Очевидный выбор

Быстро спрыгиваю с мотоцикла, чуть ли не падая с него, и бормоча благодарности, подлетаю к подруге.

– Я успела? – спрашиваю я, тяжело дыша.

Сзади раздается характерный шум и мой спаситель срывается с места, скрываясь за поворотом. Черт! Я забыла отдать ему деньги, думаю про себя, но Эмма отвлекает меня.

– Кто это был?

– Понятия не имею.

– Это как? – она тушит сигарету об урну у двери и выбрасывает бычок.

– Вот так. Он просто подвез меня, когда я стояла в пробке.

Подруга смотрит на меня с непониманием, но затем словно что-то вспоминает, и её лицо проясняется.

– Чему я вообще удивляюсь? Ты же Дана Эдвардс.

– Да, это я и есть, чтобы это не значило. – улыбаюсь я. – Так я успела на собеседование или нет?

Она смотрит на мои волосы и едва ли не прыскает со смеха. Я тут же ощупываю свою шевелюру, примерно представляя, какой кошмар творится у меня на голове.

– Тристан отлучился на полчаса. – наконец отвечает она, будет минут через пятнадцать. -У тебя есть время все мне рассказать. Пошли.

Она берет меня под руку, и мы вместе входим в прохладное заведение. Внутри все выдержано в теплых коричневых тонах -кирпичные стены, по углам расставлены уютные кожаные диванчики. На пустых деревянных столах стоят стулья. Через окна проникает теплый свет, доходя прямо до барной стойки у дальней стены. С потолка сквозь металлическую сетку пробиваются растения, и я ловлю себя на мысли, что это место волшебное. Ничего не режет глаз, растения гармонируют с деревом и стеклом на стенах.

– Вау! – вырывается из меня, и Эмма хихикает.

– Да, мне тоже нравится. Тристан сам занимался дизайном.

Она ведет меня к единственному столу с опущенными стульями в самом центре. Я сажусь, а она спрашивает.

– Будешь кофе?

Мое лицо морщится при одном только воспоминании об утреннем стриптизе.

– Нет, спасибо, мне сегодня хватило кофе.

– И что это значит? – спрашивает подруга, заходя за бар.

В краце я рассказываю ей историю о своей нелепой попытке насладиться кофе утром. Она разрывается смехом и несет мне стакан апельсинового сока, садясь напротив. При этом её лицо зеркалит мое, и я невольно сама улыбаюсь.

– А где был Шон в этот момент?

Веселье разом сходит на нет.

– Уже ушел на работу.

– Вы поссорились? – она хмурится.

– Немного. Он злится, что я была недоступна вчера.

Эмма морщится с неодобрением, и я понимаю, что она хочет еще что-то сказать, но сдерживается.

– Говори уже.

– Просто он всегда злится. – она складывает руки перед собой и придвигается ближе.

– В каком смысле?

– Во всех. Любое твое поведение, не вписывающиеся в рамки его понимания тебя, злит его. – я открываю рот, чтобы возразить. – И даже не смей его оправдывать.

Беру стакан в руки и молча делаю глоток.

– Вчера я и правда заставила его понервничать.

– Возможно. – соглашается Эмма. – Но ты молода, тебе всего двадцать три. Это нормально – веселиться время от времени. За эти полгода ты впервые вчера так отрывалась.

С этим не поспоришь. В Нью-Йорке мне было не до веселья. Да и когда мы с Шоном познакомились, я была полностью поглощена учебой. На тот момент у меня была единственная подруга-Эмма. Ума не приложу, как мы смогли сохранить дружбу на расстоянии в тысячу километров.

Не успеваю я ответить, как дверь в ресторан открывается. Я рефлекторно встаю, думая, что это мой новый руководитель. Эмма оборачивается. В этот момент заходит молодой парень моего возраста с милой улыбкой.

– Люк. – говорит Эмма и поднимается с места. – Ты опоздал.

– Прости. Пробки. – бросает он и переводит взгляд на меня.

– Это Дана. – представляет меня подруга.

Я киваю, и на лице парня появляется румянец.

– Enchantee(приятно познакомится) – говорит Люк, и Эмма уводит его на кухню за баром.

Я же снова плюхаюсь на свой стул и достаю из сумочки телефон, открывая камеру. Делаю пару фото со своего места. Цветы, приломление света, отражение улицы в одном из зеркал. Вряд ли смогу поделится ими в профиле до открытия. Навожу камеру на вывеску с названием места на стене у входа. Слегка уменьшаю яркость. И тут темная фигура появляется в кадре, настройки сбиваются, и я вижу мужчину, палец соскакивает, и раздается щелчок.

– Ты что меня сейчас сфотографировала? – слышу низкий голос и резко опускаю телефон, подрываясь с места. Стул с грохотом опрокидывается за моей спиной. Сердце начинает бешено колотится.

– Э-м-м…да…нет. – бормочу я, пытаясь быстрее поднять стул и снова оборачиваюсь.

Черт, что я несу?

Он явно подавляет улыбку и выходит из тени. Первое, что бросается в глаза при ярком свете – льняная белая рубашка, обтягивающая плечи, и бежевые брюки. У незнакомца слегка кудрявые тёмные волосы, легкая щетина и синие, как у меня, глаза. Помимо всего прочего он высокий и широкоплечий.

– Так да или нет? – серьезно спрашивает он, но я все равно улавливаю нотки веселья в его голосе.

– Возможно. – натягиваю улыбку на лицо, и он подходит ближе, опираясь на спинку стула, на котором сидела Эмма.

– Как-то неоднозначно, тебе не кажется? – теперь он не скрывает своей улыбки, демонстрируя ровные белые зубы, а я, как идиотка, слежу за тем, как напрягаются мышцы на его предплечьях. Разве там должны быть мышцы? Вот же больная. Они же по всему телу.

– Возможно. – отвечаю я и тут же прикусываю язык.

Он ухмыляется, выпрямляется и обходит стол, протягивая мне руку.

– Я – Тристан. – говорит он. – А ты, должно быть, Дана. Эмма рассказывала про тебя.

Жму ему руку, поражаясь тому, какая нежная у него кожа.

– Боюсь спросить, что именно она рассказывала. – нервно выпаливаю я. Он жестом предлагает мне вернуться на место, и я снова сажусь на стул.

– Она сказала, что тебе нужна работа. И что у тебя уже есть опыт в сфере обслуживания.

Я тут же расслабляюсь. Тристан размещается напротив меня, внимательно изучая, взгляд останавливается на декольте, и я усилием заставляю себя не опускать глаза.

Боже, а что если у меня рубашка просвечивает?

Его глаза снова находят мои, я буквально чувствую, как мои предательские соски напрягаются. Черт! Я забыла надеть лифчик. Чтоб меня! Чертова чувствительность. Теперь он решит, что я легкомысленная. Кто в здравом уме забывает надеть лифчик на собеседование? Правильно, только проститутки.

– Мне нужно ещё что-то знать? – спрашивает он. Кажется, его совсем не напрягает моя грудь. В его глазах есть интерес, но он скорее чисто деловой.

– Нет. – тут же отвечаю я. – Думаю, этого вполне достаточно.

Вряд ли ему стоит знать о причинах ухода из предыдущих мест. И я почти молюсь, чтобы он не спросил меня об этом.

– Хорошо, тогда. – он встает и продолжает. – Открытие через три дня. Но тебе нужно быть здесь все эти дни. Запомнишь меню, познакомишься с персоналом, понаблюдаешь за приготовлением основных блюд. Я очень строг в этом плане, ты должна знать все ингредиенты каждого блюда.

– Конечно. Во сколько мне здесь быть?

– Смена начинается в девять, а закрываемся мы в половину первого. Но до открытия раньше одиннадцати тебе здесь делать нечего. Так что, приходи завтра к одиннадцати.

– Хорошо. – киваю я, и встаю. Двери кухни распахиваются, и мы оба видим Эмму.

– Тогда до завтра. – бросает мне Тристан и направляется к ней.

– А она не такая буйная, как ты мне рассказывала. – говорит он ей, как бы невзначай, и снова смотрит на меня с улыбкой. – Я даже немного разочарован.

Мои щеки вспыхивают, как китайский флаг. Какого черта?

Эмма прикусывает нижнюю губу, сдерживая смех, и идет ко мне с уже извиняющимся лицом.

– Как ты могла так со мной поступить?! – шепчу я. – Что ты там ему рассказала про меня?

Подруга кивает в сторону двери, и мы вместе выходим на теплую улицу Парижа.

Я скрещиваю руки на груди, посылая ей испепеляющий взгляд.

– Ну, выкладывай. – требую я.

Она спокойно достает пачку из кармана вместе с зажигалкой. Закуривает и только потом начинает говорить.

– Я же не знала, что тебе вдруг понадобится работа.

– Это не оправдание. – с напущенным гневом бормочу я.

– Я только рассказала ему о забавных моментах.

– Например?

Она выдыхает дым, поджимая губы. И я уже чувствую, как мне не понравятся ее следующие слова.

– Ну, например, как ты переела клубники, и тебя пучило весь вечер. Был ажиотаж на кухне, ты не могла сходить в туалет, и не успев донести блюдо гостю…

– Не смей заканчивать. Я очень хорошо помню, как чуть не умерла от стыда. Меня буквально разорвало на части посреди ресторана. До этого я и не знала, что мой анал такой хрупкий. – меня передергивает от одного только воспоминания. – А домой пришлось идти в запасных штанах Диего на пять размеров больше.

– Да, и они слетели с тебя, когда ты перебегала улицу. – смеется Эм. – Элиоту тогда понравились твои розовые трусики. Кстати откуда они у тебя были?

– Купила в тот день утром. Они были новые.

Она сбрасывает пепел и снова затягивается.

– Что еще?

Она медлит.

– Эмма.

– Помнишь день рождения Элиота?

– Черт!

Я тогда была немного пьяна. Перепутала машины. И вместо того, чтобы сесть в машину Эммы, залезла в чужую.

– Это все текила.

– Ты заехала бедному мужчине по лицу кулаком, испугавшись.

– Откуда я могла знать, что это его машина? Он выглядел, как вылитый серийный убийца.

– Да, но это мне пришлось всунуть ему внушительную сумму, чтобы он не заявил на тебя.

– Зачем вообще кому-то такое рассказывать,Эм? Теперь ты обязана поделится грязным бельишком Тристана.

– Не могу.

– Как это не можешь?

– Вот так. – пожимает плечами. – У меня на него ничего нет. Он чист, идеален. Во всем.

– Да ладно тебе. Не бывает идеальных людей.

– Бывает. И ты только что с ним познакомилась. Серьезно. Он даже в колледже был таким.

– Каким?

– Ну, таким. Тристаном. – она последний раз затягивается, и целуя меня в щеку, прощается, возвращаясь в ресторан.

И как мне теперь смотреть ему в глаза? Он то не обсирался посреди заведения.

3

Бреду по парку, подняв голову к небу, наблюдая за тем, как солнышко переливается в листьях деревьев. На мгновение останавливаюсь, чтобы ни в кого не врезаться, и прикрываю глаза.

У меня все получится.

Да, моя жизнь полна идиотских ситуаций. А у кого нет? Может, моя, конечно, насыщенней в этом плане. Но я давно уже смирилась с этим.

Телефон оживает в сумке. Я достаю его и вздрагиваю, оглядываясь по сторонам.

Мама.

Зачем она мне звонит?

Какое-то странное чувство поднимается выше в груди, и мне хочется спрятаться. Игнорирую звонок, уставившись в экран. Не буду отвечать. Сделаю вид, что занята. Потом перезвоню. А может, нет.

Звонок прерывается спустя пару минут и на экране всплывает сообщение, но не от неё. Это Элиот прислал какие-то фото с подписью.

"Какой?"

Оба снимка черно-белые. На одном молодая девушка прижимает ткань к обнаженному телу, смотрит в камеру, а на втором взгляд обращен в сторону, так что виден только профиль.

Быстро печатаю ответ.

"Первый. Определенно. Похоже на работу Энни Лейбовиц"

Тут же всплывают три точки.

"Обижаешь, дьяволенок. Ньютон Хельмут. Не меньше"

"Хорошие фотографы, как воспитанные дети – их видно, но не слышно."

Цитирую слова его любимого фотографа и жду ответ.

"Рыжие девочки хорошими не бывают"

Смеюсь в голос и печатаю ответ.

"И кто это сказал?"

"Элиот Бастьен"

Пока я ищу смайлик с закатанными глазами от него приходит еще одно сообщение.

"Скинь свою геолокацию"

Делаю, что он просит, и через пару минут за мной приезжает такси.

Меня привозят к старому зданию с небольшой кофейней на первом этаже. Захожу во внутренний дворик через небольшую арку, по пути вспоминая дорогу к студии Элиота. Я была тут только однажды много месяцев назад.

Нахожу его имя на карточке домофона и нажимаю на кнопку. Спустя пару минут раздается звон, и я открываю дверь. Внутри темно и холодно. Поднимаюсь на второй этаж, где меня ждет еще одна приоткрытая дверь.

Захожу в святая святых Элиота Бастьена – открытую студию, которая служит ему и домом, и рабочим местом одновременно. В дальнем углу стоят оборудование, фоны, огромный стеллаж с камерами, шнурами и объективами. Прямо в центре кожаный диван, на котором спиной ко мне сидит друг, махая, чтобы я проходила.

– Надеюсь, здесь никого обнаженного? – с опаской спрашиваю я, вспоминая, как в прошлый раз столкнулась с двумя голыми девицами.

– Не в данный момент. – бормочет он, ухмыляясь.

Уже уверенней прохожу в гостиную, опускаясь на диван рядом с ним. У Элиота на ногах ноутбук, и он, кажется, просматривает новые фото. Таким сосредоточенным его можно увидеть только в процессе работы.

– Коммерция? – спрашиваю я.

– Не-а. Для портфолио. Смотри. – он ставит ноут на мои коленки. – Выпьешь что-нибудь?

– Кофе, если можно. – киваю я, уже во всю поглощенная фотографиями.

Работы Элиота завораживают. Я еще не встречала никого, кто мог бы так качественно работать со светом. Не удивительно, что многие журналы мира хотят сотрудничать с ним. У него талант.

– Не пойму, – вслух рассуждаю я, рассматривая фото. – она на чем-то лежит или это в движении?

Элиот возникает надо мной, протягивая кружку.

– Секрет. – ухмыляется он и снова располагается рядом с мной на диване.

– Потрясающие снимки. Такие чувственные и одновременно невинные.

– Ага, прям, как ты.

Я отрываюсь от экрана и перевожу взгляд на своего друга. На его лице ни грамма прежней сосредоточенности.

– Зачем ты меня сюда позвал? – с прищуром спрашиваю я.

– За этим. – он тянется за смартфоном на столе. Туда же я и ставлю ноутбук. Он открывает какое-то приложение и показывает мне.

Сердце на секунду останавливается, я перевожу взгляд на Элиота и обратно на экран.

– И что это? – якобы не понимая, спрашиваю я.

– Это, мой любимый рыжий дьяволенок, твоя страничка в Instagram. Я тебя вычислил.

Пожимаю плечами и откидываюсь на диване, попивая кофе.

– Это просто хобби.

– Просто хобби? Да у тебя тут двести тысяч подписчиков.

– Это не всерьез.

Он хватает меня за подбородок, разворачивая к себе лицом.

– У тебя талант. – говорит он так, словно хочет, чтобы слова плотно впечатались в мое сознание.

– Это у тебя талант. – отмахиваюсь я. – А я просто подбираю картинки по цвету и формирую красивую ленту.

– Но ведь это же ты снимала все это. И не спорь. Я узнаю эти рыжие волосы. Пусть там и нет твоего лица, но твоя ключица тебя выдает.

Хоть я и делаю вид, что мне все равно, но глубоко внутри радуюсь его словам. Особенно его.

– Это просто фотографии.

Элиот тут же слегка бьет меня по губам.

– Чтоб я больше не слышал таких ужасных слов в этом храме искусства. – рукой он показывает на все пространство вокруг нас, и я начинаю смеяться.

– Хорошо, не буду. Это все?

– Нет. Не все. Раздевайся. – требует он, взглядом проходясь по моему телу.

– Что, прости?

– Мне в коем-то веке удалось затащить тебя к себе в студию, я должен тебя снять.

– Не в этой жизни. – усмехаюсь я.

– Ты сейчас разбиваешь мне сердце. Уже во второй раз, между прочим. Хотя нет, в третий. Первый был, когда ты заявила, что у тебя есть парень. И кстати, почему я с ним до сих пор не знаком?

Всегда поражалась его способности соскакивать с одной темы на другую.

– Не думаю, что из этого выйдет что-то хорошее.

Он щиплет меня за бок, и я вздрагиваю, чуть ли не проливая на себя кофе. Уже во второй раз за день.

– Так и скажи, что он красавчик, и ты просто прячешь его от меня. Знаешь, а я мог бы даже согласится на тройничок вместе с вами двумя.

И тут из меня вырывается настоящий громкий смех, стоит представить лицо Шона, когда я передам ему эти слова. В этом плане Шон слишком консервативен.

Никакого группового секса или секса в общественных местах.

Секс – это что-то интимное только между двумя людьми.

Он даже ждал целый год, пока мне не исполнилось восемнадцать, прежде чем заняться со мной полноценным сексом.

– Так-то лучше. – вдруг серьезно говорит Элиот с легкой улыбкой на лице и странным проникновенным взглядом.

– Ты о чем?

– Ты улыбаешься. Искренне. А когда вошла, на тебе лица не было.

– Но ты даже не взглянул на меня, когда я вошла.

– Все было в твоем голосе, а потом в глазах. Можешь своему парню рассказывать о том, что все в порядке. Со мной это не прокатит. Я тебя вижу, Дана Эдвардс. Насквозь. Колись, что случилось?

Мотаю головой, делая еще глоток уже остывшего кофе.

– Мне мама звонила. – тихо говорю я.

– Вот же сучка. Да как она только посмела?

Из меня вырывается еще смешок, но уже не такой живой.

– Что хотела?

– Понятия не имею. – снова поднимаю на него глаза. – Я не ответила.

– И правильно сделала.

Элиот запускает руку мне в волосы и притягивает к себе, обнимая. Я не сопротивляюсь, просто наслаждаюсь его теплом, сильным телом и понимающим молчанием.

– Уверена, что не передумала насчет того, чтобы раздеться? – через мгновение шепчет он, и я тут же вырываюсь из его объятий с силой ударяя ладонью в грудь. Но он только усмехается.

– Ладно. Ладно. В другой раз.

– Никакого другого раза не будет, Элиот Бастьен.

– Еще посмотрим, Дана Эдвардс.

Спустя три-четыре часа, проведенных в студии Элиота, я практически совсем забываю об утреннем конфузе, собеседовании, звонке от мамы и ссоре с Шоном.

Тяжесть этого дня опускается внезапно, стоит сесть в такси. Я стараюсь не подпускать к себе плохие мысли. Потому что еще в детстве поняла одну простую вещь – мы сами задаем настроение нашей жизни. Каждый день может наполнится разочарованием, стыдом и сожалением, если ему позволить. Но вместо этого я даю ему отпор, выбирая надежду, смех и благодарность. Это мой способ не сойти с ума.

Хотя в данный момент даже это не помогает. И почему-то именно сейчас. Не знаю, что конкретно пошатнуло мой замок – Шон, мама или новая работа. А может, они сделали это вместе, и поэтому мне сейчас хочется разрыдаться.

Открываю окно рядом с собой и впускаю теплый воздух вместе со всем, что может предложить мне город. Он обнимает меня, как старый друг, доставая все плохое, и я начинаю плакать.

Слезы высыхают к моменту, когда я вижу окна квартиры, где живу с Шоном. В них горит свет. Значит, сегодня он вернулся домой раньше. Мысленно тут же составляю план действий. Это помогает не совершить какую-нибудь глупость или сказать что-то не то.

Поднимаюсь наверх и тут же открываю дверь своим ключом. Шон сидит ко мне спиной на диване. Из телевизора доносятся новости. Из всего освещения, горит только лампа у дивана. Аккуратно, разуваюсь, вешаю на место сумку и осторожно, как нашкодивший ребенок, встаю перед ним лицом, загораживая телевизор. Наши глаза встречаются, но он продолжает молчать. А все мои заготовленные слова вылетают из головы, и я просто расстегиваю пуговицу на брюках, позволяя им упасть к ногам. Шон внимательно следит за моими действиями и продолжает молчать. Тогда я даю себе волю и медленно сажусь ему на колени сверху. Его ладони, скорее рефлекторно, чем намеренно, опускаются на мои бедра.

Губы находят его в легком поцелуе. Немного раскачиваясь бедрами, я прокладываю дорожку от уха к шее. Его тело напрягается, а мне только нужно почувствовать тепло, нужно почувствовать себя желанной, знать, что между нами ничего не изменилось, знать, что он все еще рядом со мной, хочет меня.

Из него вырывается стон, он сжимает мои бедра сильнее, и притягивая к себе рукой за шею целует по-настоящему. Я прижимаюсь к нему всем телом, ощущая его возбуждение.

Ну же, Шон, возьми меня, покажи, как я важна для тебя – прошу я, запуская руки ему в волосы.

Но он резко отстраняется, тяжело дыша.

– Давай поженимся. – хрипит он.

Всего секунду мне кажется, что я только что получила пощечину. Тело парализует.

– Что? – слышу свой шепот.

– Да брось, неужели тебя удивляет мое предложение?

В тело возвращается жизнь, и я соскальзываю с его колен рядом на диван, уставившись куда-то перед собой.

– Что? – повторяю я, как во сне.

– Давай поженимся. – снова говорит он. – Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Дана. Мы вместе уже шесть лет. Тебе не кажется, что это разумный шаг?

Так, мне нужен воздух. Встаю с дивана, ища вокруг подтверждение тому, что не сплю. Свадьба? Что?

– Ты серьезно? – не доумевая, бормочу я.

– Я привез тебя сюда. Думаешь, я бы сделал это, не будь я серьезен?

– Не пойму. – мотаю головой. – Еще сегодня утром ты злился, что я заставила тебя понервничать, а сейчас ни с того ни с сего предлагаешь выйти за тебя?

– Эти два факта никак не связаны. Я все еще злюсь на тебя.

– Но почему сейчас?

– А почему нет? Ты всегда была моей, Дана.

Я сглатываю, до сих пор не осознавая, что происходит. Почему мой мозг не может принять его слова? Почему я хочу сбежать?

Мой телефон оживает в сумке у входа. Шон оборачивается. А я даже вздохнуть не могу. Поэтому он сам идет к двери и достает телефон.

– Это твоя мама. – читает он и подходит ко мне. Я делаю шаг назад, когда Шон протягивает мне телефон.

– Нет. Я не хочу сейчас с ней разговаривать.

Или вообще когда-либо.

– Не будь ребёнком, Дана. Ответь.

Снова отрицательно мотаю головой. Он посылает мне неодобрительный взгляд и делает то, от чего у меня перехватывает дыхание – отвечает на звонок.

– Да, Элеонора.

Не могу поверить, что он только что это сделал.

– Нет, Дана сейчас не может говорить, она в душе.

Отдаленно слышу её голос и снова возникает желание спрятаться куда подальше.

Брови Шона взлетают вверх, он переводит взгляд на меня.

– Да, сегодня вечером мы свободны. – говорит он, и я больше не могу стоять на месте.

Со всех ног бегу в ванную и закрываю за собой дверь. Нет. Нет. Нет. Слышу, как Шон чертыхается, а следом дергает ручку двери.

– Дана, открой. – раздается за дверью.

Нет. Я в жизни не открою эту дверь. Пусть идет с моей матерью сам, куда хочет. Я не выйду отсюда.

– Не будь ребенком!

– Мне незачем с ней встречаться! – кричу я в ответ. – Ничего нового она мне скажет.

– Ты не можешь вечно избегать её. Она же твоя мать. Не съест же она тебя.

– Ты прекрасно знаешь о наших с ней отношениях! Да черт возьми, ты всегда был рядом, когда мы ссорились!

– Они с твоим отцом в Париже всего на два дня. Ты не можешь просто взять и вычеркнуть родителей из своей жизни.

Зарываюсь лицом в свои ладони, прекрасно осознавая, что тень Элеоноры Эдвардс всегда будет преследовать меня.

Думай, Дана, думай. Она не сможет испортить тебе жизнь за один вечер. Ты ей не позволишь. Ты больше не та маленькая девочка. Теперь ты далеко от неё. В Париже, с Шоном. Он прикроет тебя. Как всегда это делал. Он прав. Правильно?

– Ну же, Дана.

Всего один вечер. Они ведь твои родители. Ты больше не маленькая девочка. У тебя есть работа, есть парень. Ты справишься.

Стиснув кулаки, открываю дверь. Шон внимательно изучает меня.

– Я буду рядом. – наконец говорит он, и я верю ему.

4

Шон крепко держит меня за руку, когда мы входим. Туфли на высоком каблуке слегка жмут, а черное платье с высоким воротником сдавливает шею, так что мне все время приходится его поправлять. Я выпрямила волосы, как сказал мне Шон, подвела глаза. Но даже со всеми этими усилиями, я уверена, что не смогу угодить Элеоноре Эдвардс. Мысленно готовлюсь к её всевозможным недовольствам.

Ноги дрожат, когда я вижу своих родителей за самым дальним столиком у окна. От нервов к горлу подкатывает тошнота. Наверное, даже хорошо, что я сегодня ничего не ела.

– Элеонора. – улыбаясь говорит Шон, отпуская мою руку, и я чуть ли не падаю, теряя ощущение опоры.

Мама встает вместе с отцом, и они оба жмут Шону руку. Затем очередь доходит до меня.

– Дана. – кивает мне отец и садится за стол.

Мама вскользь оценивает мой наряд, и только потом её глаза находят мои. На лице появляется сдержанная улыбка.

– Привет, мам. – говорю я, как можно непринужденнее, но внутри все сжимается.

– У тебя что-то с телефоном? – спрашивает она, присаживаясь на место напротив отца за круглым столом.

Мы с Шоном садимся между ними.

– Нет, а что? – мои глаза устремляются в окно перед собой.

– Я пыталась дозвонится тебе весь день. – она поправляет приборы на столе так, чтобы они были идеально ровные, прям как её короткие волосы. Инстинктивно я выпрямляю спину, делая глубокий вдох.