Стань моей свободой

– В июне, – глядя в потолок, хмыкает он, – только не этого года, а позапрошлого. И объясни мне, девочка моя, – перевернувшись и легко удержав меня за талию, нависает надо мной уже Ян, – почему из всего, что я сказал, больше всего тебя заинтересовал мой развод?

Финиш.

– Нам нужно выспаться, – даже не пытаясь скрыть попытку, ухожу я от темы.

– Алиса…

– Спокойной ночи, Ян, – вывернувшись из-под него, я отворачиваюсь к окну, действительно чувствуя, как слипаются глаза.

– Спокойной ночи, – тёплым дыханием по шее и мурашками по всему остальному. – Кошмаров больше не будет, обещаю.

Не успев толком понять, как он может это обещать, я проваливаюсь в сон.

Глава 42

– Алиса… – Щекотание по шее раздражает и в полусне, под чужой смешок, я переворачиваюсь на другой бок. – Алиса, вставай.

– Сегодня выходной, – бурчу я в ответ и глубже зарываюсь в подушку.

– Могу разбудить по-другому, моя Алис-са, – с последним звуком шеи касается лёгкий поцелуй и я подскакиваю, прижимая к груди одеяло, забыв, что на мне спортивный топ.

– Я не сплю.

– Жаль, – полностью одетый, Ян поднимается с кровати, – ты смешная, когда не хочешь просыпаться.

– Я? – с трудом разлепив веки, я со стоном тру лицо ладонями. Почему я так хочу спать?

– Ты, – улыбаясь, подтверждает он. – Уже одиннадцать, мы должны освободить дом до двенадцати. Ты как, продляешь?

– На черта мне это сдалось, – с тяжёлым вздохом я откидываю одеяло и спускаю ноги на пол.

– Я тоже так подумал.– Мы легли в одно время, но Ян счастлив и полон сил, а я напоминаю ветхую развалюху из тех, которые посыпают песком дорожки. Может просто переспала?

– Все разъехались?

– Почти, – сверив пиликнувший брелок с раздавшимся с улицы рычанием, Ян обращает всё внимание на меня.– Ты как?

А как я? Проснувшись окончательно, замерев и просканировав собственный организм, я пожимаю плечами.

– Вроде неплохо.

– Едем в больницу? – всё же спрашивает он, но по смешинкам в глазах видно, что не всерьёз.

– Давно не носил никому апельсинки? – отзываюсь я в тон и натягиваю, висящую на холодной батарее, кофту. Пусть она не первой свежести, но всё лучше, чем щеголять голым животом. – Вова сказал «если».

– Тогда домой?

– Домой, пусть меня лечат стены.

Стены не лечат.

Зато с этим с лихвой справляется работа, вернувшийся домой отец и Ян. В те короткие часы, когда я не разрываюсь между «Саркани», в котором внезапно оказываюсь ненужной, и «Альдебараном», моё время заполняют разговоры с отцом и прогулки с Яном. Оба занятия нельзя назвать привычными, но и неприятными тоже нельзя.

Вспомнить, что отец это не просто номер в телефоне и еженедельные «Как дела?» по ощущениям равняется разве что прыжку с обрыва или съезду с высочайшего виража «Американских горок». Захватывает дух, да так, что я всё ещё не верю своим открытиям.

Ведь папа никогда не забывал про меня. Пусть издалека, но следил, не выпуская меня из вида. Оказалось, что именно он договорился с ректоратом, когда меня собирались отчислить с выпускного курса. Он поговорил с моим первым арендатором – знакомым знакомых – о снижении цены на первый магазин, иначе мне не хватило бы бюджета. Больше того, в отдельной папке у него оказались подшиты мои бухгалтерские отчёты за все годы владения «Саркани».

Он так и не признался где их взял, хотя вариантов немного и самый вероятный из них банальный до скрипа – напряг своих налоговых друзей.

И именно тогда, глядя как отец бесстрастно пожимает плечами в ответ, словно в этом нет ничего удивительного, меня впервые накрывает ощущение абсолютной защиты. Словно я в непроницаемом коконе, за пределами которого могут скрываться все проблемы этого мира, но меня они не коснутся. Потому что есть кто-то сильный и надёжный, под чью защиту можно отступить в любой момент любого боя.

Плакала, конечно.

Чем напугала папу, который впервые увидел, как текут слёзы по лицу двадцатисемилетней дочери.

С Яном оказалось сложнее.

На рабочих встречах и, когда приезжал в «Саркани», он вёл себя идеально, а его безукоризненно-вежливое «Алиса», спасибо не Константиновна, раздражало даже больше закулисного «девочка моя». Но вся эта показательность не спасала. Ни его, ни меня.

Потому что чем дальше, тем сложнее давались мне эти якобы случайные касания и явное нарушение всех границ. И ладно я, в отношении Яна мой диагноз давно известен, но это замечали остальные. И это замечала Аня.

Уже позже, через пару дней после возвращения домой с того самого корпоратива, до меня начали долетать обрывки разговоров и настроения остальных девушек «Альдебарана». Не то чтобы ехидные, но явно высокомерные, из которых несложно оказалось понять, что в тот вечер, когда мне стало плохо, Ян вежливо, но твёрдо отбрил все Анины надежды.

И с одной стороны девушку мне было жаль, но с другой… О другой лучше не думать. Точно не здесь и не сейчас, потому что облегающее чёрное длинное платье на бретелях, с глубоким декольте и частично оголённой спиной пугало своим настроением.

Особенно, учитывая, что моим спутником на этот вечер был Ян.

– Алис, ты готова?

Стук в дверь заставляет вздрогнуть и выдохнуть, прижав руку к сердцу. Экстрима мне сегодня хватит и без этого.

– Минуту.

Сколько я уже не могу выйти из собственной спальни? Час? Точно не вспомню, но Ян впервые за это время напоминает о себе. Неудивительно, учитывая, что выйти мы должны были минут пятнадцать назад.

Иногда мне кажется, что Ян не хочет терять даже одной лишней минуты, поэтому всегда приходит раньше, заставая меня в таком виде…

Покачав головой, я усмехаюсь своему отражению.

Пора выдвигаться, иначе Иван Фёдорович будет недоволен, а это чревато, учитывая, что я на него вроде как работаю.

Задрав подбородок и решительно выдохнув, я смахиваю с подола несуществующую пылинку и открываю дверь.

– Знаешь, этот вечер можно провести и дома, – окинув меня долгим взглядом, многообещающе улыбается Ян.

– Это не развлечение, мы идём на работу.

Сейчас всё произошедшее две недели назад кажется страшным сном. Кошмаром, отголоски которого ещё встречаются в мыслях, но основной ужас схлынул, оставив после себя лёгкую паранойю. Гинеколог сказала, что я восстановилась, но с рождением ребёнка нужно подождать хотя бы год. Андрей пропал, а о его существовании напоминали лишь две коробки вещей у двери, которые я никак не соберусь отправить хозяину.

– Надеюсь, это не станет твоим постоянным дресс-кодом, – насмешничает Ян.

– Даже если и так, – пожав плечами, я иду к двери, – ты не можешь мне запретить.

– Не могу? – Горячие ладони контрастом ложатся на талию, удерживая осторожно, бережно. Два слова жаркими мурашками прокатываются от уха до кончиков пальцев. И я прикрываю на мгновение глаза, пытаясь справиться с собственными чувствами.

– Не можешь даже так.

Руки исчезают, спине становится холодно, и я едва не отступаю, чтобы вернуться на две секунды назад, прижаться спиной к широкой груди и… очень сильно опоздать.

– Тогда идём, – понимающе, так, словно знает все мои мысли, усмехается Ян.

Слепящий свет, вечерние платья, костюмы, похожие один на другого. Сегодня мне не хочется блистать, поэтому в мой руке переливающееся весёлыми пузырьками игристое, а на губах улыбка, которую уже трижды за час назвали загадочной.

Я не спорю, продолжая улыбаться. Поддерживаю светские разговоры и даже продвигаю идею «Альдебарана», для чего, собственно, и был организован этот вечер, но взгляд… Я никогда не строила из себя хорошую девочку, не пряча ни один из своих недостатков, но есть тот, который оказался роковым. Ни физически, ни морально я не могу оставаться равнодушной к тому, кого за тот же час уже трижды хлопали по плечу, дважды целовали в щёку и раз двенадцать, якобы дружески, касались плеча разные женские ручки.

И оторвать бы их, но куда мне.

– Алиса Константиновна, вам неинтересно? – Народный избранник Павел Соепов уверенно смотрит мне в глаза, съезжая в область декольте, когда думает, что я не вижу. В остальном – приятный в общении человек. Был бы, но с некоторых пор у меня стойкая аллергия на всю их контору.

– Что вы! – Улыбка почти рефлекторная. – Как видите, «Альдебаран» собрал большое количество инвесторов, осознающих насколько важно вкладываться в детское образование. Это – первый настолько масштабный проект в нашем городе, но, я уверена, не последний.

– А «Нилис-групп»?

– Ян Антонович – проверенный временем, опытный специалист в своём деле. У него за плечами крупные проекты не только в нашем, но и в других городах, да и со сроками у «Нилис-групп» ни разу не возникло проблем.

– А как вы считаете? – Слышатся очень знакомые шаги, и Соепов переводит взгляд за моё плечо, вежливо улыбаясь. – Стоит ли доверять «Альдебарану» и исполнителям?

– За десять лет работы Ян Антонович не провалил ни одного проекта, – развернувшись, я иронично любуюсь Андреем, тоже с бокалом в руке, – а это показатель если не качества, то ответственности точно.

– Мне нужно будет подумать, – кивнув нам обоим, Соепов растворяется в толпе.

– Привет. – Идеальный костюм, идеальный тон, идеальная улыбка. Андрей Хорошевский во всём своём великолепии.

– Привет. – Ни мои руки, ни голос не дрожат. Бокал не выскальзывает из вспотевших рук, колени не подгибаются, а сердце не заходится истерикой.

Было, да. Но прошло.

И, может, я бы мучилась эти две недели, лелея обиду и боль, но мне не давали на это времени. Первая не трещина – разлом в наших отношениях появилась ещё тогда, когда я узнала о его великих планах, всё остальное логично завершило начатое. И теперь мой взгляд не равнодушен, но спокоен.

Любовь закончилась, наверное, на благо нам обоим, оставив общие воспоминания и лёгкое сожаление о том, что могло бы быть, но не срослось.

– Ты… решила начать новую жизнь? – Проследив за его взглядом, я упираюсь в Яна, разговаривающего о чём-то с Сухоруковым.

– Я решила продолжить старую. – Поставив пустой бокал на поднос проходящего мимо официанта, я беру полный.

– Успешно? – Андрей переводит взгляд на меня, и я не вижу ничего за его спокойным дружелюбием.

– Вполне. А как у тебя дела? – Глупый разговор глупых людей, которые делают вид, что могут остаться друзьями.

– Думаю, что лучше бы мы и правда не встречались, – не меняя выражения лица, сообщает он. – Не спросишь почему? – хмыкает Андрей после недолгого молчания.

– Я примерно догадываюсь, что ты мне ответишь, – с улыбкой кивнув заму Сухорукова, отзываюсь я. Сбежать от разговора не хочется, но и продолжать его тоже. Значит вот как выглядит предательство… Выжженная пустыня на месте, где совсем недавно был цветущий сад. – И не вижу смысла говорить об этом.

– Как всегда, – криво усмехается Андрей. – Если ты чего-то не хочешь, проще пойти и удавиться, чем пытаться переубедить.

– Кому как не тебе об этом знать, – иронично отзываюсь я и делаю глоток.

– Всё нормально? – Сначала я чувствую ладонь на своей талии и только потом слышу вопрос.

– Абсолютно, – собираясь легко пожать плечами, я перевожу взгляд на Андрея и застываю.

Куда делось всё напускное спокойствие? Злой прищур, сжатые челюсти и отчётливое желание разорвать соперника голыми руками. Идеальный Андрей оказывается идеальным далеко не во всём.

– Может, выйдем?

Глава 43

– Совсем рехнулись?! – Вместе со злым шипением моя ладонь тормозит, шагнувшего было вперёд Яна. – Что за детский сад?! Или вам адреналина не хватает?

– Всё будет нормально, девочка моя, – Ян на мгновение подносит мою ладонь к губам, заставив меня застыть. Больше не скрывая ни мягкой нежности во взгляде, ни намерений. Перед, разом ставшим ледяным, Андреем. – Я быстро. – И уже не мне: – Ты передумал?

Вместо ответа Андрей разворачивается и резким шагом покидает зал. Кроме светских разговор и установления деловых связей здесь не так много развлечений, поэтому внимание гостей нам всё же достаётся. К счастью, лишь тех, кто стоит ближе всего.

– Не смей, – снова удерживаю я Яна, на этот раз за рукав пиджака. – Андрей злится, но это не повод устраивать мордобой.

– С чего ты взяла? – кажется, искренне улыбается он. – Мы же взрослые цивилизованные мужчины, способные решить все свои проблемы разговором.

– То есть ты принимаешь меня за идиотку, – криво усмехнувшись, бросаю я. – Хорошо. Катитесь оба к чёртовой матери, взрослые цивилизованные мужчины!

– Алиса…

– Тебя ждут, – иронично приподнимаю я бровь. – На разговор. А я продолжу заниматься своими глупыми женскими делами, за которыми сюда и явилась.

– Алиса, – наплевав, кажется, на весь мир, Ян притягивает меня к себе, и пара капель игристого остаются на манжете его рубашки, – есть проблемы, с которыми нужно разбираться сразу, без долгих уговариваний и прочей чуши, и это – одна из них. – Под высокомерные взгляды некоторых гостей, он откидывает завитый локон мне за спину и касается щеки. – Ты можешь ежедневно посылать его лесом и твердить, что всё кончено. Он не поймёт и следующие лет десять мучиться будут все.

– То есть ты всерьёз считаешь мордобой благом, – покачав головой, я отстраняюсь. – Или себя спасителем?

– Я считаю, что мужские проблемы должны решать мужчины.

– Тогда иди, – со смешком я делаю ещё глоток, – решай. А я поступлю, как раньше делали экзальтированные девицы – тупо отдамся победителю. Решение под стать вашим поступкам.

– Пожалуйста, дождись меня здесь, – не шутит Ян.

– Или не тебя, – отсалютовав бокалом не хуже киношного Гэтсби, хмыкаю я. – Не переживай, у меня нет желания мёрзнуть, пока вы выясняете кто круче. Не май месяц.

– Обещаешь? – никак не угомонится он.

– Даже не подумаю, – хмыкнув, я встаю к нему вполоборота, рассматривая гостей, – развлекайся.

Меня хватает на десять минут.

Ровно столько требуется, чтобы поговорить с Иваном Фёдоровичем, обменяться комплиментами с его женой и поговорить с пресс-секретарем Яна. И ещё пару минут постоять, уговаривая себя не соваться в их разборки. Которые напрямую касаются моей скромной персоны.

Раздражённо оставив бокал на подносе вовремя подошедшего официанта, я иду к выходу из зала. Вот только задерживаюсь, неожиданно затормозив напротив зеркала. Странно. Совсем немного времени прошло с того момента, как я скептически рассматривала себя в похожее зеркало, без особого восторга изучая воздушное платье, нежный макияж и лёгкие кудри. В день, когда мы заявили отцу о желании пожениться.

Но сейчас, ловя в отражении собственный взгляд, я себя не узнавала.

Что изменилось? Укоротив вполовину волосы, я не стала другой. Несколько набранных килограмм тоже не дают такого эффекта. Скорее, служат комплиментом Карежину, который избавил меня почти от всех проблем с «Саркани». Во всём остальном я осталась той же. Снаружи той же, но разве что-то изменилось внутри?..

Нет. И да.

Ян… Я не знаю как, не знаю когда и не подозреваю случайно или нет, но за это короткое время ему удалось вложить в мою голову одну очень простую вещь. Неприятности случаются. Иногда они перерастают в трагедии, иногда остаются лёгкой досадой, но всегда происходят тогда, когда ты их не ждёшь. Не спрашивая, готова ты к последствиям или нет.

И это нормально.

Это жизнь. Такая, какая она есть, ведь от всего застраховаться невозможно. Также невозможно, как перестать верить людям и постоянно ждать удара в спину. Неприятности случаются, да, но это не повод всю оставшуюся жизнь провести сжатой до предела пружиной, до отсечки которой не хватает мелочи, пустяка, после которого прилетает так, что лучше об этом не думать.

Благодаря Яну, нашим практически ежевечерним прогулкам и разговорам, я перестала сжиматься. Приняла как факт, что всего предугадать невозможно и позволила себе быть неготовой. Смешно, но сразу распрямились плечи, вытянулась шея и глаза… Глаза стали другими.

И это заметно. Мне точно.

Добрая, принимающая улыбка появляется на губах сама собой и мне впервые за долгое время приятно смотреть на девушку перед собой. Внутрь смотреть и понимать, что это только начало.

Бросив последний взгляд в зеркало, я накидываю на плечи палантин и выхожу на улицу. Чёрта с два они вдвоём разберутся в том, в чём большая часть моей вины.

Когда я нахожу обоих, они мирно разговаривают в аллее недалеко от ресторана. Мирно. Вдвоём. Профессионально затягиваясь сигаретами, огоньки которых мне видно даже отсюда.

Ян курит? С каких это пор? Или это общение со мной доводит мужчин до крайностей?

Похоже на то. Андрей вон заигрался, отец слёг с инсультом, а Ян курит. Тряхнув головой, я перехожу пустынную в это время дорогу, ёжась от по-осеннему пронизывающего ветра.

– … я, может, и похож на кретина, но исключительно с твоей точки зрения, – жёстко усмехается Андрей, стоя ко мне лицом.

– Не только с моей, но помогать тебе я не собираюсь, – отзывается прежними интонациями Ян и, затушив окурок, бросает его в стоящую рядом урну.

– Твоя помощь мне как… – наткнувшись на меня взглядом, Андрей опускает глаза, отворачиваясь, и делает очередную затяжку. Признал поражение?!

– Может, я смогу помочь? – саркастически интересуюсь я и Ян резко разворачивается.

– Нет желания мёрзнуть? – укоряет он, кажется, не удивившись.

– Сегодня тепло, – вызывающе улыбаюсь я в ответ, под особенно сильный порыв ветра, взметнувший тонкую, хоть и шерстяную, ткань.

– Очень, – иронизирует Ян, снимает с себя пиджак и набрасывает мне на плечи, оставаясь в рубашке. Ночью. В плюс пять. – Пальто тебе отказались возвращать даже под страхом смерти?

– Я про него забыла, – разглядывая Андрея, отзываюсь я.

– Я принесу, – и, пока я только соображаю о чём он, Ян уже на той стороне дороги.

– Прогуляемся? – Андрей бросает недокуренную сигарету в урну.

– Только если недалеко. – Вздох вырывается помимо воли.

– Не переживай, – криво усмехается Андрей, – он найдёт.

Листья под ногами уже не шуршат, ещё два дня назад их прибило настоящим ливнем, смешивая ценнейший реквизит для осенних фотосессий с грязью и дорожной пылью. Длинное платье прикрывает голые ноги, но с каждым шагом становится всё неуютнее, и я уже планирую повернуть назад, но тут Андрей нарушает молчание:

– Я мог бы извиниться ещё раз, но не буду. – Мы останавливаемся ровно посередине между двух светящихся фонарей.

– Потому что бесполезно? – поёжившись, я глубже закутываюсь в пиджак Яна.

– Потому что, сложись всё так снова, я поступил бы аналогично, – засунув руки в карманы, заявляет он и разворачивается в сторону ресторана.

– Тогда о чём нам говорить? – Стук моих каблуков слишком редок, чтобы заполнить угрюмую тишину аллеи.

– Меньше всего на свете я желал тебе боли. Особенно, такой. – Андрей останавливается, и на этот раз мы стоим прямо под фонарём. – Меньше всего я хотел, чтобы… – Вздохнув, он ерошит волосы и становится видна недоотмытая полоса грязи на лбу, у самого основания волос. И ссадина на скуле, почти у уха. – Я всё ещё тебя люблю и вряд ли смогу забыть так быстро.

– Это упрёк? – ровно отзываюсь я.

– Ян прав, – криво усмехается Андрей, и мы продолжаем идти, – есть вещи, которые нельзя простить мужчине. Не буду врать, что сожалею об афёре с Аллой и налоговой, я не мог надышаться тобой с того самого вечера, как впервые увидел и не хотел делить тебя даже с работой, но то, что произошло после… Это моя вина и моя ответственность. Я не имел права распоряжаться твоим здоровьем и жизнью. Только представив, чем могло закончиться твоё незнание… – нервно дёрнув подбородком, он меняется в лице.

– Твоя вина лишь в том, что о смерти своего ребёнка, – я впервые выговариваю это без дрожи и наворачивающихся слёз, – я узнала на несколько дней позже, чем могла. – Из ярко освещённых дверей ресторана выходит всё ещё раздетый Ян с моим пальто в руках. – Никто не мог предугадать, что мы окажемся несовместимы генетически. Если хочешь, сброшу тебе заключительный диагноз Ольги Ивановны, уточнишь у какого-нибудь академика. В этой смерти не виновата ни я, ни ты. Или виноваты оба. Но этот груз точно не только твой. – Одинокая слезинка скатывается по щеке, на радость продолжающему бушевать ветру. – Мы просто оказались настолько разными, что даже ДНК против.

– Значит, всё? – тихо спрашивает Андрей, и в его глазах я отчётливо вижу своё отражение.

– Лучше сразу, чем потом всю жизнь отрубать по маленькому кусочку сердца. – По сравнению с горечью во всём его виде, мои не сгибающиеся уже пальцы – ерунда.

– А если я готов рискнуть? – Последняя попытка схватиться за то, что всё ещё дорого.

– Я не хочу. И не буду, не тогда, когда…

– Всё ещё не мёрзнешь? – раздаётся насмешливое со спины и, развернувшись, я попадаю прямо в объятия Яна. Одним слитным движением он накидывает на меня моё же пальто. Не снимая своего пиджака.

– Не критично, – чувствуя, что от ветра губы плохо двигаются, пытаюсь улыбнуться я.

– А критично это как? С полным обморожением? – запахивая полы моего пальто, веселится он.

– С полным обморожением, – эхом задумчиво отзываюсь я.

– Чего ты хочешь, девочка моя? – прекратив напускную суету, серьёзно спрашивает Ян, обнимая меня двумя руками.

– Всё, что угодно? – По-детски глупо, но именно в этот момент ко мне возвращается вера в чудо.

– Сомневаешься?

– Увези меня отсюда, – прошу тихо, уткнувшись лицом ему в грудь.

И даже сейчас горячий, как батарея, Ян исполняет моё желание.

Глава 44

– Я как-то не рассчитывала, что ты привезёшь меня именно сюда.

Сижу. Обеими руками обнимаю огромную кружку с медведем из мультика про охоту. Не могу оторвать взгляд от какого-то модного, закрытого со всех сторон стеклом, камина. И не чувствую неловкости, подогнув под себя ноги.

Босая. Под клетчатым колючим пледом. В его свитере, доходящим мне до середины бедра.

– С частными самолётами ночью перебои, но, если не передумаешь, утром можем улететь, куда хочешь, – вполне себе серьёзно заявляет Ян, садясь рядом.

– И бросить «Альдебаран»? – Не хочу пить, но согревающее тепло в руках успокаивает.

– В жизни есть вещи поважнее. – Улыбнувшись, Ян разворачивается и смотрит так, словно все его мечты разом осуществились.

– Я – вещь?

– Ты – жизнь, – легко заявляет он то, отчего у меня начинают подрагивать руки.

– Не надо, – покачав головой, я ставлю кружку на придиванный столик.

– Почему? – Ян не делает ни одной попытки приблизиться, но мне хватает и взгляда.

– Думаешь, сейчас самое время?

– Подходящего времени не бывает. – Улыбка, от которой у меня перехватывает дыхание, и руки, подгребающие меня ближе, вместе со свитером, пледом и глупыми страхами. – Всегда есть что-то, что мешает – работа, заботы, проблемы, так что того самого времени может и не быть.

Чёрт с ним, со временем! Гораздо хуже, что вся моя несуществующая выдержка летит в бездну, сократив фокус взгляда до единственной точки в пространстве.

– Что ты делаешь? – Охрипший голос проходит наждачкой по оголённым нервам, в то время, как Ян, отклоняясь, опрокидывает меня на себя.

– Ты мёрзнешь.

Серьёзно? Моё правое колено между его ног, руки упираются по обе стороны от его головы, а каскад волос отгораживает нас от всего мира. И мне не то, что не холодно, я задыхаюсь от поднимающегося изнутри жара!

Наверное, надо что-то ответить, умное и язвительное, но какое там! Всё, что я могу – смотреть в глаза напротив и ждать.

– Ты очень красивая…

Шёпот, улыбка… Я боюсь, искренне и от всей души, но ничего не могу сделать. Это сильнее меня. Всегда было и всегда будет, а страхи… Что ж, неприятности случаются, даже если каждый раз режут по живому.

– Алиса?..

– Прости, это… – Нервным движением поднявшись, я иду к столу, наливаю себе воду и залпом осушаю сразу половину бокала.

– Это что?

Обида? Раздражение? Удивление? Какое там, Яну весело!

– Я… Мы зря всё это начали, – неопределённым жестом обвожу я гостиную. – У нас снова не выйдет ничего хорошего. Мы просто не можем сосуществовать в одной плоскости и, рано или поздно, это поймём. – Длинные рукава прекрасно натягиваются на нервно подрагивающие пальцы. – Я сглупила, не надо было тебя просить! Стоило просто поехать домой и… Извини, что психую. Можешь отвезти меня домой? Хотя не надо, я вызову такси.

– Не могу. – Ян встаёт и мне становится виден, скрытый до этого его силуэтом, бокал с виски и кубиками льда. – И такси не может.

– Ты не пил, – качаю я головой, не веря ни единому слову.

– Рискнёшь проверить? – Засмотревшись на бокал, я пропускаю момент, когда он приближается. – Ты не уедешь, – многообещающий шёпот и руки, одна из которых ложится на талию, а вторая касается обнажённой кожи бедра. – Не уедешь, не убежишь, не улетишь и даже не уплывёшь. – Ещё ближе. Ещё крепче. Ещё жарче. – Моя Алис-са… Моя девочка… Только моя!