
Полная версия
Гелла – дочь Одина Одноглазого
…Солнечный Кот как раз заканчивал обход небесной тверди и вдруг заметил сидящего на скале задумчивого Одина.
– Что ты пригорюнился, Одноглазый? – спросил Кот. – Неужели и у богов бывают печали?
– Бывают… – ответил Один. – Помоги спасти дорогую моему сердцу валькирию, огнеокий брат! Я ничего не смогу сделать для нее, когда приму свой неизбежный конец. Норна Скульд уж больно ополчилась на бедняжку, единственный грех которой состоит в том, что она умеет любить, как… как ты, огнеглазый! Защити ее от нападок злобной норны, прошу тебя!
– Хорошо, брат, я выполню твою просьбу! – загрохотало в горах эхо. – После твоей кончины Свава в своих дальнейших воплощениях будет жить в образе рыжей кошки. Так всевидящий глаз Скульд не опознает ее. Кошку будут звать Алисия, что означает "из благородных", ведь сама Свава – дочь коннунга, да и валькирии, по умолчанию, знатны и даже божественны. Я сам, поклонник земной любви, не оставлю ее без внимания и прослежу лично за дальнейшими перерождениями твоей любимицы. А чтобы тебе проще было отличить ее от других кошек и из Вальгаллы наблюдать за ее судьбой, она всегда будет огненно-рыжей, как я и такой же одноглазой, как ты! Ха-ха-ха-ха!!! Ну что, годится?
Огненный Кот похохатывая покатился дальше на закат, а озадаченный таким поворотом дела Один остался сидеть на скале с открытым ртом, силясь понять – добро ли он выпросил для своей валькирии или вечную муку… Вот такая легенда, Грозовая Дева… А тебе твоя память ничего не подсказывает?
– Ты думаешь, что наша Алисия это очередное перерождение валькирии Свавы? – спросила я, выпучив глаз. – Девы умеющей любить, как никто другой? Ну ты даешь, Фокс! То есть она сестра и тебе, и мне одновременно? Тебе по Солнечному Коту, а мне по Одину Одноглазому? Ну ты загнул, однако!.. Вот почему у меня к ней странное чувство, как будто я уже когда-то была с ней знакома! Да мы просто когда-то летали на крылатых конях рядом над полями сражений!..
…Я крепко спала, обняв Алисию лапами и прижав ее к своему животу. Лиса пока не догадывалась о своем происхождении, но мы с Фоксом когда-нибудь ей обязательно расскажем о ее героическом прошлом и необыкновенном любящем сердечке, быстрое биение которого я ощущала сейчас всем телом…
Подобной любви
Может не выдержать сердце,
И я умру.
Был ты прежде чужим, а ныне
Вся моя жизнь – в тебе.
(Идзуми Сикибу)
ГЛАВА 13. ЛЮБОВЬ ТАЮ В СЕБЕ…
…– Ну вот и выросла наша девочка, – сказала Ма, оглаживая мои бока, – созрела красавица… Эх, горемычная, не могу я тебе помочь пока, потерпи до осени, малышка…
…Что это было я не понимала. Просто вдруг я почувствовала себя странно. Внутри меня все бурлило, эмоции обострились до предела, я искала ласки, я жаждала любви. Общение с маленькой Алисой, уход за ней, ее котеночьи нежности, запах, поведение, желание искать у меня защиты, доверчивость и беззащитность пробудили во мне мощный материнский инстинкт. И ничего с этим нельзя было поделать. Ни заглушить, ни управлять. Каждое ее движение и взгляд вызывали во мне ответное восхищение и обожание, как будто Лиса была моей родной дочерью.
В моем теле тоже произошли какие-то изменения. Обострились ощущения, сладкая истома вдруг охватывала меня, я искала чего-то, сама не зная чего, но не находила. Это было непонятно и немного пугающе. Видимо я и пахнуть стала по-другому, потому что Фокс без конца принюхивался ко мне, фыркал в усы и уходил куда подальше. Я искала его общества, мне была важна его поддержка, но Рыжий не понимал, как он может мне помочь в моей тоске по непознанному и стал сторониться меня, а зачастую и давать лапой подзатыльник, если я была слишком навязчивой.
Тогда я шла к Лисе, моей "удочеренной" крошке и всю накопившуюся нежность изливала на нее.
Маленькая Лиса была благодарным ребенком. Ей так сейчас не хватало матери – и вот она обрела ее в моем лице. Я без конца вылизывала ее нежную шерстку, причесывая и умывая, мыла под хвостиком, потому что малышка еще не до конца научилась себя как следует обслуживать, ведь навыки правильного умывания и привычка к чистоте и опрятности всегда прививаются матерью.
Моей "матерью" был Фокс. Он всему научил меня: и подмывал, и причесывал, пока я сама не стала со всем справляться на отлично.
Состояния тревоги и непонятного возбуждения накатывали на меня волнами. Они горячили во мне кровь, и мое горло, почти немое с раннего младенчества, рождало вдруг такие звуки, которых я от себя не ожидала услышать никогда. Я пела! Это было очень странное, громкое и самозабвенное пение! Песня лилась сама, без какого-то моего контроля над процессом. Сама моя душа летела в этой песне навстречу желанию и ожиданию чего-то прекрасного. Что это должно было быть? Я не знала. Мне некому было рассказать и объяснить это состояние.
Фокс конечно знал о чем я пою. Он был знаком с такими песнями, слышал их в лесах весной, когда подобные арии звучали чуть ли не из-под каждого куста. Фокс видел свою мать, находящуюся в подобном состоянии, когда она, не владея собой, убегала прохладными, пахнущими пряными ароматами ночами, на свидания с Огненным Котом. Ему был знаком Зов Любви. И он знал о его непреодолимой силе.
В моей голове роились неясные представления о том, чего я не знала и не могла знать. Меня охватывал то восторг, то сосущая тоска. Я пела, надрывая связки. Мне было важно, чтобы меня услышали и поняли. Фокс с удивлением и некоторым недовольством взирал на меня и старался не находиться со мной рядом. Да и мне тяжело было находиться подле него. Его внешний вид возбуждал во мне неопределенные и странные чувства – прекрасные и одновременно агрессивно-игривые. Я ходила за ним хвостом, заглядывала ему в глаза, пыталась лизнуть в нос, падала перед ним на бок и крутилась, как веретено.
Фокс отворачивался и быстро уходил. Он знал чем кончается для кошек Песня Любви. Не то, чтобы он не хотел для меня такой доли, все кошки в его лесах проходили через подобное, включая его родную сестру Мяу, но он уходил потому, что ничем, кроме сочувствия, не мог мне помочь, а смотреть в мой глаз, светящийся немым укором, для него, видимо, было совсем непереносимо…
…Мне как раз исполнилось 11 месяцев. Это возраст взросления большинства кошек. С каждым днем возбуждение все больше нарастало. У меня пропал аппетит, я спала урывками. Весь мой организм походил на вулкан перед извержением. Это становилось мучительным и мое пение часто переходило в крик.
– Услышьте хоть кто-нибудь! Я пою! Я зову! Неужели моя любовь и нежность никому не нужны?
Тогда Лиса подбегала ко мне, обнимала лапками и мурчала мне в ухо:
– Конечно нужна, мамочка, мне нужна! Только не кричи так! Тебе больно? Давай я полижу тебе больное место, и все пройдет! Ты мне нужна! Люби меня!
Ее детская непосредственность и моя неосведомленность в вопросах отношений между полами, на время приглушали мучительную тоску и желание, я со всей накопившейся страстью начинала вылизывать малышку, потом мы обе кубарем катались в игре, и даже Фокс начинал поглядывать на меня с надеждой "может отпустило"… Но состояние возвращалось и накатывало снова и снова с небольшими перерывами…
…Так продолжалось несколько дней. Потом постепенно стало легче, я начала много спать, а потом и вовсе прошло. Фокс вздохнул с облегчением и уже без опаски подходил ко мне лизнуть в нос, словно спрашивая: "Ну как ты? Полегчало?" Отношение к Алисе у меня не изменилось. Я по-прежнему ухаживала за ней, как родная мать и любила ее всем сердцем.
Через пару недель любовное безумие меня накрыло снова…
Ма и Па смотрели на меня с жалостью и нежностью. Они гладили меня, баюкали на руках, но мне всего этого было мало. Я жалась к их ногам и терлась о них, лизала им руки, вспрыгивала к ним на колени и кричала им в лицо.
– Потерпи, моя хорошая, – чуть не плакала Ма, – скоро пройдет. Какая же ты у меня оказывается любвеобильная! Надо же! Ну не кричи так, лапушка, весь поселок тебя слышит, маленькая моя…
И успокаивающе гладила меня снова и снова…
– Фокс, что со мной? – кричала я Рыжему. – Почему я вся горю от странных желаний, которые не могу объяснить? Когда же это закончится?!
– Просто ты стала взрослой, Гелла, – отвечал Фокс. – А у взрослых такое бывает. Это называется Песня Любви. Я расскажу тебе о ней, раз уж ты спросила…
…Когда-то много лет назад, а может веков, а может даже тысячелетий, коты, живущие в лесах, выстраивали свою жизнь весьма просто и незамысловато. Они вместе охотились, питались, делясь друг с другом добычей, плодились и размножались, растили потомство, старели, болели и умирали. Так жили их предки, так жили и они – просто и понятно. Пары для рождения потомства составлялись спонтанно. Требовалось только, чтобы оба партнера были не против, здоровы и достаточно взрослы, чтобы физически выносить и родить котят.
О любви никто из них не задумывался и не говорил. Самого понятия "любовь" для них не существовало. Какая там любовь, когда столько всего нужно успеть? Вот понятия долг и честь ценились высоко. У каждого кота был долг перед своей семьей и стаей, а честь берегли пуще жизни. Сбежавшему с поля боя и предавшему интересы стаи больше не было в ней места, а значит он обрекался на одиночество и скорую смерть от нападения хищников.
Да, была родительская забота и нежность к малышам, но никому не приходило в голову, что это может называться "любовью".
О великой силе любви в те времена знал только Огненный Кот. Вся любовь и страсть принадлежали только ему. Он держал ее в себе, не делясь ни с кем, думая, что этим покорит Лунную Кошку. Ведь сила его любви была столь велика, что он был готов вечно бежать за ней по небосклону, без надежды догнать. А на это способен только истинно любящий кот.
Шли века, отчаявшийся обрести любовь Лунной Кошки, Огненный Кот начал все чаще и чаще заглядываться на земных самочек и посещать их весенними ночами. Он превращался в обычного, ничем не примечательного рыжего кота и бродил по лесам, ища себе пару на ночь. Самки были покладистыми. Никакие запреты не держали их. Напротив, всячески приветствовалось, чтобы они подпускали к себе самцов без разбора. Считалось, что от смешения крови разных кланов потомство становится еще более сильным и выносливым. Так говорили мудрые. А то, что говорили мудрые, было законом.
Но никогда не стоит думать, что мир и его законы неподвижны. И то, что считалось правильным у предков, обязательно останется неизменным и правильным у их потомков.
В одной стае жила молодая кошечка. Звали ее Мурра. Она была младшей дочерью вождя Мррана. Мурра с самого рождения считалась странной кошечкой. Она любила мечтать ночами, задрав голову в черное небо, словно наблюдая за мерцанием глаза Лунной Кошки; лежать днем на полянке, щурясь на Солнце, словно считая облачных мышей, гонимых Огненным Котом. Но все знали, что она абсолютно слепа и не может видеть ни луну, ни солнце. Мурра все время что-то мурлыкала и напевала себе под нос, пребывая в неизменно хорошем расположении духа. В стае ее считали дурочкой и несерьезной самкой. Никто из охотников не хотел связывать с ней свою жизнь, потому что она всем казалась легкомысленной и странной.
Когда Мурра достигла совершеннолетия, вождь племени, ее отец, стал пытаться просватать ее хоть кому-то, чтобы дочь выполнила свой долг перед стаей, родив многочисленное и здоровое потомство. Иначе ее ждала печальная участь старой девы, не уважаемой никем и кормящейся только отбросами от чужой добычи.
Мурра родилась слепой, но выросла в необыкновенную красавицу. Таких самочек больше не было в стае. Ее шерстка, абсолютно белая и длинная, струилась как шелк, а незрячие глаза были разного цвета: один золотым, как Солнце, а другой – серебряным, как Луна. Это тоже являлось причиной, что ее никто не хотел брать в жены. Кому нужна такая роскошная, но совершенно слепая жена, когда на самку ложились все заботы по воспитанию детей и содержанию дома в чистоте.
Мурра знала о своем недостатке, но не считала это бедой. Она была доброй и ласковой кошечкой. Отец в ней души не чаял. Самое удивительное в ней было то, что она умела петь необычные песни. Не боевые марши и охотничьи заклички, не бравурные песни победы и плачи по ушедшим на Радугу, а песни о томлении чувств, о своих переживаниях и баллады о любви, но их никто не хотел слушать.
Кому были нужны песни, не прославляющие погибших в битвах или на охоте героев? Что за песни о чувствах?! Что может быть глупее?! Да и какие там особые чувства она имеет в виду? Главное, чтобы стая была сыта и болезни не бродили в ней от семьи к семье. Все остальное – просто глупые бредни молодой девчонки.
Но Мурра так не считала. Она была слепа от рождения, и другие органы восприятия заменили ей глаза. Слух Мурры был невероятно острым и в стае поговаривали, что она не от мира сего и слышит музыку небесных сфер. Именно эти звуки она пыталась воспроизвести, сочиняя свои песни. Мурра бродила по полянам, стараясь уйти подальше от стаи, и тихонько напевала, чтобы не слишком раздражать своих соплеменников…
…Солнечный Кот, в очередной раз уставший от равнодушия Лунной Кошки, спустился на Землю и отправился искать подругу, которая хотя бы сделает вид, что понимает его.
Дело шло к ночи, сумрак уже вовсю опустился на лесную чащу. Кот шагал, освещая путь своими огненными глазами и светящимися в темноте усами. Вдруг он услышал негромкую песню, и прямо на него из темноты вышла молодая самочка, белая и пушистая, как свежевыпавший снег, с разными глазами, один из которых отливал золотом, а другой серебром. Она шла прямо на него, словно и не замечала. Огненный Кот распушил рыжую шерсть, и по ней, потрескивая, побежали огненные искры. Мурра резко остановилась. Впереди нее что-то полыхало жаром и громко мурчало.
Мурра замерла и стала принюхиваться. Мурчание говорило о том, что перед ней кот, но никогда рядом с себе подобными она не испытывала такого благоговения и ощущения, что кровь вскипает в жилах. Пахло котом молодым и сильным. Огненный Кот не двигался, поняв, что белая самочка его не видит, и он рискует ее напугать. Он замурчал еще громче, шепча ей о своей безумной страсти, о том, что Мурра прекрасна, и ее красота ослепляет его.
Сердце Мурры затрепетало. Внутреннее чутье подсказывало, что существо, с которым пересеклась ее дорога, не простой кот, а нечто настолько великое, что не поддается осмыслению.
Кот, громко фырча, распустил свои усы-лучи, и Мурра ощутила боками их невесомые горячие поглаживания.
Молодая кошечка не знала ласки прикосновений. Давние воспоминания из детства о нежном языке матери, вылизывающем ее перепачканную мордочку, почти стерлись, а больше ее никто никогда не ласкал. Отец был суровым воином, вождем и не пристало ему нежничать с девчонкой.
Прикосновения усов Огненного Кота пробудило в Мурре неведомое ей доселе чувство непреодолимой неги и восторга. Мурра поняла, что влюбилась, не видя объекта своей любви, но ощущая его каждой шерстинкой.
Чувственный трепет молодой кошечки был столь велик, что из ее горла вырвалась громкая песня страсти. Это была первая Песня Любви, которая прозвучала на Земле. В ней слышался перезвон колокольчиков на утренней заре, звучала тоска соловья, зовущего подругу, угадывался вой ветра, срывающего листья с крон деревьев. Мурра пела самозабвенно и пронзительно, как раненая, падающая птица, торопясь допеть в полете свою последнюю песню. Она кричала о своем одиночестве и нерастраченной нежности, о своем желании любить и быть любимой.
Огненный Кот был заворожен песней. Он никогда не слышал ничего подобного в своей бесконечно долгой жизни. Песня слепой Мурры вызвала в нем такую бурю восторга, так распалила его и без того огненное сердце, что он понял, что тоже влюблен в эту маленькую земную кошечку.
– Как ты делаешь это? – вскричал Кот. – Ты тронула меня своим пением, волшебноголосая! Как тебе удается извлекать из себя такие чудесные звуки, пронзающие лучами восторга мое сердце?
– Я не знаю, – просто ответила Мурра. – Я пою, как чувствую, как дышу, как живу. Моя песня – звук моей души. Я догадываюсь кто ты, о непостижимый, и преклоняюсь перед тобой…
Мурра склонила голову перед Огненным Котом, выказывая смирение и признавая его превосходство…
…До самого рассвета Мурра и Огненный Кот любили друг друга. Мурра пела Песню Любви, которую слышал весь лес.
Утром Огненный Кот нежно попрощался с ней, ему нужно было вступать в права дневного светила, и выразил свою волю.
– Ты, Мурра, дочь вождя Мррана, подарила мне необыкновенную ночь восторга и сердечного трепета. Никогда никому из земных самок не удавалось разжечь во мне огонь такой страсти! Ты умеешь любить и понимаешь, что это божественное чувство. Твой голос звучит, как семь струн арфы Радуги, если цеплять их когтями струй дождя! Я хочу, чтобы все самки нашего племени отныне и до веку пели песни, подобные твоей. Тогда на Земле наконец зародится настоящая любовь, которая будет благотворной для процветания нашего рода! Ты станешь матерью семерых огненных котят. Они принесут твоему племени достаток и процветание, а также понесут в своих генах способность влюбляться и любить со всей страстностью моей огненной натуры. Ты станешь обучать самок Песням Любви, чтобы радовать сердца и возбуждать чувства. А когда придет твой срок, и ты почувствуешь зов Радуги, спой мне снова, и я заберу тебя на небо и подарю тебе в вечное владение целое созвездие. До свидания, любовь моя, прекрасная Мурра!
Солнечный Кот в последний раз погладил Мурру своими усами-лучами, лизнул горячим языком, вспыхнул нестерпимым светом и исчез. На небосклон выкатилось огромное, раскаленное добела Солнце, прогоняя ночную тьму. Начинался новый день…
…Со временем все самки, достигшие возраста взросления, научились петь Песни Любви, пробуждающие в самцах силу Огненного Кота. У Мурры родилось семеро огненных котят с золотыми глазами. Она стала женой молодого вождя соседнего племени и прожила долгую счастливую жизнь, каждый год принося по семь огненно-рыжих, золотоглазых котят, ведь каждую весну она снова пела свою песню, а сердце Огненного Кота – не камень, фрфрфрфр…
…Фокс громко зафырчал, пряча довольную улыбку в усы.
– А как же обещание Огненного Кота забрать ее на небо? – спросила я, дослушав легенду до конца. – Кот подарил ей созвездие, как обещал?
– Конечно, – подтвердил Рыжий Фокс, щуря свои глаза, цвета старого золота, – в южной части небесной сферы, между созвездиями Насоса и Гидры, появилось маленькое созвездие Кошки, подаренное Огненным Котом своей незабываемой возлюбленной. Правда некоторые глупые люди сочли его слишком маленьким и не стали рисовать на своих звёздных картах, но мы-то, коты, помним и различает на черном ночном небе белую лежащую кошку с разными глазами. Символ первой настоящей любви на Земле…
…В эту ночь я спала крепко и никого не тревожила своим пением. Мне снилась огромная звездная кошка, поющая волшебную арию небесных сфер, и ее пение было похоже на крик падающих звезд и звучание семиструнной Радуги, когда на ней играют когтями струй дождя…
Таить любовь
Нет больше сил.
Не осудите, люди,
Коль брызнут слезы жаркие
Как жемчуг с порванной нити.
(Ки-Но Томонори)
ГЛАВА 14. ЖИЗНЬ МГНОВЕННА И ХРУПКА…
…Беда всегда находит путь в места, где живет счастье…
Это закон вселенной. Стоит только кому-то обрести счастье и покой, как Радуга нервно вздрагивает, потому что на вселенских весах равновесия начинается перекос. В сосуд со счастьем падает очередная капля и коромысло весов накреняется.
– Так и мир может перевернуться! – громко мяукают Три Кошки Радуги, и быстро находят способ вернуть равновесие…
…Так вышло и у нас.
Мы были абсолютно счастливы. Жили большой семьей. Любили, уважали и понимали друг друга. Пока Ма не решила, что с нашим здоровьем что-то не так.
Что ее обеспокоило спросите вы? Ну, во-первых, она нащупала у Лисы за ушами какие-то мягкие, пухлые шарики. К тому же Лиса никак не переставала постоянно чихать. А во-вторых, у меня воспалился остаток правого глаза. Там, в общем-то, мало что осталось – только кусочек белка, остальное сожрала болезнь, но он не беспокоил меня до сих пор. Поэтому я не торопилась расставаться с ним прямо сейчас. Вдруг он мне пригодился бы для выкупа моей жизни, как Лисе, когда она попала на Радугу во время операции! Кто знает, что ждёт меня в будущем, а раз такая мена с Тремя Кошками проходит, то только дурак не сбережет даже больной орган на всякий пожарный случай!
Глаз воспалился достаточно сильно и никак не хотел вылечиваться, хотя Ма снова давала мне белые горькие шайбочки и капала в глаза чем-то щипучим.
Всех троих снова повезли к Белым Шаманам людей. Они осмотрели нас и прокололи нам лапки, чтобы достать оттуда капельки крови. Наверное это было жертвой их богам-врачевателям. Я совсем не хотела отдавать свою кровь и сделала так, что она перестала течь. Мы, коты, так умеем. Напрягаем стенки сосудов и сжимаем их, как люди сжимают кулак. Тогда кровь быстро перестает течь. Фокс очень умный и мудрый кот. Это он мне рассказал. А еще он говорит, что это великий дар Огненного Кота своим детям, чтобы воины не истекли кровью в битвах или раненые охотники не погибли от кровопотери.
Как мы ни старались, но кровь у нас все-таки взяли. Хорошо, что Белые Шаманы не стали колоть нас иглами сзади, как они любят это делать. Наверное потому, что спереди боятся острых зубов и когтей!
На следующий день я увидела, как Ма села на диван, и из ее глаз потекла вода…
Вообще я не понимаю зачем люди пускают воду из глаз. Может они так умываются… Ведь никто не видел, чтобы они лизали свои лапы и терли ими морды…
…Хотя неправда! Морды они иногда трут… Вот Ма как раз сидела и размазывала текущую из глаз воду по лицу. Точно, умывалась! Я подошла к ней и стала показывать неумехе как правильно нужно лизать лапу и тереть кругами. Зареванная Ма посмотрела на меня, лицо ее скривилось, словно она съела зеленую муху, и снова стала тереть глаза.
– Какое горе, какое горе… – бормотала она тихо. – Что же нам всем теперь делать…
Я хотела рассказать ей, что самое лучшее дело – это пойти и дать нам всем вкусни, но Ма не понимала и только ласково чесала мне загривок, глядя на меня из-под покрасневших век.
Ничего не добившись от Ма, я пошла с вопросами к Фоксу. Уж он-то точно должен был знать, что такого произошло. Лису вообще интересовала только новая белая мышь на красной пружинке. Она сама была, как пружинка, подпрыгивая за скачущей в разные стороны мышью и повисая на ней. Я лишь завистливо вздохнула, глядя на ее игры. Детство, неомраченное и беспечное, где ты?
– Слушай, Рыжий, что это у нас с Ма? – спросила я, подкравшись к коту сзади и цапнув за кончик хвоста.
Фокс даже не шелохнулся, глубоко уйдя в себя. Я напрыгнула на его загривок, приглашая к игре. Он стряхнул меня и как-то странно посмотрел.
– Слушай, Гелла, ты ведь уже большая девочка! – укоризненно покачал он головой. – Учись уже уважать мнение других. И эмоции других. У нас горе. Общее горе.
– Какое еще горе? – мяукнула я и снова цапнула Фокса за хвост. – Никакого горя я не вижу. Все хорошо. Пойдем, Лису погоняем, а то она заигралась там с новой мышью!
– Вот с Лисой как раз и горе… – пробормотал Рыжий. – Вот ты даже у Ма не спросила что случилось. А мне она все рассказала. Наша Лиса больна. Сильно больна. В нее заползли Черные Змеи Печали, когда она родилась. Они жили в ее матери. И теперь их нельзя выманить наружу. Ничем. Никогда…
– Даже если им предложить мой больной глаз? Я как раз думала, что могу его в случае чего обменять на жизнь на Земле, как сделала Лиса в свое время, предложив свой больной глазик Радуге. Ты помнишь, она же рассказывала!
– Да помню я, но, видимо, Радуге такого выкупа показалось мало… А что она еще могла отдать, умирающая малышка…
Фокс шмыгнул носом, изобразив чих, чтобы я не подумала, что он плачет, но глаза у него странно заблестели.
– И что теперь? – спросила я. – Она что, умрет? Змеи теперь сожрут ее? И никак нельзя спастись от них?
– Да. Она умрет. Не сейчас. Никто не знает сколько она сможет прожить. Все в руках трех кошек Радуги. Ма будет просить их, и Белые Шаманы людей будут просить их. Я буду просить Огненного Кота, а ты проси Одина Одноглазого. Если они захотят, то Лиса проживет еще долго… Но она больше никогда не будет с нами…
– Как это "не будет с нами"? Она уйдет? Туда, откуда пришла?
– Нет. Она будет жить в доме, где нет кошек. Потому что Змеи Печали могут из нее переползти в других. Если это произойдет, мы тоже можем умереть.
– Ну почему, ну почему все так несправедливо! – закричала я. – Только я нашла себе подругу, полюбила ее, как родную, мне так нравилось ухаживать за ней и быть ей старшей сестрой, мы так хорошо играли! Ведь с тобой уже так не побегать и не попрыгать! Ты большой и тяжелый, а еще занудный и скучный! А с ней мы бесились и кувыркались! И спали в обнимку, грея друг друга! Как мы можем потерять ее?..