
Полная версия
Три истории. Повести
– Молчун, сделаешь это дело сегодня. Если потребуется, возьмешь в помощь пацанов.
– Сам управлюсь, – басом отозвался парень и тихо вышел из комнаты.
К сожалению Зори, все пошло совсем не так, как предполагалось, поскольку уже в четверг, ее, как назло, обнаружили – соседка, будь она неладна, помогла. «Суют свой нос эти старые пердуньи во все дырки, и на тебе. Три неполных дня всего прошло. От шефа еще никаких новых сигналов не поступало. Значит, пока все путем, будем надеяться на лучшее – авось пронесет…». Это немного успокоило его и вселило маленькую надежду на удачное завершение грязной операции.
Глава шестая
Вскрытие началось в пятницу, в девять часов утра и закончилось в половине одиннадцатого. Сразу доклад о результатах начальнику Бюро. Да, против природы не попрешь, делает свое дело потихоньку. В комнате было достаточно тепло, на момент осмотра места происшествия 25 градусов по Цельсию. Гнилостные изменения, хоть и не далеко зашедшие, но изрядно попортили внешний вид трупа, особенно кожные покровы и мягкие ткани. Ничего тревожного, как заявил Задонский, обнаружено не было. Изменения в области сердца и сосудов давали основания говорить о ненасильственной причине смерти, вероятнее всего, от заболевания сердца. Венечные артерии значительно поражены болезненным процессом. Аналогичные процессы коснулись и аорты. В самой мышце сердца выявлены давно зашедшие склеротические процессы, которые в значительной мере нарушили его функцию. Нет сомнений – картина ишемической болезни сердца с развитием острой сердечной недостаточности. Судя по содержимому желудка, пищу принимала гражданка Осмоловская за 1,5–2 часа до наступления смерти. Изъял необходимый материал для дополнительных исследований по указанию шефа, хотя пытался доказать нецелесообразность этого за счет гнилостных изменений. По телефону информировал и начальника РОВД, подробнейшим образом и доходчивыми терминами рассказал о результатах: да, сердце. Потом добавил, что вопрос надо решить с захоронением сегодняшней клиентки как можно быстрее. Она одинокая, родственников нет. Придется через ритуальные услуги все проделась.
– Вы бумажку нам дадите о разрешении на погребение? – поинтересовался Задонский.
– Давайте немного повременим, Вениамин Валентинович. Насколько я помню, у вас в Бюро имеется еще одна дополнительная морозильная камера для хранения неопознанных и невостребованных тел. Пусть пока там побудет. Мало ли какая дополнительная информация появится.
– Хорошо, я дам распоряжение санитарам, – на том и порешили.
Некоторое время Задонский сидел и молча, задумавшись, держа трубку городского телефона в руке, подперев ею подбородок. Потом опустил ее на рычажки телефона. «Однако вот какие пироги получаются», – тихо сказал сам себе.
Этим случаем работа Вениамина Валентиновича на сегодня закончилась, поскольку работал он на полставки, хватит для его 57 лет. Из секционной пошел в кабинет экспертов заполнить соответствующие медицинские документы. В частности, отпечатать предварительную справку о причине смерти Осмоловской и ненасильственном ее характере.
Позвонил жене, сказал, что работа на сегодня завершена и он приедет на обед вовремя. Жена встретила его прямо у порога; уставший и задумчивый вид супруга смутил ее. Лицо осунувшееся, бледное, постаревшее сразу.
– Что с тобой, Веня? Ты не болен? Или на работе что не так, – спросила она. – Вид у тебя, прямо скажем, не ахти какой. Давай раздевайся, мой руки и за стол. Твой любимый рассольник и котлеты ждут не дождутся быть съеденными.
– Просто устал. И вообще, трудно работать с дураками и серьезные вещи планировать вместе с ними. Жизнь убеждает меня в этом.
– Ты о чем это, хороший мой? – уже с волнением в голосе спросила его жена.
– Так, просто мысли вслух. Не обращай внимания. Как хорошо, что у меня есть ты – большая умница, с вагоном терпения, мой единственный надежный человек. Вообще, спасибо тебе за то, что ты всю жизнь была рядом, даже в самые трудные, казалось бы, совсем безнадежные минуты. И прости меня, если временами причинял тебе боль – характер у меня еще тот! Ладно, пойдем на кухню, особого зверского аппетита я сегодня не нагулял, но твои кулинарные изыски съем с удовольствием!
– Странный ты какой-то… Как бы прощаешься и просишь прощения, не приведи Господь! Что произошло? Но не хочешь – не говори. Пока. Потом обязательно расскажешь. Ладно, давай за стол, – и хозяйка потянулась за тарелками и чашками, стоящими близ обеденного стола.
– Пока не произошло, но чувствую, все идет к этому. Как же так могло выйти? Неужели дал маху и прокололся на какой-то мелочи? Я – точно нет. Неужели из-за этой мрази Зори и его безмозглой головы все полетит в тартарары? – про себя думал Задонский. – Рухнет четко выстроенная система, создавал и отлаживал которую не один год. И никто даже не догадывался, что он, скромный и тихий, интеллигентного вида врач, и есть тот самый Док – Профессор, великий и ужасный. Прямо, как в сказке! А если возьмут? Нет, бежать и скрываться он не будет; годы не те. Примет это стойко и спокойно.
Пообедав, Вениамин Валентинович поблагодарил жену за вкуснятину и, поцеловав ее в щечку, пошел немного отдохнуть на диване. А мысли все не отпускали его: «Придумать, надо срочно придумать причину для скорейшего захоронения бедолаги Эльзы. И концов больше нет. Все убедительно им напел, не подкопаешься. Мне верят, как самим себе. Следаки и опера без претензий: нет криминала – нет и хлопотной для них работы. Единственный, кто может не успокоиться и терзаться сомнениями – это Воронов. С ним сложно и очень. Этот вполне может и эксгумацию затеять. Господь милосердный, не доходить же мне до крайности… Это уже слишком!»
А между тем полковник Воронов после сообщения эксперта о результатах вскрытия Осмоловской действительно не находил себе места. Расхаживал по кабинету от двери к столу и обратно, вид задумчивый и озабоченный. «Что-то не срастается во всем этом деле. Что не так? На сердце Эльза Яновна не жаловалась, в поликлинику не обращалась. На больничном находилась – так это все банальная простуда. Да и работала где? В терапии. Уж там без проблем и всяких очередей ее бы проконсультировали и полечили. А напротив располагается кардиология… Тоже все рядышком. Никаких оснований беспокоится за свое здоровье. И вдруг – на тебе, смерть от заболевания сердца. Да еще и признаки столь выраженных болезненных изменений, а жалоб на здоровье никаких… Нет, не все тут ясно. Правильно дал указание пока не выдавать тело для захоронения. Что-то мог не заметить эксперт? Сомневаюсь, с таким опытом работы, как у Задонского, это можно сразу исключить. Или не захотел заметить? Эй, куда это меня понесло… А почему это не может быть умыслом, а? Господи, ну и мысли у меня пошли-поехали. Вениамин Валентинович – и умысел! Смешно. Или не очень? И все же… Дам я задание ребятам порыться в прошлом уважаемого нашего доктора. Чем черт не шутит!? Который раз повторяю себе – ох, какая все-таки непредсказуемая штука жизнь!»
Вызвал к себе в кабинет своего заместителя, переговорил с ним, посоветовался и дал указание на проверку личности Задонского. «Откуда он у нас? – задавал вопрос Воронов себе и помощникам. – Где родился, где крестился? Что заканчивал? и т. д. Эксперт. Доктор. Док. Профессор. Много знает. Неужели он? Но почему именно он, какие основания вот так, с бухты-барахты, подозревать уважаемого человека!? Даже ладони рук вспотели – что-то я так разнервничался… Невероятно, но в нашей практике уже однажды подобное случалось. А он… Сколько лет с нами работает, рука об руку, по роду своей профессии достаточно информирован о делах наших, о конкретных случаях тем паче».
– Андрей, зайди ко мне, – по внутреннему телефону Воронов позвонил Прохорову.
Через пару минут тот вошел в кабинет начальника.
– Поезжай в ЦГБ, найди заведующую терапией и задай ей один-единственный вопрос: жаловалась ли Эльза Яновна Осмоловская на свое здоровье, а именно, на больное сердце? Это очень важно и выяснить нужно срочно. Жду от тебя звонка прямо из больницы. Вперед!
Андрей с улыбкой отметил про себя: «Ну, вот и повод встретиться с Ириной. А то обещал позвонить и исчез с поля зрения. Хотя, вспоминала ли она его? А то возомнил о себе невесть что и должен был непременно запасть ей в душу?»
Добрался быстро, на такси. Уже знакомым маршрутом прямо в терапию. Спросил – на месте ли заведующая? Ему ответили – да, у себя в кабинете. Постучав в дверь и услышав заветное "Да, войдите", Прохоров с улыбкой на лице уверенно шагнул в кабинет. Ирина Борисовна сидела за своим рабочим столом, перед ней возвышалась гора из историй болезней, в одну из них она что-то записывала. Подняв глаза, увидела вошедшего Андрея.
– А, вот и Вы! Как дела на поприще борьбы с преступным элементом? Я подумала, что, по всей видимости, интерес к нашему отделению полностью утрачен и мне уже никогда не придется лицезреть и слышать Вас, – сказано это было в шутливом тоне, но с серьезным лицом.
– Здравствуйте, уважаемая Ирина Борисовна. Рад видеть Вас. Точнее, я очень хотел увидеться с Вами снова! С понедельника случилось очень много событий, весьма печальных. Начну вот с чего. Скажите, работавшая здесь в отделении санитаркой Осмоловская Эльза Яновна, когда-нибудь жаловалась на свое здоровье? Сердце не беспокоило?
– Нет, такого не было. Чувствовала себя хорошо, работу выполняла очень добросовестно. Днями приболела немного, но это всего лишь простуда. Сейчас на «больничном». Да, вот еще что. Около двух недель назад был плановый медосмотр сотрудников, никаких серьезных проблем со здоровьем у нее не нашлось. Так, незначительные изменения, соответствующие возрасту. ЭКГ тоже тревог не вызывала. А что такое? Почему Вы сказали работавшая? Что, решила увольняться?
– Да нет, хуже. Вчера была обнаружена мертвой у себя дома, лежа на диване. Вскрытие показало, что смерть не носит насильственный характер и имеет признаки скоропостижной, т. е. от заболевания сердца. Но у нас появились большие сомнения на этот счет, вот и бегаем, проверяем, уточняем.
– Боже мой, ужас какой! Даже не знаю, что и сказать Вам. Одинокая, замкнутая, странноватая, немногословная. Работала обычной санитаркой, полы мыла и все такое прочее, но скрывалась у нее там, в душе, интеллигентность, культура, образованность, что ли. Вы понимаете меня? Проблем у нас с ней не было никаких. К алкоголю практически равнодушна. Да, сидевшая, но это все в прошлом, она и не скрывала, Даже дважды была судима. Жаль ее очень, несомненно.
– Да, женщина она была, безусловно, очень умная, умела располагать к себе людей, пользовалась их доверием, владела даром убеждения. Это я говорю о той Эльзе Яновне, дамы из прошлого. И преступную сферу выбрала себе соответствующую – мошенничество. Очень авторитетная и уважаемая персона была в соответствующих кругах! Если бы Вы ознакомились подробнее с ранней биографией Осмоловской, то вряд ли бы узнали в ней скромного директора чистоты. Хотя ее уже нет, но просьба: о нашем разговоре ни с кем не делиться.
– Сказать, что я просто потрясена ее кончиной – ничего не сказать.
– Еще раз спасибо за информация, даже не представляете, насколько она важна для нас.
Немного выждав, пока Ирина Борисовна придет в себя от услышанного, спросил: «А теперь можно мне задать Вам вопрос абсолютно не служебного характера?»
– Слушаю.
– Позвольте пригласить Вас поужинать в ресторан в предстоящую субботу.
– Вот прямо так, неожиданно, проявлен интерес к моей скромной персоне! Да на рабочем месте! Как говорится, сразу быка за рога! – Подумав немного и глядя прямо в глаза Андрею, Ирина, улыбнувшись, ответила: «А я вот возьму, да и не откажусь!»
– Спасибо. Тогда созвонимся и уточним детали.
– Хорошо. Буду ждать звонка. Удачи Вам!
Выйдя из кабинета Литовской, Прохоров по телефону доложил о результатах своей поездки.
Глава седьмая
– Чуяло мое сердце, что не все тут гладко и ясно. Неужели Задонский? Вот ведь как мир устроен: век живи, век учись и век же сомневайся, – с такими мыслями Воронов потянулся рукой к аппарату.
Позвонив оперативному дежурному, Воронов приказал пригласить к себе в кабинет своего заместителя, начальника уголовного розыска, всех свободных от заданий оперов. Он лично позвонил начальнику Областного Бюро и попросил срочно, отложив все дела, прибыть к нему для очень серьезного разговора.
– Владимир Семенович, Вы сделали запрос нашим коллегам на Урале? Что там интересного?
– Да, товарищ полковник. Срочный экспресс-запрос, вот результаты. Информация очень интересная. Задонский сам из тех краев, родился на Урале. Окончил Уральский медицинский институт. Удалось чудом выйти нашим коллегам на двух врачей, которые после распределения остались там работать. Это однокурсники Задонского. Так вот, интересующий нас товарищ во время учебы и после окончания некоторое время встречался с девушкой, студенткой фармацевтического института. К сожалению, как звали ее и где она сейчас – не знают.
– Все равно очень ценная информация. Вот ведь как все завертелось. Собранные материалы говорят о том, что наш уважаемый эксперт Задонский Вениамин Валентинович вполне может быть тем неведомым и неуловимым мастером маскировок по кличке Док-Профессор! Какие фортели жизнь иногда преподносит! Сейчас должен подъехать начальник областного Бюро, информируем его о новостях. Как хорошо, что не дали разрешение на захоронение тела Осмоловской. Оно пока находится на сохранении в морге. А то эти заморочки с эксгумацией… Не люблю эту процедуру. Вывод напрашивается сам собой: материал передаем в Следственный Комитет. Это теперь их история, их подследственность. Они пусть выносят постановление о назначении повторной «комиссионки» по факту смерти гражданки Осмоловской Эльзы Яновны. Работать будут, скорее всего, независимые эксперты из соседней области. Знать о нашем решении Задонский никоим образом не должен. Для него все продолжается, как есть. Исследование планируется начать поздно вечером, сегодня же.
Примерно через сорок минут прибыл начальник Бюро судебно-медицинской экспертизы. Ознакомившись с шокировавшей его информацией и дав заверение ни с кем с ней не делится, в состоянии полного смятении и растерянности убыл назад.
Дальнейшие события развивались весьма стремительно и драматично. Комиссия экспертов, тщательно проведя повторное исследование, нашла неоспоримые объективные доказательства насильственной природы смерти Осмоловской. Механическая асфиксия от сдавления шеи. Задушена. Немедленно об этом были проинформированы все заинтересованные должностные лица.
Задонского решено было брать немедленно, несмотря на позднее время, не дожидаясь утра. Ровно в пятнадцать минут двенадцатого ночи к дому Вениамина Валентиновича подъехал служебный полицейский УАЗик с группой захвата – не было уверенности в том, что он не владеет огнестрельным оружием. С группой приехал и полковник Воронов. Ничего взламывать не пришлось, после звонка в дверь открыл ее сам Задонский; одет в домашний длинный халат, на усталом бледном лице грустная улыбка.
– Вениамин Валентинович Задонский? – спросил его Воронов, строго глядя на хозяина дома.
– Да, он самый. Как все официально и протокольно, не правда ли, Николай Петрович? Знаете мою персону сколько лет, а спросить кто есть кто обязаны. Но это так, будем считать шуткой. Хотя какие шутки… А я ждал вас, не сегодня, так завтра. Мудрая штука – поговорки народные; как веревочке не вейся… Как видите, бежать и скрываться от Вашего зоркого ока не планировал.
– Вот, ознакомьтесь, пожалуйста: это ордер на Ваш арест. А это ордер на обыск. Сейчас подойдут понятые, и приступим, если нет возражений. Понимаем, время позднее, но все это необходимо сделать именно сейчас, не откладывая до утра. Хорошо?
– Возражений нет, валяйте. Дома я один, жена моя сегодня после обеда уехала к матери – она живет на нашей даче; это недалеко, километров двадцать пять будет. Вернется только завтра, ближе к вечеру. Если она вдруг вам понадобится – имейте это в виду. – Затем медленно и устало сел в кресло, откинулся на спинку, вначале руками облокотившись о боковины кресла, потом руки скрестил на груди. Немного помолчав, продолжил, глядя на Воронова. – Каких-либо оправданий от меня ожидать не надо, да я и не собираюсь каяться. Пожил хорошо, на всю катушку, вкусно, ярко, познал и любовь, и радость, и разочарования – не жалею ни о чем. Самое существенное и главное – познал власть над людьми! Весь городской криминалитет, да и не только – пожалуй, весь город, был у меня вот тут, – и он показал сжатую в кулак крепкую руку. – Понял так же, что продажнее чиновников людей не бывает. Это помогало и еще как! Создал и выпестовал своими руками такую организацию – гранит! И все у вас под носом. Ха-ха, вот так то! И все незаметно от Вас! Вам и не снилась такая организованность, сплоченность и боевитость моих ближайших помощников и простых пацанов. Но и такие, как я, тоже ошибаются, и ошибки эти роковые. За них приходиться платить. Если бы один придурок сделал все так, как было ему предписано – не вышли бы на меня. Никогда. Уверен. Попытался я исправить его глупость, естественно, понимая всю полноту риска этого предприятия – и… засветился, погорел! Вот это обидно. Вот такие пироги!
Николай Петрович, заложив руки за спину, неспешно прошагал по комнате, изредка бросая взгляд на сидевшего с безучастным видом Задонского. Комната чисто убрана, обставлена хорошей дорогой импортной мебелью, На стене висят книжные полки, буквально заваленные книгами. В большой мебельной горке, растянувшейся практически на всю длину стены, помимо посудного отдела с фужерами, рюмками, стаканами, графинами – еще один огромный шкаф, тоже с полками: на них тоже книги – книги… Литература в основном представлена художественными произведениями. Отдельный стеллаж заставлен специальными медицинскими справочниками, учебниками, методичками, пособиями. Основу составляет, конечно же, судебная медицина. Часть литературы новая, иные книги уже с изрядно потертыми обложками. «Да, квартира хорошая, обставлена со вкусом. А ковер какой – чистая шерсть, идешь по нему и шагов своих не слышишь. Хозяин явно читающий, да и хозяйка, видимо, тоже. Только вот глава семьи явно не той тематикой в литературе заинтересовался», – размышлял Воронов. Обратил внимание Воронов вот еще на что: нет той кричащей и яркой, бросающейся в глаза, безвкусицы и безликой роскоши, которую он не раз видел у граждан-товарищей из криминального сообщества, где кругом, куда ни кинь взор свой, увидишь золотые и бронзовые изделия антиквариата, а на стенах подлинники гениальных мастеров-художников прошлого. Здесь же нет даже намека на такую пошлость. Отойдя от книжных запасников, присел на диван напротив Задонского.
– Вот мне в голову какая мысль пришла, – проговорил Воронов. – Вы же врач по профессии, давали на выпуске из института «Клятву Гиппократа», в частности, должны руководствоваться знаменитым его наказом, данным своим коллегам – «Primum non nocere!». Вроде правильно я произнес знаменитую врачебную фразу? Если ошибся – поправьте меня. «Прежде всего не навреди». Или уже забыли? Конечно, по сути дела, Вы не лечащий врач и больными не занимаетесь и уж кому вредить то – пациентов тю-тю. Но пациенты, в переносном, конечно, смысле и в контексте сказанного выше – это проведенные Вами экспертизы и исследования. Может быть, и не совсем удачное сравнение и выглядит примитивно, но ведь это так! Есть здесь и обратная сторона медали: каждый раз, выполняя ту или иную конкретную работу, Вы давали подписку, что не будете отказываться от дачи заключения или уж тем более, давать заведомо ложное! Вдумайтесь только! А Вы? Вы, Вениамин Валентинович, предали саму профессию врача и уже совершили тем самым главное преступление! – сказано это было с явным раздражением и волнением в голосе.
– Кстати, а это первый случай, когда Вы выдали следствию откровенный фальсификат или это уже формат постоянной практики? Теперь нам предстоит провести громадную работу по изучению всей Вашей деятельности на этой должности, в контексте вышесказанного.
– Николай Петрович, верьте мне или нет, но это впервые, Был загнан в угол, иного выхода просто не видел, пришлось пойти на неимоверный риск, – устало и безразлично ответил Задонский. – Старался сделать все возможное и невозможное, чтобы спасти организацию. Не суждено… Дураков много, умных гораздо – гораздо меньше. И еще маленькая ремарка, – слабая улыбка на лице стала чуть ярче. – Даже такие зубры своей профессии, как Вы, не могут не знать, коль уж на то пошло; присягали мы не наставлениям Гиппократа, а давали клятву Советского врача! Во так! Даже тут, в святой обители эскулапов, без политики никуда! Древнейшую традицию осовременили в угоду политическим пристрастиям! И поскольку о человеческой честности и профессиональной порядочности и чистоплотности у нас с Вами зашел разговор, скажите мне, уважаемый Николай Петрович; все ли Ваши коллеги так уж чисты душой и сердцем и выполняют безупречно свой долг по охране простых граждан от нежелательного элемента!? Вот-вот! Так что чаще глядеть в зеркало и не пенять на него, если физиономия кривая! Поверьте, это не про Вас, ничего личного! В общем, хватит об этом. Устал я неимоверно. Работайте…
– Я и не планировал читать Вам мораль, гражданин Задонский, ибо человек Вы умный, образованный и все понимаете. Век живи, век учись принимать жизнь вот с такими поворотами. Все мог предположить, но такого развития событий – нет, навряд ли. – Воронов все это говорил, прямо в глаза арестованному; лицо спокойное, никаких эмоций. – И вот еще о чем не могу промолчать. Судя по всему, это именно Вы отдали распоряжение на устранение гражданки Осмоловской, просто больше некому было принять столь серьезное и ответственное решение. А ведь она, если на то пошло, совсем не чужой для Вас человек: знакомы были еще с молодых лет, столько связывало вас, и любовь, наверное, была. И так вот спокойно приговорить ее… Нет, Вениамин Валентинович, не человек Вы, ибо это не входит в рамки человеческого понимания. Вы, господин Задонский, просто бездушная машина и жизнь даже такого близкого человека для Вас просто пыль. Я помню, как вместе с нами проводили осмотр места происшествия – ни один мускул, ни одна складка на лице не дрогнула. Нет, повторюсь, не человек Вы, а машина для контроля и принятия даже вот таких решений. Распорядитель судеб людских! Безжалостный КУРАТОР! Вот такие пироги, Вениамин Валентинович!
Продолжая взирать на безмолвно сидящего Задонского, Воронов поинтересовался о произносимой им фразе.
– Это что, Ваша любимая поговорка? Вы часто ее употребляете. Кстати, ею, лет пять назад, обмолвился один Ваш хороший знакомый – Зоря, при разговоре с нашим осведомителем, но тот не придал этому значения. Так и не была оценена эта особенность лексикона неуловимого Дока, а она могла о многом рассказать.
– Все, хватит накачивать меня лекцией о совести, долге, человечности и прочей чепухе, учить жизни, граждане полицейские и ежи с вами подобные, – уже теряя самообладание и выдержку и повысив голос, раздраженно и резко отрезал Задонский. – Я же Вас, Николай Петрович, просил прекратить это. Вряд ли вы все поймете меня. Свою шкуру я спасать и не собирался – говорил же, пожил хорошо. Повторяю, мне мою организацию следовало спасать во что бы то ни стало, ибо столько сил отдано для ее создания, столько энергии, здоровья, если хотите. Теперь все это уже не важно. Все, на этом точка.
– Сами все нам покажите и расскажите или будем искать с особой тщательностью? – спросил Задонского следователь.
– Да, Вениамин Валентинович, я тоже советую все показать самому – зачем усложнять дело, – добавил Воронов.
– Конечно, сам. А то вы тут все перероете-перелопатите, с ног на голову поставите – убирать сутками придется. Вот только пойду переоденусь, халат сменю на брюки.
И он направился в спальную комнату. А через минуту оттуда раздался грохот выстрела, потянуло запахом горелого пороха. Вмиг в комнату вбежали Воронов и следователь. Задонский лежал на полу, на ковре, лицом вниз, из раны на голове справа, пульсируя, вытекала кровь, пачкая лицо и пропитывая лужицей ворс ковра. Ноги слегка подергивались в предсмертной агонии, но вскоре совсем затихли. Чуть в сторонке от тела, рядом с правой рукой, лежал пистолет системы «Вальтер». Из дульного среза ствола медленно наружу выходил сероватый дымок.
– Черт, как он нас надул своим переодеванием. Так спокойно и буднично попросился сменить одежду, что мы и сообразить ничего не успели. Вот лажанулись так лажанулись! Когда поумнеем, – негодовал Воронов. – Надо сообщить жене, для нее все это будет сильным ударом. Однако давайте продолжим. Начнем обыск, а сюда вызываем коллегу нашего фигуранта. Какая ирония судьбы – эксперта для эксперта!
Глава восьмая
Брать Зорю и других подельников Дока решено было этой же ночью. По агентурным данным, он с дружками обосновался в доме на окраине Дальнегорска. Группа захвата и еще два оперативных работника – среди них и Андрей Прохоров (он слезно упросил шефа участвовать в операции) – прибыли на место, окружили дом.