Ромео для балерины

От внимательного взгляда Наумова не ускользало ничего. Он оценил порядок: инструменты были в одном месте, детали, запчасти – в другом, смазочные материалы – в третьем. В углу заметил сварочный аппарат:

– Сам варишь?

– Приходится.

Наумову было интересно всё. Особенно внимательно рассматривал Yamaha, на которой выполнял трюки Вэйс. Потом попросил бумагу и карандаш, что-то стал рисовать. Подозвал Алексея:

– Смотри, если немного изменить конструкцию, маневренность на земле останется прежней, а в воздухе мы получаем ряд преимуществ…

И два мужика склонились над чертежом.

– Так, Александр Николаевич, таких деталей нет, – погрустнел Вэйс.

– Уже есть, Уваров, я каталог видел. Они, японцы, тоже не стоят на месте. Вы, фристайлеры, их подстёгиваете.

– Александр Николаевич! – прямо расцвёл Уваров. – Спасибо! Я чертёж себе оставлю?

– Конечно. Ты с ногами разберись, а с деталями я тебе помогу… Ладно, пошли обедать, там Лея, наверное, уже обед приготовила.

– Лея?

– Да, она у меня девочка сообразительная, намекнула, что у тебя холодильник пустой…

– А балерины умеют готовить? – изумился Вэйс.

– Не знаю, как другие: Лея хорошо готовит. Правда, до мамы ей далеко: у меня жена потрясающий кулинар, любит это дело, – сказал Наумов, снимая спецовку и надевая пиджак.

Лея уже ждала их на кухне: разливала борщ, доставала из духовки жаркое с курицей и творожную запеканку.

– Что успела на скорую руку, – извиняясь, прошептала, Лея, прислонясь к отцовскому плечу.

Наумов приобнял её, поцеловал в лоб.

– Всё замечательно! Садись, поешь с нами.

Турава съела половинку помидора и огурец без соли. После обеда отец ей помог развесить мокрое бельё, она прибрала кухню. И оба уже стояли на пороге.

Вэйс подал ей телефон.

– Проверь, набери мой номер.

Он продиктовал ей цифры, она набрала, телефон Уварова запиликал.

– Сохрани мой телефон, вдруг понадоблюсь…

      Она кивнула.

– Стоп! Александр Николаевич! – вдруг напрягся Вэйс. – А кто поведёт машину?

– А машину поведёт Лея. Я её лично учил с 15 лет.

– И на мотоцикле?

– Нет, – слабо улыбнулась Турава. – Как ни просила – ни в какую! И вторым пилотом сзади не разрешает ни к кому садиться: только с папой или дядей Дэном.

– Ну, всё, Вэйс, бывай! Земля круглая – увидимся ещё… Спасибо за Лисёнка, за Лею.

Наумов крепко пожал руку Уварову и вышел.

      Лея тоже подошла, протянула маленькую узкую ладонь.

– Спасибо за всё, Вэйс. Я запомнила: "маленькими шажками…"

Она подняла свои серо-голубые глаза и смотрела в его карие, пока он держал её руку, после опустила глаза и вышла вслед за отцом. Вэйс смотрел из окна, пока рыжий огонь её волос не скрылся в салоне BMW. Потом машина тихо тронулась и исчезла из вида.

Обычно после отъезда гостей Уваров испытывал радость и облегчение. Сейчас он ощутил странную пустоту. Ещё долго он слонялся по дому, как потерянный. Где-то через час захотел пить, сунулся на кухню, открыл холодильник в поисках минералки и остолбенел: в холодильнике стояла… упаковка пива.

* * *

Алексей сел за компьютер. Программу он закончил ещё сегодня ночью: заказчик должен быть доволен! За новую браться не хотелось: не было настроения. Он забил в поисковике "Алексей Меркулов "Брандспойт". Часа два слушал песни двух его альбомов. Слушал и понимал: "Это она его вдохновила…" Потом взялся за телефон.

– Самойленко! Это Вэйс. Слушай, узнай для меня по своим каналам, кто аранжировщик у "Брандспойта"? И пусть он мне позвонит.

– Ладно, Алекс, сделаю.

– Если моя помощь нужна, обращайся!

– Да нет, Вэйс, наши работают с твоей программой – горя не знают! Вот у конкурентов всё летит. Ну, это нам только на руку.

На следующий день Вэйс выбрался в Москву. Аранжировщик с интересом смотрел на Уварова.

– Ты и есть тот самый Вэйс, о котором все гудят?

– Чё говорят? – усмехнулся Алексей. – Ругают или хвалят?

– Хвалят. Говорят, программист от Бога! Что за дело у тебя ко мне?

– От Меркулова много набросков осталось?

Игорь сразу погрустнел:

– До сих пор отойти не могу… Такие музыканты – на вес золота! Бывает так: человек с музыкальным образованием, а из него не идёт ничего. Или напишет: и красиво, вроде, а не цепляет. А из Меркулова – как их рога изобилия! Душа у него была такая, что ли?! Один раз неделю с девочкой своей не виделся – к ней отец приезжал, у ней останавливался – так он за эту неделю пять песен написал: две сразу, и три потом добил. Во потенциал у человека!!!

Игорь помолчал, потом, вздохнув, продолжил:

– Грустно всё это… Он мне пригласительный на свадьбу прислал. И девочку жалко. По-моему, она была его Музой: все альбомы ей посвящал.

– Значит, все отрывки должны принадлежать ей? – поинтересовался Уваров.

– Да, подтверждаю.

– А музыканты "Брандспойта" не будут против?

– Думаю, не будут. Я не понимаю, куда ты клонишь… Вэйс, ты что задумал?!

– Если я сделаю программу, которая позволит любой голос превращать в голос Меркулова, можно сделать альбом из отрывков?

–Да на два альбома наберётся! А ты сможешь?

– Смогу.

– Можно девочку ввести в группу, у меня солистка, Анечка, есть с замечательным голосом. А голос Меркулова можно фонограммой пустить… – зажёгся аранжировщик.

– Ну, тебе виднее, ты – профи. 80 процентов выручки с выпуска – Лее, а 20 процентов распилим между участниками проекта.

– Согласен. А тебе?

– Мне ничего не надо. Я потом эту программу доведу до ума, сделаю универсальной и продам музыкантам.

– За сколько сделаешь?

– День-два мне дай!

– Ого! Лихо! Тогда я пока собираю "Брандспойт" и Аню.

– Только давай так: для всех эта идея с альбомами – твоя. Я – за кадром.

Рома, Илья и Тарас не просто одобрили идею, они воспрянули духом. Месяц они писались на студии звукозаписи. Уже в мае состоялся концерт-презентация нового альбома группы "Моя душа". Альбом бил все рейтинги, звучал на всех радиочастотах, раскупался с неимоверной быстротой.

Через два месяца музыканты выпустили вдогонку второй, уже последний альбом "Всё бывает лишь раз". После этого "Брандспойт" официально прекратил своё существование.

* * *

Лея уже полтора месяца танцевала в "Ла Скала". Конечно в кордебалете, но и этому она была несказанно рада, ибо к любой балерине предъявлялись максимальные требования. Труппа "Ла Скала" держала марку!

Как и советовал отец, она старалась загрузить себя максимально: после репетиций, спектаклей, в короткие промежутки свободного времени учила итальянский и немецкий языки. Перед сном – обязательно сеанс по скайпу с мамой и папой. А потом наступал самый страшный момент: когда она выключала свет и ложилась в кровать. Ей казалось, что сейчас зайдёт Он и возьмёт её на руки.

С той их первой памятной ночи они придумали ритуал: он всегда нёс её в постель на руках. Даже если она забиралась туда раньше, он вытаскивал её, кружил по комнате, а потом осторожно приземлял на подушки…

– Лис должен быть ручным! – любил повторять Меркулов.

– Ой, растолстею к старости! Что делать будешь?! – смеялась она, обвивая его за шею.

– Ой, растолстей сначала, – фыркал он.

Конечно, когда он приходил под утро, а она спала, ритуал отменялся. И сейчас она плакала, засыпая… Утро снова утягивало Лею в водоворот неотложных дел и событий.

Вдруг в один из вечеров ей позвонил Байер:

– Лис! Если стоишь – сядь. Села? "Брандспойт" выпустил новый альбом с песнями Меркулова.

– Что?! А кто поёт?! Солист кто?!

– Меркулов поёт и ещё какая-то девочка. Вся Москва, вся рок-тусовка на ушах. Говорят, подняли старые его наработки.

– Сашенька! Вышли мне, пожалуйста!

– Уже выслал. Смотри почту. Всё, давай.

Лея открыла почту, скачала альбом, включила. Действительно: голос Алексея, родной, любимый голос! "Душа моя" – песня, как будто он обращается к ней… Не было горечи, не было печали! Было такое ощущение, что он не умер, а просто уехал надолго и где-то пишет для неё песни. "Я ноги буду целовать тому, кто придумал идею с альбомом!" – ликовала Турава. Она перестала плакать перед сном. Он снова жил для неё, только в параллельном мире, иногда давая о себе знать.

* * *

Наумов позвонил Байеру в Берлин:

– Привет, музыкальное дарование!

– А, это ты, капиталист! Рад тебя слышать, чертяка. Мама как? – отозвался Дэн.

– Елена Николаевна? Она меня усыновила, на фиг ей сын, который по полгода в Россию нос не кажет.

– Ну, усыновила, положим, она тебя уже давно, – ничуть не обиделся Дэн. – Как там мой домик?

Наумов уговорил Байера купить участок рядом со своим и продать квартиру – родовое гнездо Байеров. Сам построился первым, забрал Сашку и мать Дэна к себе в коттедж. Дэн, по контракту работая в Берлинском филармоническом оркестре, все свободные деньги переводил Саше на постройку дома.

– Строится, уже крыша есть, внутренняя отделка идёт. До ума пусть Лерка доводит, она же у тебя художник.

– Наумов, она у меня уже дизайнер, Берлинский университет искусств закончила. Кстати, нарасхват, дома не сидит: всё какие-то выезды, встречи… Я ревную!

– Может, вам третьего завести? Одомашнить, чтоб не скакала…

– Я подумаю, – хохотнул Дэн. – Чувствую, Сань, дело у тебя ко мне.

– Ну, ты психолог, блин, прям как твой Сашка. Вот откуда гены… Но ты прав. Зайди в одну клинику, узнай, сколько денег не хватает на операцию одному человеку. Информацию я тебе в ящике скинул. И спроси, сколько на реабилитацию нужно.

– Ладно, сделаем. А кто он?

– Сумасшедший гонщик, как мы с тобой в своё время…

* * *

Вэйсу на электронную почту пришло письмо из клиники Германии. "Господин Уваров! Вы приглашаетесь на плановую операцию с последующими восстановительными процедурами". Сначала он подумал, что это ошибка. Когда он позвонил в саму клинику в Берлин, то узнал, что на его счёт поступила сумма, превышающая сумму операции. Денег хватало и на реабилитацию. Вэйс был в замешательстве.

– Это не может быть ошибкой? Я ничего не отправлял.

– Нет, господин Уваров, деньги поступили от третьего лица.

– А от кого?

– Благотворительность в нашей клинике – нередкая практика. Мы не знаем зачастую имена благотворителей. Вам повезло. Вы ведь спортсмен? Ищите среди Ваших поклонников. Мы ждём Вас. В информационном письме всё подробно написано.

Через два дня, сдав клиентам заказы, он уже ехал в аэропорт Шереметьево.

Врач, осмотрев Алексея, остался весьма доволен:

– Всё замечательно. Есть шанс, что эта операция пройдёт успешно, станет последней, и Вы будете ходить.

* * *

В июле вышел последний альбом "Брандспойта". Турава была счастлива. И хотя парни из группы ей сказали, что это – последний, что больше отрывков и набросков Алексея нет, она твердила:

– Пусть! Он ещё как-нибудь напомнит о себе. Не знаю как, но напомнит!

В сентябре Лею вызвала в Москву официальным письмом какая-то юридическая фирма. Ей сообщали, что она должна наследовать средства, полученные с продаж альбомов и концертов "Брандспойта". Лея ничего не понимала, попросила отца помочь ей разобраться, и Наумов прилетел в Москву.

Лея узнала, что она – правообладательница всего, что было написано Алексеем

Меркуловым, что до конца своих дней она будет получать прибыль от продажи его альбомов и прибыль, если записи его будут где-то использованы.

"Да, перещеголял меня Меркулов", – подумал Александр Николаевич. – Так обеспечить свою женщину…" Лея получала сорок миллионов, и сейчас ручка дрожала в её руке.

– Где расписаться?

– Вот здесь и здесь. Открыт счёт в «Райффайзенбанке». Он имеет филиалы по всей Европе. Вы, Лея Александровна, часто живёте за границей, и фирма сочла, что Вам с этим банком будет удобно управлять своим счётом.

– Могу я перевести десять миллионов на счёт матери Алексея Меркулова?

– Да, конечно. Вы – хозяйка счёта: просто снимаете любую сумму без ограничений.

Когда они вышли на улицу и сели в машину, Лея спросила:

– Папа, как сделать, чтобы мошенники не прознали о 10 миллионах и не отняли деньги у Татьяны Сергеевны?

– Давай я съезжу к ней, и мы подумаем вместе, как лучше разместить деньги, чтобы она получала хорошие проценты и ни в чём не нуждалась.

– Спасибо, папа, – прижалась Лея к отцу. – Сама я пока не могу к ней приехать. Пусть она на меня не обижается. Не могу…

– А со своими деньгами ты решила что-нибудь?

– А со своими 30 миллионами я, кажется, знаю, как поступить.

* * *

Игорь сидел за аппаратурой, когда в студию вошла изящная молодая девушка.

– Игорь Александрович! Вы меня не помните? Мы один раз заходили к Вам вместе с Алексеем Меркуловым. Я – Лея, Лея Турава.

– Лея!

– Я не займу у Вас много времени. Во-первых, я Вам очень благодарна за два последних альбома: вы уняли мою боль!

– Лея! Это – не я… Один человек, но он просил не называть его имя.

– Неважно! После продажи альбомов и концертов "Брандспойта" на меня свалилось целое состояние. Часть я перевела матери Лёши. Что касается остальных денег, то сегодня я открыла Благотворительный Фонд Алексея Меркулова для помощи начинающим талантливым рок-музыкантам, и 30 миллионов теперь в распоряжении этого фонда. Могу я доверить Вам, с Вашим опытом и чутьём поиск и отбор новых талантов? Я думаю, Алексей тоже выбрал бы Вас…

Игорь во все глаза смотрел на эту девочку, губы его дрожали.

– Фонд Алексея Меркулова! Лучшего нельзя и придумать. Я согласен. Лёша был бы счастлив…

– Я знаю, – тихо сказала она.

Лея возвращалась в Милан.

Отец, провожая её в аэропорт, помолчав, произнёс:

– Ты – удивительная женщина, Лея Турава. Я тобой горжусь. И не потому, что ты – моя дочь. Как дочь я тебя просто люблю. Твоя идея с фондом просто великолепна!

И он крепко обнял её.

– Ты правда так считаешь? – спросила она.

– Да, – уверил её Наумов.

– Как я рада!

* * *

– Вэйс! Это Игорь, аранжировщик. Я сижу в шоке. Знаешь, кто сейчас был у меня?

– Кто?

– Лея Турава, невеста Алексея Меркулова.

– Бывшая, – поправил Уваров.

– Да, конечно. Знаешь, как она распорядилась своим состоянием?! 10 миллионов отдала матери Лёхи, на остальные – открыла Фонд Алексея Меркулова, себе ничего не оставила! Я отвечаю за отбор талантливых ребят.

Вэйс молчал: такого он не ожидал, даже не мог предположить. "Меркулов! Я, кажется, завидую тебе…" – признался себе Вэйс.

* * *

Осень пролетела незаметно. Уваров уже почти обходился без палки. Очень подмывало сесть на мотоцикл, но врач запретил до контрольного тестирования в середине декабря. "Кости должны срастись с запасом прочности, иначе потом Вы не сможете вернуться в спорт. Потерпите! Ради будущего". И Вэйс терпел. Аккуратно принимал препараты с кальцием, делал специальную гимнастику, конечно, работал и очень ждал декабря: ему маячил Берлин и окончательный вердикт врачей.

* * *

Жёсткий диск был заполнен под завязку. Вэйс вздохнул: надо было срочно покупать новый. "Кажется, в торговом центре "Аркаден", что на Потсдамской площади

Берлина, был отдел электроники"

. А это совсем рядом. Алексей посмотрел в окно: морось. "Тоже мне, декабрь"

, – хмыкнул он, надевая чёрные кожаные брюки и кожаную куртку. Уваров оделся и вышел. Вот и "Аркаден".

Вэйс чуть притормозил у эскалатора: "Лестница или подъёмник?" Для пользы лучше лестница, но после вчерашнего тестирования доктора Йозефа Бёрна ноги ныли. Он не халтурил – выложился на тесте по полной: врачи, да и сам Алексей, были довольны. Но сегодня!.. И Вэйс пошёл на эскалатор.

Она спускалась сверху, тоненькая, изящная в короткой шубке – статуэтка!

– Лея?

Он узнал её по рыжим волосам, того самого изумительно чистого оттенка.

– Вэйс?!

Она распахнула от изумления глаза и открыла рот, плавно провожая взглядом ленту эскалатора, поднимающую людей и Уварова вверх. Он одним мощным толчком перемахнул через заграждение на её эскалатор, девушка только ахнула:

– Ну ты даёшь!..

Когда она в апреле внезапно свалилась на его голову, он был в инвалидном кресле. Ей было немного непривычно: сейчас он стоял перед ней высокий, 1 метр 85 роста, статный, широкоплечий.

И главное: на ногах, здоровый! Лея, как заворожённая, смотрела на его ноги:

– Ты больше не в кресле! Это… Это здорово, Вэйс!

Он подал ей руку, помог сойти с эскалатора.

– А ты? Ты же в Милане должна быть.

– У меня здесь родные, на Рождество приехала. Завтра же Рождество!

– Ну, положим, Рождество только 7 января будет , – усмехнулся Уваров. – Но всё равно, рад тебя видеть, Лея Турава!

– А тебя как в Берлин занесло? – спросила Лея.

– Плановое тестирование после второй операции.

Вэйс внимательно прислушался к дочке Наумова: прежней боли и надрыва не было. От неё исходила лёгкость и кружащее голову обаяние. "Очень интересно", – отметил про себя Уваров. И стал наблюдать за ней, инстинктивно, как это делают все мужчины от 3 до 90 лет.

Ей нужно было купить подарки родным. Вэйс даже не понял сам, как оказался в отделе женской одежды и аксессуаров рядом с ней, затем в сувенирном отделе, потом в книжном…

– Ты тоже за подарками? – поинтересовалась она.

Блин, только сейчас он вспомнил, зачем он здесь.

– А? Нет, мне жёсткий диск нужен новый.

– Так пойдём!

Она взяла его за руку и потащила к эскалатору. Турава встала не две ступеньки выше, сделавшись с ним одного роста, что-то рассказывала весёлое о том, как покупают в Италии. Он не слушал, он смотрел на её губы. "Что, если их поцеловать?! " Потом тряхнул головой, прогоняя наваждение.

Диски были вполне хорошего качества, Вэйс купил два: в последнее время его завалили заказами. С покупками было покончено. Лею и Вэйса больше ничего не держало в торговом центре "Аркаден". Нужно было уходить.

Лее вдруг стало грустно: ей было с ним удивительно уютно, невероятно спокойно и защищённо, как тогда в Листовом. Сейчас они расстанутся, и может, навсегда…

– Ты разрешишь проводить тебя?! – вдруг спросил он.

Вэйс ничего не понимал: внутри него всё бунтовало при мысли о расставании с этой девочкой. Он испытывал невероятный комфорт и душевный подъём рядом с ней. Они взяли такси, добрались до квартиры Байеров.

– Может, зайдёшь? – с надеждой спросила Турава.

– Наверное, нет.

– Вэйс! Здесь не церемонятся. Здесь живёт папин… брат и лучший друг Дэн Байер.

– Тем более… – вспомнил Наумова Алексей и предложил. – Давай лучше завтра встретимся.

– У-у-у… Завтра мы с Дэном участвуем в Благотворительном Рождественском вечере. Он играет на саксофоне в первом отделении, а я танцую во втором.

Вдруг её глаза загорелись.

– Ты же тоже можешь прийти! Я, как участница, имею право на одну контрамарку! Только… там дресс-код: пускают только в смокингах. И она жалобно посмотрела на Уварова и вздохнула: "Не пойдёт…"

– То есть мой кожаный прикид не подойдёт? – рассмеялся Вэйс.

Она яростно замотала головой, а глаза просили: "Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…"

– Ладно, где эти смокинги берут напрокат?

* * *

Вытащить Лею в Берлин была идея Даниила Андреевича Байера. Ему показалось, что их "Туравочка" загрустила в своём Милане и решил, что Рождество в семейном кругу ей точно не повредит!

Два семейства Наумовых и Байеров давно перемешались в одно. Сашка с Еленой Николаевной жили с Наумовыми, Лея была частым гостем и "любимой дочкой" Байеров. Дэн, как один из организаторов вечера, прислал важную бумагу директору труппы "Ла Скала" Леславу Шиманскому о необходимости участия российской балерины в Благотворительном Рождественском вечере в Берлине. И Лею отпустили с напутствием "не посрамить балетное отечество". Она была на седьмом небе, так соскучилась по всем: Валерии, Дэну и Димке, их сыну, будущему выпускнику гимназии. И сейчас она отогревалась, как продрогший мотылёк, у их жаркого семейного очага.

Утро прошло в обычной разминке балерины и приятных хлопотах на кухне с Лерой. Мужики то и дело забегали на кухню, на запах, и утаскивали то мясную нарезку, то сладости. Лера смеялась и потакала "воришкам". Потом, ближе к обеду, сели отмечать Европейское Рождество, воспринимая его как хороший повод собраться семьёй. Вечером Лера и Лея надели вечерние платья, мужчины облачились в смокинги, и все поехали в концертный зал при отеле "Estrel".

Уваров с интересом смотрел на своё отражение в зеркале. Дотошный немец сбился со счёта, принося на примерку мужские костюмы. С низом всё было нормально, но вот бицепсы Вэйса никак не хотели пролезать в узкие рукава пиджаков. "На кого же они их шьют?! На каких дрищей?" – досадовал Уваров. Наконец, одна модель подошла, и сейчас он лицезрел в зеркале напротив молодого элегантного мужчину, вполне подходящего быть вечерним аксессуаром для рыжеволосой красотки.

– А у вас красной ковровой дорожки не будет напрокат?

– Что? – обомлел несчастный немец.

– Шучу, – успокоил его Уваров и забрал квитанцию.

Пролетали редкие снежинки, Вэйс уже топтался минут пять у входа в отель "Estrel". Наконец, появилась Лея.

– Вэйс, прости, пожалуйста, Митяй долго собирался.

И она подвела его к своим спутникам.

– Это – семейство Байеров, мои родные: Валерия, Даниил, Димка. Это – мой знакомый, Уваров Алексей, для друзей Вэйс, – представила она их друг другу.

– Вэйс… – поднял вверх глаза Димка, что-то припоминая и с интересом разглядывая Алексея. – А Вы с компьютерами как-то связаны?

– Ну, всё человечество как-то связано с компьютерами, – отшутился Уваров.

– Вы же в Москве живёте?

– Да, в Москве.

– Расскажу своим – не поверят… – пробормотал он себе под нос.

– Я что-то пропустила? – переводила взгляд с Димки на Алексея Турава.

Первое отделение утомило Уварова: играли какие-то виолончелисты, скрипачи. Очень выгодно среди всех отличался Байер на саксофоне. Вот он окунул Алексея в волшебный мир воспоминаний и грёз. Почему-то вспомнились мама, отец, Славка Зорин, бабушка с котёнком на коленях.

Вэйс ждал второе отделение. И вот объявили: "Вальс цветов" из балета "Щелкунчик" Петра Ильича Чайковского, исполняет Лея Турава, балерина театра "Ла Скала", обладательница Гран-при международного конкурса артистов балета". Уваров забыл, как дышать, ему казалось, что если он сделает вздох, это чудо, скользящее, парящее на сцене, исчезнет, растворится призрачной дымкой. Он просто боялся спугнуть то, что не поддаётся объяснению: неземное и неповторимое. Она на его глазах и на глазах сотни зрителей творила новый мир, таинственный и прекрасный.

Лею осыпали аплодисментами и отпустили. Вэйс остался в зале только из вежливости и уважения к организаторам. До конца второго отделения он думал о Тураве, о семье Наумова: всё пытался представить, какой она была в детстве. И что, по сути, он ничего о ней не знает, кроме того, что она потрясающая балерина и понесла тяжёлую утрату…

Лея нашла Вэйса на фуршете. Она была в чёрном вечернем платье: его любимый цвет.

– Не жалеешь, что пришёл со мной? – спросила она.

– Конечно, нет, давно хотелось посмотреть, как ты танцуешь: бесподобно! – искренне восхитился он. Потом наклонился к самому её уху. – И последствия тоже видел: твои стопы…

– Лея вспыхнула и покраснела.

– Ты не хочешь уйти с фуршета? Как на счёт прогулки по ночному Берлину? Если, конечно, ноги не устали…

– Я не против, – уже улыбалась она.

Мимо проходил Димка.

– Дим! – окликнула его Лея. – Сделай снимок на мой телефон и скажи родителям, что мы с Вэйсом решили погулять и что я буду поздно.

Она порылась в сумочке и достала телефон. Димка качественно пощёлкал их с разных сторон, потом отдал телефон.

– Фотки потом скинешь!

Они вышли на улицу и пошли куда глаза глядят. Праздничная Рождественская подсветка столицы несла атмосферу ожидания чуда. Говорить не хотелось, они просто шли рядом. Иногда она бросала не него взгляд, иногда он. Пару раз они встречались взглядами, Лея не выдерживала – опускала глаза. И они шли дальше…

Вдруг пошёл снег, настоящий, рождественский, большими пушистыми хлопьями. Вэйс поднял голову: нескончаемый десант белых парашютиков летел прямо с чёрного неба, покрывал скамейки, траву, его голову, не успевая таять.

Лея тоже смотрела вверх: снежные хлопья падали ей на лицо, таяли и сбегали ручейками вниз. Вэйс посмотрел ей в лицо и вдруг понял: "Да ведь она плачет !!!" Память внезапно перенесла её в Новогоднюю ночь, 31 декабря, когда они с Меркуловым бродили по заснеженным сказочным улочкам Дмитрова, держась за руки, и целовались, прячась по закоулкам от прохожих. Тогда тоже падал снег…