bannerbanner
Один день Ивана Денисова
Один день Ивана Денисова

Полная версия

Один день Ивана Денисова

Язык: Русский
Год издания: 2022
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 5

Блок питания нужен, чтобы питать комп электроэнергией. Что такое электроэнергия объяснить невозможно, – но это то, благодаря чему функционирует вся вредоносная машина современной цивилизации, можно сказать, ее кровеносная система. Пожалуй, упрощенно электроэнергию можно было бы назвать синонимом огня, так как она дает тепло и свет. Но главное свойство электроэнергии состоит в том, что она оживляет неживое – то есть этого своего рода не только внешний, но и внутренний огонь, или, как уже было сказано, кровь. Кровь машины. Компьютер – это тоже машина, и, как всякая машина, он нуждается в постоянной энергетической подпитке, каковую блок питания и обеспечивает. Теперь, я думаю, вам всё стало ясно, так что иду дальше.

Компьютерный Монитор или Экран – это что-то вроде листа бумаги, только это бесконечный лист, на котором, соответственно, и писать можно бесконечно, так что когда весь экран оказывается заполненным, вы просто продолжаете писать дальше (экранный лист устроен таким образом, что всегда можно начать новую строчку), а уходящий из вашего поля зрения текст тем не менее сохраняется в памяти компьютера, и вы можете обратиться к нему в любой момент (также на экран выводятся различные картинки, а еще и видео – и вообще всё, что угодно). Набивается текст с помощью клавиатуры; клавиатура – это просто технический аналог ручки или пера, или чем вы там сейчас, люди будущего, пишете – возможно, что клавиатура для вас является тем же, чем перо является для нас – не более чем архаическим воспоминанием. И всё же почему-то я думаю, что человечество будущего скорее ждет технический регресс, чем прогресс, отсюда и пояснения мои выстраиваются таким вот странным образом – я как будто скорее обращаюсь к человеку вовсе не будущего, но прошлого. Но в самом деле: еще немного технического прогресса и просто уже никакой жизни на Земле не останется! – одни оживляемые электроэнергией компы. Так что некоторый разумный регресс в исторической перспективе представляется необходимым. Скажем так: хорошо бы, чтоб у вас, люди будущего, было электричество, а вот компьютеры – это, пожалуй, уже и лишнее…

Чтобы покончить с темой компов осталось еще объяснить, что такое мышка. Мышка – это такое небольшое, ползающее по столу, подключенное к компу устройство с проводом-хвостом (правда, современные мышки уже бывают и беспроводными), с помощью которого можно перемещаться еще и по экрану, и управлять всем там происходящим. Например, чтобы исправить опечатку в неправильно написанном слове, вы берете в руки мышку (на экране мышке соответствует специальная стрелочка) и, двигая мышкой по столу, вы заодно перемещаете стрелочку на экране туда, куда вам надо, например, подводите ее к нужному слову и вносите необходимую правку. При этом вам не надо, как на бумаге, черкать в тексте – вы просто убираете (отпечатываете) ненужную вам букву или слово (для этого есть специальная клавиша на клавиатуре), заменяя их на нужные вам. Очень удобно, согласитесь.

Итак, объяснив, что такое комп, можно наконец-то приступить и к объяснению того, что такое интернет. Собственно, инет – это, с одной стороны, склад всевозможной информации, а с другой – куча связанных друг с другом компов. Нет такой единицы информации, которую вы не могли бы найти в инете, и нет такого человека, с которым, при условии наличия у того компа с выходом в инет, вы не моли бы выйти на связь. Причем моментально. Моментально найти и моментально выйти. Что касается информации, то, раз уж на компьютер можно перенести любой текст и любое изображение, то и при связи всех компов воедино оказалось возможным хранить всякого рода информацию в доступном для каждого компа месте – на так называемых серверах. Более того, Сеть, в отличие от отдельного компа, долгое время представлялась чем-то абсолютно безразмерным в плане возможностей ее памяти – да и сейчас еще предел для объема хранимой в Сети информации является чем-то скорее теоретическим, чем практическим. Как следствие, основной особенностью поведения человека в Сети становится ситуация абсолютного выбора – выйдя в интернет, всякий человек может мгновенно как начать читать Аристотеля с Платоном (и даже в оригинале), так и приступить к безостановочному просмотру порнофильмов (а это фильмы, в которых дяди и тети проделывают друг с другом самые невообразимые вещи) или, например, к просмотру всякого рода «забавностей», вроде видео с различными казусами (например, спортсмен поскальзывается и падает перед барьером – а-ха-ха-ха-ха-ха! – или телеведущая делает оговорку, желательно скабрезную – о-хо-хо-хо-хо-хо! – и так далее) и прочего информационного мусора, которого в инете так много, что зачастую Инет называют глобальной помойкой. Но таково уж свойство свободы – большинство использует ее себе во вред, и даже разумное меньшинство, и то с трудом удерживается в рамках разумного, хоть отчасти, да приобщаясь ко всякого рода инет-непристойностям и глупостям. Только единицы, я думаю, даже и не знают, что это такое, продолжая преспокойно читать Платона в оригинале.

Это что касается инета как склада информации. Что касается инета как средства связи, то, связав воедино компы, его создатели добились того, что всякое слово, произнесенное или написанное вами на вашем компе может быть мгновенно прочитано или услышано на другом. Способов связи может быть масса и они постоянно меняются, так что и нет большого смысла перечислять их поименно. Глобально важно лишь то, что любое ваше сообщение может быть моментально донесено до адресата, даже если вы живете в Африке, а ваш адресат – в России. Всё, что написано на одном экране, может быть тут же прочитано на другом. Экран не имеет привязки к месту – миллиарды экранов по всему миру словно бы сосуществуют в одном метафизическом Экране, на котором идет прямая трансляция всех осуществляемых на всех компах действий. Да, трудно в это поверить, но это так – уж поверьте. Это не научная фантастика – это самый трезвый реализм. Но вы, конечно, уверены, что я рассказываю сказки, и что этого не может быть. Надеюсь, что существующие параллельно этому надежные исторические источники убедят вас в обратном.

Итак, с тем, что такое комп и инет мы разобрались, осталось определиться лишь с тем, что такое развиртуализация. Развиртуализация – это когда вы встречаетесь в реальности с человеком, с которым до сих пор общались только посредством компа. Виртуальный друг – это человек с экрана вашего монитора. Вы можете даже и не знать, как он выглядит – хотя обычно найти фотографии почти любого человека из Сети и несложно, но вообще-то «официальным» видом человека в сети является не его фотокарточка, но скорее его аватарка – выбранная им картинка, появляющаяся на экране рядом с его текстом и являющаяся своего рода подписью к этому тексту. Хотя нет, подписью является не аватарка, а ник (или никнейм), то есть выбранное пользователем сетевое имя. Аватаркой, конечно, может быть и фото пользователя, равно как и ником может быть его настоящее имя, – но это, хотя и не исключение, но и совершенно точно не правило. Итак, вы, допустим, активно общаетесь с каким-то человеком в сети, с каким-нибудь пользователем под ником Marat, на чьей аватарке красуется свирепая самурайская физиономия, и вдруг он говорит: «А давай встретимся „в реале“ (то есть в реальности). Кстати, меня зовут Наташа». Момент встречи с Наташей и называется «развиртуализацией». Сделав все эти никому сейчас не нужные, но, возможно, совершенно необходимые для будущего читателя пояснения, я продолжаю.

Иван Денисов, известный в сети под будничным ником ivan_denisovich, вспомнил, что на сегодня у него назначена развиртуализационная встреча с пока что еще неизвестным в сети пользователем под звучным ником svidrigailoff. Настроение у него сразу же упало. Он даже подумал – а не из-за этого ли у него всё последнее время было тяжело на душе? – но нет, глобальная тяжесть бытия вызывалась чем-то другим, куда более глубинно-существенным. А встреча со svidrigailoff… что он знал о нем? Да почти ничего. Он, в общем, даже и в сети с ним особо не приятельствовал. Просто svidrigailoff часто комментировал его рецензии (комментарии не блистали богатым идейным содержанием), а потом вдруг сообщил, что тоже живет в Сосновом Бору и что, следовательно, им совершенно необходимо пересечься в реальности. Иван никакой необходимости в этом не усматривал, но как-то так вышло, что он согласился встретиться. Из вежливости – отказ, пожалуй, прозвучал бы грубовато.

Вообще-то, Иван был против развиртуализаций. Идейно против. Он предпочитал писать слова, а не произносить их и небезосновательно считал, что общение в письменном виде содержательнее общения в виде устном. Конечно, «бла-бла-бла ни о чем» предпочтительнее осуществлять «в реале», – но если хочется поговорить о чем-то содержательно, то ведь формулировка всякой мысли требует времени на обдумывание, внесение корректив и т. д. – то есть письма с сопутствующим редактированием, а именно такого рода письмо и подразумевает обмен комментами. При этом правила, установленные в ГКП, подразумевали достаточно активное взаимодействие всех его сообщников-читателей не только в инете, но и в реале. Как следствие, Иван несколько раз выезжал в Питер на лекции и просмотры фильмов, – но всё это воспринималось им как «обязаловка». В инете у него было несколько достаточно близких ГКП-друзей, «в реале» он так ни с кем и не сошелся. Он знал, что в Сосновом Бору живет поэт Саша Скромный и даже видел его несколько раз, и вот с ним он как раз хотел бы познакомиться «реально», но мешала врожденная застенчивость, плюс он не был уверен, что Саша обрадуется встрече10. Встречи писателей и их почитателей – это всегда сложно. Как написал тот же Саша:


Важней натурщика ваятель,

Важней читателя – писатель.


Правильно написал Саша. Важнее. А он, Иван – не писатель, не автор. Эх… С некоторого времени Иван стал чувствовать себя примерно как Джен Эйр, – ведь та, найдя себе место гувернантки в имении Торнфильдхолл, поначалу была очень довольна, но постепенно ее всё более и более стеснял узкий круг ее обязанностей и знакомств, и она стала мечтать о чем-то большем11 – пока не наткнулась на мистера Рочестера, заполнившего ее жизнь до отказа. Вот и Иван, сбросив с себя иго работы и влившись в ГКП, долгое время был доволен своей ролью (к тому же он стал в сообществе заметной фигурой), но… но писатель важнее читателя, а он, Иван, никогда писателем не станет. Разве что будет периодически кропать стишки для само-забавы…


Имею две всего страстишки:

Пишу стишки, читаю книжки.


Так вот что тяготило его всё последнее время! Роль «всего лишь» читателя… Иван замер, прислушался к себе и сказал: «Нет, и не это». Так что же тогда? Тайна оставалась тайной, а он пока что, пройдя мимо школы, вышел из леса в город, с удовольствием отметив про себя тот факт, что и при выходе в город было не совсем понятно – так в городе он уже или всё еще в лесу? – многие здания буквально терялись в окружавшей их со всех сторон зелени. Поплутав немного по улицам-тропинкам, Иван подошел к кафе, где они, то есть он и svidrigailoff, должны были встретиться. Возле кафе пока что никого не было. Становилось жарковато. Иван посмотрел на часы. 12 часов – на 12 они и договорились. «Жду пять минут и иду домой», – решил Иван. «И пяти минут ждать не буду – иду домой, и всё», – перерешил он, но в следующее мгновение его руку уже энергично тряс невесть откуда появившийся незнакомый ему молодой человек.

– Вы ivan_denisovich?

– А вы, конечно, svidrigailoff?

– Да, то есть меня зовут Алексей на самом деле. Алексей Светликов. А вас?

– А я на самом деле существую в сети, поэтому на самом деле меня зовут именно ivan_denisovich. Ну а так, можно называть меня Иваном.

– Денисовичем?

– Нет, Денисовым.

– Рад познакомиться, Иван. Перейдем на «ты»?

– Перейдем.

Алексей оказался не просто молодым, но очень молодым человеком, почти мальчиком, – навскидку Иван дал бы ему от 18 до 23 лет. «Я определяю ваш возраст в двадцать лет», – мысленно произнес он, почувствовав себя Шерлоком Холмсом, мгновенно определившим возраст мельком увиденной им рукописи12. Но разве 20 лет – это еще мальчишеский возраст? Д’Артаньян в 18 лет уже… а Дик Сэнд так и вовсе в пятнадцать! Но большинство современных молодых людей и в двадцать лет трудно представить себе в роли «восемнадцатилетних д’Артаньянов-пятнадцатилетних капитанов». Чрезвычайная продвинутость в пользовании всевозможными техническими игрушками обычно сочетается у них с еще более продвинутым общим инфантилизмом. Впрочем, сделав это обобщение, стоит прибавить: не будем обобщать.

Что еще можно было сказать о наружности Алексея? Мальчишеская молодость сочеталась в нем с детской же застенчивостью; взгляд у него был добрый, а лицо как бы даже немного глуповатое. Возможно, что глуповатость являлась следствием той восторженности, с которой он смотрел на Ивана. Ивану с самого начала не понравилась эта восторженность.

Алексей между тем всё время улыбался и смотрел на Ивана так, как будто чего-то от него ожидал. Ивана этот ожидающий взгляд немного смущал. Он не знал, чего от него можно ждать. Во всяком случае, пока что можно было списать свою неловкость на сам факт развиртуализации – всякое новое знакомство проходит через стадию притирки друг к другу. И все-таки Ивана сразу кольнуло предчувствие, что ничего хорошего из этой встречи не выйдет, и, чем шире становилась улыбка Алексея, тем он становился внутренне мрачнее. Тем временем они прошли в кафе и заказали по кружке пива.

– Я здесь никогда не был. Здесь неплохо, – робко сказал Алексей.

– М-да, – выдавил из себя Иван.

«Ничего, выпью пива, разойдусь»13, – тут же припомнилось Ивану. И действительно, прохладное пиво, выпиваемое в жаркий день, способно поднять настроение кому угодно, и оно же способно сделать общительным даже самого законченного мизантропа, коим Иван всё же не был.

– Я, главное, вот что хотел сказать… – вдруг выпалил Алексей. – Я очень давно мечтал об этой встрече, уже больше года. Я даже ушам своим не поверил, когда узнал, что ivan_denisovich живет в Сосновом Бору. То есть, что ты живешь. «Вот так подарок судьбы!» – возликовал я. Но я, конечно, не мог так сразу напрашиваться на знакомство. Кто ты, а кто я? Сначала мне следовало должным образом подготовиться. Ну, я зарегистрировался на сайте, попал в число претендентов в сообщники ГКП, стал комментировать твои рецензии, а потом уже решился попросить и о личной встрече, не очень-то надеясь на благоприятный ответ. Но ты согласился – это был один из счастливейших дней в моей жизни. А сегодня – счастливейший день – ведь мы, наконец, встретились.

Нет, никакое пиво в мире неспособно было помочь Ивану спокойно отнестись к такого рода тираде. Счастливейший день в жизни – ну надо же! Больше всего на свете ему захотелось просто встать и уйти, но остатки вежливости всё еще осложняли его жизнь. Вместе с тем Алексей явно ждал ответа. Пришлось выдавить из себя:

– Ну уж, счастливейший день…

– Именно счастливейший. Знаешь, у нас очень красивый город, но все-таки… но все-таки все норовят уехать отсюда в Питер. Вся молодежь, как минимум. Оно и понятно: там – всё, там – все. Ну а если все-таки я хочу жить здесь, ну или просто так получилось, что я живу здесь, что же мне… А то прочитаешь книгу и родятся в голове всякие мысли, но поделиться ими решительно не с кем. Другое дело, если бы найти человека, с которым можно было бы следить за литературным, кинематографическим и вообще культурным процессом…14 И вот, я нашел такого человека… Разве это не счастье?

И Алексей в очередной раз выжидательно и чуть не просительно посмотрел на Ивана. Ивану становилось всё больше не по себе. Он почувствовал себя… Кем же? Прагматичным дядей восторженного Саши Адуева, Петром Иванычем, всё время пытающимся уклониться от неуместных Сашиных объятий?15 Пожалуй, да, Петром Иванычем, но и еще кем-то; пока он еще не мог точно сформулировать – кем… Да и как тут сформулируешь, надо ведь думать о том, что отвечать на все эти излияния – думать о том, как поддержать разговор. Иван не смог найти лучшего вопроса, чем:

– А почему svidrigailoff?

Алексей немного как бы смутился.

– Не подходит, да? А мне показалось, что неплохой ник…

– Да почему сразу «не подходит». Я просто спросил.

– Да нет, я понимаю, что на Свидригайлова нисколько не похож. Просто Достоевский – мой любимый писатель, вот я и захотел назваться по имени какого-нибудь персонажа Достоевского. Сначала я хотел взять имя stavrogin, но оно оказалось занято – в ГКП уже есть один Ставрогин. Ну а раз Ставрогин оказался занят, то…

– То, значит, Свидригайлов, – невольно рассмеялся Иван.

– В общем, да, – с улыбкой ответил Алексей.

– А почему же не alesha_karamazoff, к примеру?

– Ну… – Алексей задумался. – Думаешь, мне лучше было бы взять ник alesha_karamazoff?

– Да почему опять – думаю. Так просто сказал. Захотел – выбрал, это же твое дело, не мое. Svidrigailoff – хороший ник.

– Мне тоже кажется, что хороший… Кстати, раз уж разговор у нас перешел на Свидригайлова и, главное, на Достоевского. Я перед встречей перечитал все твои рецензии на его романы. Ты, например, пишешь…

Тут Алеша достал из пакета распечатку – очевидно, с его, Ивана, рецензиями! Достал и начал читать:

«Достоевский (Свидригайлов) говорит, что хорошо было бы проследить все вредоносные влияния, который Петербург оказывает на живущего в нем человека16, но еще лучше было бы проследить все влияния, которые сам Достоевский оказывает на своих читателей. Можно предположить, что сам Достоевский сводит своих читателей с ума ничуть не менее эффективно, чем Петербург Достоевского – персонажей его романов. А ведь Россия – страна, где каждый ребенок читал Достоевского, а всякий образованный человек знает его чуть не наизусть – стоит ли удивляться тому, что…»

Здесь Алеша svidrigailoff оторвал взгляд от распечатки и спросил:

– Ты в самом деле думаешь, что Достоевский сводит своего читателя с ума?

– Ну, я тут не без юмора пишу, хотя… В последний раз я смог перечитать «Преступление и наказание» только с третьей попытки. Мне во время чтения не то что психически, а просто физически плохо становилось. Но я-то человек уже несколько, как бы сказать – искушённый и иску́шенный жизнью (ударение ставится по желанию), а в детстве-юношестве сил много – ты просто впитываешь всё в себя, как губка. Вот я и думаю – какое влияние может оказать такое вот основательное пропитывание достоевщиной?

– «Достоевщина» – не люблю это слово, честно говоря. Есть в нем какое-то пренебрежение… И мне кажется, что уж лучше «пропитываться» Достоевским, чем попсой какой-нибудь.

– Кто ж спорит…

– А ты мою рецензию на «Преступление и наказание» читал? Я там как раз отчасти с тобой полемизирую.

Иван внутренне вздохнул. Он опасался, что разговор может скатиться в эту плоскость. Правда состояла в том, что он вообще никаких рецензий Алексея не читал – пробовал читать, но они показались ему скучными. Да это и так должно было быть понятным – всё, что он находил интересным, он комментировал, а раз он не комментировал рецензии Алексея, значит, интересными их не находил. В этом и состояло (в том числе) преимущество общения в сети (on, а не off лайн): тебе интересно – общаешься, неинтересно – не общаешься. А теперь сиди «в реале» и ври, что ты, мол, конечно, читал – или лучше правду сказать? Но Иван не был правдорубом, разделяя где-то вычитанную им мысль, что любители говорить правду в лицо, как правило, не очень-то это лицо любят. К Алексею он, правда, никаких чувств не испытывал, но и быть грубым ему вовсе не хотелось. Не хочешь обижать людей? – тогда ври.

– А ты мою рецензию на «Преступление и наказание» читал? Я там как раз отчасти с тобой полемизирую.

– Читал.

– И?

– И?

– И что ты думаешь?

Что же он думал? «Да, нелегкая эта работа – сочинять с пол-оборота», -сымпровизировал Иван, а затем сымпровизировал и ответ:

– Я человек сетевой, я привык реагировать на конкретные комментарии. Ты вот процитировал отрывок из моей рецензии, – я сделал пояснения. Процитируй отрывок из своей – я отвечу, что я думаю. («Вывернулся, кажись», – с надеждой подумал Иван).

– Я свою рецензию не смогу процитировать так, как твою; мои мысли не так четко выражены… Мне еще до тебя далеко, – тяжело вздохнул Алексей, с надеждой посмотрев на Ивана – а вдруг он скажет, что не так уж далеко? Но Иван промолчал. Хоть он и не был правдорубом, но… но Алексею действительно было далеко до него. Алексею было далеко до него, ему было далеко до Саши Скромного, Саше Скромному было далеко до Пастернака, а до кого было далеко Пастернаку? До Шекспира? Задав себе этот тупиковый вопрос, Иван решил не отвечать на него и вернулся к разговору.

Но в разговоре как раз повисла пауза. Чтобы заполнить ее, Иван неторопливо прихлебывал из кружки – она уже наполовину опустела, из чего вы можете заключить, что едва ли Иван был оптимистом. Алексей продолжал выжидательно смотреть на него, но, кажется, в его взгляде уже начало проявляться и что-то вроде разочарования. Очевидно, Алексею как минимум хотелось бы, чтобы Иван проявлял чуть больше энтузиазма… Ивану было жаль Алексея. Тот так ждал этой встречи, но он с очевидностью неспособен оправдать Алексеевы ожидания. Иван почувствовал себя Антуаном Рокантеном – во время памятной встречи с Самоучкой. Бедняга Самоучка так ждал этой встречи – и как же он обманулся!17 Да, больше всего их сидение в кафе напоминало именно сцену из «Тошноты». Тошнота, тошнота… Может быть, его неважное самочувствие в последнее время – это что-то вроде сартровско-рокантеновской тошноты? Но нет, опять мимо. Как там говорил сам Рокантен:

«У меня самого никаких неприятностей – я богат как рантье, начальства у меня нет, жены и детей тоже; я существо – вот моя единственная неприятность. Но это неприятность столь расплывчатая, столь метафизически отвлеченная, что я ее стыжусь».

У Ивана тоже не было никаких явных неприятностей. Ни тебе проблем с деньгами, ни с начальством. Даже работа, если ее можно назвать работой, явно любимая. Неприятность существования? Помнится, Иван далеко не с первого прочтения понял, в чем же эта неприятность существования заключается; она действительно показалась ему слишком отвлеченной. Потом-то он понял. Сознавать, что ты существуешь – это и вправду тяжелая работа – не менее тяжелая, чем развиртуализация с сопутствующим враньем и паузами, слишком явно подсказывающими, что разговаривать собеседникам не о чем. Но всё равно – его глубинная проблема не была связана ни с развиртуализацией, ни с осознанием своего существования. Тут что-то другое… Но он чувствовал, что нащупывает путь к разгадке. Пока что он, правда, скорее походил на лорда Гленарвана сотоварищи, получивших в руки документы, основательно размытые водой, и вынужденных считывать смысл между строк18. Но даже и до Гленарвана Ивану было далековато – тот хотя бы точно знал, что искомый предмет, то есть капитан Грант, находится где-то на 37-ой параллели, а он, Иван…

– … Верно ведь?

Это Алексей задал ему какой-то вопрос, а он его и прослушал. Алексей всё еще не сдавался, всё еще на что-то надеялся. Надеялся, что нашел друга. Но Ивану уже было тяжело играть в эту игру, он чувствовал, что его хватит еще минут на пять, не больше:

– Извини, я тут немного задумался, прослушал, что ты сказал.

– То-то я вижу, взгляд у тебя отсутствующий. А о чем задумался, если не секрет?

– Да так, ни о чем конкретном.

– Не хочешь делиться? Ну ладно, я ведь понимаю, сегодня у нас только первая встреча, так сразу близкими людьми не становятся. Вот месяц-другой пообщаемся…

До этого Иван внутренне вздыхал, тут же он внутренне застонал: он живо представил себе этот «месяц-другой», проходящий «в общении» с Алексеем. Алексей же, не услышавший этот внутренний стон, продолжил:

– Кстати, а на «Братьев Карамазовых» ты вроде еще рецензию не писал?

– Нет.

– А ведь этот роман многими считается лучшей книгой Достоевского. Ты с этим согласен?

– Нет.

– Нет? А почему? И какой считаешь лучшим?

– «Бесы».

– «Бесы»… «Бесы», конечно, тоже великий роман. Все романы из «великого пятикнижия» Достоевского – великие, это неоспоримо.

– Ну, почему неоспоримо. «Подростка» я бы великим романом никак не назвал.

Алексей посмотрел на Ивана с иронической улыбкой.

– Не назвал бы?

– Нет.

– А почему?

– Да я его даже и до конца не дочитал.

Ирония во взгляде Алексея достигла своего апогея.

– Это ты так, для эпатажа говоришь. Наверняка дочитал. Да и как может не быть великим роман великого писателя? Вот если бы мы взяли не лучший роман писателя среднего, например…

– Как? Повтори, что ты сказал.

– Я говорю, что если взять книгу писателя средней руки, такого, например, как…

На страницу:
2 из 5