Божественная комедия

Песня десятая

Перед Данте и Вергилием встает ряд могил, в которых находятся последователи Эпикура. Путники говорят с призраками Фарината дельи Уберти и Кавальканте де Кавальканти. Первый предсказывает Данте изгнание из Флоренции.

1 Мы шли тропой, которая виласьСреди могил близ каменной ограды,И спутника спросил я в этот час:4 «О, ты, мудрец, ведущий сквозь преградыМеня из круга в круг, дай мне ответ:Могу ли я, учитель, бросить взгляды7 Внутрь тех гробниц, где крышек вовсе нет?Могу ль узнать, что в них теперь таится?»«Гробницы те, – ответствовал поэт, —10 Должны своими крышками закрыться,Когда сюда их души прилетят,Чтоб в образе земном опять явиться:13 Тела погибших душ теперь лежатВ Иосафатовой долине… Вправо —Эпикурейцев кладбище. Их взгляд16 На жизнь тебе известен. ВеличавоУченье их провозглашалось вслух,Что для людей бессмертие – забава,19 Что с телом умирает вместе дух.Здесь все твои вопросы разрешатсяИ даже те, мой благородный друг,22 Которые невольно, может статься,Ты высказать мне прямо не желал».«Наставник мой, – ответил я, – скрываться25 Я потому порой предпочитал,Что сам меня учил ты воздержанью».«Тосканский гражданин! Ты в град попал,28 Где пламя предается пожиранью,Остановись! Я по твоим речамПризнал, их подчиняясь обаянью,31 Что ты вполне принадлежишь к сынамОтчизны благородной и прекрасной,Но для которой вреден был я сам!..34 Для родины я был звездой несчастной!»Тот голос из гробницы раздалсяВнезапно вдруг. Страх чувствуя ужасный,37 К учителю назад я подался.«Не бойся, что с тобою? – начал речь он. —Из гроба Фарината{47} поднялся,40 И виден нам от пояса до плеч он».И повстречал я Фаринаты взгляд.Хоть жар огня в гробу был бесконечен,43 Но, словно презирая целый Ад,Он гордо из гробницы поднимался.Других гробов минуя целый ряд,46 С Вергилием к нему я приближался:«В речах будь краток», – спутник мне шепнул.Когда я с Фаринатом поравнялся,49 С надменностью он на меня взглянулИ, помолчав, спросил меня: «Кто былиТвои отцы?» И я не обманул52 И ничего не скрыл, как предки жили.Тогда, подняв глаза, он молвил мне:«Они меня и род мой не любили55 И враждовали с нами на войне,За что ссылал их дважды я в изгнанье».«Да, дважды по чужой они стране58 Скитались, – отвечал на эту брань я, —Но дважды возвращались и назадНа родину, чего при всем желанье61 Не мог исполнить род твой, говорят,И не сумел на родину вернуться».В лицо мое пахнул вдруг новый смрад;64 Другая тень, – не мог не содрогнутьсяПри этом я, – подняв свое чело,Явилась сзади гроба, разогнуться67 Не в состоянье; видным быть моглоОдно лицо той новой, бледной тени:Казалось мне, что муками свело70 Поверженного призрака колени.Глазами вкруг себя он поводил,И я услышал жалобное пенье.73 С рыданием тот грешник возопил:«О, если в Ад путь длинный и ужасныйТебе твой гений светлый озарил,76 Зачем же не с тобой мой сын прекрасный?»«Я собственною властию не могПроникнуть в Ад, но этот путь опасный79 Указывал мне тот, к кому был строгТвой Гвидо{48}, так его ценивший мало…»Так я сказал: в короткий этот срок82 Я уже знал, чья это тень стонала,И имя несчастливца угадал{49}.Вдруг тень передо мною быстро встала:85 «Ценивший мало? – с воплем он сказал. —Ответь скорее: разве он скончался?И светлый день из глаз его пропал?»88 Он ждал, когда ж ответа не дождался,То в гроб свой опрокинулся назадИ больше из него не поднимался.91 Меж тем другой безумец, падший в Ад,Перед которым я остановился,Стоял все так же смело; даже взгляд94 Такою же надменностью светился.Он прерванную речь возобновил:«На родину мой род не возвратился,97 И мысль о том страшней всех адских силМеня казнит и мучает доныне…Но знаешь ли, что рок тебе сулил100 На родине?.. Лик царственной богини,Богини Ада{50} здесь не заблеститПолсотни раз, как снова на чужбине103 Изгнания ты испытаешь стыд…Но прежде чем в мир светлый возвратиться,Скажи, за что толпа мой род хулит,106 Унизить, оскорбить его стремится?»«С тех самых пор, как Арбии струиМогли ужасной кровью обагриться,109 С тех пор во храме подвиги твоиЛишь возбуждают общие проклятья»{51}.«Не я один повинен в той крови, —112 Он отвечал, – одно могу сказать я,Я действовал с другими заодноИ виноват, как все мои собратья.115 Но там, где было всеми решеноФлоренции прекрасной разрушенье,Я был один: мной было спасено118 Величие Флоренции». В смущеньеЯ произнес: «Да обретет покойТвое потомство! Но сомненье121 Одно ты разреши мне: род людскойНе ведает грядущего прозренье,Для вас же в нем нет тайны никакой,124 Хоть в настоящем многие явленья,Нам ясные, невидимы для вас».И высказала тень такое мненье:127 «Лишь видимы для наших слабых глазПредметы отдаленные. Так былоУгодно Небесам. Но всякий раз,130 Когда уже событье наступило,Прозрение не в силах нам помочь;Теперь – земная жизнь для нас могила,133 Где царствует одна глухая ночь.Мы в настоящем мире постоянноНеведенья не можем превозмочь.136 И если перед нами вдруг нежданноГрядущего запрутся ворота,Предвиденье умрет в нас… Беспрестанно139 Мы ждем того». И тень, закрыв уста,Умолкла вдруг, и я сказал в волненье:«Пусть истину теперь узнает та142 Душа, что рядом стонет в исступленье;Поведай же ты грешнику скорей,Что сын его не умер. Лишь в сомненье145 Не кончил прежде речи я своей,Когда меня он спрашивал…» Тогда-то —Позвал меня учитель от теней,147 Но, торопясь, спросил я Фарината,Кто с ним еще в гробницу заключен?«О, многих здесь постигла та ж утрата, —150 Не двигаясь в гробнице, молвил он. —Здесь Фридерик Второй{52} лежит со мною,И кардинал{53} вкушает тот же сон.153 Еще лежат… но имена их скрою…»И он исчез. Пошел к поэту я,Невольно размышляя той порою156 О предсказанье тени и таяСмущение… «Скажи, чем ты смутился?» —Путеводитель спрашивал меня.159 Я правду рассказать ему решился.«Запомни все, чем был ты так смущен,Что выслушать от призрака решился, —162 Сказал поэт и руку поднял он. —Когда пред лучезарной{54} ты предстанешь,Чье око видит все со всех сторон,166 Ты от нее о будущем узнаешь.Узнаешь все, что ждет тебя вперед.Теперь же продолжать ты станешь169 Со мною путь». И влево он идет.В глубь города мы стали удалятьсяОт мрачных стен и городских ворот172 И начали к долине подвигаться,Где стали перед нами в этот часГустые испаренья подниматься.175 В долину ту тропинка шла, крутясь.

Песня одиннадцатая

Путники вступают в отвратительное место, где носятся зловонные испарения. Они желают скрыться от них за каменной гробницей папы Анастасия, совращенного еретиком Фотином. Вергилий объясняет Данте степени наказаний в разных кругах и праведное распределение грешников.

1 Мы шли вдоль по обрыву мимо скал,Поверженных, как каменные трупы,И подошли к вертепу: изрыгал4 Он из себя зловония, – и группыПроклятых душ стонали в нем. Мы шли,Хватаясь за гранитные уступы,7 И так как выносить мы не моглиЗловонных испарений, то спасеньеЗа каменной гробницею нашли.10 Где надпись увидали в то мгновенье:«Здесь папа Анастасий заключен,Что был введен Фотином в искушенье»{55}.13 «Кругом весь воздух смрадом заражен,И медленней мы будем подвигаться,Чтоб к смраду понемногу приучен16 Был ты и я: не станет он казатьсяНам столько отвратительным потом», —Так молвил мне учитель. «Может статься, —19 Я возразил, – пока вперед идем,Ты что-нибудь расскажешь мне дорогой?»«Да, и теперь я думаю о том», —22 Я услыхал поэта голос строгий.Он продолжал: «Смотри, мой сын, вокруг(И слушал я его с большой тревогой):25 В три яруса идет за кругом кругСредь этих скал, один другого шире.И каждый круг – обитель вечных мук28 Для падших душ в подземном этом мире,Но чтоб тебе, взглянув на них, понять,Что в Небе, в голубом его эфире31 Пощады им вовек не прочитать, —Я расскажу, за что их заключили:Ужасней зла не можем мы назвать,34 Как ближнего обида. ДоходилиДо этой цели ложью иногда.Иль вред через насилье наносили37 И ближних обирали без стыда.За этот грех нет в Небесах прощенья.Обман – порок людей и был всегда40 Караем Богом он без сожаленья,И каждый злой обманщик, каждый татьПовержен в самый страшный Ад мученья,43 Куда не сходит Божья благодать.Знай: в первый круг попали души мрака,Виновные в насилье, но опять,46 Так как насилье может быть трояко,То на три части делится тот круг,С тройным различьем в грешниках, однако.49 Насилие людских сердец и рукБывает против ближних, против БогаИ против жизни собственной. Вокруг52 Увидишь ты таких пороков много:Убийство, грабежей ночных позор.Вот первый круг, где наказуют строго55 Насилье против ближних: гнусный вор,Убийца злой, не пощадивший друга,В вертепе том томятся с давних пор.58 А во втором подразделенье кругаСамоубийц и мотов скорбный ряд,Всех посягнувших смело, без испуга,61 На жизнь свою, – их поглощает Ад —Иль на свое богатство, достоянье,И проливавших слез кровавых яд64 В те дни, когда любовь и ликованьеДолжны бы были в сердце обитать…А те преступно жалкие созданья,67 Что стали имя Бога отвергать,Богохуля, природу оскорбляют,Те в меньшем круге стали обитать.70 На проклятом челе их замечаютКлеймо неизгладимое почтиСодома и Кагора{56}. Но бывают73 Грехи другого рода, и найтиИх можем мы в другом подземном круге.Запомни те грехи и перечти:76 Грех сводничества, льстивости услуги,Татьба, и святотатство, и подлог,Ложь всякая, когда уж друг о друге79 Забыли люди думать, и порокДля них стал всякой доблести заменой.Есть грех еще – он страшен и жесток —82 Он – смерть любви: зовут его изменой.В одной из самых низших адских сфер,Где стало средоточие Вселенной,85 Где восседает грозный Люцифер,Обречена измена вечной казни,Чтоб казни той был памятен пример».88 «Учитель, – я сказал не без боязни, —Ты верное понятие мне далО пропасти греха и неприязни,91 Но ты еще не все мне рассказал.Я видел много грешников сраженных,Которых страшный дождик бичевал,94 Толпу теней в болото погруженных,Гонимых ветром, с скрежетом зубов,Хулящих Небо, мрачных, исступленных,97 И я о них спросить тебя готов:Когда над ними кара тяготеет,То почему ж за мерзость их грехов100 В тот град, что постоянно пламенеет, —Не заключили их?» Он отвечал:«Ужель твой ум в безумии темнеет?103 Иль рассуждать ты здраво перестал?Философа забыл ты наставленье{57},Который так грехи подразделял:106 Невоздержанье, злобы прегрешеньеИ скотобесье. Первый самый грехНе столько оскорбляет Провиденье109 И потому слабей казнится всехДругих грехов. Когда поймешь ты это,То ясно разгадаешь участь тех112 Погибших душ, отторженных от света,Которых Бог карающий щадилВ сиянье бесконечного привета115 И в высшие круги их поместил,Где легче казнь и где сносней мученья».Невольного восторга я не скрыл:118 «Ты – солнце, возвращающее зренье!Ответ твой каждый счастье мне несет,И мне полезно самое сомненье,121 Как знание: я вижу в нем оплот…Еще один вопрос мне разреши ты,Который мне покоя не дает:124 За что пути к спасению закрытыМздоимцам? Вот что хочется мне знать…»«Нас учит философия – пойми ты, —127 Что мы должны в природе уважатьБожественного разума началоС его искусством; можно доказать130 По книгам, что искусство подражалоПрироде всей: так робкий ученик,Изведавший науку слишком мало,133 Копировать учителя привык.Искусство от Небес родится тоже,Как внук от деда. Двойственный родник —136 Искусства и природы – нам дорожеВсех родников, и в нем лишь почерпать,В своей душе сомненья уничтожа,139 Мы можем жизнь и жизни благодать.Мздоимец же идет другой дорогой.Природу он лишь может презирать,142 В искусстве не находит школы строгой,Нуждается в опоре он иной,И грудь его полна другой тревогой.145 Однако в путь; иди теперь за мной.На горизонте, вижу я, явилосьСиянье знака Рыб, а в тьме ночной148 На западе почти уже скатилосьСозвездье Колесницы… Мрак глубок…Вот яркая звезда на небе скрылась.151 А нам до спуска путь еще далек».

Песня двенадцатая

Данте и Вергилий спускаются в седьмой круг подземного Ада по отвесному обрыву, где на полуразрушенной скале находят чудовище – Минотавра. Вергилий смиряет его бешенство. Встреча с центаврами, из которых один – Несс делается проводником двух путников и указывает на кровавый поток, где грешники по степеням терпят кару за насилие.

1 Дорога, по которой в этот часНам приходилось далее спускаться,Была почти отвесна, и не раз,4 Взглянувши вниз, мог всякий содрогаться.Гора, с которой сброшен был обвал,Непроходимой стала мне казаться7 С вершины до подножья: груды скалНизринуты лежали перед нами.Таков был спуск, и бездны мрак зиял10 Над ним кругом, а близко, под ногами,Чудовище лежало на скале{58},Чудовище, которое сосцами13 Не матери питалось на земле,Но деревянной телки… Ужас Крита,Чудовище, заметя нас во мгле,16 Себя кусало, пеною покрыто,Не в состоянье бешенства смирить.И закричал мой проводник сердито:19 «Тварь гнусная! Ты мыслишь, может быть,Что царь Афин к тебе явился снова,Чтоб вновь тебя, чудовище, убить?22 Прочь, гадина! Для подвига иногоСпустился этот смертный в Ад сюда;И у него желанья нет другого,25 Как только посмотреть на Царство мук…»Как ярый бык в минуту пораженьяСрывает узы тягостные вдруг28 И, силы потерявший, в исступленье,Бросается то прямо, то назад,Так Минотавр метался в то мгновенье.31 Поэт сказал с любовью мне, как брат:«Скорее вниз, пока он бесноватьсяНе перестал…» И, не боясь преград,34 Чрез груды скал мы начали спускаться,А из-под ног срываясь, камней рядЛетел и падал в бездну. Подвигаться37 Я стал вперед, кругом бросая взгляд,И размышлял, поэта слыша голос:«Ты думаешь, быть может, мой собрат,40 О той скале, что сверху раскололась,И где теперь чудовище лежит,В котором злость с бессилием боролась?43 Мной усмирен, ужасный зверь молчит.Так знай же, что, когда еще впервыеСходил я в Ад, вон той скалы гранит46 Еще был цел, и камни вековыеНе треснули. Случилось то позднейВ другие дни и времена иные,49 Пред тем, как Тот спустился в мир теней,Который многим в Ад принес спасенье…Тогда-то с страшным грохотом камней,52 Скалу поколебало сотрясеньеИ рухнул сокрушительный обвал.Подумал я в то самое мгновенье,55 Что от любви весь мир затрепетал,От той любви, которою держаласьВселенная. Любовью – я слыхал —58 Не раз уже мир обращался в хаос{59}.Тогда-то раскололась вдруг скалаИ грудою каменьев разметалась.61 Но вниз взглянуть тебе пора пришла:Мы около кровавого потока,Где в кипяток за грязные дела64 Насилия – повержены глубокоПреступники. О ты, развратный род,Жизнь тративший на подвиги порока,67 Вот как тяжел последний твой расчет!»И вкруг равнины ров дугообразныйУвидел я с кровавой пеной вод,70 А от скалы до рва с пучиной грязнойЦентавры появлялись здесь и тамСо стрелами, как на потехе праздной.73 Когда они домчались ближе к намИ нас на спуске взоры их открыли,Они остановились. К тетивам76 Центавры разом стрелы наложили,И трое, отделившись от других,К той крутизне, где шли мы, подскочили.79 И крикнул нам тогда один из них:«Откуда вы? Какой вы казни ждете,Спускаясь в мир созданий неживых?82 Когда вы мне ответа не даете,Я с тетивы стрелу спущу тогда,Которая верна в своем полете».85 «Зачем вдвоем нисходим мы сюда,Хирону{60} мы поведаем при встрече.Ты опрометчив ныне, как всегда,88 В заносчивых желаниях и речи».Так отвечал Вергилий наотрезИ, положивши руку мне на плечи,91 Заметил мне тихонько: «Это – Несс{61};Плененный Деянирою прекрасной,Он умер за нее, но Геркулес94 И сам погиб, надевши плащ ужасныйПокойника. Второй из них – Хирон,Ахилла пестун; третий Фол{62}, известный97 По бешенству. Сюда со всех сторонСвирепые центавры наезжают, —Неисчислим их грозный легион, —100 И в кипятке потока поражаютПреступных жертв, когда из пены водОни чело высоко поднимают,103 Чтоб легче были муки их…» И вотМы подошли к центаврам. Под скалоюХирон раскрыл чудовищный свой рот106 И, бороду раздвинувши стрелою,Товарищам сказал он наконец —С улыбкой отвратительной и злою:109 «Вы видели, как шел второй пришлец?Он шел – и часто камни рассыпалисьИз-под него: не ходит так мертвец.112 Усопшие сюда так не являлись».Мой проводник к центавру подошел,В котором две природы совмещались,115 И возразил: «Да, в это море золДействительно сошла душа живая:И человека этого я вел118 Через долину тьмы, не уставая.Не любопытство странника велоВ подземный Ад, но цель вполне благая.121 В Эдеме Дева есть – ее челоСияньем Рая блещет постоянно.Покинув Рай, где счастье так светло,124 Она ко мне явилася нежданно,Меня на подвиг новый обрекла…Я чист душой и лгать мне было б странно,127 А этот смертный всякого чужд зла…Во имя добродетели, ведущейПо Аду нас, где всюду смрад и мгла,130 Чтоб впереди не знать напасти пущей,Прошу тебя, пускай один из васПроводит нас тропою, в Ад идущей,133 И человека этого сейчасПусть на себе перенесет чрез реку.Не призрак он; и смерти не страшась,136 Нельзя пройти пучину человеку:Лишь только тень по воздуху скользит».Таких речей не ведая от века,139 Хирон центавру Нессу говорит:«Ступай, их проводи и охрани ты,Когда толпа другая их смутит».142 При появленье новой той защитыПо берегу мы шли. Кипел поток,Где выли тени злы, полуубиты,145 Повержены в кровавый кипяток.Вплоть до бровей я видел погруженных,Измученных от головы до ног, —148 И, показав рукой на осужденных,Центавр сказал: «То казнь земных владык,Невинной кровью ближних обагренных.151 Их легион обширен и велик:Здесь Александр, с ним Дионисий вместе,Что столько лет давить народ привык154 В Сицилии во имя хладной мести,Здесь Аццолино{63} грозный заключен;Казнится здесь и он, Обидзо Эсти,157 Что пасынком своим был умерщвлен».Хотел к певцу я с словом обратиться,Но, указав на Несса, молвил он:160 «Теперь тебе он больше пригодится,Чем я, мой сын». И в этот самый срок,Когда певцу спешил я покориться,163 Центавр опять взглянул на кипяток:«Иные души страждут здесь жестоко,До шеи погруженные в поток.166 Вот там теперь стоящий одинокоУжасный грешник, – знаешь ли, кто он?Господний храм он оскорбил глубоко169 И поразил вблизи его колоннТого, чье сердце люди сохранилиНа Темзе вплоть до нынешних времен172 И в дорогом ковчеге схоронили{64}».Других теней потом я увидал, —Их головы и груди видны были, —175 И я иных невольно узнавал…Поток все мельче, мельче становился,Так что в конце лишь ноги покрывал.178 Ров этот скоро сзади очутился,Когда центавр перескочил потокИ мне сказал: «Сейчас ты убедился,181 Как ров мелел; но страшно он глубокВ другом конце, и в глубине той вечнойВластители страдают за порок184 Насилия и власти бессердечной.Там в пламени несет свой тяжкий крест —Бич Божий, сам Аттил бесчеловечный;187 Там властолюбец Пирр{65}, разбойник Секст{66},Там очи у Реньеро да Корнета,Реньеро Падзо пламень адский ест.190 Они народ терзали, и за этоКровавый кипяток их вечно жжет,И впереди нельзя им ждать рассвета».193 И Несс назад отправился чрез брод.

Песня тринадцатая

Путники вступают во второй отдел седьмого круга. Перед ними самоубийцы, превращенные в деревья, и расточители, терзаемые гарпиями. Пьер делле Винье, секретарь Фредерика II.

1 Едва от нас сокрылся мрачный НессИ чрез поток еще не перебрался,Как мы вдвоем вступили в темный лес,4 И лес непроходимым мне казался.В нем не было тропинки ни одной.Он зеленью лесов не распускался:7 На нем являлись листья предо мнойВсе черные; все ветви кривы были,И не плоды в трущобе той лесной10 Росли кругом, но всюду только гнилиРастенья ядовитые везде.Мы хуже места верно б не открыли13 В лесах Корнето{67} и Чечины{68}, гдеЛишь дикий зверь в густой листве скрывалсяИ птицы робко прятались в гнезде.16 Но страшный лес, где путь наш потерялся,Наполнен только гарпиями{69} был(С Строфадских островов от них спасался19 Когда-то род Троян): меж черных крылОни людские головы имели, —Большой живот, две лапы… Я следил,22 Как гарпии на деревах сиделиИ пó лесу их раздавался вой…Я чувствовал, что ноги онемели…25 Тогда сказал учитель добрый мой:«О, прежде чем вперед ты устремился,Узнай, что перешел ты во второй28 Круг Ада{70}, и пока нам не открылсяПустыни вид ужасный, до тех порОтсюда ты не выйдешь». Я смутился…31 «Кругом смотри ты зорко, и твой взорПонять скорей всю истину сумеет:Тогда с тобой вступлю я в разговор».34 Смотрю я вкруг, лицо мое бледнеет:То здесь, то там я слышу тяжкий стон,Но чьи они? Мой разум цепенеет…37 Не видя никого со всех сторон,Прислушиваясь, я остановилсяСтенаньями страдальцев изумлен.40 Поэт разубедить меня решился,Чтоб думать я не мог, что стон тенейИз-за лесной трущобы доносился,43 И мне сказал: «Чтоб в голове твоейМысль приняла другое направленье,Сломи в лесу любую из ветвей».46 Я увидал колючее растенье,Растущее на деревянном пне.С него сорвал я ветвь, и в то мгновенье49 Древесный пень со стоном крикнул мне:«За что меня так больно ты терзаешь?Или в твоей сердечной глубине52 Нет жалости? Зачем меня ломаешь?»Облившись черной кровью, он вопил:«Теперь ты за деревья нас считаешь,55 Но прежде я, как и другие, былТаким же человеком, как вы оба…За что ж меня, как враг, ты оскорбил?58 Когда б в тебе не шевелилась злоба,Ко мне бы прикоснуться ты не мог,Хотя бы гадом был я…» Вся трущоба61 Завыла вдруг. Как из березы сок,Под топором, ручьем порою льется,Так кровь лилась из пня, как бы поток…64 Я чувствовал, как сильно сердце бьется,И наземь ветвь невольно уронил,Не в состоянье с жалостью бороться.67 Тогда учитель мой проговорил:«О, оскорбленный дух! НеосторожноОн на тебя руки б не наложил,70 Когда б не растолковывал он ложноМоих стихов. Желанье убедитьВ том, что по виду вовсе невозможно,73 Заставило меня ему внушитьСовет, мне самому невыносимый.Кто ты – ему ты должен объяснить,76 Чтоб на земле, раскаяньем томимый,Он о тебе не в силах был забыть…И в памяти сберег неутомимой…»79 И дерево ответило: «ХранитьНе буду я упорного молчанья.Речь добрая твоя не может возбудить82 Сомнения. Прошу у вас вниманья.Я тот, кому был дорог Фредерик{71}:Его души все тайны, все желанья,85 Как книгу, я читать всегда привык.Монарха сердце было мне открыто,Мне одному, и в мире каждый миг88 Я охранял то сердце, так что свитаЕго рабов в глубь царственной душиПроникнуть не могла, была забыта91 И заговор затеяла в тиши.А между тем все силы, все здоровьеЯ потерял, не зная сна в ночи:94 Готов отдать был Фредерику кровь я,Но был силен наложницы разврат.Она, змея порока и злословья,97 Она, зараза цесарских палат,Она, монархов язва моровая,На мне остановила злобный взгляд100 И, завистью и бешенством пылая,Умела страсти многих возбудитьПротив меня, и Август сам, сгорая103 Досадою, свой лик отворотитьОт верного товарища решился,Успел в печальный траур обратить106 Все почести, которыми гордилсяЯ некогда… В душе моей тогдаПроснулся гнев и умысел родился —109 Искать забвенья в смерти от стыда.И – праведник неправедное делоЯ выполнить решился в те года.112 Но, слушайте, клянусь теперь я смело,Что я царю ни в чем не изменялИ верность сохранил к нему всецело:115 Я кесаря до смерти обожал:Он стоит и любви, и уваженья…Пусть тот из вас, кому я жалок стал,118 Пусть тот из вас, кого ждет возвращеньеВ живущий мир, там честь мою спасетИ восстановит истинное мненье121 О грешнике, которого гнететИ клевета, и ненависть людская».Затем сказал Вергилий в свой черед,124 Речь мудрую ко мне лишь обращая:«Знай – времени не должен ты терять:Ему свои вопросы поверяя,127 Расспрашивай – он станет отвечать».И молвил я: «Прошу тебя – спроси тыЕго о том, что было бы узнать130 Полезно мне – ведь от тебя не скрытыВсе помыслы мои – во мне самомТеперь все чувства горестью убиты,133 Лишь состраданье в сердце есть моем».Тогда сказал поэт: «Твое желаньеИсполнит он. Мы просим лишь о том,136 Чтоб ты сказал, как высшее созданье,Как человек мог обратиться вдругВ ствол дерева? Ужель для наказанья139 Такого нет конца?» Вздохнув от тяжких мук,Мне, словно вздохом, дерево сказало,В стенанья обращая каждый звук:142 «В той повести ужасного немало:Знай – всякий раз, когда, покинув грудь,Душа самоубийцы вылетала,145 Тогда в седьмой круг Ада страшный путьУказывает Минос ей. Тогда-то,Нигде в пути не смея отдохнуть,148 В лес этот попадает без возвратаДух грешника; кругом в лесу – темно.Рок, не щадящий злобы и разврата,151 Несет его, бросает, как зерно,И он росток пускает, как растенье;Растенье это вырасти должно154 И, наконец, не ведая гниенья,Преобразится в дерево. ПотомНа нем все листья в диком исступленье157 Жрут гарпии и язвами кругомВсе дерево до корня покрывают.И никогда, пока мы здесь растем,160 Нас муки ни на миг не оставляют.Мы носимся, чтоб плоть свою найти,Но в тело нас опять не облекают:163 Что раз не сберегли мы на пути,Того не получить нам в настоящем.Плоть потеряв, не жить нам во плоти.166 Мы наши трупы в этот лес притащим,И каждый труп повесим мы тогдаНа дереве, где с ужасом палящим169 Томится дух наш: худшего стыдаНе знаем мы…» Стояли, ожидаяДальнейшей речи, мы; вдруг – новая беда;172 Шум страшный услыхал в лесу тогда я.Как дикий вепрь, спасаясь от собак,Бежит порой, деревья вкруг ломая,175 С ужасным, хриплым воем, точно такДве тени впереди нас быстро мчались.Истерзан каждый призрак был и наг,178 Пред ними ветви хрупкие ломались.Та тень, что быстро мчалась впереди:«Эй, смерть, сюда!» – вопила, и старалась181 Другая тень, что мчалась назади,Не отставать и громко восклицалаНа всем бегу: «О, Лано{72}, погоди!184 Я за тобой той быстроты не зналаВ сражении при Топпо». И потомКак бы в изнеможении упала187 Она, бежать не в силах, под кустом.А по лесу за этими тенями,Раскрывши пасти с черным языком,190 Псы жадные неслись меж деревами.В несчастного, что под кустом упал,Они впились с неистовством зубами,193 И страшную он участь испытал:Разорван был собаками он в клочья.И за руку меня мой спутник взял196 (Едва мог тайный трепет превозмочь я),И подошел к тому кусту со мной.И куст заговорил: «О, чем помочь я199 Тебе мог, Сант-Андреа{73}? И зачемЗа мною ты решился укрываться?Я ль виноват, что пренебрег ты всем,202 Чтоб жизнию преступной наслаждаться?»Учитель мой сказал ему затем:«Кто ты, уставший кровью обливаться205 Из вечных ран? О чем страдаешь ты?»Он отвечал: «О, души! Посмотрите:Ужасным истязаньем все листы208 Оборваны на мне. Их соберитеВокруг меня. Я в городе рожден, —Не скрою я, когда вы знать хотите, —211 Известном вам; переродился он,Им позабыт был гордый покровитель{74}.За что навек, изменой возмущен,214 Для города неутомимый мстительОстанется опасным, и давноЕго руки боится каждый житель.217 О, если б на мосту через АрноНе видели его изображенья,То все для граждан было б решено.220 И, созидая град свой, разрушеньеПришлось бы им увидеть в страшный часНа пепелище, полном запустенья,223 Оставленном Аттилою для нас.Тогда бы целый город развалился,Когда бы Марс мечом своим потряс…226 Я в собственном приюте удавился!»