миссию на Гайе, ведь деньги и власть в этом трехмерном мире открывали многие «двери» и многие тайны.
– Нисколько, – продолжала она. – Наташеньку спасли, и теперь принимаете нас как родных. Благодарствуем за все.
– Бабушка права, вы очень любезны, граф, – закивала Наташа.
В следующую минуту постучался слуга, который принес первую перемену блюд и спас Михаила от этого потока льстивых слов.
– Давайте трапезничать! – предложил он своим гостям.
Прошло не более четверти часа, после того как все заняли места за столом и с аппетитом начали поглощать кушанья, когда Чернышев произнес:
– Я думаю, что завтра закончу все дела здесь, и уже в среду мы сможем вернуться в Петербург.
– О, это было бы чудесно! – воскликнула Наташа.
– Сразу по приезде в столицу мы с тобой наведаемся к моему поверенному, Алексей Петрович, – продолжал Михаил по-простому, отрезая кусок фазана и кладя его в рот. Прожевав мясо, он добавил: – Он выдаст тебе сумму, о которой мы договаривались. Я думаю, ее хватит на ремонт особняка.
– Спасибо, Михаил Владимирович, – кивнул Огарев. – Но, наверное, сначала надобно оценить, сколько понадобится денег? Мне кажется, что в двести пятьдесят тысяч я вполне уложусь. Ведь покупал я особняк за триста двадцать, ну, это, конечно, без земли и деревень.
– Останется, и что? Вернешь, – пожал плечами Чернышев. – К тому же наверняка вам всем новый гардероб нужен, не к лицу вам ходить в трех нарядах.
– Ты, как обычно, прав, Михаил, – кивнул Огарев.
– Коляску для выездов можете одну из моих брать.
– Как замечательно, спасибо вам, – поблагодарила Велина Александровна.
Наташа рассматривала бледное волевое лицо Чернышева с интересом. Ей отчего-то казалось, что он не так прост, как показалось ей вчера при встрече. Взгляд девушки невольно задержался на руке графа, удерживающей вилку, и она заметила на его кисти чуть затянувшиеся большие порезы.
– Вы вчера поранились на пожаре? – невольно спросила девушка.
– Скорее всего, ободрал, когда дверь в вашу комнату ломал, – произнес он тихо и внимательно посмотрел на девушку долгим взглядом.
Она отметила, что радужная оболочка глаз Чернышева имеет чистый лазоревый цвет. Такого насыщенного оттенка девушка раньше никогда не встречала. Его взор добрый, глубокий и какой-то обволакивающий, словно успокаивал.
– Я очень благодарна вам за все, – сказала она и улыбнулась графу. – Батюшка, мне кажется, что Михаил Владимирович наш ангел-хранитель?
– О, это вполне может быть, – закивал Огарев.
– Вы, конечно же, преувеличиваете, Наталья Алексеевна, – тихо произнес Михаил.
– Слышал, что ты на последней турецкой воевал со своим полком, – сказал Алексей Петрович, обращаясь к графу.
– Да. Отбарабанил почти два года, – пожал плечами Чернышев. – Столько дорог проскакал, несколько раз был в серьезных передрягах, даже ранили однажды…
– Ты был ранен? Не верю, – воскликнул Огарев. – Никогда ж такого не было! Ты же заговоренный.
– Да, представь. Видимо, не зря говорят, что и на старуху проруха бывает.
– Хорошая, видать, переделка была, – заметил Алексей, внимательно смотря в лицо другу. – Не зря семь лет назад я в отставку ушел, тебе тоже надо. Свой долг выполнил.
В этот момент заскрипела и отворилась дверь из смежной комнаты, и все невольно обернулись, не понимая, кто это мог быть. Ведь все находились здесь, а горничная еще час назад ушла с запиской по поручению Наташи. В комнату, мягко ступая, вошла небольшая светло-серебристая кошка с фиолетовыми глазами.
– Это еще что за чудо? – удивился Михаил.
– Теперь моя кошка, – объяснила девушка.
– Откуда же она взялась? – опешил Огарев.
– Мадам Регель сегодня днем передала через своего слугу, – объяснила Наташа. – Я давно заприметила эту кошку и все просила продать мне ее. Уж очень она ласковая и красивая. А нынче госпожа Регель прислала ее с запиской, как утешение мне в пору нашего несчастья. Я очень благодарна ей.
– И что же, ты намерена взять эту живность собой в Петербург? – спросил ее отец.
– Да. – И, тут же переведя взор на Михаила, спросила: – Если, конечно, ваше сиятельство не будет против.
– Натали! Это так неудобно, граф и так много для нас… – начал было Огарев.
– Пусть возьмет ее, – прервал фразу Алексея Михаил, внимательно рассматривая кошку. – К тому же я люблю кошек за их независимый нрав. У меня дома тоже одна обитает.
– Вот как чудесно, граф, – обрадовалась Велина Александровна. – Спасибо вам, а то уж Наташенька так привязалась к ней.
– Прекрасно. Берите и даже не думайте, – кивнул Чернышев.
– Ох уж эти девицы! – проворчал Алексей Петрович.
– Оставь, Алексей.
– Ну, если ты не против, мне тоже ни к чему возмущаться.
– Благодарю! – произнесла Наташа.
В этот момент кошка вальяжно подошла к девушке и по-свойски начала тереться о юбку ее платья. Наташа чуть отодвинула стул и взяла животное на руки, гладя ее. Кошка замурчала и, закрыв глазки, уткнулась носом в ее бок.
Чернышев не спускал внимательного взора с кошки и девушки и как-то невзначай заметил:
– Я в отставку подал. Императрица уже дозволение свое выслала. Теперь буду по штатской линии служить.
– Где же?
– В коллегии иностранных дел, получил чин надворного советника по внешним сношениям. Если все удачно сложится, в следующем году буду претендовать на должность помощника тайного советника графа Остермана.
– Это дело, хвалю, – кивнул понимающе Огарев. – Расскажи лучше, что там, на юге, было-то? Страсть люблю я про военные кампании слушать.
– Да что рассказывать, было и было, – без энтузиазма заметил граф, отпивая из бокала воды и совершенно не горя желанием вспоминать то мрачное время.
При этих воспоминаниях Михаила всего передернуло. После того кровавого месива, в котором ему довелось побывать на турецкой войне, по приказу командования убивая и калеча других людей, ему почти год пришлось восстанавливать свои вибрации, чтобы далее иметь возможность искать Звездные капли, которые он чувствовал телепатически.
Делал он это в заброшенном старом скиту, среди дикой первозданной природы. Отшельником он прожил в непролазной чаще почти одиннадцать месяцев. Только высокие вибрации жителей зеленого царства: растений, деревьев, лесного зверья, звенящего чистотой воздуха и бьющих из-под земли родников – помогли ему очисть душу от мрачной скверны убийств и насилия и вновь обрести душевное равновесие. Но избежать того призыва на войну он не мог, вынужденный играть роль вельможи девятнадцатого века и делать это правдоподобно, а отклонение от службы расценивалось как бесчестье для дворянина и закрывало двери в благородное общество.
До сих пор его ментальные тела не были до конца восстановлены энергетически, и это очень осложняло поиски. Ежедневно приходилось проводить по несколько часов в медитациях, наполняя свое существо божественными энергиями из вселенной, чтобы его шестая и седьмая чакры открылись и заработали, как было до того.
– А я думаю, что любая война – это драма для империи, обильно политая кровью ее жителей, – сказала вдруг Наташа.
– Вы так считаете? – удивлено спросил граф, уставившись прямым взором на девушку.
– Именно. Десятки тысяч погибших и искалеченных людей, разорение городов, болезни. Упадок на десятки лет в той местности, где прошлась эта кровавая бойня. Разве это не драма для простого люда? Вот и скажите на милость, для чего было начинать эту войну?
– Как же, доченька, а новые земли, а выходы к морям? – противопоставил Алексей Петрович властно. – Это очень важно для нашей империи. Теперь беспрепятственная торговля на Азове и в Черном море еще больше обогатит нашу страну.
– Конечно, батюшка! – возмутилась Наташа с горячностью. – В этом мире важна власть над новыми землями, а значит, подданными-рабами и денежное обогащение.
– Ваши выводы, милая девочка, весьма интересны, – заметил серьезно Чернышев, поразившись тому, что девушка рассуждала обо всем этом так здраво и понимающе.
Про себя он добавил еще одно зло, которое несла в себе война, – эта генерация людьми безумного количества темных энергий, таких как страх, агрессия, страдания, отчаяние. Эти темные энергии, исходившие от тысяч людей, наполняли окружающее пространство и напитывали планету вредоносным смрадным энергетическим зловонием, вызывая в свою очередь неурожаи, болезни, засухи, наводнения и землетрясения. Ибо на Земле и в природе действовал закон отражения, зло и негативные темные энергии выливались в катаклизмы, которые потом вновь обрушивались на несчастных людей. Это был один из законов вселенной, который прекрасно знали живые существа из миров более высших измерений.
– Наташа, что ты в самом деле, не стоит тебе говорить об этом! Вот болтушка-егоза! – воскликнул Огарев, ласково журя ее. И, уже обернувшись к графу, извиняясь, заметил: – Постоянно твержу, что войны, газеты и политика – это дело мужское. Но разве она слушает? Успевает прочитывать все новости раньше меня.
– Батюшка, но разве женщина не может… – начала она, опуская глаза.
– Не надобно этого, Натали, – оборвал ее строго Огарев. – С этими твоими умными фразами о войнах тебя в жены никто не возьмет.
– Вы читаете газеты? – удивился Михаил. – Не думал, что молоденькие барышни ваших лет вообще способны думать об этих неинтересных для них вещах.
– О, вы очень ошибаетесь! Мне очень все это интересно, – воскликнула, не удержавшись, Наташа. – У батюшки много интересных книг… – она чуть замялась и поправилась, – было… по философии, арифметике, астрономии, по управлению имением, по разведению лошадей, по охоте. Я с удовольствием читаю их все. А газеты. Где же еще, как не из них, узнавать самые последние вести о том, что происходит в мире? Вам, мужчинам, хорошо. У вас есть собрания, клубы, наконец, охота, где вы все это обсуждаете. А что остается нам, домашним созданиям? Для нас новые книги и последние новости из газет единственное окно во внешний мир.
– Натали, помолчи уже! – воскликнул вновь Алексей Петрович. – Ты сейчас совсем напугаешь Михаила Владимировича! Все время учил ее молчать побольше, как и должно девице.
– Отчего же напугает? – заметил Чернышев, с восхищением глядя на девушку и отмечая, что в этом времени еще не встречал подобную молоденькую особу, которая бы так четко и ясно излагала свои мысли на такую серьезную тему. – Весьма интересно узнать, что думают женщины о войне, к примеру.
– Это кровавая грязная бойня, которая калечит и ломает жизни. А ради чего? – не удержавшись, продолжала Наташа. – Ради того, чтобы те, кто управляет нами и нашими империями, могли польстить своему самолюбию. Представьте матерей, жен и детей, которые остаются одинокими и вдовами, потеряв своих любимых, родных? На копеечном содержании у государства или сиротами? Спросите у них – нужна ли им эта война, которая сделала их несчастными? Мне кажется, ответ очевиден. Оправдать войну я могу только в одном случае – когда люди защищают свою родную землю при нашествии захватчиков.
– Весьма верно, Наталья Алексеевна. И действительно, прямо в точку, я бы так сказал. Согласен с вами, – кивнул Михаил.
– Но позвольте, – заметил Огарев, тут же вмешавшись. – Да, я не раз убивал вражеских солдат в этой, как ты выразилась кровавой бойне, во воле командования. Но некоторые войны и на чужой земле необходимы, – произнес он, недовольно поджав губы. – Ты еще слишком молода, Наташа, и многого не понимаешь в этой жизни…
– Мала, для того чтобы понять, что война сеет зло и смерть и делает сотни тысяч людей несчастными в угоду горстке богачей, которые сидят у власти? – бросила она словно вызов отцу.
– Боже, и это моя тихая наивная девочка! – опешил вконец Алексей Петрович. – Не надо так говорить. Это хула на государыню нашу! За такие речи можно и в Сибирь с кандалами загреметь!
– Вы правы во всем, Наталья Алексеевна, – вмешался Михаил, желая немного успокоить всех. – Но ваш отец предостерегает вас. Не стоит на людях говорить такие вольные вещи, это действительно опасно.
– Хмм, – нахмурилась девушка. – Знаете, какова моя заветная мечта? Жить на земле, где нет войн, насилия и страданий. Где все жители равны и перед Богом, и людьми. Где нет крепостничества и господ или другого насилия над личностью. Где нет бедных и умирающих от голода. Где природа лечит человека, а звери друзья человека. Где все жители планеты счастливы, любимы, живут словно братья и занимаются тем, чего жаждет их душа.
Услышав это, Чернышев окончательно опешил. Девушка ясно описывала общество четвертого и пятого измерения, именно так все и было, именно так и жили там существа, на тех планетах, которые обитали в измерениях более высших, нежели этот трехмерный мир на Гайе. И душой Михаила вмиг завладела ностальгия по дому, по своей родной планете, Альдерону в созвездии Плеяд, где в последний раз воплотилась его душа. Родная планета, где осталась его семья: матушка и младшая сестренка, – жила по Вселенским законам, которые описывала Наташа, ведь Альдерон уже давно находился в пятом измерении.
Глава VI. Усадьба
Санкт-Петербург, усадьба графа Чернышева,
1772 год, май
Усадьба Чернышева находилась в нескольких верстах от окраины столицы, в пригороде на дороге, ведущей в Петергоф. В нынешнее время вся петергофская дорога, протянувшаяся на несколько десятков верст, застраивалась частными усадьбами, садами, парками, поместьями и особняками вельмож. Ведь она пролегала между Петербургом и загородной резиденцией государей, куда часто наведывалась императрица Екатерина Алексеевна. Дорога от имения графа до столицы занимала около получаса в экипаже и четверть часа верхом. По мнению Чернышева, как он заявил, едва они с Огаревыми выехали из Москвы, расположение усадьбы не в центре беспокойного столичного города было скорее плюсом. Ибо имение было тихим, зеленым, с многочисленными просторными лугами и пролесками.
Обширное имение Михаила Владимировича простиралось на десять верст и включало в себя три деревни, большой лесной массив и сам усадебный дом-дворец с пейзажным парком, рукотворным прудом и березовой аллеей. Ранее, во времена Елизаветы Петровны, этим особняком владел английский посланник. Позже имение с близлежащими землями купил Владимир Егорович Чернышев, имея по тем меркам довольно хороший достаток. А позже, когда от этой ветви Чернышевых не осталось наследников, появился Михаил, назвавшись сыном покойного графа. Так как графиня Чернышева, разъехавшись с мужем, увезла маленького сына за границу еще в нежном возрасте, Михаилу не составило труда выправить необходимые подтверждающее его родство документы и занять место покойного графского наследника, который скончался в младенчестве еще со своей матерью от чумы в Берлине.
Особняк-дворец, выстроенный в стиле новомодного благородного классицизма, был трехэтажным, с парадным подъездом, широкой лестницей, облицованной финским гранитом, и имел около сорока комнат. На первом этаже располагались парадные комнаты: огромная парадная, две столовые, бальная зала, три гостиные, чайная, биллиардная, библиотека, кабинет и зимний сад. На втором этаже было около десяти спален, картинная галерея и музыкальная гостиная. Верхний небольшой цокольный этаж под крышей занимала прислуга, а также здесь находились хозяйственные помещения.
Как и планировал Чернышев, они вернулись в столицу, а точнее, в усадьбу в среду вечером. Огаревым отвели три комнаты на втором этаже особняка: спальню для Наташи, в розовато-лиловых тонах, и две комнаты Алексею Петровичу с просторным кабинетом и спальней, которые находились в правом крыле дворца. Комнаты графа располагались в левой части и также состояли из трех комнат.
Первые недели по приезде Михаил Владимирович пропадал целыми днями в коллегии иностранных дел, куда он только что поступил на службу, и приезжал домой только под вечер к ужину.
Огарев ежедневно занимался с архитекторами и строителями, обсуждая, как следует обустроить сгоревший дом в Москве. Алексей Петрович был вынужден вызвать из Москвы своего приказчика для дачи наставлений, как следует реставрировать фамильный особняк. Затем отправил его обратно в Москву, дабы тот контролировал все строительные работы.
Наташа уже на второй день наведалась в известный модный салон на Невском проспекте, где заказала себе полный гардероб, чтобы было в чем выходить на люди. Все свободное время девушка проводила в усадебном саду или в своей комнате за книгами.
Спустя три дня по приезде в графскую усадьбу в воскресенье Огаревы вместе с Чернышевым трапезничали в фарфоровой столовой. В средине трапезы Михаил вдруг произнес:
– Сегодня поутру принесли приглашение на бал. В предстоящую пятницу у князей Гагариных. Причем в приглашении значится не только мое имя, но и твое, Алексей Петрович, а также Наташи. Не думал, что ты знаком с князьями.
Граф пытливо посмотрел сначала на Наташу, а затем перевел взор на Огарева.
– Я не знаком, – ответил, удивившись, Алексей. – Не припомню, чтобы меня хоть раз представляли Гагариным. И не понимаю, отчего в приглашении наши имена.
– Княжна Александра Сергеевна моя новая знакомая, – заметила вдруг Наташа.
Мужчины с удивлением воззрились на девушку в кокетливом шелковом платье аквамаринового цвета с узорами, которая сидела по левую руку от Чернышева.
– Когда же ты успела познакомиться с нею? – удивился Огарев.
– Позавчера в модном салоне на Невском. Она была очень любезна со мной. Я пожаловалась княжне Александре, что у меня совсем нет знакомых в Петербурге, и рассказала о наших злоключениях. И она обещала пригласить меня к себе на первый же бал, чтобы я смогла познакомиться с изысканным обществом и отыскать себе друзей. Батюшка, правда она невероятно мила? Во время нашей беседы княжна отметила, что в эту пятницу в их доме соберется весь петербургский свет.
– Что за странное знакомство, Натали? – недовольно произнес Алексей Петрович. – Воспитанные девицы не знакомятся непонятно где и тем более сами. Вас должны были представить друг другу. Говорил я тебе, не дело это, одной ехать на проспект. Так нет, никак потерпеть не хотела, пока я закончу дела. И вообще, не пристало благовоспитанной девице самой на бал напрашиваться.
Слова девушки насторожили Михаила, он довольно хорошо знал эту княжну. Красавица и интриганка, одна из фрейлин императрицы, Гагарина имела довольно низкие вибрации души, а ее поведение в большинстве случаев было вызывающе и аморально. Она водила знакомства с опасными личностями: игроками-шулерами, кровавыми бретерами и придворными распутниками. Несмотря на свой юный возраст, Алекса Гагарина была уже до жути распутна и непомерно цинична. Ее тайный любовник, царедворец и любитель женщин Александр Безбородко, имеющий неограниченное покровительство императрицы и большое влияние при дворе, развратил ее настолько, что пару раз на свет всплывали нелицеприятные слухи об отвратительных оргиях с участием Гагариной. Это не удивило Михаила. Ведь душа Безбородко была из орионцев и в этом воплощении проявляла себя во всей темной красе.
Именно это и насторожило Михаила. Инстинктивно он чувствовал, что княжна завела знакомство с Наташей неслучайно, ее действиями наверняка руководил ее любовник Безбородко. Теперь души орионцев, воплощенные в земных людей, жаждали найти Звездные капли и навсегда увести их с этой планеты, чтобы не дать в будущем перейти Гайе-земле в пятое измерение.
– А ты, Михаил Владимирович, что думаешь об этом? И эта княжна, Александра Гагарина, что ты о ней знаешь? – окликнул Огарев Михаила.
– Эксцентричная и весьма развязная светская львица лет двадцати, – безразлично сказал Чернышев, пожав плечами, аккуратно подбирая нужные весомые слова, чтобы отговорить девушку ехать на бал. Он инстинктивно чувствовал, что это опасно. Потому решил рассказать один из недавних фактов о Гагариной, который помог бы ему оградить Наташу от знакомства с этой опасной девицей. – Меняет одного жениха за другим. Прошлым летом из-за нее был скандал – дуэль между двумя уездными дворянами, говорят, оба были ее любовниками.