Стань моей свободой

– Но у меня нет экономического образования! – Раскрыть глаза шире уже, кажется, невозможно. – Я и библиотекой-то занялась только после долгих и мучительных сомнений!

– Алиса, твоя главная задача в том, чтобы быть в центре событий, а для этого не нужен диплом экономиста.

Чтоб его черти пожрали, этот центр событий!

– Иван Фёдорович, при всём уважении, но у меня и помимо «Альдебарана» есть дела, которые не получится отложить, – пытаюсь я воззвать к его разуму. – И мне далеко до вашей энергичности, а «Саркани» отнимает почти всё моё время и силы.

– Вы себя недооцениваете, – интригующе, словно по секрету, сообщает он. – Тем более, вам поможет Андрей, а я не знаю другого такого целеустремлённого и честного человека.

Я тоже думала, что не знаю.

– Иван Фёдорович…

– Я понимаю, какая это ответственность, – перебивает Сухоруков, – и вижу, что ты с ней справишься. Мне нужен «Альдебаран». – А вот и жёсткость, с которой и надо было начинать. – И для этого мне нужна ты. Подумай, Алиса, а я подумаю, чем тебя отблагодарить за эту услугу.

– Я не могу ничего вам обещать, – сдаюсь я, понимая, что из спора с ним здесь и сейчас не выйдет ничего хорошего. – Но подумать… Я подумаю.

– Вот и отлично! – хлопает в ладони он. – Попробуй, тут чудесные сладости!..

Хлопок двери раздаётся в тихой уже сумрачной квартире.

– Алис, ты дома?

Страшно. Больше всего пугает то, что к этому я могла бы привыкнуть. И приготовилась привыкать.

– Алиса? – Вспыхнувший в гостиной свет не режет глаза, потому как до полной темноты ещё далеко. Обеспокоенный Андрей гораздо ближе. – Ты в порядке?

Опустившись на корточки, он смотрит на меня снизу вверх, красивый, терпеливый… любимый? Да. Иначе сейчас не раздирало бы меня желание обо всём забыть и просто промолчать.

– Как всегда.

Как всегда истеричка. Потому что стоит Андрею оглянуться, и он заметит стекло на полу кухни. Сегодня у него заметно поубавилось посуды. Но он смотрит только на меня и от этого хочется кричать в голос.

– Ты очень красивая, – мягко улыбается он. Знаю, Ян, помнится, тоже оценил. – Сходим куда-нибудь поужинать?

– Я не хочу есть.

– А чего хочешь?

Опустить на твою голову стоящую недалеко вазу, но сегодня я хорошая девочка. Пытаюсь ей быть.

– Ты меня любишь? – Пусть в его глазах недоумение, это не мешает Андрею говорить:

– Больше жизни.

Вот только чьей? Больше моей жизни? Той, которую он хочет перестроить сообразно своим представлениям.

– Ты мне врёшь?

– Да. – Самое смешное то, что он даже не спрашивает, с чего меня всё это интересует. Доверие, но какое-то кривое. – Когда зову обедать, а везу к ювелиру. Когда говорю что на работе, а в это время покупаю тебе подарок. Когда делаю вид, что не ревную.

– Ты спал с Гараншиной? – Вопрос заставляет Андрея нахмуриться.

– Алис, ты серьёзно?..

Нет, шучу.

– Ты трахался со своей секретаршей?

– Боже упаси! – искренне открещивается он. В этот раз действительно искренне и на мгновение мне становится легче.

Нет, конкуренции я не боюсь, но это значило бы мгновенный и бесповоротный разрыв. И говорить дальше было бы не о чем.

– Тогда зачем ты приказал ей сдать меня налоговой?

Мой взгляд встречается с его и Андрей встаёт. Медленно оглядывается. Наступает на осколок бокала, кажется, винного. Мрачно оборачивается, изучая мои руки, но я не идиотка, чтобы раниться стеклом. Вот ранить других – да.

Отвернувшись, задумчиво изучая результат моей уборки, Андрей молчит. Молчу и я. Знаю, что даю ему время придумать миллион и ещё одно достоверное оправдание, но не могу с этим ничего поделать.

Сердце заходится как припадочное, а я дышу по счёту. Оправдайся! Скажи, что всё это ложь! Я готова поверить в неё, но не в то, что и ты меня предал!

Под ботинками Андрея трещит то, что не добилось моими стараниями. Обычно после улицы мы разуваемся, но сегодня особенный во всех отношениях день.

– Ты злишься. – Наконец, констатирует Андрей, оказываясь по другую сторону кухонного острова.

У нас даже планировки почти одинаковые.

– Нет. – Вся злость ушла на посуду, оставив мне сожаление, разочарование и боль.

– Ты не хочешь меня видеть? – он опирается о столешницу, не отводя от меня напряжённого взгляда.

– Я не понимаю, – я задумчиво качаю носком туфли. – Не понимаю, как можно быть такой лживой лицемерной сволочью. – Невесело хмыкнув, он устало трёт руками лицо.

– Алиса…

– Знаешь характеристику точнее? – Этим же носком отбросив особо крупный осколок тарелки, когда-то бывшей одной из моих любимых, я встаю и иду в спальню.

– Ты не ушла. – Андрей следует за мной и опирается плечом о косяк двери. – Это значит, что ты можешь остаться?

– Остаться?..

– Простить.

– А зачем? – Зло сбросив туфли, я иду к шкафу. Ближайший ко мне костюм летит на пол. – Мне надоело. Ты не отрицаешь, не оправдываешься, не делаешь ничего, чтобы объяснить! В Багдаде всё спокойно, да? Так получи своё спокойствие!

Второй, третий, четвёртый, его костюмы планируют на пол, а мне не хватает звона разбитого стекла. Без него никакого удовольствия.

– Что тебя не устраивало?! Как… – Стоит закончиться костюмам, и я отчаянно зарываюсь рукой в волосы. – Как, вообще, тебе в голову пришла эта кретинская мысль? Ты же… ты не такой!

– Как? – криво усмехнувшись, переспрашивает Андрей. – Я расскажу тебе как. – Он подходит вплотную, не боясь пресс-папье, лежащего на расстоянии вытянутой руки. Бросаюсь вещами я метко. – Только сначала доведу до бессильной ярости, чтобы ты не понимала что происходит. Не знала, что нужно сделать, чтобы любимая женщина хотя бы раз тебе просто доверилась. Чтобы пожаловалась. Чтобы призналась, что не справляется и попросила помочь!

– А! – издевательски взмахиваю руками я. – Так это ты меня сломать решил? Сделать из меня вечно жалующуюся принцессу, которая даже задницу себе подтереть не может?! Так это не по адресу, – цежу сквозь зубы. – Хоть весь город на меня натрави, я скорее сдохну, чем признаюсь в бессилии!

– Послушай себя! – удержав меня за плечи, рявкает Андрей. – Алиса! Я люблю тебя! Я жить без тебя не могу! Я сделаю для тебя всё, но что я снова слышу? – разжав руки, он отходит к окну. – Да, я виноват, с твоей колокольни так точно. Виноват, что надеялся однажды вечером ощутить твою голову у себя на плече. Что надеялся услышать о твоих проблемах от тебя, а не от твоего отца. Что надеялся доказать тебе собственную состоятельность как мужчины! Мужчины, а не просто регулярного и удобного любовника!

Невозможно. Такое ощущение, что я попала в дешёвую мелодраму, где все проблемы могли решиться в первой серии единственным откровенным разговором. Могли, но герои предпочли накручивать слона вокруг мухи.

– Ты идиот?! – без сил осев на кровать, я давлюсь нервным смехом. – Ты… Да я впервые в жизни призналась, что люблю кого-то, а ты всего лишь удобный любовник?! – С истерическим смешком я прячу лицо в ладонях. Но тут же отнимаю руки, глядя на повернувшегося ко мне Андрея снизу вверх. – Подожди, то есть машина это не помощь. Вот эта вся сантехника, электрика, подожди-подвези это не помощь. Вызов сушки опять же… Только не говори, что и квартиру затопил тоже ты? – сжав челюсти, Андрей молча смотрит на меня. Финиш. – Господи, да что со мной не так?! Почему именно мне так не везёт с мужиками?

Из всех самым нормальным оказался Кир и это пугает, потому что он тоже, прямо скажем, не образец. Разве что кобелиный, несмотря на свои сорок с гаком лет.

– Алис, – приблизившись, Андрей опускается передо мной на корточки, – я…

– Не трогай меня! – вскидываю я руки. – Я не хочу… – Тряхнув головой, я резко встаю и занимаю его место у окна. – Так всегда, у меня не бывает по-другому. Стоит мне расслабиться, перестать контролировать всё вокруг и случается какая-то хрень! И ладно бы я деньги теряла, но мой каждый раз как маленькая смерть. – Горько усмехнувшись, я провожу рукой по складкам задёрнутой гардины. – И я снова обещаю себе держаться, не привязываться, но эти грёбаные грабли меня преследуют!

– Прости меня! – Я слышу его шаги, но Андрею хватает ума не напирать. Он останавливается за моей спиной, повторяя движения моей руки, но не касаясь её. – Кричи, обзывай, хоть всю квартиру разбей, но прости! Я до последнего ждал, что ты позвонишь. – Шёпот с ощущением обречённости. – Что пожалуешься, попросишь помощи. Что после этого станешь…

– Какой? – жёстко усмехаюсь я, поворачиваясь. Сталкиваясь с ним нос к носу, проверяя прочность оставшихся в живых нервов. – Какой я стану? Ласковой? Нежной? Всепрощающей?

– Я не хотел тебя менять. Никогда не хотел. – А ведь я верю ему даже сейчас. – Надеялся только подтолкнуть, заставить довериться. Дать понять, что я справлюсь.

– Поздравляю, – криво улыбаюсь я, – ты справился. Счастлив?

– Буду, если ты поймёшь и…

Вот так просто взять и забыть сколько и каких проблем он мне наорганизовывал? Сделать вид, что ничего не было?

И кто из нас после этого рехнулся?

– Ты бы не узнала сама, – меняется Андрей, пытаясь высмотреть что-то в моём лице. – Кто тебе рассказал?

– То есть я ещё и идиотка, – заключаю я, отодвигаю его в сторону и быстро одеваюсь. – Хотя, в этом ты может и прав, умная бы сразу поняла, что что-то не так. Но ты птица такого полёта, что раскусить тебя не по зубам какой-то среднестатистической девчонке, решившей поиграть в бизнес.

– В мире нет женщины лучше тебя!

– Вот только давай без этой пошлости, – криво усмехнувшись, я оглядываюсь и надеваю кроссовки. – Ты пошёл ва-банк и проиграл, так какой теперь смысл в этой киношности…

– Куда ты? – безэмоционально интересуется Андрей, глядя, как я беру со стола телефон.

– Сначала домой, а потом посмотрим…

Глава 30

– Ты меня слышишь?

– Что?

– Ты меня слышишь? – на несколько тонов громче кричит Олеська.

– Местами. – Музыканты уходят за сцену, и звук в зале заметно сбавляет громкость. Как минимум басы перестают долбить по моим барабанным перепонкам. – Что ты сказала?

– Как ты? – Видеть в её взгляде сочувствие, замешанное на жалости, удовольствие ниже среднего, но это Олеся. Ей можно.

– Почти зашибись, – усмехаюсь я и допиваю третий по счёту коктейль. – Танцевать идём?

– Если ты дойдёшь до танцпола – очень может быть. – Фыркает она, последние полчаса нацеживая свою «Голубую лагуну». – Ты дойдёшь, моя несравненная Лиссет?

– А я теперь не твоя, общественная, – криво улыбаюсь я, понимая, что меня повело. Когда я последний раз накидывалась такими темпами? Кажется, даже до «Саркани». – Меня поимели кто только мог, а ведь веселье ещё в самом разгаре.

– Прекрати, – Олеся отодвигает от меня бокал. – Андрей… – Её вздох слышно даже за соседним столиком. – Он ведь не плюшевый волк, с которым ты спала до старших классов. У этого волчары когти и клыки такие, что лесные собратья позавидовали бы.

– И я.

– Что ты?

– И я завидую. Особенно тому, как легко он этими когтями разодрал моё светлое будущее. – Бокал снова в моих руках, жаль, что пустой. И я оглядываюсь, надеясь поймать официанта. – Сколько прошло? Два часа? Три? А вот здесь, – я стучу пальцем по виску, – всё ещё не укладывается, что он хотел как лучше. Лучше для кого?

– Для себя, – отвечает Олеська, когда понимает, что без этого я не продолжу.

– Хотя он молодец! – Наконец, на мой жадущий взгляд натыкается официант, и я делаю заказ. – Ты только представь, он сам себе создал все условия для того, чтобы достичь своих же целей.

– А сурдоперевод для блондинок будет? – фыркает она.

– Ты брюнетка, если что, – потянувшись, я легко тяну её за прядь длинных, до талии, иссиня-чёрных волос. – Чего он хотел? Чтобы я вся такая воздушная прибежала плакаться в широкое плечо. А значит, что?

Зря я так долго не пила. Не помню, когда последний раз мне было так хорошо, хотя… Нет, чтобы на полном серьёзе вспоминать о ночи с Яном мне нужно куда больше трёх коктейлей.

– Значит нужно создать такие условия, чтобы я сломалась, – покачав головой, я ставлю подбородок на лежащий на столе локоть. – Представляешь?! Я и сломалась!

– Может, домой? – улыбаясь, предлагает Олеся.

– Мы же только пришли, – расстроенно тяну я. – Идём лучше танцевать! – И, поднявшись, я за руку веду её в самый центр зала, глядя как возвращаются на место музыканты.

И мы танцуем, почти как раньше. До взрослых проблем и разочарований. До гордости и самостоятельности. До разбитых на осколки мечтаний.

Последнее особенно больно.

Потому что в каждом взрослом живёт свой ребёнок. У кого-то сытый и довольный, у кого-то игривый и неугомонный. Мой же бьётся в истерике почти круглосуточно. Привлекая внимание, пытаясь стать центром вселенной, но я – не он.

Я не потакаю его завываниям, не поддаюсь желанию устроить Андрею безобразную сцену со слезами и соплями. Вместо этого я еду на свою квартиру принимать работу «Синуса», которые сотворили чудо – действительно высушили все до единого метры, оставив напоминанием о потопе лишь следы на обоях. Вот только меня коробит от одной мысли, что кто-то, кому я доверяю, может запросто зайти и нагадить в доме, который я считала своей крепостью.

Поэтому я загоняю боль в клетку, ставлю её рядом со своим собственным маленьким истериком и одеваюсь.

Через сложное кружево чёрного боди видна обнажённая кожа. Чёрные же кожаные штаны обтягивают всё, что только можно обтянуть. А агрессивный макияж и шнурованные ботинки отлично завершают образ брошенки. Знаю, что так сейчас не носят, в моде оверсайз и всё вот это, но я переживу.

Только переживут ли те, кто меня сегодня увидит…

Одна мелодия сменяется другой, мужики вьются вокруг нас с Олеськой, но кого это волнует! Точно не меня и точно не сейчас, хотя Олеся то и дело стреляет глазами то в одного, то в другого.

И пропадает желание убивать, исчезает отчаяние. Притупляется противное нытьё в районе груди. Испаряются мысли о собственной то ли невезучести, то ли ущербности.

Только музыка.

Только я.

Где-то там оставляет меня Олеся. Она знает, что бесполезно звать и уговаривать.

И я снова одна.

Обидно? Горько? Я привыкла, ведь даже с кем-то всегда была в одиночестве. Виноваты ли бросившие родители или характер – не знаю. Да и какая разница.

Одинокая слеза всё же прорывается, оставляя влажный след на щеке. Не важно. Не пройдёт и минуты, как она высохнет, оставляя меня такой, какая я есть. Требовательной. Самостоятельной. Гордой. И никто не узнает, как в это самое мгновение хочется не плечо, надёжные руки. Которые обнимут и примут.

И широкие ладони, вторя моим желаниям, скользят по кружеву, по сути, белья. Ложатся на талию, обжигая не столько прикосновением, сколько моим осознанием. Подавшись назад, я прижимаюсь спиной к мужской груди и откидываю голову Яну на плечо.

– Ты бессмертный? – интересуюсь насмешливо, прикрыв глаза.

– Рисковый, – поправляет он в каком-то миллиметре от моих губ.

И я жду поцелуя. Действительно жду, но вместо этого чувствую, как Ян скользит губами по щеке, щекочет дыханием ухо. Как едва прикусывает мочку, заставляя не то, что мурашки побежать по телу, едва не выгнуться от удовольствия в его руках.

И вот интересно, может ли считаться местью измена, совершенная до предательства?

– И чем ты готов рискнуть?

Я разворачиваюсь, оказываясь с ним лицом к лицу.

Свет прожекторов скользит по моим ладоням, лежащим на его груди. По его лицу, прочитать которое сейчас я не в силах. Его руки всё ещё на моей талии и мы не слышим ни разошедшегося ди-джея, ни новой мелодии.

– Собой.

Звук врывается в сознание, на мгновение оглушив громкостью и вибрацией.

И песней.

I’ve seen the world,

Done it all, had my cake now.

Diamonds, brilliant, and Bel-Air now.

Hot summer nights mid July,

When you and I were forever wild.*

Нет, только не она.

Всё что угодно, но только не эта песня. Она же старинная!

Ян не даёт мне вырваться, прижимаясь ещё ближе.

– Чем тебе не нравится эта мелодия? – понимающе улыбаясь, он тёплым касанием проводит по моей руке, от локтя до запястье, заставляя обнять себя за шею.

– Она привела в мою жизнь тебя.

Will you still love me

When I’m no longer young and beautiful?

Will you still love me

When I got nothing but my aching soul?**

– Той ночью, кроме тебя, я не видел никого, – улыбающимся шёпотом признается Ян, касаясь щекой моей щеки. – Не мог думать и не смотреть не мог. Не устоял.

I know that you will.***

– Знал, что нельзя, – он ведёт носом от моего уха до виска. Глубоко вдыхает. – Видел, что ты не согласишься. Понимал, что всё равно сорвусь.

– Это было давно, – пытаюсь усмехнуться я, но не получается.

А всё эта чёртова песня! Она забирается под кожу, впрыскивает в кровь жгучий яд, заставляющий колотиться сердце и подрагивать ладони. Уговаривает, утешает, соблазняет. И уже кажется, что это не я – она гладит сильную шею. Она заворачивает меня в тягучие мотивы, как пауки глупую попавшуюся муху.

I’ve seen the world, lit it up as my stage now.

Channelling angels in, the new age now.****

– Ничего не изменилось. – Ян касается моей щеки, заставив поднять голову, и ловит взгляд. – Для меня ничего…

Will you still love me

When I’m no longer young and beautiful?

Will you still love me

When I got nothing but my aching soul?**

Я вся состою только из этих слов и его поцелуя. Мягкого, но уверенного. Лёгкого, но увлекающего на глубину. Такого, что во мне, появившись где-то в районе солнечного сплетения, разрастается что-то неизвестное. Бесцветное, беззвучное, но заставляющее меня заходиться паникой. Не зная, не понимая нужно ли бежать как можно дальше или остаться навсегда.

И что именно из этого делать уже поздно.

___

*Я повидала мир,

Добилась всего, заполучила свой кусочек счастья.

Алмазы, бриллианты и Бель-Эйр

Жаркие летние ночи в середине июля,

Когда мы оба бесконечно теряли над собой контроль.

**Будешь ли ты всё так же любить меня,

Когда я перестану быть юной и прекрасной?

Будешь ли ты любить меня,

Когда у меня не останется ничего, кроме истерзанной души?

***Я уверена, что ты всё ещё будешь.

****Я видела мир, разукрасила его огнями, как свою сцену.

Направляю ангелов, теперь наступила новая эра.

Глава 31

– Олесь, мне нужно уйти, – подсаживаюсь я к ней на диван. – Прости, что выдернула тебя!..

– Не рановато навстречу новым приключениям? – беззлобно хмыкает Олеся.

– А они не новые, – коротко улыбнувшись, я встаю, чтобы забрать сумку.

– Нет. – Качает головой она. – Нет, нет и нет. Ты не можешь говорить это всерьёз. – Олеся оглядывается, но закономерно никого не видит.

– Как видишь, могу, – пожав плечами, я собираюсь уйти, но она удерживает меня за руку.

– Лиссет, ты уверена, что не пожалеешь?

Если бы у меня была душа, Олеськин взгляд перевернул бы её с ног на голову, но… сейчас я предпочитаю оставаться бездушной. Так легче не чувствовать и не думать.

– Не уверена. Я позвоню завтра, спасибо тебе! – на мгновение коснувшись её лба своим, я иду на выход.

Олеся видела Яна дважды и вряд ли смогла бы узнать в толпе, но я всё равно отправила его за машиной. Куда он меня повезёт? Плевать. Что мы будем делать? Разберёмся по ходу. Как после этого я буду…

Ощутимый удар о чужое плечо заставляет возмущённо зашипеть.

– Осторожнее! – Забыв последнюю мысль, я морщусь.

– Вернулась к прежним увлечениям? – Насмешка тормозит меня, и я поднимаю глаза.

– Ты-то мне и нужен! – Заявляю Киру почти трезвая я и тяну за рукав, смещаясь левее.

– Радость моя, ты начинаешь меня пугать! – фыркает он, но послушно отходит в сторону.

– Давно пора. Видишь Олесю? – я рукой указываю нужное направление.

– Это та твоя подружка из ресторана? – Вот это я понимаю сканирующий взгляд! – Допустим, вижу и что?

– Займи её на вечер? Пожалуйста, – подумав, добавляю я. – Она мне помогла, а я её бросаю самым кретинским образом.

– Думаешь, одно волшебное слово тебя спасёт?

– Думаю, что меня спасёт твой интерес. – Улыбаясь, я задумчиво окидываю взглядом ближайших к нам мужчин. – С другой стороны, она и без меня может легко найти себе… компанию.

– Если только компанию самоубийц, – сверкает глазами Кир.

– Вот и прекрасно, заодно спасёшь половину клуба от внезапной смерти, – хлопнув его по плечу, я проскальзываю между чудом держащейся на ногах парочки и теряюсь в толпе.

– Куда мы едем? – интересуюсь я, когда вижу знак с перечеркнутым названием родного города.

– Тебе понравится, – улыбается Ян, перестраиваясь в левый ряд и заметно прибавляя скорость. – Когда я был маленьким, мы с родителями часто туда ездили.

– Почему перестали? – Не то чтобы я переживала за его семью, просто молчать не хотелось.

– Отец умер, – пожимает плечами Ян. – Мама осталась одна, и стало не до поездок. Я и видел-то её не часто, суточная работа отнимала у неё большую часть времени и сил. Хорошо хоть я был в том возрасте, когда мог делать сам практически всё.

– Извини. – Его невозмутимость, конечно, сбавляет уровень драмы, но не настолько, чтобы я не понимала какого это. – А кем она работала?

– Мама? – с улыбкой переспрашивает он. – Она была медицинской сестрой в одной из городских больниц. Брала лишние смены и работала через сутки лишь бы меня вырастить.

– А сейчас?

– Мне понадобилось три года, чтобы убедить её бросить работу, – хмыкает Ян и включает поворотник. Характерные щелчки сопровождают наш съезд с трассы. – Сейчас она живёт за городом и с большим удовольствием меряется с соседками размерами моркови.

Мои родители живы, но я всё равно, что сирота. До инсульта отец работал большую часть времени, а его нотации и насмешки мало походили на задушевные разговоры, а мать и вовсе последние одиннадцать лет зажигает где-то у берегов Бразилии.

– И всё-таки, куда ты меня везёшь? – Делиться собственной историей мне не хочется, да и какой смысл.

– На пикник. – Ещё поворот и джип Яна съезжает на лесную дорогу.– Ты же просила тебя удивить.

– Ночным пикником? – Выразительно глядя на полную Луну, фыркаю я. – Или озверевшими комарами?

– Видами, – не смущается он, – и возможностью искупаться.

– Думаешь, вода уже успела прогреться?

– Думаешь, со мной ты замёрзнешь? – Более чем красноречивой ответ на незаданный вопрос.

И, окончательно плюнув на последствия, я отстёгиваюсь, подгибаю под себя ноги и берусь за рассматривание его профиля.

– Интересно? – улыбается Ян, ловко лавируя между лесными корягами, ямами и кочками.

– Этой родинки не было,– протянув руку, я касаюсь его шеи. – И этих двух. – Мой ноготь очерчивает местечко за правым ухом, а мозг ликует, требуя ещё. Неудивительно, учитывая, что от моих прикосновений на держащих руль руках появились мурашки. – А это было.

Кончик татуировки выглядывает из-под ворота рубашки, и я привстаю на сидении, чтобы убедиться в том, что змей ещё на месте. Под аккомпанемент скрипа сжатых челюстей, я расстёгиваю ещё одну пуговицу его рубашки и отгибаю ворот. Машина заметно сбавляет ход и теперь мне не навернуться, даже если очень захочется.

Жаль, так плохо видно – яростный и напряжённый, змей большей частью расположен между лопатками, хвостом захватывая основание шеи и совсем немного правое плечо.

– И кто кого удивляет? – хмыкает Ян и плавно останавливается. – Приехали.

С живым интересом, словно это не меня сегодня в очередной раз предали, я обуваюсь и собираюсь спрыгнуть, но Ян, обхватив за талию, сам ставит меня на землю. Правда, отходить не спешит.

– Сухоруков хочет сделать меня своим доверенным лицом. – Не знаю, зачем я это сказала. Может, потому, что мы одни в ночном лесу, а со всех сторон окружают вековые ели. И уже никто не сможет нам помешать. – Так что тихо прикопать меня под кустом не получится.

– Я учту. – Не отрывая взгляда от моих глаз, Ян медленно привлекает меня ближе.

– Этим ты меня точно не удивишь, – иронично хмыкаю я, маскируя пустившийся вскачь пульс.

После нашей встречи на танцполе с каждым разом это получается всё лучше и есть вероятность, что работать с ним я всё-таки смогу. Именно работать, а не уговаривать себя не пялиться на руки, открытые закатанными рукавами рубашки.

– А этим? – развернув меня, Ян встаёт за моей спиной.

И меня оглушает, в этот раз видом, а не его присутствием, потому что такого я не видела даже на заставках компьютера.

Лес. Берег. Вода. Ничего необычного, если не считать Луны, освещающий всё это великолепие каким-то своим, нечеловеческим светом. И даже иголки на елях становятся участниками действа, кажется, немного отсвечивающие серебристым светом.