Стань моей свободой

Твоя! Как и тогда, семь пустых лет назад.

Дрогнув последний раз, мои ладони забираются под его футболку, а в глазах уже давно нет реальности. Её нет нигде. Весь мой мир сужается до половины квадратного метра – крохотного пространства, на котором нет никого, кроме нас.

И вспыхивают электрические разряды там, где меня касаются его руки. А шумный выдох только подтверждает, что Ян осознаёт мою полную и безоговорочную капитуляцию. Беспомощность перед ним, тем, кто все эти годы продолжал тенью стоять за всеми моими мыслями и поступками.

Его ладонь приподнимает край его же свитера, гораздо смелее, чем до этого, и пальцы легко скользят по коже. Дразнящим движением касаются кружева белья, от которого на мне одно название. Ян едва дышит – тяжело, прерывисто, доказывая, что и ему эта близость даётся непросто.

Просто вообще ничего не бывает. А между нами никогда и не будет, но…

Вместо слов – шаг назад, чтобы иметь хоть какую-то опору во всём этом безумии. Шаг вместе с ним. И уже мои ладони стягивают с него футболку. Я отклоняюсь, утягивая его за собой. И я же тянусь за поцелуем.

К чёрту все прелюдии!

Семь лет назад я ждала, что он вернётся, извинится и упадёт к моим ногам. В вечер своей помолвки я ждала, что он позвонит в дверь… извинится и упадёт к моим ногам. Соглашаясь второй раз выйти за Андрея, после той ночи в лесу, мне нужны были уже не извинения, но доказательства. И я снова ждала.

Надоело.

Я не хочу больше ждать. И не буду.

Где-то там, за границей сознания, разлетается по столу посуда и опрокидывается бокал. Здесь же есть только мы.

И отброшенный в сторону свитер.

И резкий вжик молнией.

И сдвинутое в сторону бельё.

И… боль.

До свистящего шипения. До вонзившихся в его спину ногтей. До лба, упирающегося в его плечо. До превращения Яна в каменную статую.

– Девочка моя, прости! – рваный выдох. – Я забыл, что ты… Дурак!

– Будешь, если уйдёшь. – Ногти всё там же, но в этот раз они не дают ему отстраниться.

– Тебе больно. – Виноватый вздох, его ладони на моём лице и взгляд – глаза в глаза.

– Мне терпимо, – прижимаясь теснее, я чувствую движение внутри себя. – Будет гораздо больнее, если ты продолжишь играть в благородство.

– Я могу подождать, – мягкий шёпот на ухо и ладони, нежным касанием прошедшие от плеч до границы белья.

– Я не могу.

Во мне снова оно – нарастающее желание. То самое, которое дрожью по коже, огнём по венам и лавой там, где несколько секунд назад была лишь боль.

– Останови меня. – Пока его руки хозяйничают на спине, губы и язык ласкают шею, заставляя вспомнить, как это было когда-то. И те давние картины накладываются на реальность, удваивая удовольствие.

– Чёрта с два! – Полувсхлип-полустон провоцирует его сделать первое, пробное и лёгкое движение.

Боль остаётся – уже ненавязчивая, незаметная на фоне того, как я выгибаюсь дугой после всего лишь второго толчка.

– Девочка моя! – Одна его рука удерживает меня за бёдра, в то время как вторая лежит на спине. – Любимая…

И пусть он всё ещё боится сделать мне больно, пусть осторожничает и сдерживается – мне хватает и этого. Вцепившись в его плечи, с каждым новым движением всё сильнее подаваясь вперёд, с протяжным: «Да-а!», я проваливаюсь в темноту, чувствуя как оргазм двойной судорогой проходит по всему телу.

И обмякаю после его хриплого рыка.

– Ты… – Чтобы отдышаться, Ян делает глубокий вдох и выдох. – Как ты?

– Всё хорошо, правда, – чувствуя дискомфорт, когда он выходит, я тянусь следом и получаю головокружительный, полный нежности, поцелуй. – Где-то здесь был твой свитер…

– Тебе ещё холодно? – с какой-то совсем невероятной, словно он всё ещё не верит в происходящее, улыбкой, Ян обнимает меня двумя руками.

– Мне давно не было лучше, но одеться хочется, – подняв голову, наверняка также улыбаюсь я.

Мы впервые обнимаемся вот так – без подтекста, без лишних мыслей. Просто потому, что разжать объятие кажется преступлением.

– У меня целая коллекция футболок, – веселится Ян и под мой визг неожиданно подхватывает меня на руки. – Пошли, покажу…

Ужин оказывается волшебным. Не потому, что это самые вкусные тосты в моей жизни – из-за его взгляда, который не отпускает ни на миг. Из-за молчаливых улыбок, которыми мы обмениваемся, не в силах остановиться. Из-за предвкушения.

Не того, которое сопровождало все наши предыдущие встречи. Это другое – словно укрывающее мягким пушистым пледом остатки чувств, что все эти годы были где-то слишком глубоко. И под воздействием этой трепетной нежности они возвращались, обещая что-то настоящее и искреннее.

Или это всё придумываёт моё, взбудораженное вечером, сознание.

В любом случае, думать об этом, глядя как Ян, отделённый от меня лишь метровой столешницей острова, ловко сооружает овощные тосты, невозможно. Улыбка и, наверняка глупый, светящийся взгляд – вот всё, что я сейчас могу.

– Я лопну, – честно предупредив, я кусаю третий по счёту тост с сыром, огурцами, помидорами, перцем и какой-то хитрой заправкой с душистыми травами.

– Сделать ещё? – с хитрой улыбкой прищуривается Ян.

– Ни за что, – помотав головой, я по-детски слизываю с пальца каплю пряного соуса и натыкаюсь на его взгляд.

Следующий глоток даётся с трудом, а в горле разом пересыхает. Но нет, Ян встряхивается и возвращает былое веселье.

– Я и так поправилась, – добавляю я, откашлявшись.

– Я не заметил, – легко пожав плечами, он отворачивается, чтобы проверить тостер.

И хорошо, что отворачивается, потому что есть я больше не могу, засмотревшись на сильную спину, футболку Ян так и не надел. Но даже его обнажённое тело – пустяк, по сравнению со столом, на который я демонстративно не смотрю. Потому что дорожка, бокалы и графин, конечно, возвращены на законные места, а лужа из разлитой воды отсутствует, но памяти это не мешает.

А мне нельзя.

Я и так рисковала, хотя по-хорошему стоило подождать ещё неделю-две.

– Устала? – Встрепенувшись, я возвращаюсь в реальность.

Реальность смотрит на меня глазами облокотившегося на столешницу Яна. И предлагает подискутировать на тему того, насколько волнующим выглядит большой и сильный мужчина, во что бы то ни стало решивший тебя накормить. Дискуссия заканчивается мыслью, что мне пора спать.

Или домой.

И пусть последнее правильнее, первое в тысячу раз убедительнее.

– Очень. Постелишь на диване? – В игру вступает мой прищур и хитрая улыбка.

– Смешно, – хмыкает Ян, подходя ко мне. – Держись!

– Не надоело носить меня на руках? – даже когда он ставит меня на ноги в спальне, я не прекращаю обнимать его за шею.

– Я только начал, девочка моя, – заправив прядь мне за ухо, многообещающе улыбается он, – я только начал.

– Ты здесь, – подняв глаза, я смотрю, как Кир с улыбкой заходит в кабинет и садится в кресло. – Привет.

– Ты меня удивляешь. – Ладно, вчитываться в Алёнин отчёт изначально было провальной идеей, поэтому распечатка откладывается без особых сожалений.

– Надеюсь, приятно?

– А то! – хмыкнув, я откидываюсь на спинку стула. – Ко мне редко залетают птицы твоего полёта просто на поболтать.

– А я не просто, – подавшись вперёд, прищуривается Кир. – Готов потратить ещё час своего бесценного времени и свозить тебя на обед.

– Меня пугает твоя щедрость, – веселюсь я, скидывая документы в ящик. – Ради таких жертв я даже соберусь быстро. – Сумка в руке, платье поправлено и… – Готова. Вези меня, Кирилл Александрович, хоть на край света. Только через час верни, – добавляю я, фыркнув, – у меня поставка скоро.

Глава 45

– И как дела? – задаёт самый идиотский вопрос один из самых умных, знакомых мне, мужчин, стоит нам сесть и разобраться с меню.

– Работаю, – иронично развожу я руками.

– И всё? – враз нахмурившись, Кир поднимает глаза к потолку. – Над нами слишком яркая лампочка, – насмешливый взгляд спускается на меня, – или это ты светишься так, что глаза режет?

– Боже, это мой друг Кирилл Самсонов или новый юморист из стенд-апа? – притворно ахаю я, приложив руку к сердцу.

– Я два в одном, – весело хмыкнув, Кир подаётся вперёд. – И кому мне сказать спасибо?

– За что?

– За возвращение тебя к жизни, – покачав головой, он не сводит с меня внимательного взгляда. – Я давно не видел тебя такой.

– Какой? – Телефон перевёрнут экраном вверх, но маленький голубой огонёк не мигает, а значит, новых сообщений нет.

– Спокойной. – Нет, понятно, что временами я перегибаю палку, но не до такой степени, чтобы даже Кир считал меня истеричкой. – Мягкой, расслабленной и… счастливой? – Подбирает он вопрос, на который у меня нет правильного ответа.

– Тебе кажется. – Попытка спрятаться за насмешливой улыбкой прокатила бы с кем угодно, но не с ним.

– Мне – не кажется. – Официант приносит мне безалкогольный мохито, а Киру зелёный чай. – Просто скажи, что всё хорошо.

Хорошо ли?..

– Думаешь, это так просто, взять и вывернуться наизнанку? – Коктейль оказывается невкусным, хотя, может мне просто комфортнее давить лайм трубочкой, чем смотреть Киру в глаза.

– А ты выворачешься? – Ещё один вопрос из разряда запретных. В ближайшие недели точно.

Потому что ответить «нет» страшно, а «да» стало бы ложью.

Последние дни мы с Яном практически не расстаёмся, но проблема не в этом. Она во мне. В том, что мне нужно чувствовать его рядом. Всегда. Знать, что мне не приснилось, что та ночь действительно была. И то утро. И следующий день. И…

Страшно.

До ужаса пугает сам факт, что в этом мужчине я могу раствориться. Снова. И по всему выходит, что семь лет назад мне крупно повезло – три дня коматоза ничто в сравнении тем, чем всё могло бы закончиться сейчас. Могло бы, но… Я не могу не верить ему, когда вижу, что и Яну мало. Меня мало.

Каждый жест, каждый взгляд, каждое движение…

И вчерашнее собрание рабочей группы по «Альдебарану» не стало исключением. Хотя бы потому, что Ян отказался отпускать мою руку, а я не захотела настаивать.

Не. Захотела.

Зато хотела, чтобы он стоял рядом, положив ладонь мне на талию, пока я предлагала поменять расположение стеллажей в читальном зале. И показывала свои дилетантские чертежи. И объясняла, что так высвободится не меньше десяти метров свободного пространства. И махала руками, всё время встречи чувствуя Яна у себя за спиной.

Молчаливого и улыбающегося.

Счастлива ли я?

– Нет, в этот раз нет. – Одна долька уже превратилась в пюре, отдавая эту честь следующей.

– Тогда что не так? – вздыхает Кир.

– В смысле? – Я всё же поднимаю на него рассеянный взгляд.

– Знаешь, как ты выглядишь? – В ответ на приподнятую бровь, он хмыкает. – Прекрасно, но сейчас не об этом. Ты сомневаешься, – качает Кир головой. – Сначала улыбаешься так, что все мужики в зале сворачивают головы, просто не могут не свернуть, а через секунду мрачнеешь. И грозовые тучи по сравнению с тобой – весёлые подружки радуги.

Всё так плохо? Вполне возможно, только Олеся уехала и ей временно не до меня, зато Кир может понять даже то, что я не захочу договаривать. Проверено.

– Ты просто не знаешь… – усмехнувшись, я отставляю в сторону бокал. – Всё это время я билась, выгрызала возможность стать такой, какая я есть. Не зависеть ни от кого, рассчитывать только на себя. Не притворяться и не подстраиваться. Не делать того, чего не хочу. Вот только… представь, какого это в один миг осознать, что все мои достижения воплотились не благодаря, а вопреки. Вопреки его последним словам, назло. Лишь бы доказать, что это не я истеричка, а он идиот.

– И? – Мой монолог оказывается настолько не впечатляющим, что Кир делает ещё глоток чая.

– Ты серьёзно?!

– Абсолютно. Пойми уже, Алис, – он подаётся вперёд, – все эти причины-следствия могут катиться к чёртовой матери. По факту важно лишь то, можешь ты без него или нет! И всё вот это «не могу» и «нельзя» – оправдание для трусов, потому что безвыходных ситуаций не бывает.

– А как бывает? – Сложный разговор, неприятный, вот только глаза то и дело соскальзывают на невозмутимый огонёк, которого нет.

– Как бывает? – эхом отзывается Кир. – До кретинизма просто. Хочешь угадаю, что тебя нервирует больше всего? – В нём превосходство, но какое-то мрачное. – Твоя мифическая свобода, которой ты так дорожишь. И я тебя понимаю, в моём прошлом все это уже было, только с головой у меня было похуже. И подсказать оказалось некому.

– Это другое. – Вибрация, светящийся экран и всего лишь реклама очередного магазина.

– Тоже самое, – добивает он. – Посмотри – я свободен. Раз и навсегда свободен от единственной женщины, которую любил. Свободен от воспитания сына. Свободен от обязательств. Вот только знаешь, лучше сдохнуть, чем иметь такую свободу.

Атмосфера за столом воцаряется такая, что, направившийся было к нам, официант меняет курс.

– Ты боишься, – вздыхает Кир и накрывает мою, сжатую в кулак, ладонь, – и это нормально. В твоих условиях нормально, но, Алис… Может, я всё-таки старею и выживаю из ума, однако мне хочется видеть тебя счастливой. Как сегодня, а не как несколько месяцев назад.

– А если не получится? – я опускаю глаза на наши руки.

– То я всегда рядом и навечно свободен, – насмешливо хмыкает Кир. – Помнится, одно время ты собиралась за меня замуж, если не срастётся до тридцати…

– За тебя замуж? – улыбаясь, я качаю головой. И поднимаю взгляд. – Прости, но свою кандидатуру с этих торгов я снимаю.

– За кого тогда?

А, действительно, за кого?..

Сегодня прохладно, но мне хочется прогуляться, поэтому Кир высаживает меня за несколько кварталов от «Саркани». Как раз столько, чтобы проветрить голову, но не успеть замёрзнуть.

Ещё только октябрь, а большая часть листьев уже лежит под ногами, и их сухой шелест напоминает о детстве. Мама любила гулять. Хмыкнув, я поддеваю носком сапога огромный жёлто-коричневый лист. Она много чего любила. Возможно и нас, но её приоритетом мы так и не стали. А что люблю я?

Себя.

Логичный ответ той, кто всю жизнь считала себя эгоисткой. Собственно, всё ещё считаю, и никто не сможет убедить меня, что это плохо. Совсем нет, вот только… Во мне снова просыпается что-то, что раньше заставляло дарить родителям самодельные открытки на дни рождения, а каждый год в день их годовщины готовить завтрак. Сначала, по малости лет, криво-бутербродный, после – более серьёзный и временами даже изысканный.

Как давно это было.

Уже не скрываясь, я смещаюсь к краю тротуара – туда, где листьев больше всего. И, засунув руки в карманы, задумчиво смотрю, как они волнами расходятся от каждого моего шага.

Именно это волнующее что-то вчера заставило меня встать раньше и заварить настоящий чёрный чай. С мятой и лимоном, как любит Ян. И оно же ликовало, когда он спустился и смерил меня таким взглядом, что мне всё ещё трудно понять смутилась я или обрадовалась. Но эксперимент решила повторить. Как-нибудь.

Лёгкая вибрация заставляет задержать дыхание и достать из кармана телефон, но нет. Всего лишь мои галлюцинации, помноженные на его странное молчание. Странное, потому в мою жизнь словно вернулась первая подростковая влюблённость, когда бессонница, дурацкие сердечки на тетрадных полях, беспричинная улыбка и вздохи.

Вздохнув, я весело фыркаю от схожести реальности и собственных мыслей.

В этот раз к вибрации добавляется стандартная ненавязчивая мелодия.

– Да, пап. – От одной только мысли, что ему можно позвонить и поговорить или вовсе приехать в любой момент, в груди разрастается искрящийся счастьем шар.

– Привет, дорогая, не отвлекаю? – И голос почти такой, как раньше – сильный, уверенный, с тонким оттенком насмешки.

– Нет, я иду на работу. – Шелест листьев разом забывается, ведь у меня есть то, что стопроцентно возвращает в детство. Мой отец.

– Лиссет, только не говори, что начала нормально обедать?! – показательно ахает он. – Уже третий день, как в обед ты на обеде!

– Ещё скажи, что октябрь стал холодным именно из-за этого! – весело хмыкаю я в трубку.

– Ладно, холодным, такими темпами завтра снег пойдёт, – весомо отзывается отец и переходит к делу: – Заедешь сегодня?

– А разве вы с Михаилом Германовичем не собирались к нему на дачу?

– Тома с Ваней решили отдохнуть и оставили им с Амирой внуков, так что дача отменилась, – без особого сожаления сообщает он.

– Тогда заеду, но не обещаю, что надолго, – остановившись в шаге от дверей, я смотрю на подозрительно пустынную парковку.

Куда делся хэтчбек Карежина? Или он всё-таки поехал на Малышева? Зря, с недостачей на складе Аня справилась бы и сама.

– Во сколько тебя ждать?

– Часов в шесть, вряд ли раньше. – Ощущение очередных неприятностей появляется внезапно и только усиливается, когда на обеих дверях оказываются таблички с надписью «Технологический перерыв». – Пап, у меня дела, давай я перезвоню?

– Да ладно, иди работай, – фыркает он. – Увидимся вечером.

– Хорошо, – рассеянным движением я возвращаю сотовый в карман.

Какой ещё, к чёртовой матери, технологический перерыв?! Или поэтому на стоянке нет Жениной машины? Электросетевая снова намудрила со счетами и записала нас в должники?

– Эй! – открыв дверь своим ключом, я попадаю в сумрачное книжное царство. Взгляд на сигнализацию только подтверждает первоначальные выводы – не горят ни блок при входе, ни красные огоньки установленных в зале камер. – Катя? Ань, вы здесь?

Нет, остаться без электричества неприятно, но не настолько, чтобы Женя взял и распустил всю смену. А если бы я забыла ключи в кабинете? И они хоть предупредили доставку?

Света из огромных окон хватает, чтобы не запинаться, но маловато, чтобы продолжать работу в обычном режиме. Вздохнув, я бросаю сумку на прилавок, пальто летит туда же – до кабинета всё равно не дойти, на той лестнице я быстрее ноги сломаю. Или шею, что ещё веселее.

Сознание временно отодвигает на задний план всё личное, заставляя меня набрать Женин номер. Гудки есть, но абонент не абонент. Может и правда уехал к электрикам? В прошлый раз нам потребовались помощь банка, четыре часа времени и тонна нервов. Хочется верить, что сейчас всё окажется проще, учитывая, что меня в городской МРСК должны были запомнить.

Взгляд ещё раз проходится по стеллажам и прилавкам. Да куда все делись? Меня не было час, а это слишком мало, чтобы успеть всех отпустить. Да и не настолько я тихая, чтобы они не услышали собственное начальство.

Мысль проверить второй зал приходит внезапно и, по диагонали пересекая магазин, взгляд ловит какой-то отблеск. Радуясь догадке, я смотрю под ноги, помня о невысокой ступеньке. И замираю, подняв глаза.

– Только не говори, что ты и с электросетевой договорился!

Глава 46

– Нет, с ними точно нет.

Ян в нескольких шагах от меня, расслабленно присевший на край стола. Рядом с ним поднос, на котором стоят три свечи, и кромешная темнота в остальной части арендного зала.

– Давно ждёшь? – Сложно одновременно смотреть на него и помнить, что где-то здесь стоял мобильный прилавок, который мы постоянно двигаем с места на место.

– Минут двадцать. – Ян протягивает мне руку и, притянув к себе, легко обнимает.

– А зачем? – И надо бы спросить, где все и что случилось, но, заворожённой его взглядом, мне разом и на всё становится наплевать. Разберусь. Потом.

– Потому что люблю? – с улыбкой переспрашивает он.

– Меня?

– Странные вопросы ты задаёшь, девочка моя, – хмыкнув, Ян выпрямляется, и объятие становится крепче. – А есть варианты?

– Не знаю, – вздох получается действительно тяжёлым, и он аккуратно приподнимает моё лицо за подбородок.

– Что не так?

– Разве таких, как я любят? – С улыбкой, но ни разу не весело спрашиваю я.

– Каких таких? – Его взгляд осязаемой лаской касается моего лба, скул, щёк и возвращается к глазам.

– Злых, эгоистичных и требовательных. – Смотреть на ворот его рубашки оказывается гораздо проще, чем в глаза.

– Я люблю, – просто отзывается Ян, и в этой простоте гораздо больше искренности, чем во всех, слышанных мной до этого, признаниях. – И ты можешь злиться, огрызаться и отбрыкиваться сколько угодно – не изменится ровным счётом ничего. Алис, – лёгкий поцелуй касается скулы, и я поднимаю глаза, – ты станешь моей женой?

Паника. Та самая, которая путает мысли, скручивает нервы и трясёт руки.

– Женой? – хриплым, откровенно сипящим голосом переспрашиваю я.

– Женой, – с улыбкой повторяет он запретное слово и, чуть отклонившись назад, достаёт угольно-чёрную квадратную коробку с замысловатым золотым вензелем.

Глухой щелчок. Кольцо. Хотя это – слишком простое слово для того, что предстаёт моим глазам. Широкий золотой обод действительно широкий, но не в этом суть – на всей его поверхности искусно расположен дракон. Самый настоящий дракон! И я не могу оторвать глаз от чешуйчатого тела, наполовину вросшего внутрь, от раскрывающихся крыльев и усыпанных сверкающей крошкой перепонок. От идеальной морды, настолько маленькой, что у меня не получается даже просто представить кто мог такое сделать.

И при всём при этом на руке это чудо ювелирного искусства вряд ли будет выглядеть вульгарно. Не тогда, когда его дарит именно Ян.

– Соглашайся и оно станет твоим, – искушающий шёпот на ухо заставляет вскинуться.

– По-твоему это аргумент? – Как бы возмущение, да, но именно после его слов желание примерить кольцо становится практически нестерпимым.

– Не хуже любого другого, – улыбнувшись, Ян достаёт его из коробки. – Ты же понимаешь, что второго такого не существует?

– То есть ты предлагаешь выйти за тебя только из-за кольца? – с трудом сдерживаясь от желания спрятать загребущие руки за спину, поднимаю я взгляд.

Да, счастливый. Да, сияющий. В котором сейчас не одно – все десять тысяч «да», но сдаваться так просто?..

Может, я бы и сдалась, если бы Ян стоял передо мной нервный и напряжённо ожидающий ответа, но об этом говорить не приходится. Потому что он точно знает мои реакции на все свои вопросы. Знает, каким станет мой положительный ответ. И знает, что мне важно дать его самой.

Даже если перед этим Яну придётся ответить на миллион моих вопросов.

– Потому что ты меня любишь, но это ведь слишком просто, да, девочка моя? – Поднявшись на ноги, Ян не опускается на колено, но отстраняется, держа мою правую ладонь в своих. – Тогда я попрошу по-другому…

Темнота и зажжённые свечи только придают атмосферности происходящему. Сколько раз я видела, как здесь делают предложение? Дважды? Трижды? Всегда с цветами, шариками, кучей выпрыгивающих из тёмного угла друзей и шумными поздравлениями. И всё это в тот миг, когда больше всего на свете хочется остаться наедине с тем, кому ты вручаешь свою жизнь.

И я улыбалась, дарила памятные подарки от «Саркани», поздравляла и хлопала, где-то в глубине души желая совсем другого. Того, что происходило здесь и сейчас.

Моё замершее дыхание, неверие и остановившееся сердце в ответ на его, впервые настолько серьёзный, взгляд.

– Покупая дом, я всегда видел в нём только тебя, но ни одной мечте так и не удалось превзойти реальность. И я больше не отпущу тебя, Алис. Единственную, любимую и только мою девочку! – Моя свободная рука хватается за горло, а глаза широко распахиваются. – Я знаю, что ты боишься, что не веришь, поэтому не прошу стать моей женой… – В смысле не просит?! Вскинувшееся возмущение перекрывает даже шок. – Я попрошу о другом – гораздо более важном и более страшном. – От его любящей улыбки останавливается даже время. – Я попрошу тебя стать моей свободой…

Эпилог

Хлопок двери. Шаги. Поцелуй в висок.

И мои леденеющие пальцы, на которые я натягиваю свитер в попытке согреть. Вот только нервы не греются.

– Привет, как ты?

Вместо слов я обнимаю Яна за талию, прижимаясь к горячему боку.

– Ты дрожишь, – отстранившись, он обеспокоенно вглядывается в мое лицо. – У тебя температура?

– Небольшая. – Моя улыбка его не успокаивает, и я преувеличенно бодро поднимаюсь с дивана. – Хочешь чая?

– Хочу, чтобы завтра ты вызвала врача, – обречённо покачав головой, Ян встаёт следом, садясь на барный стул.

– На тридцать семь и два? – Занять руки оказывается хорошей идеей и, когда ставлю перед ним огромную кружку с медведем, я почти спокойна.

– Надо было самому тебя свозить, – вздохнув, он делает первый глоток почти кипятка.

Сколько прошло времени с того вечера, когда он кормил меня тостами? Почти год. Перестала ли я ему удивляться? Если бы! Когда-то давно, почти в прошлой жизни, я переживала, что мне может стать скучно с любимым мужчиной. Теперь же я боюсь, что ему станет скучно со мной.

Хотя…

– Можем съездить, но не завтра, – прикусив нижнюю губу, я пытаюсь сдержать улыбку. – Недели через две, чтобы наверняка.