Ромео для балерины

После звонка Оли Керимовой Вэйс отрыл топор войны… Заварив себе крепкий кофе, сел за компьютер. Прыгнул на колени и разлёгся перед клавиатурой Потапыч.

– Говорят, Тапыч, нашу маму обижают. Ты пришёл мне помогать?

Алексей не удержался и почесал кота за ухом.

– Правильно, своих не бросаем и в обиду не даём! – прибавил он, уже активно стуча по клавиатуре.

* * *

"Серьёзная проблема Леи Туравы" проводил вечер в кругу семьи. Точнее, за компьютером. На экране Леслав Шиманский увидел значок нового письма в почте. Открыл. Это был скан письма на гербовой бумаге ФСБ России. "Г-н Леслав Шиманский! Вы обвиняетесь в преследовании гражданки России Туравы Леи Александровны, чьё имя внесено в список особо охраняемых лиц Российской Федерации. В связи с этим мы вправе применить к Вам соответствующие меры, согласно инструкции ФСБ РФ. Предлагаем Вам в двухдневный срок уладить все Ваши дела. Печать. Подпись".

Шиманский покрылся испариной. Он попробовал открыть свои странички в соцсетях: "Facebook", "My Space", "Badoo". На всех висела траурная табличка, извещавшая, что Леслав Шиманский был застрелен у ворот собственного дома, фотография Шиманского с траурной лентой, и играла траурная музыка.

К нему в комнату заглянула жена:

– Лесик! Объясни, что к чему, мне на почту пришло официальное письмо, что твоя медицинская страховка аннулирована в связи со смертью владельца.

Утром в дом Шиманских стали поступать звонки с соболезнованиями от друзей и знакомых. Потом звонили из нескольких салонов ритуальных услуг, благодарили, что воспользовались именно их услугами, заверяли, что похороны пройдут на самом высоком уровне. Оказалось, всё: гробы, венки, одежда покойного – было оплачено! Потом все эти гробы и венки стали привозить к их маленькому дому. Особенно добил директора венок "От Леи Александровны Туравы и её семьи".

Леслав не знал, как прекратить весь этот кошмар. Он боялся выходить из дома, хотел нанять телохранителя, но оказалось, что все банковские счета его, Леслава Шиманского, пусты.

Наконец, он попросил жену подогнать машину к самому крыльцу, юркнул мышью за руль и приехал в театр.

Шла обычная репетиция. Вся труппа была на сцене, готовили "Лебединое озеро" Чайковского. Все были удивлены появлением босса, про которого говорили, что он заболел.

– Где Турава? – спросил он.

Лея несмело вышла вперёд, готовясь к неприятностям.

– Уважаемая Лея Александровна! Я глубоко сожалею о том, что нанёс Вам оскорбление, искренне раскаиваюсь в содеянном и прошу меня простить! – произнёс Шиманский громко, так, чтобы слышала вся труппа. – Передайте Вашим друзьям, что я вполне усвоил урок.

Лея стояла, хлопая ресницами, и ничего не понимала.

* * *

В мотофристайл возвращаться было рано. И Уваров это прекрасно понимал. "Ну что, начнём опять с мотокросса". Алексей начал тренировки уже в феврале, по снегу. Приезжал домой и падал от усталости. Сильно болели ноги. Но он уже был доволен тем, что мог сидеть в седле мотоцикла, а не в инвалидном кресле. В марте трассы постепенно освобождались от снега, тренировок у Вэйса стало больше.

К лету он не только уверенно себя чувствовал на трассе, но и начал вспоминать простейшие прыжки в мотофристайле. Осмелев, в июле Вэйс подал заявку на Чемпионат России по мотокроссу  в Бородино Мытищинского района. И сейчас готовился к старту.

      Диктор перечислял фамилии и номера гонщиков следующих заездов. "Денис Фоменко, номер шестнадцать, Алексей Уваров, номер семнадцать". Лея услышала знакомую фамилию.

– Вэйс здесь?!

– Да, он участвует.

– Пойдём найдём его, папа!

– Нет, Лея. Вэйсу и так сегодня сложно: первый заезд после длительного перерыва. Пусть мужик настроится – после подойдём.

И всё-таки они встретились. Наумов после награждения выходил из зоны предстартовой подготовки: "Ветераны группы А" уже освободились и шли отдыхать. Алексей Уваров только направлялся туда: их заезд был объявлен через полчаса. На выходе они поравнялись.

Наумов приковывал взгляды: в экипировке, с лентой победителя, держащий под руки двух красивых женщин. Справа от него опиралась на его руку черноволосая леди в синем платье с его кубком победителя. Она ждала ребёнка и была чудо как хороша! Слева с его шлемом в руке за него держалась вторая красавица, изящная, рыжеволосая, в бирюзово-белом платье. "Жена и дочь", – восхитился Уваров, узнав Лею.

Вэйс поздоровался. Наумов пожал ему руку.

– Вас можно поздравить с победой?

– Можно, – просто ответил Наумов.

– Это Ваша жена?

– Моя, – в голосе Александра Николаевича Вэйс уловил теплоту и гордость.

– А не вредно? Шумно тут, людей толпы.

– Не, пацана ждём… Пусть привыкает к соревнованиям, – сказал он, улыбнулся и обнял жену.

– Только через мой труп! – с шутливым вызовом возразила она мужу.

–Тихо-тихо, суло чемо, сыном занимаюсь я! А тебе мы ещё дочку родим… – ласково пообещал Наумов, целуя жену в шею.

Она рассмеялась и прильнула ухом к его плечу.

Только теперь Вэйс смог посмотреть на Лею. В этом загадочном взгляде серо-голубых глаз Уварову почудилось и восхищение, и беспокойство, и смущение, и радость встречи с ним, Вэйсом. Дыхание его сбилось.

Это не осталось незамеченным Наумовым:

– Волнуешься?

– Есть немного, – признался Алексей.

Мимо проходили люди. Один парень в джинсах, эффектной футболке отделился от компании и подошёл к ним:

– Турава! Лея! Ты как здесь?! – обрадовано закричал он, целуя по-дружески её в висок. – А я думаю: ты это или не ты? Давно в России? Пойдём к нашим!

Потом он обратился к родным:

– Я украду её, не возражаете?

И не дожидаясь ответа, обнял её за талию и повёл, она лишь успела передать отцу шлем. Через два шага она остановилась, повернулась к Уварову, виновато улыбаясь, что вынуждена уйти. Обожгла его на прощение нежным взглядом.

– Удачи! – искренне пожелала она и пошла, увлекаемая незнакомцем.

– Это кто? – спросила Дарико.

– Кажется, кто-то из рок-тусовки. Они часто на мотогонки приезжают.

Вэйс поспешил уйти:

– Ладно, я пошёл, мне настроиться надо.

– Удачи, – пожелал Наумов и ещё раз крепко пожал ему руку.

Вэйс не врал: весь его настрой слетел после этой мимолётной встречи. Ему не давала покоя рука парня, по-хозяйски обнимающая Лею за талию. "Да кто он, собственно, такой, чтобы фамильярно прикасаться губами к её волосам, обнимать её?" Им вдруг овладела особая возбуждённость, приподнятость, настроенность на борьбу: " Отец – победитель! А я что, хуже?! Давай, Уваров!.."

Перед глазами то и дело всплывало её лицо, полураскрытые губы в виноватой улыбке: "Удачи!" Он вдруг почувствовал огромный прилив энергии, и когда его руки легли на руль, от него, Алексея Уварова, исходила мощь и сосредоточенность тигра перед броском. Семнадцатый номер пришёл первым. Никто не ожидал победы от ещё не до конца восстановившегося гонщика, последний раз участвовавшего в мотокроссе четыре года назад.

Потом было награждение, интервью с прессой. Вэйс глазами искал Лею – её нигде не было. Подбежали знакомые, поздравляли, на нём висли и ликовали, визжа, девчонки.       Наконец, подошёл Наумов:

– Ну ты дал всем прикурить! – изумлённо улыбался он. – Народ пребывает в шоке: ты обошёл чемпионов России двух прошлых лет. Один в Испании всю зиму тренировался, другой – в Австралии. Их тренеры рвут и мечут!!! Ты как умудрился их выиграть?!

– Сам не знаю, – устало произнёс Алексей.

– Ну, ладно, ещё раз мои поздравления, Вэйс! Пойду, а то жену одну оставил – уведут!

В голове Уварова вертелся вопрос: "Лея с ним?"

– Супруге и дочери привет, – нашёлся он.

– Жене передам, а Лее не смогу: её друзья увезли на какой-то концерт.

Вэйс шёл и ничего не понимал: он совершил невозможное – выиграл гонку! По идее, он должен был испытывать радость и удовлетворение, если не счастье. Ничего такого не было! Была сосущая тоска и одиночество.

Она позвонила неожиданно:

– Привет! Извини, что поздравляю чемпиона с опозданием. Отец сказал, что ты выиграл гонку, и что это очень круто! А услышать похвалу от отца – дорогого стоит! Он очень тобой гордится!

"А ты? – чуть было не ляпнул Уваров. – Ты гордишься мной?"

Вместо этого сказал в трубку:

– Спасибо! Просто повезло, наверное. Ты сейчас где?

– В Москве. Концерт только закончился, домой еду. А ты где?

– В Листовом.

– А-а, – протянула она. – Отдыхай. Зверски устал, наверное. Ещё раз мои поздравления. Пока…

– Пока…

Он злился на себя неимоверно! Ну откуда эта неловкость? Он очень хотел её видеть! "Что мешает тебе пригласить её к себе в Листовое? Тем более в такой день. А она поедет?! Что ты значишь для неё, чтобы она вот так, очертя голову, посреди ночи поехала к тебе, Уваров? И ещё.., как она должна истолковать предложение приехать к тебе? На вскидку всплывает только один вариант. И он не для таких, как Лея…"

Вэйс упал на кровать и молча уставился в потолок. "Лея, что же ты делаешь со мной? Почему всё, что связано с тобой, так запутанно, труднообъяснимо и болезненно?!"

      Лея положила трубку. Ей хотелось слышать его голос ещё и ещё. "Но что она скажет ему?!" Вот нашла повод позвонить ему – поздравила. А дальше – тупик, поводов больше нет. Её неимоверно тянуло к нему: хотелось видеть его, прикасаться, просто сидеть рядом и молчать. Как когда-то с Меркуловым. Предаёт ли она его? Забыла ли она его? Нет, она не забыла. Любовь к нему так и осталась незаживающей раной. При его имени внутри происходила маленькая вспышка, как всполох. Нет, он пророс в ней навечно. Но в сердце её было полно места и для других. "Вэйс! Ну почему ты такой самодостаточный, что тебе никто не нужен?!"

* * *

Вэйс мучил компьютер, когда зазвонил телефон. В трубке плакала девушка.

– Вэйс! Это подруга Леи, Оля Керимова. Помнишь, я к тебе один раз обращалась…

– Слушаю, Оля.

– Вэйс, у нас в труппе одна змеюка устроила вечеринку в честь Леи: она из театра уходит – её в Большой пригласили.

– Я не знал… – честно признался Алексей.

– Так вот, вечеринка эта – только повод насолить Тураве. Им главное было – выманить её! Там парень один давно к Лее неровно дышит, а она его игнорирует, так он пообещал, что сегодня с другом возьмёт её силой… Они с этой стервой в сговоре. Они хотят надругаться над ней, Вэйс!!! Я не знала: я в общаге с температурой свалилась и не поехала на эту вечеринку. Мне сейчас девочки сказали, они разговор слышали и видели, как один парень ей в сок чего-то подмешал. Она ж не пьёт, она за рулём: так в сок, сволочи!

– Где она? – вскочил Уваров.

– Они в кафе "Джуна" на улице Нагорной сидят. Все наши разъехались, а Лея ещё там. С ней стерва эта и двое парней. Что делать, Вэйс?! У неё и так душевная травма, а тут они её просто добьют! – зарыдала Оля.

Компьютер так и остался включённым. Это единственное, о чём забыл Вэйс. Он сунул в карман права, натянул экипировку, обул мотоботы, взял шлем. Внутри его трясло от гнева, но голова работала, как у шахматиста. Он открыл гараж, расчехлил Kavasaki. С помощью скотча и бумаги залепил госномер. "Видеорегистратор на скорости свыше 200 км/ч вряд ли считает его, но всё-таки". Три минуты езды по посёлку по грунтовке показались ему вечностью. Наконец, Вэйс выехал на шоссе. Ровно 2,5 секунды ему хватило разогнаться до 100 км/ч, дальше он пошёл на максималке.

У Леи слипались глаза: "Что же со мной? Как я вообще поведу машину?! Нужно вызвать такси…"

Арсений заботливо склонился над нею:

– Ты устала, давай мы тебя домой отвезём. Говори адрес.

Лея назвала.

– Вот и славненько, держись за меня и пойдём, – усмехаясь, сказал он и помог Тураве подняться.

Ноги слушались плохо, она почти сразу повисла на его руке. Второй парень, то ли Андрей, то ли Гоша, держал её за талию. Она ещё помнила, что они подвели её к серой Хонде, посадили на заднее сидение. Дальше случился провал в памяти. Она уже не видела, как к "Джуне" подлетел мотоцикл, как гонщик в экипировке открыл дверцу Хонды и обронил с облегчением:

– Успел!

      И, естественно, она не могла уже видеть, как мотогонщик снял шлем и этим шлемом ударил в лицо сначала Арсения, затем второго. Носовые кости хрустнули, навсегда лишая их хозяев шанса щеголять смазливыми лицами. Дальше в ход пошли мотоботы. Через минуту оба парня катались по земле, держась за пах и судорожно ловя ртом воздух. Попробовала вмешаться охрана кафе. Парень в экипировке что-то быстро им объяснил, они покивали головами и отошли, пожав ему руку. Один охранник указал на одну из машин, помог вытащить девушку из Хонды и держал её на руках, пока гонщик искал в сумочке девушки ключи от Тойоты. Затем осторожно принял от охранника спящую и устроил её на заднем сидении.

Соня Тарасюк видела всю сцену от начала до конца: она стояла и смотрела, как громом поражённая. Черноволосый парень, который появился неизвестно откуда и устроил образцово-показательный замес возле кафе, приблизился к ней.

– Ты хотела войны, сука? Ты её получишь. Чуток погодя.., а пока живи и бойся!

Тарасюк похолодела от ужаса: этот зря не обещает.

Вэйс набрал Олю:

– Оля! Это Вэйс. Спасибо, если б не ты… Короче, я успел вовремя. Где Лея живёт?

– Ох, камень с души, – выдохнула девушка. – А вот где живёт – не знаю. Старый адрес знаю, а новый нет. Ей отец другую квартиру купил, в той она не могла находиться…

– Понятно. Значит, не знаешь.

– Никто из наших не знает.

– Ладно, спасибо, Оля. Завтра у вас есть репетиция или спектакль?

– Нет, понедельник – выходной. Иначе Лея на вечеринку бы не пошла. У неё знаешь, какая дисциплина?!

– Знаю, – улыбнулся Вэйс.

      Он подошёл к охранникам, что-то сказал, показывая на свой мотоцикл. Те кивнули и откатили мотоцикл за ограждение. Парень пожал им руки, сел в Тойоту и поехал в сторону МКАД.

* * *

Алексей вёз её в "Листовое". Плавно переключал скорости, объезжал ямы. Открыл ворота, загнал машину на участок. Лея тихо посапывала сзади. Вэйс открыл входную дверь пошире, почему-то вспомнил день, когда Ватутин появился на его пороге со спящей Леей на руках, и усмехнулся:

– Дежавю…

Вернулся к машине за девушкой. Взял её спящую, невесомую на руки и понёс в дом. Положил в гостиной на диван, снял туфли, тихонько сел рядом и долго разглядывал её. Сегодня она была в длинном тёмно-зелёном вечернем платье с полуоткрытой спиной: волосы собраны на затылке, подчёркивая длинную изящную шею. "Красавица дочь у Наумова!" – вздохнул он. "Что там у нас по сценарию? Изучаем стопы балерины, снимаем куртку и джинсы?" – припоминал он. Сейчас Вэйс понял, что не готов, как в прошлый раз, освобождать её от одежды: боялся, что может не остановиться…

      Алексей чуть подумал, куда её устроить, достал из шкафа постельное бельё, поднялся на второй этаж. "Пусть проснётся в знакомой комнате: не испугается…" Застелив постель в маленькой спальне с фотографиями, спустился вниз за Леей.

Когда он поднимал её на руки с дивана, она вдруг потянулась, словно просыпаясь, хотя глаза были закрыты, вдруг обвила его руками и прильнула к его шее губами:

– Лёша…

У Вэйса всё оборвалось. Его качнуло – чуть не оступился. Он не помнил, как дошёл до спальни. Мягко опустил Лею на кровать, осторожно расцепил её руки на своей шее. Не открывая глаз, она улыбнулась, протянула к нему руки и прошептала:

–Иди ко мне, Лёша…

Секунда, и руки упали, она снова уже спала. Вэйс укрыл её простынёй, тихо затворил дверь, медленно, обречённо спустился вниз. Сжал кулаки и что есть силы ударил в стену. Штукатурка осыпалась, вмятина в стене окрасилась кровью от разбитых костяшек. "Меркулов! Неужели ты никогда не отпустишь её?!"

Вэйс прошёл на кухню, достал из бара кем-то подаренный коньяк "Курвуазье". Налил в бокал, выпил. Не помогало. Он не понимал: как, когда эта девочка стала так много для него значить? Он бесился и признавал её власть над собой. Ради неё он был готов сорваться куда угодно и когда угодно. Она могла остановить его взглядом, вдохновить одним словом, он был счастлив, если оказывался нужным ей. А она ускользала от него: притягивала, как магнит, и не давала ни малейшего повода подойти ближе.

Находясь рядом с ней, он неимоверной силой воли сдерживал себя, чтобы не сжать в клещи объятий и, отрезав путь к бегству, сорвать поцелуй. Он не мог понять её взглядов, и это было мучительно! Иногда ему казалось, что она смотрит на него с любовью и восхищением, и Уварова обдавал жар. Но он… боялся обмануться: это могло быть плодом его воображения.

Вэйс ещё налил в бокал и выпил. Коньяк придал ему смелости. "Сейчас поднимусь и скажу всё как есть: о ней и о себе! – решил он и уже было поднялся, как вдруг вспомнил её запрокинутые руки: "Лёша…". "Что ты хочешь услышать от неё, недоумок? – спросил он самого себя. – Что она любит не тебя, Вэйса, а Меркулова? Тебе не хватило, что во сне она зовёт Его? То есть, ты хочешь, чтобы это она бросила тебе в лицо?"

Вэйс взял бутылку, бокал и, шатаясь, побрёл к себе в спальню.

* * *

Солнечный луч добрался до подушки спящей девушки: Лея открыла глаза. "Знакомая комната", – улыбнулась она. – Какой хороший сон!" Потом полежала, зажмурившись, ожидая продолжение сна, после снова открыла глаза. "Это не сон. Я – в доме Вэйса, но как?!" Лея села на кровати. На ней было вчерашнее вечернее платье. "Я была на вечеринке, потом ребята хотели подвезти меня домой, и я сказала им адрес. Я что, сказала им адрес Уварова?" Густая краска залила ей щёки: "Боже! Что он подумал обо мне?!"

Она взяла телефон и набрала Олю:

– Оля, привет. Турава. Ты представляешь, я вчера на вечеринке продиктовала вместо своего адреса адрес Вэйса. И теперь я у него.

То, что она услышала в ответ, повергло её в шок. Лея опустилась на кровать, подавленная, с внезапно потемневшими глазами. Сердце бешено колотилось в груди. "Да разве ж так можно?!" – только и смогла выговорить она.

Турава приподняла край платья и осторожно, чтобы не упасть, спустилась по ступенькам на 1 этаж. Ни в гостиной, ни на кухне, ни в кабинете Вэйса не было. Она нашла его спящим на кровати в его спальне. На тумбочке стояла недопитая бутылка коньяка и бокал. Он спал на спине, одна рука согнута и убрана за голову, другая небрежно откинута в сторону. Такое мужественное лицо и такие беззащитные, мягко очерченные детские губы! "Вэйс…"

Лея скользнула взглядом вниз, на ноги, и ужаснулась: они все были в шрамах… "Сумасшедший гонщик!" Не в силах на это смотреть, быстро накинула простыню, после присела на краешек кровати, сделала губы трубочкой и подула в его смоляные волосы. Он не пошевелился. Тогда она осмелела и нежно провела ладонью по его щеке. Вэйс слегка улыбнулся и повернулся на бок. Его правая рука из-за головы переместилась на живот, обнажая стиснутые с запёкшейся кровью костяшки. Лея, глядя на них, закусила губу. На кровать вспрыгнул чёрный кот.

– Потапыч! Как ты вырос! Тихо, не буди хозяина, – прошептала она и погладила его по спинке.

Потом встала и тихо вышла из спальни.

Было около полудня. Алексей открыл глаза и смотрел на потолок. Потом вдруг вспомнил и подскочил: "Лея". На стуле возле кровати стоял поднос с ещё тёплыми блинчиками и записка: "Мне очень стыдно перед тобой, мой ангел-хранитель! Спасибо, что ты есть!" Дальше были грустный смайлик и сердечко. Уваров подошёл к окну, отдёрнул штору: машины во дворе не было.

* * *

Наумов застрял в аэропорту. Самолёт опаздывал аж на 2 часа. "Мог бы дома с сыном побыть!" – досадовал он. Сегодня, 15 сентября, его Алешке исполнилось уже 25 дней: лишний раз из дома уезжать не хотелось. Но в Москве у него было целых три дела: проведать дочь, провести ревизию филиала его фирмы и быть в качестве почётного спонсора и гостя на соревнованиях по мотофристайлу в Крылатском.

Лея сидела дома. От чрезмерной танцевальной нагрузки не выдержали стопы, пришлось делать операцию. Направление дали в Большом театре: с клиникой у них давнее тесное сотрудничество. Александр Николаевич было заволновался, но Лея успокоила, как могла:

– Обычное дело у профессиональных балерин. У вас, безумных гонщиков, тоже "запчасти" летят.

Она хотела добавить, что видела ноги Вэйса, но вовремя прикусила язык. Что она скажет отцу, спроси он: "Где ты их видела..?"

Уваров не давал о себе знать с той проклятой вечеринки в "Джуне": не писал и не звонил. Ей очень его не хватало. Одна радость – отец, и сегодня он прилетал. Она уже созвонилась с мамой, послушала попискивание братика, приготовила обед.

Начало соревнований было в 14.00. Он планировал заехать к Лее перед Крылатским. Задержка рейса меняла все планы. "Ничего, заеду после соревнований, зато уж потом никуда!" – тепло подумал Наумов о дочери.

Он включил телефон ещё в самолёте, и тут же увидел пропущенный вызов. "Потеряли уже…" – улыбнулся Александр Николаевич и перезвонил другу.

– Серёга, у меня рейс задержали: минут через 50 приеду. Я ещё в самолёте – только приземлились, так что опоздаю чуток.

– Саня, тут знаешь кто выступать будет? Уваров Алексей.

– Уваров?! Он же не восстановился.

– Да нет, вполне, говорят, в форму пришёл. И даже заявил свой прошлый прыжок: бэкфлип с поворотом райдера. Всё! Ждём, меня уже зовут.

– Серёга! Задержи Уварова: нельзя ему трюк прыгать! Серёга, ты меня слышишь?!

Но тот положил трубку. Наумов набирал его ещё и ещё. Телефон друга молчал. "Отключил!" И посмотрел на часы. Он не успевал…

В такси Наумов лихорадочно искал выход. И вдруг вспомнил: Лея!

– Папа! Ты прилетел?! Мама звонила, что рейс задержали.

– Лея! У тебя машина на ходу? – оборвал её взволнованный голос отца.

– Да, под окном стоит. Что-то случилось? – встревожилась она.

– Случилось. Через 35 – 40 минут начнутся соревнования в Крылатском по мотофристайлу. Там Вэйс.

– Вэйс?!

– Этот дурак решил снова повторить свой сумасшедший прыжок. На нём разбился его друг, после него он сам переломал себе ноги, его вообще никто никогда не делал! Лея, если его не остановить… Я – в такси, но я уже не успеваю.

– Где соревнования? – спросила она дрожащим голосом.

– Запоминай…

Лея вела машину, глотая слёзы. "Вот уж, действительно, дурак: так рисковать собой! Мальчишка! Старше меня на 10 лет, а ведёт себя как безбашенный подросток! Глупый! Пусть у него будет миллион баб, пусть она, Лея Турава, никогда не будет с ним, но только пусть живёт!!! Я не могу его потерять, я просто не выдержу ещё одной потери…"

Бросив машину, она пыталась отыскать его, и не могла.

Наумов приехал почти вовремя, он рвался к месту выезда фристайлеров, его держали за руки два здоровенных мужика.

– Остановите Уварова! – кричал он. – Этот трюк – настоящее самоубийство.

– Поздно, спортсмен начал своё выступление.

Диктор уже объявлял: "Алексей Уваров, город Москва". Наумов сразу обмяк и с замиранием сердца уставился в небо над стадионом. Лея тоже увидела Вэйса и застыла в ужасе: "Опоздала!!!" Она, как заворожённая, смотрела вверх.

Спортсмену отводилось 2-3 минуты, в течение которых он должен был показать свою программу от 12-15 трюков. Взревел мотор. Уваров делал трюк, приземлялся, снова разгонялся, взлетал на чудовищную высоту, снова выполнял в воздухе невесть что. Она забыла как дышать. Зрелище было страшное и прекрасное. Наконец, Вэйс закончил обычный набор элементов. Диктор сделал паузу:

– А сейчас в исполнении Уварова Алексея вы увидите заявленный им сложный прыжок " бэкфлип с поворотом райдера".

Вэйс слышал каждый удар своего сердца. Вдруг перед глазами Алексея возникло лицо Славы Зорина, он мотал головой.

– Нет?! Славка! Мы с тобой никогда не отступали. Если что – жди в гости к себе, – усмехнулся Вэйс и набрал высоту.

Зависание прошло удачно. "Отлично! Теперь поворот райдера около мотоцикла!" И это ему удалось. Теперь осталось дёрнуть мотоцикл на себя, развернуть этим рывком его для дальнейшего приземления и успеть вскочить на него. Вэйс дёрнул – мотоцикл не разворачивался. "Та же ошибка в угле разворота! Как обидно!!! И это уже всё…" Он понял, что шансов выкарабкаться у него нет.

Наумов видел: парни не учли, что после прокрута пилота теряется инерция машины. Этот трюк невыполним! И всё же, надеясь на чудо, Наумов заорал: "Разворачивай мотоцикл! Давай, парень!" – и видел беспомощность райдера и начинающееся падение. "Это конец. Ему не выкарабкаться".

Страха не было. Была обречённость и сожаление. Вдруг он увидел перед собой лицо Меркулова… Он смотрел ему в глаза и улыбался. А потом какая-то невидимая сила подтолкнула мотоцикл, задав необходимую траекторию для приземления, вернула ему инерцию. Алексей сделал рывок мотоцикла на себя и оседлал его. Приземление гонщика прошло под оглушительный рёв стадиона.