Один день Ивана Денисова

Иван же, в очередной раз поймав себя на мысли о нежелании вступать в какие бы то ни было дискуссии даже и с проверенными временем сетевыми друзьями, стал смотреть, что еще интересного вырисовывается на сайте. Продолжал активно обсуждаться «гимн ГКП»50. И в смысле поэзии, и в смысле идеологии. Ивану гимн нравился: и поэтически, и идейно. Больше всего спорили из-за религии. Предсказуемо. Кое-кто так и вообще грозился выйти из сообщества, если в гимне «сохранят нападки на Бога». Иван поучаствовал в дискуссии немного нескладным поэтическим комментарием:

Писателям и ваятелям – искусства искателям,

Привет образцово-показательный.

Искателям Бога —

Скатертью дорога.

Комментарий вызвал ряд ответных комментариев, смысл которых сводился в основном к тому, что Иван не умеет ни писать стихи, ни выражать свои мысли. Но и тут Иван, собравшись было отстоять свою, если не поэтическую, то интеллектуальную честь, вдруг понял, что у него опять нет требуемого запала. Правда, он и никогда не был любителем дискутировать на «горячие» текущие темы из жизни сообщества – слишком это походило на дискуссии в политических программах, когда все кругом о чем-то кричат, ни секунды не сомневаясь, что именно громкость голоса является самым убедительным аргументом. Иван не любил крика в любых его формах, поэтому он ушел от «дискуссии». Кто-то, конечно, сказал бы, что он струсил, – сам бы он сказал, что ему просто всё равно – как Холдену Колфилду, когда у него украли перчатки в Пэнси51.

Что еще интересного на сайте? Предлагалось пройти тест на знание «Путешествий Гулливера». Пять вопросов. Один правильный ответ – 1 балл, два – три балла, три – шесть балов, четыре – десять баллов, пять – 15 баллов. Ни одного правильного ответа – минус пять баллов. Что ж, он как раз недавно перечитывал «Путешествия…», стоило рискнуть – уж один-то правильный ответ он должен дать. Иван решился и приступил к прохождению теста.

Вопрос номер один: Кто такие струльдбруги, и в какой стране повстречался с ними Гулливер?

Ну, строго говоря, здесь было два вопроса, но ясно, что человеку, не знающему, кто такие струльдбруги, изначально не было места в ГКП, хотя Иван встречал и таковых. Вообще, довольно многие были знакомы только с путешествиями Гулливера в страну лилипутов и великанов, да еще в изложении для детей, где предусмотрительно опускался ряд остро-социальных, но прежде всего грубовато-физиологических подробностей. В самом деле, если бы среднестатистическая мама начала читать своему среднестатистическому чаду неадаптированную версию «Путешествий Гулливера», то она довольно быстро оказалась бы в весьма щекотливой ситуации – взять хотя бы способ, каковым Гулливер потушил пожар в покоях королевы – фи… Но тут Иван опять почувствовал себя Холденом Колфилдом, – на этот раз Холден провалился на курсе устной речи, потому что вместо речи на заданную тему он всё время начинал от темы отклоняться. Все кругом кричали ему: «Отклоняешься!» – а его это ужасно злило. Ну, он и получил кол52. А может, это вовсе не Иван, а автор почувствовал себя таким вот вечно отклоняющимся Холденом, но просто он (то есть – я, автор) во многом согласен с Холденом – отклоняться зачастую бывает очень интересно. И все-таки надо держать себя в руках. А Ивану надо было держать себя в руках особенно крепко, ведь на обдумывание каждого вопроса давалось всего лишь пятнадцать секунд – мера предосторожности против тех, кто мог бы очень быстро выудить правильный ответ из сети, а, как я уже сообщал вам, любую информацию в сети можно найти фактически мгновенно.

Нет информации в сети,

Которую нельзя найти.

Мгновенно сварганив сие предельно немудреное двустишие, Иван успел и на вопрос ответить: «Струльдбруги – бессмертные. Гулливер повстречался с ними в Лаггнегге».

«В Лаггнегге ли? А может быть – в Бальнибарби? Или в Гларбдобдрибе? Нет, Глаббдобдрибд – это страна великанов; хотя нет, Грабдолбдрид (черт его возьми, это название, не произнесешь) – это остров волшебников, там Гулливер встречался с тенями-духами Аристотеля и Гомера. Так ли?» Долго Ивану терзаться не пришлось – на экране высветилось: «Верно. Вопрос номер два:

Как правильно пишется слово …?

1. Гуингм

2. Гуингнм

3. Гуигнгнм

4. Гуиннгнм

«Слава небу, хоть не спросили, как правильно пишется этот чертов Глабдобриб», – подумал Иван и приступил к разгадыванию ребуса. «Гуингма» он отмел сразу же – он точно помнил, что название у разумных лошадей было позаковыристее. Четвертый вариант тоже не годился – вроде бы двух нн в названии не было. А вот выбрать между (2) и (3) Иван не мог, пришлось гадать. Он выбрал третий вариант (гуигнгнм) – и угадал. А что касается острова волшебников, то его название правильно пишется – Глаббдобдриб53. Запомните. Ну так, на всякий случай – Ивану не пригодилось, а вам вдруг да пригодится. Но вернемся к тесту.

Вопрос номер три. Какое занятие описывается Гулливером следующим образом: «Сделать то, чего никто не мог сделать вместо меня»?

1. Сбежать2. Сходить в туалет3. Отправиться в путешествие4. Подумать

Ха-ха – это был очень простой вопрос. Думает за нас пусть кто угодно, а вот сходить в туалет – это личное дело каждого, и никто кроме нас за нас это важнейшее дело не сделает. Конечно же – 2. Верно.

«Вопрос номер четыре. Здесь будет три подвопроса, а вам придется выбрать один вариант ответа из двух:

4.1. Чья баранина вкуснее: лилипутская или земная?

Иван не знал, да и не для того читаешь умную книгу, чтобы запоминать такого рода глупости. Но он подумал, что крошечные животные должны быть нежнее на вкус и решил, что лилипутская баранина вкуснее, но, собираясь нажать на «лилипутская», по ошибке нажал на «земная», и оказался прав – действительно, земная баранина, по мнению Гулливера, была вкуснее лилипутской, зато вот гуси и индейки вкуснее у лилипутов. Не доверяете Гулливеру? – так съездите в Лилипутию и убедитесь сами…

4.2. Согласился ли король великанов принять от Гулливера рецепт изготовления пороха, каковой несомненно сделал бы его величайшим из когда-либо живших правителей?

Простой вопрос – нет, не согласился. И, пожалуй, это даже мягко сказано, что не согласился, ведь «он заявил, что, хотя ничто не доставляет ему такого удовольствия, как открытия в области искусства и природы, тем не менее он скорее согласится потерять половину своего королевства, чем быть посвященным в тайну подобного изобретения, и советует мне, если я дорожу своей жизнью, никогда больше о нем не упоминать».

Да, надо быть поистине великаном, чтобы произнести подобную речь! Ни один земной правитель… да что тут говорить…

Наконец, вопрос 4.3. Как звали капитана корабля, на котором Гулливер прибыл из Японии в Европу?

Да, это был вопрос-гроб, и Иван ни за что бы не ответил на него, но его спасло… короче говоря, когда он перечитывал «Путешествия Гулливера» в последний раз, то обратил внимание на имя и фамилию этого капитана; просто по той причине, что ему стало интересно, а с какой стати Свифт вообще решил наделить этого совершенно эпизодического персонажа именем и фамилией? Вот как написано у Свифта: «Я предложил капитану корабля (некоему Теодору Вангрульту) взять с меня сколько ему будет угодно за доставку в Голландию; но, узнав, что я хирург, он удовольствовался половиной обычной платы с условием, чтобы я исполнял у него на корабле обязанности врача». Вырежьте из этого отрывка «некоего Теодора Вангрульта», и что вы потеряете? Ничего. Зато Иван, не обрати он внимания на это имя, потерял бы несколько баллов, а так он торжествующе написал «Теодор Вангрульт», тем самым добравшись уже и до последнего, пятого вопроса.

Вопрос номер пять. Стоило ли Гулливеру отправляться в свои путешествия? (предлагается четыре варианта ответа)

1. Да, конечно, ведь путешествия расширяют кругозор.

2. Да, конечно, ведь, не отправься он в путешествие, и не была бы написана книга о его путешествиях – одна из величайших книг в истории.

3. Нет, лучше бы сидел дома с женой и детьми.

4. Нет, ведь в итоге всех путешествий Гулливер превратился в законченного мизантропа.

Не знаю, как для кого, но для любого ГКП-читателя ответ на этот вопрос был очевиден, поэтому даже немного странно, что он шел под последним, пятым номером. Главное, чтобы родилась книга, а всё остальное имеет значение постольку-поскольку. Иван нажал на (2) и получил 15 баллов, мгновенно зачисленные на его рейтинговый счет. В принципе, на этом рабочий день можно было считать законченным – 15 баллов составляли среднестатистическую «норму выработки» Ивана; его трудодень, так сказать. Он с улыбкой подумал о явной итоговой несправедливости такого трудодня – труда-то тут не было. Не трудо-, а трутне-день скорее. Он тут же припомнил крестьянина – персонажа какой-то поздней сказки Толстого – припомнил, как тот ждал, когда же ему покажут, что это такое – работать головой. Не дождался. Да, вечная история: кто-то пашет и получает за это копейки, а кто-то за пять минут прошел тестик и получил свои 5 тысяч долларов в месяц – зарплата, о которой может только мечтать 90 процентов (наверняка больше) населения России. Несправедливо? А надо было «Гулливера» внимательно читать. На этой мысли Иван прекратил свои изыскания в вопросах социальной (не-) справедливости и вышел из инета. А я пока что расскажу вам историю о еще более жуткой несправедливости. Итак:

История про космонавта

Жил на свете мальчик, который, вдохновившись подвигом Гагарина, хотел стать космонавтом. Ну, история обыкновенная – многие мальчики в то время хотели стать космонавтами, хотя большинство из них довольно быстро отказывались от этой детской мечты. Но не наш мальчик. Он и юношей хотел стать космонавтом, и взрослым человеком тоже – и не просто хотел, но предпринимал всё требуемое для реализации своих в полном смысле слова возвышенных стремлений, а ведь едва ли может быть что-либо более возвышенное, чем полет в космос. В общем, и специальность военного летчика наш мечтатель получил (и отлетал минимально-требуемые три года), и поведением отличался примерным (а космонавты по каким-то неведомым причинам должны быть чистейшими с юридической точки зрения людьми), и километр из 3.30 выбегал, и приучил себя сохранять спокойствие в таких ситуациях, в которых у обычного человека неизбежно начались бы приступы паники. Сам он говорил: «Ничто не помешает мне осуществить мою мечту. Даже если бы мой рост был выше требуемого (а космонавты не должны быть выше 1.90 см), я бы совершил волевое усилие и привел бы его в соответствие с нормой». Но и ему по временам приходилось туго – да и нет на свете человека, которому было бы легко в сурдокамере или на центрифуге. Но, чтобы он там ни чувствовал внутри, наружу он выносил только светлую и уверенную гагаринскую улыбку. Такой вот был парень. Его целеустремленность давала свои плоды – сначала он сумел стать «кандидатом в космонавты», а потом, сдав все требуемые экзамены (счет которых перевалил за сотню) и пройдя все тяжелейшие тесты (счет которых пошел на тысячи), стал собственно космонавтом – то есть был зачислен в конкретный экипаж, готовящийся к самому настоящему космическому полету. Мечта о космосе была близка к осуществлению. Вы думаете, что произойдет нечто, что разрушит эту мечту? Нет. Наш мечтатель, поставивший на реализацию мечты всю свою жизнь, стал-таки космонавтом, но история тут только начинается. Дело в том, что, возвратясь из космоса на нашу грешную Землю, он был приглашен на популярную телепередачу – событие по нынешним временам не самое обычное; это раньше космонавты были кем-то вроде звезд, а теперь хорошо, если их и просто знают в лицо. Нашего космонавта этот факт совсем не радовал – он не был искателем славы ради славы, но считал, что заслужил (как и многие другие космонавты) некоторую известность в народе. Ну что ж – вот, его пригласили на телепередачу, он решил сходить и посмотреть, что из этого выйдет. Пришел. В студии помимо него и ведущего присутствовал еще и юморист – не самой высшей пробы. Для начала ведущий задал космонавту ряд вопросов, все, как один, или избитые, или неуместные – навроде того, как они обходятся в космосе без секса (неуместный вопрос), что и как они едят (избитый), как чувствуют себя в невесомости (избитый), не видели ли они в космосе Бога или хотя бы НЛО (избитый и неуместный) и есть ли в космосе интернет (есть). А потом ведущий сказал: «А теперь восходящая звезда юмора такой-то сыграет нам сценку из космической жизни, а присутствующий здесь настоящий космонавт скажет нам, насколько эта сценка приближена к космическим реалиям». Юморист тут же взялся за дело, – хотя то, что он «сотворил» на сцене трудно было назвать делом – это была банальнейшая сценка, слабо прописанная и, похоже, вовсе не имевшая никакого отношения к космосу, но, видимо, срочно адаптированная под космическую тематику – к этой конкретной телепрограмме. На протяжении всей сценки юморист, нахлобучив себе на голову нечто, что зрители, вероятно, должны были принять за скафандр, болтал со своей оставшейся на Земле женой, которая пыталась спрятать постоянно влезающего в «кадр» постороннего мужика, уверяя мужа, что у него просто начались галлюцинации (от долгого пребывания в космосе). Слава небу, сама сценка длилась не очень долго. Когда ведущий попросил космонавта что-то сказать по поводу увиденного, он тактично ушел сначала от ответа, а потом и из студии. У него были более важные дела – пора готовиться к новому полету. А дальше началось самое интересное. Ролик с комической сценкой стал набирать просто космическую популярность – за один только месяц его просмотрели 10 миллионов человек, а еще вчера малоизвестный юморист стал звездой почти гагаринского масштаба. Когда наш космонавт узнал об этом, он не мог поверить своим… ни глазам, ни ушам – ничему не мог поверить. Сказать, что ему было обидно – ничего не сказать. Его душила ярость. Он, положивший на подготовку к полету всю свою жизнь, и этот юморист со своим глупеньким кривлянием, потративший на подготовку к номеру, вероятно, один-два вечера. Кому же в итоге досталась слава? Как так? Почему? Где справедливость? Такой вопрос задавал себе космонавт и не мог найти ответа. И мы должны спросить вместе с космонавтом: так где же она – справедливость?

P.S. Запись из дневника космонавта:

«Моим самым ярким впечатлением от пребывания в космосе (и я знаю, что я в этом не одинок) стало созерцание совершенно неземной красоты Земли. В этом есть что-то удивительно парадоксальное – рваться в космос, чтобы оттуда увидеть, что во всей Вселенной нет ничего более прекрасного, чем та планета, которую мы так рвемся покинуть. Но стоит вернуться на Землю и повариться немного в нашем земном соку и… и снова начинаешь мечтать о космосе».

Иван, о космосе вовсе не мечтавший, напомню, вышел из инета. Он взглянул на часы – без десяти четыре. И тут на Ивана снова накатила волна страха, причем волна столь высокая, столь властная, что магический круг еле-еле сдерживал навалившуюся угрозу. «Да что это со мной? – подумал он про себя. – Чего я вдруг испугался?» Он хотел встать из-за компа, но не мог; он не мог избавиться от невыносимого ощущения нависшей опасности, от страха не то перед неминуемым несчастьем, не то перед близкой смертью, – от предчувствия беды, которое, без сомнения, есть признак еще не распознанного недуга, тлеющего в крови, в самых недрах его существа54. Сейчас явится нечто и уничтожит его. Что явится? Как уничтожит? Ерунда какая-то. И все-таки он должен был сделать что-то, что предотвратит грядущую беду. Но для начала надо было установить источник угрозы – придать ей хоть какую-то форму. Гулливер, гуигнгнмы, Толстой… Толстой… Горячо. Сказка. Работать головой. Крестьянин, ожидающий, когда ему покажут, что это такое – работать головой. Крестьянин ли? И что за сказка? Что в точности за сказка, и что именно в ней произошло? «Это, что ли, меня так напугало? Что я не могу вспомнить, в каком произведении Толстого говорится о работе головой, и говорится ли? В этом всё дело?» Нет, едва ли дело было в этом, или едва ли в этом было «всё дело», но тем не менее он опять почувствовал, что близок к разгадке, что еще немного – и он окажется на острове Табор и найдет своего капитана Гранта. А еще он почувствовал настоятельнейшую потребность всё же разобраться с тем, что именно и где в точности говорилось у Толстого. Потребность эта была императивна не менее, чем не осознаваемая им самим потребность Льва Абалкина запустить действие некоего никому не понятного процесса. Льву Абалкину его действия стоили жизни – чего-то будут стоить Ивану его действия и каковы они должны быть? Да, но я думаю, что всё же надо сказать несколько дополнительных слов про Льва Абалкина. Многие, конечно, читали «Жука в муравейнике», многие, да не все55. Конечно, у нас, в России, «Жука» читали почти все (думающие люди, – а к другим я и не обращаюсь), но где-нибудь за границей, думаю, с творчеством Стругацких знакомы много хуже, а на иностранного читателя я рассчитываю ничуть не меньше, чем на отечественного (а может, и поменьше). Опять-таки и о будущем я не забываю – а все ли в будущем вспомнят о том, кто такой Лев Абалкин и как он жил? Увы, но я в этом не уверен. Поэтому подстрахуюсь.

История Льва Абалкина

Итак, в некотором царстве, в некотором государстве, а выражаясь точнее – в далеком будущем, при обследовании одной небольшой планетки было найдено некое громоздкое устройство, при дальнейшем изучении оказавшееся чем-то вроде инкубатора, содержавшего в себе тринадцать оплодотворенных яйцеклеток вида хомо сапиенс. Пока люди долго думали, что им делать с этой странной находкой, яйцеклетки, недолго думая, начали делиться. В общем, из тринадцати яйцеклеток появилось тринадцать людей – «подкидышей», как их называли. Подкинула подкидышей, как считалось, некая сверхцивилизация «странников» – цивилизация, цели которой были никому не ясны; никто не мог даже определиться и с тем, следует ли их считать друзьями или врагами человечества. Подкинули «подарочек» – и думай, что теперь с ним делать. Фокусники сверх-развитые, чтоб их… Но и это еще не всё. В инкубаторе нашли не только яйцеклетки, но и ящик из янтарина, а в нем – тринадцать серых круглых дисков с непонятными значками на них. И вот, когда тринадцать деток-подкидышей начали подрастать, то в определенном возрасте у каждого из них на сгибе локтя появилось нечто вроде родинки в форме… да-да, в форме этих самых таинственных значков. Между дисками и подкидышами была какая-то связь, а сами диски после этого открытия начали называть «детонаторами». Говоря литературным языком: «тринадцать загорелых, исцарапанных бомб с веселым гиканьем носятся по-над речками и лазают по деревьям в разных концах Земного шара, а здесь, в двух шагах, тринадцать детонаторов к ним в зловещей тишине ждут своего часа»56

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Нет такого читателя, который бы не понял, какое произведение при этом имеется в виду.

2

Нет такого читателя из России, который бы не понял, какие строчки и из какого стихотворения Лермонтова имеются в виду.

3

«Она приподняла голову… Он дико взглянул и протер глаза. Но она точно уже не лежит, а сидит в своем гробе. Он отвел глаза свои и опять с ужасом обратил на гроб. Она встала… идет по церкви с закрытыми глазами, беспрестанно расправляя руки, как бы желая поймать кого-нибудь. Она идет прямо к нему. В страхе очертил он около себя круг. С усилием начал читать молитвы и произносить заклинания, которым научил его один монах, видевший всю жизнь свою ведьм и нечистых духов. Она стала почти на самой черте; но видно было, что не имела сил переступить ее, и вся посинела, как человек, уже несколько дней умерший». (Н. В. Гоголь. «Вий»)

4

«А затем, представьте себе, наступила третья стадия – страха… Так, например, я стал бояться темноты. Словом, наступила стадия психического заболевания. Стоило мне перед сном потушить лампу в маленькой комнате, как мне казалось, что через оконце, хотя оно и было закрыто, влезает какой-то спрут с очень длинными и холодными щупальцами. И спать мне пришлось с огнем». (М. А. Булгаков. «Мастер и Маргарита»)

5

«Он благополучно избегнул встречи с своею хозяйкой на лестнице. Каморка его приходилась под самою кровлей высокого пятиэтажного дома и походила более на шкаф, чем на квартиру. Квартирная же хозяйка его, у которой он нанимал эту каморку с обедом и прислугой, помещалась одною лестницей ниже, в отдельной квартире, и каждый раз, при выходе на улицу, ему непременно надо было проходить мимо хозяйкиной кухни, почти всегда настежь отворенной на лестницу. И каждый раз молодой человек, проходя мимо, чувствовал какое-то болезненное и трусливое ощущение, которого стыдился и от которого морщился. Он был должен кругом хозяйке и боялся с нею встретиться. Не то чтоб он был так труслив и забит, совсем даже напротив; но с некоторого времени он был в раздражительном и напряженном состоянии, похожем на ипохондрию. Он до того углубился в себя и уединился от всех, что боялся даже всякой встречи, не только встречи с хозяйкой». (Ф. М. Достоевский. «Преступление и наказание»)

6

Не верите? Читаем: «Гроза омыла Москву 29-го апреля, и стал сладостен воздух, и душа как-то смягчилась, и жить захотелось». (М. А. Булгаков. «Записки покойника»)

7

Сомерсет Моэм. «Острие бритвы».

8

«Я остался один среди могильных плит. Мне тут нравилось – тихо, спокойно. И вдруг я увидел на стене – догадайтесь, что? Опять похабщина! Красным карандашом, прямо под стеклянной витриной, на камне. В этом-то и всё несчастье. Нельзя найти спокойное, тихое место – нет его на свете. Иногда подумаешь – а может, есть, но пока ты туда доберешься, кто-нибудь прокрадется перед тобой и напишет похабщину прямо перед твоим носом. Проверьте сами». (Дж. Сэлинджер. «Над пропастью во ржи»)

9

«Часто не без содрогания я сознаю опасность того, что чуть не допустил в свой ум подробности какого-нибудь пустячного дела или уличного происшествия. Я с удивлением замечаю, как охотно люди загружают ум этой чепухой и позволяют пустым слухам и мелким случайностям вторгаться в сферу, которая должна быть священна для мысли. Разве ум – поприще, куда сходятся, чтобы перемывать кости ближнего и обсуждать сплетни, услышанные за чайным столом? Или это – часть самого неба, храм, освященный и предназначенный для богослужений? Мне трудно разобраться с теми немногими фактами, которые важны для меня, поэтому я не тороплюсь занимать свое внимание вещами незначительными, которые может прояснить лишь божественная мудрость. Таковы, в основном, новости, содержащиеся в газетах и разговорах. В отношении их важно сохранять чистоту ума. Стоит лишь допустить в свои мысли детали одного-единственного судебного дела, дать им проникнуть в наш sanctum sanctorum (святилище) – на час, на много часов – и сокровеннейшая область разума превратится в распивочную, как если бы все это время нас интересовала уличная пыль и сама улица с ее движением, суетой и грязью осквернила святыню наших мыслей!» (Генри Торо. «Жизнь без принципа»).

10

Подробнее о Саше Скромном будет поведано в следующей части сборника: «Саша Скромный и Александр Великий».

11

«Пусть порицает меня кто хочет, если я добавлю…, что порой, когда я одна бродила по парку, или выходила за ворота и смотрела на дорогу, или, воспользовавшись тем, что Адель играет с няней, а миссис Фэйрфакс расставляет банки с вареньем в кладовой, взбиралась по лестнице на третий этаж, открывала дверь чердака и, выбравшись на крышу, окидывала взором далекие поля и холмы и всматривалась в туманный горизонт; что мне хотелось тогда обладать особой силой зрения, которая помогла бы мне проникнуть за эти пределы, достигнуть иного, деятельного мира, увидеть города и местности, полные жизни, о которых я слышала, но которых никогда не видела; что я мечтала о большем жизненном опыте, о более широком общении с людьми, о знакомстве с более разнообразными характерами, чем те, которые меня окружали до сих пор. Я очень ценила все хорошие качества миссис Фэйрфакс и Адели, но я верила, что существует другая, более деятельная доброта, – а то, во что я верила, я желала и увидеть». («Шарлотта Бронте. «Джен Эйр»)