Драконья кровь

Её жирное тело было громадно, на его фоне крохотные ручки и ножки казались ненастоящими. Она что-то визжала сорванным простуженным голосом, размахивая зажатой в жирном кулаке костью, и её блинообразное лицо (оно, кстати, было таким толстым, что всякие там подробности типа носа, рта, глаз, были как-то незаметны на нем, мелкими, утонувшими в пухлых щеках) тряслось.

Людоедка была одета. Не в пример остальным её соплеменникам, она была разодета, как королева. На её жирные необъемные окорока были натянуты шикарные блестящие чулки с подвязками, на её огромное пузо был натянут корсаж из черного шелка и китового уса, украшенный кружевами и перьями, щедро пришитыми по низу её одеяния и образующими подобие кокетливой короткой юбочки. На её голове была возведена целая пирамида из волос, тщательно отмытых, напомаженных и уложенных, завитые кольцами пряди спускались на белые жирные плечи и огромную грудь, выпирающую из корсажа как тесто из бадьи, и все это жуткое великолепие венчало огромное белое перо.

А в её животе под черным шелком что-то беспрестанно шевелилось и толкалось, словно огромный змей шевелился в теле этой страшной толстухи.

– Чудовищно, – протянул Черный, ступая вглубь комнаты. Людоедка, глядя на предавших её стражей, что-то с ненавистью мычала, вытаращив мутные маленькие глазки. Наорги, ничуть не смущаясь своего отвратительного поступка, выстроились вдоль сырой стены и сложили ручки на животиках, рассматривая с интересом монстра.

– Ну? – нетерпеливо произнес наорг, тот, что торговался с нами. – Что будете с ней делать? Вряд ли вы сможете её отсюда вытащить. Сколь бы ты ни был силен, господин, ты не сможешь даже сдвинуть её с места. Никто не может. Она всегда сидела тут, и только тем и занималась, что жрала да плодилась.

Людоедка продолжала верещать, все больше походя на помешанную, отвратительно пуская слюни.

– Нам и не нужна её туша целиком, – хладнокровно ответил Черный. – Достаточно будет её головы. Выйдите все!

Наорг хохотнул.

– Зачем? Ты, никак, разобрал, о чем бормочет мамаша-людоедка? Понял, чего она обещает тебе? Они обычно щедры на обещания, эти людоеды! Или смелый принц стесняется при свидетелях пачкать свой меч, тем более что это не слишком уж благородно – отсечь голову полоумной толстухе?

Черный с разворота влепил наоргу пощечину.

– Ты хочешь поприсутствовать? – процедил он. – Как это – очень благородно смотреть, как отсекают голову толстухе? И тебе ли рассказывать мне о благородстве после того, как ты прорывал подкопы в чужие дома и пускал туда кровожадных убийц? Впрочем, я могу удовлетворить твое любопытство.

Я не успел и слова сказать, как Черный пинками выпроводил остальных наоргов прочь из комнаты и с треском захлопнул за ними дверь. Его словно бы обуяла ярость, и наорг, моментально растерявший всю свою смешливость, испуганно умолк.

– Все еще интересно, как принц размахивает своим мечом? – крикнул Черный в бешенстве. – Смотри же, наорг! Смотри хорошенько!

Мамаша-людоедка все еще мычала что-то, когда Айяса со свистом рассекла воздух и толстая голова скатилась вниз по жирной груди, а из рассеченной шеи забили черные фонтаны крови.

– Может, тебе еще не достаточно зрелища, наорг? – продолжил Черный, пинком откинув все еще шевелящую губами голову прочь. – Хочешь посмотреть, что у неё внутри?

– Господин, не надо! – заголосил наорг, испугавшись.

– Отчего же? Чего ты боишься, смелый копальщик? Тех, кто не родился и уже никогда не родится, или тех, кто родился, но кого ты отдал ей в качестве обеда?!

Наорг забился в угол и смотрел оттуда зло и испуганно. Черный, все больше разъяряясь, вцепился ему в загривок и как следует тряхнул его:

– А теперь ты расскажешь мне о своем подземном ходе, не так ли?

– Нет! – взвизгнул наорг, извиваясь. – Ты не убьешь меня! Иначе ничего не узнаешь, и они придут в твой мир! Подумай о людях, которых они сожрут – а они будут пожирать вас целыми городами!

– А мне что за дело?! – зло шипел Черный, трепля наорга. – Что мне за дело до того? Забыл разве, кто я? Я принц, и мне полагается свершать подвиги! Сам подумай, что мне выгоднее: каждую неделю отлавливать по одному людоеду, чтобы все людишки каждый раз славили меня, или одним разом прикончить весь выводок, так, чтобы никто их не увидел, а значит, и не оценил всей благодати, которую я могу дать им? Ну, что я теряю? Зачем мне пытать тебя, пачкать свои руки о твою нечистую кровь? Я лучше прибью тебя, и завтра твою протухшую голову выставят на колу на всеобщее обозрение!

– Ты обещал сохранить мне жизнь!

– Я обманул тебя, наорг! На самом деле, я редкостный мерзавец. Ты привык иметь дело с честными людьми, которые так туго шевелят мозгами, что и представить себе не могут, что такого как ты, можно бы и надуть. А я не таков – ты же с самого начала это увидел? Вот и будет тебе урок на всю оставшуюся, очень короткую жизнь!

Наорг позорно и отвратительно заверещал, и Черный выкинул его прочь из комнаты.

– Как бы не убежал, – осторожно заметил я. Черный, оправляя на себе одежду и отходя от злости, покачал головой:

– Некуда им бежать. Они бы и удрали, еще когда наши солдаты вспугнули их, да все их ходы перекрыты. Солдаты разрушили подпорки, разбирая могилы, и этот тоннель не обрушился лишь чудом. Если бы не любопытный нос одного из них, они бы и мамашу погребли здесь заживо.

– А тот ход, о котором говорил наорг? Или ты правда… жаждешь каждодневной славы?

– С ума сошел?! Я блефовал – это первый урок, который мне тут преподали, и который я усвоил очень хорошо. Наорг покажет нам его, этот таинственный лаз, и мы уничтожим все гнездо целиком.

– Интересно, что там может быть?

– А ты не понял? Там целый выводок людоедиков, наорг же сказал тебе. Сам посуди – наорг говорил, что людоед покупал их женщин, чтобы плодиться, а я убил всего около десятка людоедов, остальные – адепты, которых людоед, я так думаю, крал уже в мужья и жены для своих чад. Где же сами чада? Вот их-то людоед и прячет там, где наш болтливый друг рыл свой тайный ход.

Черный подобрал голову людоедки и прицепил её за волосы к своему поясу. Я поморщился, глядя в мертвые остекленевшие глаза.

– Послушай, – сказал я, – все-таки это тоже люди. Какие бы ни были – но люди. А ты отрубаешь им головы, не поморщившись.

Черный насмешливо посмотрел на меня.

– Наверное, я чудовище, – сказал он. – Наверное, мне следовало родиться тут, где мне в кровь плеснули бы побольше злости и поменьше совести и милосердия. Только знаешь, я понял этот мир. И он мне близок. Я принял эту сторону, рядом с этими людьми, и я поклялся их защищать. И я буду делать это без зазрения совести. А те, кому я отрубил голову, вовсе не люди. Я не знаю, кто это, только это не люди. Возможно – подумай сам! – этот мутант Монк сбежал откуда-то, где так же лопал людей и где за ним охотились. Так какого черта ему это можно позволить здесь? Нет; может, эти варвары, которых он завораживал своими жадными речами, и будут его бояться, возможно, для них он и останется чем-то непостижимым, а оттого и непобедимым, но не для меня.

Тем временем на постели, где лежало тело мертвой людоедки, послышалось шевеление, и мы, потрясенные, обернулись к ней.

Нечто, похожее на большого буро-зеленого слизня, ползло по грязным простыням, пропитывающимся бурой жидкостью. Тело толстухи подрагивало, ворочалось. С плеском откуда-то сзади из него выкатился еще один слизень и отчаянно замотал шишковатой головой, разрывая тонкую прозрачную оболочку.

– Твою мать! – произнес Черный. Зрелище это было настолько отвратительно, что он отвернулся, превознемогая порывы к рвоте. – Мы вовремя, кажется, навестили этот замок.

Я же смотрел во все глаза.

Извивающийся слизняк при ближайшем рассмотрении оказался удивительно похож на старину Монка.

Та же шишковатая голова, те же лупоглазые глаза и широкий рот – слава богу, пока без зубов. Руки и ноги у него тоже были, но тонкие, плоские, похожие больше на плавники рыбы. Прижатые к телу, они почти были незаметны, а ноги так и вовсе походили на рыбий хвост.

Слизняк, извиваясь, шлепнулся с чавканьем на пол, и мы невольно отпрыгнули. Жуткий детеныш, извиваясь, барахтался на полу некоторое время, стараясь перевернуться на живот. Это ему удалось; перевернувшись, он ловко выпустил руки, до того прилепленные к телу, и, толкаясь ими, быстро пополз под кровать.

– Ты куда это намылился? – Черный шагнул за ним, но не успел его ухватить – послышался плеск, и слизень исчез в воде.

В воде?! Только сейчас я сообразил, что под кроватью была не темнота, не тень, а вода! Когда Черный приподнял Айясой край простыни, я увидел блики на её поверхности. Вот отчего тут так влажно и сыро!

– Ты понимаешь, что это? – произнес Черный, отступив на шаг. – Это и есть тот ход, о котором говорил наш копальлшик. Этот пруд он копал действительно долго! А ну-ка…

Он попытался сдвинуть кровать, но та не подалась ни на йоту. Тем временем с простыней на пол сползли еще пара слизняков.

– Да руби же их, чего смотришь! – рявкнул Черный, багровый от усилий. – А то придется всех вылавливать из пруда!

Кровать немного подалась ему, и он отпустил её спинку, сипя от напряжения. У него был такой вид, словно он попытался сдвинуть с места лежащего слона.

– Давай вместе, – я уперся в спинку кровати и толкнул. Черный, набрав в грудь побольше воздуху, навалился плечом, и кровать, жалобно скрипя, медленно начала отъезжать прочь, все больше открывая ход в пруд под ней.

– Навались! – Черный еще поднажал плечом, и наверху затрещал полог. Мы немного не рассчитали, не учли последствий, и одна ножка кровати провалилась в темную воду, кровать накренилась, а тяжкая туша людоедки скатилась на наклонившуюся сторону. Мы едва успели отпустить спинку кровати, как она, затрещав, пошла ко дну – вторая ножка кровати, уцепившаяся за пол, сломалась, треснула рассохшаяся спинка, и людоедка с плеском обрушилась в воду. Следом за ней, подобно носу тонущего корабля, торжественно погрузилась в воду её перина.

– Ну вот, – Черный зло плюнул. – Весь выводок упустили!

Я осторожно подошел к волнующейся воде и нагнулся. Внизу все еще просматривался неясный силуэт людоедки, медленно погружающейся на дно. Она так и продолжала дергаться и содрогаться, словно была наживкой на крючке, и её белые толстые руки мотались из стороны в сторону… все сильнее и сильнее… словно кто-то дергал за них, трепал, грыз!!!

– Твою мать! – заорал теперь я, отпрыгивая от ямы с водой таким прыжком, что обзавидовалась бы любая балерина. Черная вода, где исчезло тело людоедки, вскипала ключом, словно там, в глубине, началась страшная возня, и пара юрких скользких тел промелькнула прямо под поверхностью воды, да так быстро, что я бы не успел отпрыгнуть, если бы они захотели напрыгнуть прямо на меня.

Но они подняли эту возню не ради моей сухопутной персоны. Подавив первый страх и осторожно приблизившись к краю пруда, я заглянул в воду и увидел, как множество слизняков, и только что народившихся, и покрупнее, словно пираньи терзают и дерут остервенело тело своей мамаши, а где-то совсем глубоко кружат тени побольше, уже похожие на людей…

– А ну-ка, – Черный с треском распахнул дверь и вволок перепуганного насмерть наорга. Тот и вправду никуда не убежал, Черный как в воду глядел. – Это, что ли , твой тайный лаз?

Он подтащил упирающегося наорга к бурлящей воде и чуть не ткнул его туда носом.

– Хочешь поплавать? – предложил он. – Нет? Тогда тебе лучше всего рассказать мне, как выудить их оттуда! Если будешь молчать, я насажу тебя на крючок, и буду развлекаться рыбной ловлей!

– А-а! – завизжал наорг, вырываясь из рук Черного.

– Что такое? Не нравятся рыбки? Но ты же сам их разводил! Они даже в какой-то степени тебе родственники. Не хочешь познакомиться? Думаю, пока они поймут, что на вкус ты не очень, каждый из них по кусочку-то отгрызет!

– Я скажу, скажу! – завыл наорг.– Есть заглушка в стене замка! Мы должны были открыть её после следующего полнолуния! Детеныши к тому времени подросли бы и стали походить на людей, и, может, кое-кого даже бы взяли к себе сердобольные люди…

– Чтобы потом монстр сожрал приемных родителей? Какая благодарность за добродетель! А новорожденные?

– Какие новорожденные?

– Из мамаши только что вывалилось целое скопище слизняков.

– О, боги! Не знаю. Ей еще рано было родить. К её родам нам и было велено спустить пруд. А сейчас новорожденных сожрут старшие.

– Милое семейство! Ладно; спустим пруд сейчас, – Черный тряхнул наорга и сделал страшные глаза. – Идем. И попробуй только сбежать – я скормлю тебя им без всяких угрызений совести.

Выгнанные нами наорги на свету щурились и плотнее закутывались в свои пледы, защищаясь от ветра.

Наши храбрые солдаты, притаившись около платформы Дракона, боязливо выглядывали на нас. Наверное, подозревали, что за такой долгий срок, проведенный в подземелье, мы сами вполне могли перекинуться на сторону людоедов. Но, увидев Черного, невозмутимо вышагивающего с головой людоедки на поясе, они разразились такими радостными криками, словно настал великий праздник.

– Только и дела было, – пробормотал Дракон, когда Черный отцепил от себя свой жуткий трофей и кинул к подножию его трона. Столько голов за столь короткий срок, наверное, ни одному Дракону не посвящали.

– Государь, – Черный поклонился, – это еще не все. Внизу эти мерзавцы, – он ткнул пальцем в съежившихся наоргов, – прорыли целое подземное озеро, и теперь оно прямо-таки кишит потомками людоеда. Они там плавают подобно карасям в садке, и если ничего не сделать, скоро они достигнут такого возраста, когда ничем не будут уступать своему папаше. И тогда…

– А что – тогда?! – визгливо закричал наорг. – Что – тогда?! Позволь сказать мне, господин Дракон! Я много чего знаю!

Черный изменился в лице, но смолчал. И даже не шелохнулся, хотя ему страсть как хотелось оторвать голову болтуну.

– Говори, – велел Дракон.

Наорг, довольный, вывалился из строя своих соплеменников вперед. На его толстых губах играла омерзительная усмешка, он с видом победителя поглядывал на Черного.

– Господин Монк – так называл себя сам людоед, – явился к нам с неба, господин Дракон. Это не пустой звук, и не сплетни. Я видел его машину, которая умеет летать.

– Это я уже слышал, – ответил Дракон. – И не понимаю, куда ты клонишь.

– А туда, – едва не кудахча от радости, продолжал наорг. – Он был силен, очень силен и умен, несмотря на все его деяния и, несмотря на его странный вид… силен и умен, как твой новый принц, господин Зед.

Дракон и усом не повел.

– И что же?

– А не кажется ли тебе, господин Дракон, – вкрадчиво продолжил наорг, весь согнувшись от подобострастия, – что это странно? Прости мне мою вольность, но мне кажется, что это две стороны одной медали. Господин Монк не был красавцем, это правда, а господин Зед хорош собой, но что-то мне подсказывает, что они одинаковы. И если господин Зед, такой большой и сильный, разгуливает по твоему кненту, то чего тебе бояться маленьких выродков людоеда?

Дракон стрельнул глазом в сторону Черного. Тот стоял, не шевелясь ни единым мускулом.

– Как это – одинаковы? – терпеливо спросил Дракон.

– А так! Спроси у своего приемыша, откуда он явился? Он похож на человека, но я руку даю на отсечение, что он явился, как и господин Монк, с неба. Они явились из одной страны, Государь! Ты скажешь, что я не прав, что они не похожи внешне, что господин Монк – чистое чудовище, мерзкий монстр, а господин Зед – красивый молодой человек. Но только не спеши делать выводы, мой повелитель! Я видел выводок людоедов, рожденный здесь, в этой пещере. Они, может, и не красавцы, но их не отличишь от людей. Что ты скажешь на это?

– Зед? – Дракон обернулся к Черному. Тот стоял, багровый, и сверлил взглядом торжествующего наорга.

– Если ты не веришь мне и велишь уйти, – произнес он, наконец, – я уйду. И обо мне больше никто ничего никогда не услышит.

– Вот! – воскликнул наорг, тыча в Черного пальцем. – Он не может и слова сказать в свое оправдание! Не отпускай его, господин! Его следует пытать и вызнать, где находится их поганое логово! Может, он и не с неба, может, их страна находится поблизости, за горами, да только они оба оттуда! Не верь благопристойному виду, не верь чистому лицу! Из поганого гнезда не может выйти ничего путного! И коль они родственники, они одинаковы! Они полны коварства и злобы, они лелеют мысль лишь о том, как бы напиться невинной крови! На дыбу его!

Наорги оживились, залопотали что-то злыми голосами.

Черный молчал.

– А теперь послушай меня, наорг, – произнес Дракон. – Я послушал тебя, и услышал лишь злой оговор.

– Государь!!!

– Не перебивай меня, наорг. Принц Зед действительно не помнит, кто его родители, и он действительно странник, и явился издалека. Это известно любому в кненте. Только любой в моем кненте тебе подтвердит, что принц Зед – чистокровный регеец, да и не только в моем кненте знают это. Быть регейцем невозможно научиться. А ты, – Дракон недобро усмехнулся, – просто выгораживаешь свою дешевую шкуру. Хочешь, чтобы я забыл о твоих злодеяниях, переключил свою ярость на Зеда? Только ты зря стараешься, наорг. Никогда еще ни один благородный Дракон не щадил разбойников, которые, к тому же, пытались оболгать благородного человека, сделавшего так много для кнента… Эй, стража! Вырежьте-ка ему язык, чтобы я больше не слышал этих гнусных врак. И еще, маленький умник: запомни, хорошенько запомни, что и в поганом гнезде может родиться кое-что доброе.

Мгновенно торжество на злом личике наорга сменилось ужасом, он заверещал, как заяц, когда солдаты выкрутили ем у руки за спину.

– Я не лгу, господин! – верещал наорг. – Я клянусь своей лопатой-кормилицей, что Зед… а-а-а!

Дракон отвернулся от наорга. Черный сердито сопел, порываясь тотчас же уйти. Что ему Дракон? Даже он не смог бы сейчас удержать его, держи он хоть зубами.

– Ну, ну, – Дракон усмехнулся, глядя на злую физиономию Черного, – стоит ли обращать внимание на пустую болтовню этого червяка? Привыкай, Зед. Думаю, ты еще не раз услышишь нечто подобное, как о себе, так и о других. Это называется – донос. Никогда не слышал о таком? Еще услышишь. Кстати, что там такое с этим прудом? Идем, посмотрим. Эй, кто-нибудь, поддайте хорошенько этому болтуну, чтобы он быстрее шевелился и показал нам свое последнее творение.

Заглушка подземного пруда оказалась на другой стороны замка. Там стена плавно переходила в отвесную скалу, под которой протекала прозрачная речка. Заглушка, большой плотно пригнанный камень, располагалась достаточно высоко над водой, и, рассматривая её. Дракон расхохотался:

– Видно, и в самом деле отпрыски людоеда умеют летать!

Солдаты поддержали его разнокалиберным хохотом, и даже дующийся до сих пор Черный позволил себе хихикнуть, представляя, как канибаловы чада с высоты этой заглушки рушатся вниз, прямо на гладенькие, обточенные водой, нагретые горячим солнцем камешки. Впрочем, через месяц водичка была бы уже не так тепла, а, скорее, весьма холодна. Я поделился этим соображением с Драконом, и один из мрачных наоргов кивнул головой:

– Людоед о том и говорил, что его дети не выносят теплой воды. Они должны были выйти, когда на реку лег бы первый тоненький ледок.

– И убились бы об него?

– Вовсе нет, – нехотя процедил наорг. Видно, он убедился, что болтунов тут не жалуют, и уже пожалел о том, что раскрыл свой рот. – Вон там, посередине реки, есть омут. Там со дна бьют теплые ключи, и не дают льду настыть. Прямо в него-то и должны были нырять людоедовы отпрыски.

– А потом?

– Не знаю. Людоед меня не посвящал в свои планы.

– И как же нам выловить их? – задумался Дракон. – Насколько я понял, как только вы откроете заглушку, все эти твари выплеснутся в реку? Может, им и не по вкусу теплая вода, но это вовсе не означает, что они передохнут. А даже если и сдохнут, то может остаться один, и этого предостаточно.

– Из заглушки выйдет желоб, – недовольно ответил наорг, немного гордясь своими инженерными способностями. – По нему-то отпрыски и должны будут выкатиться в воду. Можно направить его куда пожелаете.

– Так и быть, – распорядился Дракон. – Зед! Ты много сделал, и я просто обязан наградить тебя по заслугам. Это замок теперь твой; завтра направим в него людей, чтобы они привели его в порядок, и все его богатства теперь твои.

Черный почтительно поклонился, хотя на лице его был написан совершенно щенячий восторг. Шутка ли – замок Дракона (пусть и засраный), набитый золотом! О таком не мог мечтать ни один человек; вообще-то, говоря по чести, замок этот должен был забрать себе сам Дракон. Но, видимо, воспоминания об утерянной любви были слишком горьки и невыносимы, и он просто избавился от того, что могло бы напомнить о ней.

Так Зед стал самым богатым человеком в кненте Алкиноста Натх.

3. КАЖДОМУ – ПО ДЕЛАМ ЕГО…

… Наутро в городе был не то праздник, не то похороны. Я бы сказал, что это очень походило на некий религиозный зловещий ритуал – да, это нужное и весьма подходящее слово для того, что происходило.

Во-первых, все головы чудовищ, добытые Черным, нацепили на колья и выставили на площади, приставив к ним охрану, чтобы никто не смел поснимать их. Выглядело это очень зловеще и устрашающе, не хватало только ворон, с карканьем летающих над разлагающимися трупами. Впрочем, зрелище и без ворон было еще то, людоеды-то и при жизни не были красавцами, а после смерти и вообще смотреть на них было жутко.

Во-вторых, установили помост – при ближайшем рассмотрении я убедился, что это эшафот, только плахи на нем не было. Вместо него посередине торчал железный столб.

На сем эшафоте, прикрыв лица, пара палачей, облаченных в торжественно-жуткие длиннополые одеяния, начиная с самого утра, неторопливо читали приговор каждые полтора часа, и всякий, опоздавший к началу, мог подробно узнать, кого и за что будут казнить.

Правда, это читали уже ближе к полудню – а с утра был суд, результаты которого потом и выкрикивали на площади, и о суде-то я и расскажу подробнее.

Кроме того, местные священники (с удивлением я узнал, что здесь люди и богам поклоняются) с пышными почестями похоронили останки тех, кого мы принесли из замка, и платья из Драконьей кожи. Сидя в своей комнате, я из окна видел, как вдалеке над зданием храма взметнулись в небо белые голуби, и густой звук гонга, оповещающего о том, что несколько душ было направлено к чертогам Бога, разнесся по городу.

Черный торопливо завершал свой утренний туалет. Он, однако, имел редкий дар – обрастать тряпками как дерево лишайниками! Мало того, что нам снова пошили новую одежду, так ему Дракон еще подарил и шикарный багровый плащ, почти точную копию того, что когда-то украшал плечи прежнего Зеда.

А почему ты так скромно промолчал, что одному такому смелому Торну Дракон подарил обруч на голову?! Ты не молчи!

Ладно, ладно, подарил. Вместе с твоим плащом. Наверное, это что-то значило, но сейчас разбираться не было ни времени, ни желания. Церемониймейстер, принесший эти вещи, поклонился и сказал, что нас ожидают на суде внизу, и я, торопясь закончить свои записи, ляпнул на страницу две кляксы.

– Пояс надень, – неназойливо попросил Черный, одергивая на себе подаренный плащ. С удивлением я увидел, что он активизировал защиту.

– Ты что?!

– А что? Знаешь, куда нас зовут? В пыточный зал. И я не хочу, чтобы внезапно кто-нибудь задал нам какой-нибудь вопрос, ответ на который принудил бы его подвесить нас обоих на дыбу. Надевай, не ерепенься!

Такое трезвомыслие показалось мне разумным и логичным, и я тоже нацепил поясок.

Впрочем, вопреки обострившемуся звериному чутью Черного, внезапно в нем проснувшемуся, никто не собирался вешать нас на дыбу. Там, в светлом белом зале с высокими сводчатыми потолками, и дыбы-то никакой не было. Только скамьи для судей – то есть для нас, его изловивших, для служителей закона и для Дракона. Причем Дракон тоже сидел на простой скамье. Чуть дальше толклись многочисленные зрители, родственники тех, я полагаю, кого сожрал людоед.

Под стрельчатым огромным окном стоял невысокий скромный помост, и яркое солнышко весело освещало гладко оструганную, выскобленную добела лавку. На ней-то и притулились подсудимые.

Они были, как один, отмыты до блеска и наряжены в чистые, белоснежные новые рубахи. Ни один из них не поднял головы при нашем появлении, хотя остальные поприветствовали нас как того велел этикет – Дракон наклонил голову, а судьи встали и поклонились, путаясь в своих широких мантиях из толстой шерстяной синей ткани.

Вчера наоргов было пятеро, могу в том поклясться, а сегодня на лавке сидело всего трое, и то еле-еле. Судья, видя мое недоумение, объяснил, что двоих просто засекли до смерти. Нечаянно – ибо доза, отпущенная каждому поровну, кому-то показалась слишком щедрой.