В объятиях самки богомола

Но одной чужой завистью ее не напитаешь, нет. Вот если бы с этим Никитой что-то вроде тайного романа замутить… От него так вкусно пахнет бензином и кожей, и хорошим дорогим парфюмом.

Днем позже она сама нашла его на стройфаке. Подошла к группе парней, окликнула требовательно:

– Никита!

Он глянул на нее удивленно, подошел, спросил осторожно:

– Мы знакомы, да? Извини, не помню твоего имени.

– Меня зовут Марта. И мы не знакомы. Но ведь это не проблема, правда? Будем считать, что с этой минуты знакомы.

– Что ж, давай будем считать… А можно узнать причину такого неожиданного знакомства?

– Да нет никакой особой причины. Просто я хочу, чтобы ты меня на мотоцикле прокатил. Никогда не каталась на мотоцикле.

– Ну, это не проблема, это хоть сейчас. Правда, мне придется лекцию пропустить.

– Вот и отлично! Можешь пропустить, ничего страшного.

– Тогда идем?

– Идем.

И они пошли. И с первого совместного шага поняли, что поездка на мотоцикле – это только начало приключения. Начало яркого романа, ни к чему ни одну из сторон не обязывающего. Тайного романа, полного юной веселой страсти, с постоянным поиском укромного местечка, лихим азартным враньем ничего не подозревающему Деничке, и быстрой ездой на мотоцикле по загородной трассе, когда можно орать во всю глотку, выплескивая из себя маетную замужнюю жизнь.

Да, это было здорово. Это было красиво. Это было то, что ей нужно. Если бы она помнила про осторожность, было бы совсем хорошо. Но она не помнила. Увлеклась.

Понимание последствий преступной неосторожности пришло позже – как это часто случается с молодыми женщинами. Физиология молодых женщин не дремлет, она свое дело знает. И плевать ей хотелось на то, нужны ли молодой женщине эти последствия или ой как не нужны…

Врачиха в женской консультации, не поднимая головы от бумаг, пробормотала делово и обыденно:

– Так, значит… Ставлю беременность шесть недель. Сдадите анализы, потом сразу ко мне! А сейчас идите, обрадуйте мужа. Вы ведь замужем, тут в карте записано…

– Да, я замужем. Но я не хочу…

– Чего вы не хотите? Рожать?

– Да. Я не хочу рожать. Дайте мне направление на аборт.

– Но почему?

– Ну… Я просто еще не готова… Мне учиться еще надо.

– Поверьте мне, это вовсе не причина, чтобы отказываться от ребенка. Последствия аборта могут быть непредсказуемы… Это же первая беременность.

– Я все понимаю, и все же – дайте направление на аборт.

– Может, вы сначала с мужем посоветуетесь?

– Нет. Я не могу с ним советоваться. Потому что это… Это не его ребенок.

– Хм… – озадаченно глянула на нее врачиха, откинувшись на стуле. – Вы так говорите, будто полностью в этом уверены.

– Да. Я уверена. Полностью.

– А муж… Он тоже в этом уверен? То есть… У него есть основания сомневаться в своей непричастности? Вы этого боитесь, да?

– Ну, пусть будет так… Да, я боюсь.

– Не обманывайте меня, пожалуйста. Не этого вы боитесь. Ваш муж наверняка не знает ничего про… другую причастность, правильно?

– Ну да… Но это… Это уже мое личное дело!

– Да кто ж спорит, что это ваше личное дело, милочка! Никто и не спорит! Но я еще раз вам объясняю – вы сейчас очень рискуете! Потом жалеть будете, поверьте мне!

– Но я же вам тоже объясняю – это ребенок не от мужа! Это же нечестно, в конце концов!

– Ой, ой… Да вам ли сейчас толковать о честности, милая моя? – выкатила на нее смешливые глаза врачиха. – Допустим, ребенок не от мужа, и что? Вам-то какая разница? Или вы вся такая честная и щепетильная, да? И кого вы обмануть решили, а? Меня? Да я уже тридцать лет здесь работаю и всяких перевидала, и умных, и совсем дурочек… И мой вам совет! Думайте лучше о себе, милочка… Очень хорошо думайте… Нельзя вам аборт, и точка. А мужу вашему все равно будет, поверьте мне… Незнание – лучший друг отцовства для рогатых мужей.

– Нет, – твердо произнесла Марта, глядя в стену поверх головы врачихи. – Спасибо вам за участие, конечно, но… Нет.

– Что ж, ладно… Не говорите потом, что я вас не предупреждала.

– Я не скажу. Правда. Ваша совесть будет чиста.

– Да при чем тут моя совесть, дурочка. Я ж объясняю, я тридцать лет в этом кабинете сижу, я знаю, что говорю… Потом знаешь, как раскаиваться будешь? Ко мне же и придешь лет через десять-пятнадцать, и плакать будешь.

– Я не приду. И плакать не буду, не надейтесь.

– А по-твоему, я именно на это надеюсь, да?

– Не придирайтесь к словам, пожалуйста. Я уже все решила.

– Ладно, что ж… Получай свое направление на аборт. Сама себе дорогу выбрала. На эту пятницу тебя записываю, будет время за выходные отлежаться…

Выйдя из консультации, Марта бросилась к телефонной будке, дрожащими пальцами набрала номер Оли.

– Оль! Ты сможешь меня выручить в пятницу? Очень надо! Помоги мне, Оль! Пожалуйста!

– Да, конечно… – испуганно ответила Оля. – А что надо делать? Скажи, я все сделаю.

– Тебе надо просто пропустить занятия в институте, сказаться больной… Ну, что у тебя температура высокая, и все такое. А я дома скажу, что весь день буду у тебя, что не смогу бросить подругу в таком состоянии.

– Ладно, если так надо… А зачем тебе, Марта?

– Я тебе потом расскажу… В пятницу после обеда приеду из больницы и все скажу, и у тебя на выходные останусь.

– Из больницы? Ты сказала – из больницы? Что случилось, Марта?

– Да ничего не случилось! То есть случилось, конечно… Давай не по телефону, ладно? В пятницу приеду и расскажу. Но если тебе Деничка вдруг позвонит, пока меня не будет, скажешь, что я в аптеку ушла! Или в магазин!

– Да поняла я, поняла… И даже поняла, что с тобой случилось. Но почему, Марта?! Почему?

– Да все уже решено, Оля, давай без вопросов.

– Может, тебя встретить после больницы?

– Нет, я сама – поймаю такси… А ты лучше дома будь, вдруг Деничка позвонит. Он обязательно будет звонить, я знаю…

– Ладно, договорились. А Димке что я скажу? Я ж ему про температуру не смогу соврать, он сразу примчится!

– Ну, придумай что-нибудь.

– Ладно, я придумаю. А ты… Ты не боишься, Марта?

– Все, Оль, отстань! Мне сейчас не до твоих дурацких вопросов… Пока! Мне домой надо. Там Деничка с Ириной Ильиничной меня уже потеряли, наверное.

Вечером в пятницу Оля открыла ей дверь, с испугом отступила в прихожую. Прижав ладони к груди, проговорила тихо:

– Боже, какая ты бледная… Давай заходи скорей, раздевайся, иди ложись, я тебе на диване постелила. Хорошо, что мамы дома нет, она в командировку уехала…

– Да, это очень хорошо, Оль… Деничка звонил, да?

– Звонил, и не один раз. Я говорила с ним убитым температурным голосом, извинялась, что из-за меня тебе пришлось занятия пропустить. Он рвался приехать, чтобы помочь… Я еле отговорила.

– Спасибо, Оль…

Марта легла на диван, отвернулась к стене, со стоном обнимая руками живот. Оля присела рядом, осторожно погладила ее по плечу, проговорила тихо:

– Как же так, Марта? Ну как же так… Неужели тебе не жалко ребеночка?

– Да вот так, Оль. Не могу я… И не хочу.

– А Деничка был бы счастлив, наверное?

– Зачем мне сдалось его счастье? Я Никиту люблю. Я с ним встречаюсь. Поняла?

– Ой… Но так же не честно, Марта!

– Конечно, не честно. А я разве говорю, что честно? Никита – это всего лишь решение вопроса, это честный компромисс, да… Надо же как-то компенсироваться.

– Компенсируешься любовью ради… нелюбви? Но ведь это глупо, Марта… Тогда лучше уйди от Дениса, зачем ты с ним живешь? Уйди тогда к Никите!

– Не тот вариант, Оль… Не тот по большому счету.

– Ну, тогда я совсем ничего не понимаю! Какие тут могут быть счеты? О чем ты? Ведь себе же хуже делаешь!

– Себе? – с усмешкой обернулась к ней Марта. – Нет, что ты… Как раз о себе я и думаю в первую очередь. И все, хватит разговоров, дай мне полежать спокойно, ладно? Лучше принеси мне чаю горячего, ужасно пить хочется.

* * *

– …Ты когда с мамой поговоришь, а?

– О чем? – испуганно спросил Денис, поднимая на Марту глаза.

– Ничего себе, о чем! Ты же сам хотел поговорить с мамой о квартире!

– Так я поговорил. А что толку? Она только расстроилась, и все…

– Значит, еще раз поговори! Сам поговори, понимаешь? А то получается, будто я настаиваю. Как так-то, Денис?

– Да я думал… Я думал, вопрос решен, если мама расстроилась. Я думал, ты тоже забыла…

– Не забыла, как видишь.

– А может, мама тебя чем-то обидела, а, Марта? Ну, так бывает… Может, она хотела как лучше, но взяла и обидела… Ты скажи, я пойму.

– Да ничем она меня не обидела! Все хорошо! Просто когда все кругом хорошо, это тоже плохо. Будто ты не своей жизнью живешь. И зависишь от этого «все хорошо», и ждешь, что вот-вот будет «все плохо»… Понимаешь?

– Нет. Не понимаю. Хоть убей.

– Не понимаешь, потому что ты мужчина. Потому что тебе удобно жить под маминым боком. Потому что привык. А мне своя территория нужна, я не могу так, под чьим-то боком. Пусть хоть какая, пусть не такая комфортная территория, но своя! И мне очень жаль, что ты не понимаешь!

Марта прикусила губу, отвернулась в сторону, всхлипнула почти натурально. И тут же почувствовала, как испугался Денис, как засуетился с обещаниями:

– Я понял, Марта, я понял… Я все сделаю, как ты хочешь! Я сегодня же с мамой поговорю, обещаю!

– Только без меня, ладно? Я не хочу, чтобы она подумала, будто это я тебя заставляю. Я сегодня после института по магазинам планирую пробежаться, поздно приду…

– Да, я понял. Сегодня с мамой поговорю.

Вечером, вернувшись домой, по расстроенному лицу свекрови Марта поняла, что разговор таки состоялся. А через неделю Ирина Ильинична тихо обронила за ужином, как бы между прочим:

– Я поговорила с твоим отцом, Деничка. Он согласен купить квартиру. Уж не знаю, каким способом он это сделает, ему виднее… Хотя и предупредил, чтобы на большую и в центре вы не рассчитывали. Но на двухкомнатную малометражку, я думаю, он расщедрится. Я добавлю, если не хватит. Но у него условие есть. Он хочет, чтобы квартиру я оформила на себя. Ты же понимаешь, Деничка, что он осторожничает, просто человек такой. Я обещала…

Деничка молчал, сидел, насупившись. Страдал от грустных ноток в материнском голосе. По крайней мере, Марте казалось, что он страдает. И она была очень удивлена, когда Деничка вдруг поднял голову и проговорил отчаянно:

– А почему на тебя, мам? Почему сразу на меня нельзя? Получается, если на тебя, мы опять будем на твоей территории жить, что ли?

– А я потом переоформлю ее на тебя, сынок. Позже. Его ведь все равно не переспоришь. Договорились?

– Конечно, Ирина Ильинична… Спасибо! Спасибо вам большое… – заторопилась с благодарностью Марта, пихнув под столом коленкой Деничку. – Спасибо, спасибо вам…

Ирина Ильинична ничего ей не ответила. Даже не посмотрела в ее сторону. Наверное, она от сына ждала слов благодарности. Марта даже снова пихнула его под столом коленкой, чтобы он произнес их наконец. Но Деничка неправильно понял ее старания, потому что проговорил тихо и настойчиво:

– А точно переоформишь, мам?

– Да, сынок. Я же сказала. Разве я тебя обманывала когда-нибудь?

Через два месяца они уже устраивали новоселье в своем «гнездышке», как любовно назвала Марта очень уютную квартиру в хорошем районе, такую, как и предполагала Ирина Ильинична. Маленькую, но с гостиной и спальней, и удобной квадратной кухонькой, и относительно свежим ремонтом. Поменяли только обои в гостиной – Марта захотела чисто белые, чтобы визуально расширить пространство. И чтобы минимум всякой мебели – только большой диван и телевизор. И белые жалюзи на окне. Чтобы поднимать их утром и впускать солнце…

Через полгода Ирина Ильинична переоформила квартиру на Деничку, как и обещала. Деничка торжественно принес Марте бумаги, произнес гордо:

– Вот… Теперь это наша квартира. То есть моя. А значит, и твоя. Теперь ты чувствуешь себя полноценной хозяйкой?

– Ну да, конечно… Моя, значит, твоя… Твоя, значит, моя… А вдруг ты решишь со мной развестись, а?

– Я?! Развестись? – искренне изумился Деничка, поднимая на нее глаза. – Да как тебе такое вообще в голову пришло?

– Не знаю… Чего-то подумалось вдруг. Но ты не обращай внимания, я в последнее время сама себя не узнаю, всякие дурацкие мысли в голову лезут.

– Может, ты беременна?

– Да ну тебя, скажешь тоже…

– А что? Я бы рад был. И мама бы рада была. Тем более у нас теперь своя квартира есть…

– Да, квартира у нас есть. А дипломов пока нет. Поэтому ваша с мамой радость откладывается до лучших времен, Деничка.

– Но мама бы помогла нам с ребенком.

– А тебе не кажется, что ты уже большой мальчик, а? Что хватит уповать на мамину помощь? Что надо научиться самому принимать решения?

– Ты сердишься, Марта?

– Да не сержусь я… Просто… Я ведь действительно ничем не защищена, получается. Все кругом твое, а я… Как была ни с чем, так и остаюсь ни с чем. И ты хочешь, чтобы я еще ребенка заводила при таких обстоятельствах? Когда я на птичьих правах?

– Ах, вот ты о чем… Да господи, Марта! Хочешь, я завтра же пойду и перепишу эту квартиру на тебя? Хочешь?

– То есть как это – перепишешь? С ума, что ли, сошел? Кто тебе позволит ее переписать?

– Да я и спрашивать никого не буду! Квартира по документам моя? Моя! Значит, я ею могу распоряжаться по своему усмотрению? Вот я и распоряжусь! Завтра же пойду и оформлю на тебя дарственную!

– Ну, не знаю… А мама что скажет?

– Да ничего она не скажет! Потому что ничего не узнает! Пусть она думает, что квартира по-прежнему на меня оформлена.

– Как-то это неожиданно для меня… Такой поступок… Я даже не предполагала, что ты на такое способен, – тихо, но вполне внятно бормотала Марта, стараясь вложить в свое бормотание побольше удивленного восхищения и благодарности. А потом вдруг так взглянула на Деничку… Ей казалось, что сама себя превзошла. Сара Бернар, Вера Комиссаржевская, Марлен Дитрих в одном флаконе!

Денис с большой радостью вобрал в себя и бормотание, и восхищенный взгляд молодой жены. Если бы не поздний вечер за окном, вскочил бы сию секунду и помчался в нужные инстанции, чтобы немедленно претворить в жизнь «поступок». Ему очень хотелось, чтобы именно так – немедленно. И если б не долгие сроки, необходимые для оформления бумаг… И кто придумывает эти дурацкие сроки?!

Но сроки послушно истекли, как им и полагается. Через месяц Марта держала в руках нужную бумагу, в которой черной по белому значилось, что она теперь не кто-нибудь, а «одаряемая», то есть самая настоящая владелица двухкомнатной малометражки в хорошем районе города, владелица спаленки удобной квадратной кухни и гостиной с белыми стенами, залитыми по утрам желтым солнечным светом.

Странное у нее было ощущение. Радостное и… подлое немножко. Но подлость эта вовсе не казалась подлостью в самом плохом смысле этого слова, а казалась неким хулиганством, неким отвоеванным у несправедливой судьбы знаменем. Потому что… Почему одним все, а другим ничего? Не хотите делиться, так мы сами у вас возьмем, пусть и подлостью! А как вы хотели? Чтобы мы такие, все из себя подлые и плохие, ваших Деничек безоглядно любили? Да не дождетесь! Пусть уж теперь как повернется, так и повернется.

Оно и повернулось. Как-то само собой. Однажды позвонила Ирина Ильинична и со слезами сообщила сыну, что умерла в сибирском городке ее мама, то бишь Деничкина родная бабушка, и что надо ехать на похороны.

Марта с Ириной Ильиничной и Деничкой не поехала. Сказалась больной. Проводив Деничку до такси, скорбно помахала рукой вослед и вернулась в квартиру. Села с ногами на диван, огляделась, привыкая к своему новому положению.

Одна. Сама по себе. Полная хозяйка. Боже, как хорошо!

Да, хорошо. Но чего-то не хватает. Радостной суеты не хватает, вот чего…

Встала с дивана, вышла в прихожую, подняла телефонную трубку, набрала номер Никиты. Пока слушала длинные гудки, думала с благодарностью о Деничкином отце – это он расстарался с тем, чтобы в квартире у них телефон был. О благодарности за саму квартиру как-то не думалось – уже успела свыкнуться с мыслью, что только она является ее полноценной хозяйкой. К хорошей мысли ведь быстро привыкаешь. Пусть и подлой где-то. Тем более это не подлость, а что-то вроде женского хулиганства. Она не успела додумать эту спасительную мысль, потому что Никита наконец взял трубку. Ей было приятно услышать, как он обрадовался:

– А, Марта, привет! Чего звонишь? Прокатиться хочешь?

– Нет, я в гости тебя хочу пригласить. На романтический вечер. Придешь?

– А как же твоя семейная жизнь? Не помешаю?

– Я буду свободна ближайшие две недели. А может, и больше. Давай приезжай.

– Да я-то приеду, я-то всегда пожалуйста… Но, надеюсь, с балкона прыгать мне не придется? У тебя какой этаж?

– Прыгать не придется, не бойся. В опасном случае я тебя в шкаф спрячу. Как в лучших анекдотических традициях.

– Ну, это меня мало успокаивает… А если ты забудешь? Потом лет через десять откроешь антресоли, и тебе на голову мой скелет упадет. Представляешь картинку, да? И что тогда мужу объяснять станешь?

– Да ладно, хватит прикалываться! Я ж тебе объясняю – в ближайшие две недели я совершенно свободна и счастлива… Что тебе приготовить на ужин? Заказывай!

– О, на ужин… Прям как в кино! А свечи будут?

– Будут. Все будет. Так что тебе приготовить?

– Значит, так, погоди… Стало быть, мне грудинку телячью с марципаном, запеченную в ананасе на вертеле!

– Да ну тебя! – счастливо засмеялась Марта. – Где я тебе в квартире вертел возьму? Я просто мясо в духовке запеку, с лимоном и с грибами. Пойдет?

– Звучит вкусно. Уговорила. Давай мясо с грибами.

– Ну, тогда часам к восьми я тебя жду.

– Жди. Жди меня, и я приду. Страсть как люблю такую романтику. Хотя, если честно, меня еще никто на романтический ужин не приглашал.

– Ну вот и славно! Надо же когда-то начинать! Давай, жду!

Готовить романтический ужин и накрывать на стол оказалось ужасно приятно. И волнительно. И празднично. И даже пришлось сбегать в ближайший хозяйственный магазин за свечами – в доме их не оказалось по причине ненадобности. Не для Денички же романтический ужин устраивать!

Никита позвонил в дверь ровно в восемь. Вошел, опасливо озираясь, произнес осторожно:

– А точно твой муж не придет? Как-то мне не по себе, знаешь…

– Не придет. Не бойся. И даже если придет, что с того? Между прочим, с недавнего времени я единственная полноценная хозяйка этой квартиры, так что…

– Иди ты! И как тебе это удалось? Ну, то есть… Стать единственной полноценной хозяйкой?

– Да вот, удалось… Хотя ничего особенного я для этого не делала. Никого силой не принуждала. Сами все принесли на тарелочке с голубой каемочкой.

– Ну да? Не верю.

– А чего мне тебя обманывать? Так все и было.

– Ну ты и стерва, однако! Вот я всегда знал, что ты стерва!

– А нынче слово «стерва» вовсе не ругательное, а наоборот, поощрительное. Нынче всех призывают быть стервами, так что не я первая, не я последняя. Это теперь модно – быть стервой. И вообще, ты обзываться пришел или романтически ужинать? У меня все готово.

– Да, я чую. Пахнет ужасно вкусно.

– Тогда прошу за стол. Зажжем свечи, откроем вино…

– Ух ты! Красиво звучит.

– А ты как думал? Все по-настоящему, как у больших. Сколько можно с любовью на природе устраиваться?

– По-моему, мы совсем неплохо устраивались.

– Но мы заслужили большее! Мы заслужили комфорт!

– Значит, муж твой не заслужил… А я заслужил?

– Да. А ты заслужил. Ты же сам понимаешь, что находишься в выигрышном положении. Ты и мой Деничка – это ж две большие мужские разницы, как говорят в Одессе.

– Ну ты и сука!

– Так сука или стерва все-таки?

– Да какая разница, разницы-то никакой. Но ведь этим и привлекаешь, да еще как привлекаешь… Может, мы это, ужин отложим на потом, а? Давай показывай, где твой обещанный комфорт? Это гостиная, как я понимаю? А это спальня, да? Ну, иди же сюда, стерва моя… Так говоришь, нынче быть стервой модно, да? А мы сейчас это проверим… Но твой муж точно не вернется, ты гарантируешь?

– Нет, не вернется. Две недели у нас точно есть, да…

* * *

Денис вернулся через неделю. Без предупреждения. Сюрпризом. Оставил мать одну заниматься похоронными делами и прилетел – так хотел увидеть жену.

Увидел. В постели с Никитой. Тихо открыл дверь ночью, боясь ее разбудить, тихо прошел в спальню… И застыл, разглядывая два переплетенных тела. Они спали, не размыкая объятий, будто готовились, проснувшись, тут же вцепиться друг в друга.

Видимо, Деничка застонал от потрясения – Марта проснулась. Открыла глаза, вгляделась в темный силуэт в проеме двери… Села на постели, выпутываясь из рук Никиты. Никита промычал во сне недовольно и тоже проснулся, но глаз не открыл, лишь перевернулся на другой бок. Но все же через пару секунд почуял неладное, поднял от подушки голову и сел на постели рядом с Мартой. Наверное, они все втроем ужасно глупо выглядели в этом молчаливом разглядывании друг друга. Первым не выдержал Деничка, спросил с горестным недоумением в голосе:

– Марта… Что это? Кто это, Марта?

– Это Никита. Ты ж его прекрасно знаешь, чего спрашиваешь, – тихо ответила Марта и почему-то зевнула. Наверное, это было нервное – спать ей уже не хотелось. Но и объяснять ничего не хотелось. Что тут объяснишь? И без того все ясно. Пусть Деничка сам себе все объясняет как хочет. Только пусть глупых вопросов больше не задает.

Деничка не стал задавать никаких вопросов, ни глупых, ни умных. Увиденное навалилось на него тяжким грузом – не продохнуть, и погребло под собой все вопросы и все ответы. В какой-то момент Марте показалось, что он вообще сейчас грохнется в обморок.

– Тебе воды принести? – спросила автоматически, спуская ноги с кровати и нашаривая рукой брошенный возле постели халат.

– Воды? Зачем воды? – с тихим недоумением переспросил Деничка, шевеля пересохшими губами.

– Чтобы попить. Чтобы в себя прийти. Чтобы осознать, что ничего такого страшного не случилось! – бодро произнесла Марта, вставая с постели и запахивая на себе полы халата.

Ей и самой стало не по себе от своего бодрого голоса. И Никита глянул на нее с досадой, быстрыми неловкими движениями натягивая плавки под одеялом. А Деничка все стоял в дверях в прежней позе, уныло опустив плечи и напряженно исподлобья разглядывая Марту, будто и впрямь пытался осознать, что ничего страшного не случилось.

Никита быстро и ловко натянул на себя джинсы, подхватил рубашку и, пряча ее за спину, шагнул к двери, остановился в шаге от Денички, не решаясь подвинуть его плечом. Деничка глянул на него удивленно, потом снова перевел глаза на Марту – чего он хочет, мол?

– Пропусти его. Пусть идет, – приказала коротко Марта, и Деничка послушно развернулся, уступая Никите дорогу.

И стоял так, пока в прихожей не хлопнула дверь. Никита ушел. Потом снова спросил тихо:

– Что это, Марта? Как же так…

– Ну вот так! Как есть, так и есть! Или ты хочешь, чтобы я придумывала какие-то удобоваримые для тебя объяснения? Ну, так случилось, да… Так бывает, как в анекдоте.

– В каком анекдоте?

– Ты хочешь, чтобы я тебе прямо сейчас анекдоты рассказывала?

– Нет, не хочу. Но я не понимаю… Что же нам сейчас делать? Вернее, что мне сейчас делать? Со всем этим? Мне надо уйти, да?

– Ну почему же… Можешь остаться. Я не возражаю.

– То есть как же это – остаться? Нет, это невозможно! Я не смогу. Я вообще теперь жить не смогу… Со всем этим…

– Сможешь. Сможешь, как миленький. Все жены изменяют своим мужьям, все мужья изменяют своим женам, и ничего, все живут и радуются жизни.

– Нет, я не смогу… Как же так можно? Я же любил тебя, я верил тебе. Я больше жизни тебя любил… Я думал…

– А меньше надо думать, Деничка. Дольше проживешь.

– Значит, ты меня не любила, да? Никогда не любила?

– Ой, Деничка, я тебя умоляю! Не начинай, а? Что ты все канючишь свою жалобную песню – я любил, ты не любила… Иди лучше спать ложись, ночь на дворе. Утро вечера мудренее.

– Нет-нет… Я здесь не останусь, – в ужасе отшатнулся от нее Деничка, замахав руками. – Нет… После того, что ты со мной сделала. Я же так любил тебя… Я так торопился к тебе приехать, ночь не спал… Я уйду сейчас отсюда! И никогда больше не вернусь.

– Куда ты пойдешь ночью? У тебя хотя бы ключи от маминой квартиры есть?

– Да, есть, кажется… Да, она дала мне ключи, чтобы я цветы полил…

– Ну, тогда езжай к маме, если хочешь. А завтра мы обо всем поговорим – на свежую голову. Может, тебя проводить, а? Ты ж едва на ногах держишься.

Деничка глянул так, будто она своим сочувствием добила его окончательно. Молча повернулся, молча вышел. Марта закрыла за ним дверь, потом подошла к окну. Деничка шел по ночному двору, пошатываясь, как пьяный. «Надо было ему такси вызвать… – со вздохом подумала Марта, кутаясь в халат. – Может, сам догадается проголосовать, как со двора выйдет…»