Проект «Украина»: из прошлого в будущее

Похожие события происходили в конце 1980-х – начале 1990-х и в других союзных республиках. Однако, по мнению историка Сергея Чешко, они вовсе не были стихийными проявлениям воли народа. «Соединение российского необольшевистского радикализма с этнонационализмом союзнореспубликанских этнических элит создало мощную оппозицию политике Горбачева и угрозу целостности государства и общества. Главным мотивом действий этой объединенной оппозиции была борьба за власть – в России для первых и в своих республиках для вторых. Основную роль в развале СССР сыграли действия российских радикалов во главе с Ельциным, которые систематически подрывали союзную власть «изнутри» и активно поддерживали национал-сепаратистов в других республиках, – пишет Чешко. – Главную же “стратегическую” роль сыграл этнонационализм, взращиванием которого десятилетиями занималось само советское государство. “Отмена” СССР в декабре 1991 г. явилась не столько выражением каких-то объективных процессов, сколько стечением многих обстоятельств, финалом которых явился акт политического насилия над страной со стороны альянса радикалов и националистов»14.

Однако несмотря на схожесть процессов в общественном сознании жителей республик Советского Союза, в каждой из них процесс формирования строительства национального государства и идентичностей граждан новых стран проходил по-разному. Одним, как, например, Казахстану или Белоруссии удалось быстро подавить радикально националистические настроения и до сих пор, даже несмотря на возникающие время от времени проблемы, стараются придерживаться принципов равенства и толерантности в отношении всех этнических общин и групп, проживающих на их территории. Киргизия, Грузия, Армения и другие страны с фактически моноэтничным населением, пережив за последние 30 лет разной силы и степени кризисы в отношениях с РФ, также пытаются проводить в отношении других этнических групп политику толерантности, и в большей степени сосредоточены на борьбе внутри национальных элит и кланов. Другим, как, например, странам Балтии достаточно было вернуться к государственному устройству, существовавшему у них до присоединения к СССР, принять дискриминационные по отношению к русскоязычному населению законы, проводить под видом «согласия и примирения» реабилитацию местных участников эсесовских дивизий, а заодно (уже в наши дни) и реабилитацию фашизма в принципе. Разумеется, этот подход к национальной политике и государственному строительству вызывает отвращение, однако, пусть и «методом от противного», он способствовал формированию у населения этих стран четких этнических и политических идентичностей.

Украина с ее исключительно «советской» государственностью, полиэтничностью и принципиально разными укладами жизни в разных регионах страны оказалась после распада СССР в наиболее противоречивом положении. «Бескровное» и фактически бесконфликтное обретение Украиной независимости оказалось «бомбой замедленного действия» – страна с самого начала попала в ситуацию политической нестабильности, постоянных политических кризисов, разрешавшихся таким образом, что ни одна из сторон конфликта не оставалась удовлетворенной – многочисленные компромиссы, к которым приходили политики, чтобы сохранить личную власть, не решали проблем простых граждан, а еще больше запутывали ситуацию, как, например, на протяжении 30 лет украинской независимости происходило со статусом русского языка15. Невнятная риторика украинского политического истеблишмента – в частности, пресловутая стратегия «многовекторности», которой пытались следовать президенты Леонид Кучма и Виктор Янукович, – привела большую часть украинского населения к серьезному кризису идентичности и способствовала укреплению националистических и радикально националистических партий и движений с их примитивными лозунгами и программами возрождения страны16, а также постепенному превращению Украины в проект «АнтиРоссия». Однако вернемся к процессам, происходившим в украинском обществе накануне и во время обретения государственности.

Манипуляция волеизъявлением: референдумы 1991 года

О чем бы ни думали жители УССР, так же, как и все советские люди, одурманенные западной пропагандой и местными манипуляторами сознанием до утраты расчетливости и даже инстинкта самосохранения, распад СССР, совмещенный с рыночными реформами, оказался для большинства не просто неприятной неожиданностью, а трагедией. По крайней мере, в первый момент. Президент России Владимир Путин назвал распад СССР «крупнейшей геополитической катастрофой», в интервью американскому режиссеру Оливеру Стоуну он пояснил свою мысль: Во-первых, и самое главное, заключается в том, что после развала Советского Союза 25 миллионов русских людей в одну ночь оказались за границей, и это реально одна из крупнейших катастроф XX века".

На Украине проживало в тот момент, по данным переписи 1989 года, 11,3 млн русских (22,07%) – в абсолютных показателях это была самая крупная русская этническая община в республиках СССР. Украинцы составляли 72,73% (37,4 млн) населения УССР; еще 5% – другие народы: белорусы, поляки, молдаване, татары, евреи и др17. Русские составляли практически четверть населения страны, а учитывая межэтнические браки, родственные связи с Россией, схожий с украинским уклад жизни (по крайней мере, в городах), отсутствие лингвистических проблем в бытовом и официальном общении (в УССР, как и во всех остальных союзных республиках, государственными были и национальный, и русский языки), представителям русского и русскоязычного населения даже в голову не приходило опасаться будущей дискриминации по этническому и языковому признакам. Конечно, как уже было отмечено выше, перестройка в УССР проходила под знаком возрождения национальной культуры и большей роли украинского языка в жизни общества, однако, предстоящие демократические перемены виделись жителям УССР, как, впрочем, и большинству жителей СССР, исключительно в позитивном ключе. Известно, что одной из главных иллюзий того времени было представление о том, что после перехода к рыночной экономике и обретения суверенитета «все будет, как прежде, только лучше», достаточно только избавиться от власти КПСС и получить больше самостоятельности внутри республик и автономий. Несоответствие ожиданий советских граждан наступившей в 1992 году (СССР прекратил свое существование 25 декабря 1991 года) реальности является темой, выходящей за пределы этой книги, поэтому ограничусь лишь упоминанием моментов, важных в контексте создания новой идентичности украинцев.

В марте 1991 года в СССР состоялся референдум о будущем страны. Вопрос, вынесенный на голосование: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?», – был сформулирован по всем канонам манипуляции сознанием. А его результат – 76,4% «за» – с легкостью можно было интерпретировать и в пользу сохранения СССР, и в пользу прекращения существования союзного государства, поскольку «суверенность» республик и «обновление федерации» очевидно не предполагали какого-либо централизованного управления. Украинская ССР внесла в бюллетень для голосования дополнительный вопрос: «Согласны ли вы с тем, что Украина должна быть в составе Союза Советских суверенных государств на основе Декларации о государственном суверенитете Украины?», тем самым конкретизировав условия, на которых она готова войти в состав «обновленного Союза»18. Формулировкой вопроса тогда были недовольны различные политические силы: по словам работавшего в команде Бориса Ельцина народного депутата СССР Сергея Станкевича, Ельцин был очень недоволен самим проведением референдума, он считал, что это помешает «российскому проекту преобразований и выступал против любых попыток сохранить директивный союзный центр»19. В результате переговоров был найден компромисс: в РСФСР в бюллетень для голосования добавили вопрос о введении поста президента России.

Последующие события: попытка государственного переворота 19-21 августа 1991 года, из-за которой подписание нового Союзного договора было отложено на неопределенный срок, а также подписание в декабре 1991 года Беловежских соглашений, фактически отменивших существование СССР, и последующая отставка М.С. Горбачева с поста президента СССР – не дают возможности понять, как именно были бы интерпретированы в политической жизни страны результаты референдума о сохранении СССР. Впрочем, как становится понятно из дополнительных вопросов, – и УССР, и РСФСР проголосовали тогда противоречиво: одновременно за сохранение СССР и за его децентрализацию. Сергей Станкевич считает, что «сам факт проведения референдума был актом роспуска Советского Союза. Если вы проводите референдум о необходимости обновленного Союза и ожидаете решения, это означает, что старого уже не будет» 20. Из чего можно сделать вывод, что референдум носил декоративный характер, а выполнять его решения никто не собирался.

Еще более манипулятивным был украинский референдум, состоявшийся в декабре 1991 года, почти одновременно с заключением Беловежских соглашений. Жителям УССР предлагалось ответить на вопрос: «Подтверждаете ли вы акт провозглашения независимости Украины?» («Да, подтверждаю»/ «Нет, не подтверждаю»). Положительно на этот вопрос ответило 84,18% жителей Украины при явке 90,32%. Сейчас, по прошествии более чем 30 лет и нынешнем положении украинского государства такой ответ не может не удивлять. Однако разберемся, за что же все-таки проголосовали в 1991 году почти 85% граждан. Первое, что обращает на себя внимание, это сама формулировка вопроса: Акт о провозглашении независимости Украины был принят Верховным советом УССР 24 августа 1991 года, так что «опровергать» принятие и существование этого документа с точки зрения голосующего было бы по меньшей мере странно. То есть формально вопрос касался не «отделения от СССР» и/или создания независимого государства, а всего лишь признания существования Акта о провозглашении независимости. Граждане, отдававшие свой голос в поддержку документа, в принципе не вполне понимали, за что именно они голосуют. Кроме того, вопрос, поставленный на референдуме, никак не прояснял ни формат будущей независимости, ни отношения с РСФСР и союзным центром, ни будущий государственный строй – голосовали, по сути, за «кота в мешке». Журналист Николай Стороженко в своей статье «Украинская независимость построена на тотальном обмане» пишет: «Декабрьский референдум стал первым звеном в длинной цепи обмана, протянувшейся через все это 30-летие. И его участники ни за что бы не поверили, за что именно они голосуют21».

Об этом же непонимании рассказывает и первый президент Украины Леонид Кравчук: по его мнению, население голосовало тогда за союзное с Россией государство, подразумевая под Актом о независимости только большую независимость страны в экономическом и социальном плане, а вовсе не существование в виде суверенного государства. «Они не видели независимость как государство отдельное, это нужно знать. А то, что мы думали и решали в Беловежской пуще – мы говорили о государстве. Да, союз государств, но о государстве, – заявил Кравчук в 2019 году. – Голосовали все, но думали по-разному. Я когда-то поинтересовался, а чего вы голосовали так активно, а они сказали: "Мы думали, что это будет Украина независимой, но с Россией"»22.

Сейчас это кажется невозможным, но в 1991 году будущего Украины не представляло себе первое лицо УССР, что уж было говорить об остальных гражданах.

Националисты заявляют о себе

Обретение Украиной независимости до сих пор является предметом спекуляций различных политических сил страны: украинцы так до сих пор и не могут разобраться в происхождении собственного государства – что привело к его созданию: заговор элит союзного уровня или национально-освободительная борьба, продолжавшаяся, по разным, опять же мифологизиpованным версиям, не то с середины ХIХ-го, не то с середины ХХ вв23. Отсутствие этого понимания или, по крайней мере, общественного согласия по этому поводу является одной из причин, обусловивших нынешнее состояние страны, которое некоторые исследователи и политики описывают как «несостоявшееся государство» (failed state), т.е. государство, которое неспособно поддерживать свое существование в качестве самостоятельной политической и экономической единицы. Дело в том, что на протяжении многих лет с момента обретения независимости украинское общество так и не смогло создать внятный идеологический фундамент, наметить цели и задачи своего развития, предложить своим гражданам что-то кроме известного афоризма Леонида Кучмы «Украина – не Россия»24, к настоящему времени выродившемуся в концепцию «Украина – АнтиРоссия».

Однако в начале 1992 года, когда украинцы, да и жители всего СССР, обнаружили, что после новогодних праздников стали гражданами разных стран и, более того, стран с новым экономическим укладом, о грядущем наступлении радикального национализма думать было некогда – людям нужно было выживать в новых экономических и социальных условиях. На смену дефициту товаров пришел в прямом смысле слова дефицит денег – «купоно-карбованцев», которые стали национальной валютой на переходный период (закончился в 1996 году введением гривны) и несколько месяцев должны были обращаться на территории Украины параллельно с рублем по курсу 1:125. Но проблема для населения заключалась в том, что денежной массы купоно-карбованцев не хватало, для того чтобы обменять на них рублевые сбережения, в свою очередь рубли не пользовались у продавцов успехом, поскольку никто не знал, когда их хождение запретят на территории страны (запрет был введен уже в ноябре 1992-го), поэтому поменять рубли на карбованцы по официальному курсу было практически невозможно. А из-за нехватки самих купоно-карбованцев зарплаты на предприятиях задерживали или выплачивали продукцией. Разрыв экономических связей с другими бывшими союзными республиками привел к остановке многих производств, катастрофическому снижению ВВП и массовой безработице. «Государство Украина начало свое существование с огромным бюджетным дефицитом и без каких-либо ограничений государственных расходов, – пишет в своей книге «Как Украина стала рыночной экономикой и демократией» шведский экономист Андерс Аслунд, несколько лет проработавший на Украине и в других постсоветских странах. – «Государственные финансы были примитивными и хаотичными. Украина приняла закон о бюджетной системе в декабре 1990 года, но бюджетирование было не регулярным, и парламент пренебрегал государственным бюджетом. Парламент спонтанно утверждал огромные дополнительные расходы, преимущественно субсидии промышленности и сельскому хозяйству. В силу нечеткого конституционного устройства правительство могло с трудом отклонять эти расходы»26.

В 1992 году страна находилась в тяжелейшем экономическом кризисе. Граждане были заняты выживанием, парламентарии – борьбой за власть и бюджеты. В эти тяжелые времена мало кто обращал внимание на попытки принятия дискриминационных законов, а также появление и утверждение в обществе радикально националистических идей. Однако уже в августе 1992 года на одном из заседаний Верховной рады произошло удивительное событие: туда явилась делегация «Украинской народной республики в изгнании», ее руководители торжественно сложили полномочия и объявили Украину правопреемницей УНР – государства, просуществовавшего три года (1917-1920).

Это событие положило начало возрождению на Украине радикального национализма. Если Народный рух Украины, возглавляемый Вячеславом Черноволом, был организацией, чья деятельность в первую очередь была посвящена консервативно-демократическому развитию страны, ориентированного на все слои общества (Примечательно, что в 1991 году Рух поддерживали даже забастовочные комитеты шахтеров Донбасса.), а национальная составляющая его программы в большей степени касалась возрождения народной культуры, то вскоре на Украине начали легализироваться наследники бандеровской Организации украинских националистов (ОУН). Уже в октябре 1992 года в Киеве прошел съезд, на котором была создана партия Конгресс украинских националистов (КУН)27, которую возглавила одна из руководительниц ОУН Слава Стецько.

Вообще в то кризисное время различные националистические организации появлялись на Украине как грибы после дождя. Однако они не пользовались поддержкой у занятого выживанием населения, а их материальные и символические ресурсы не позволяли им создать хоть какое-то значимое представительство в органах власти. Другое дело, что националистическую повестку начали потихоньку перехватывать партии, до этого не замеченные в особых симпатиях к украинскому национализму. В частности, созданная в 1991 году после запрета Компартии, Социалистическая партия Украины (СПУ) Александра Мороза начала использовать в своих тактических целях идею моноязычия, а также вступать в ситуативные союзы с националистически настроенными силами (коалиция с «Нашей Украиной», 2004). После возрождения Коммунистической партии Украины СПУ заняла нишу левой национально-ориентированной партии и в течение многих лет составляла конкуренцию другим левым силам, в первую очередь за счет поддержки украиноязычного электората.

Большинство же создаваемых в то время и на протяжении всех лет политических партий и предвыборных блоков носили ситуативный характер, поскольку в основе их лежали не те или иные идеи развития страны, а желание политиков добиться власти и/или сохранить ее и желания крупного бизнеса (олигархов) добиться определенных преференций. Национальную карту они разыгрывали в зависимости от текущего момента и тех сил, которые были их наиболее серьезными соперниками на выборах. В этом смысле особого внимания заслуживают многочисленные (и продолжающиеся до сих пор) трансформации «национального» в программах и имидже партий и блоков, возглавляемых Юлией Тимошенко, – от пророссийских до националистических и обратно. Аналогичные изменения претерпевали и проекты Виктора Медведчука. Так или иначе, но все это время украинские политики мало думали о реальных нуждах граждан, и это постоянно приводило Украину к разной силы политическим кризисам и гражданским конфликтам, кульминацией которых становились «майданы», поначалу относительно мирные, а в 2014 году – с трагической развязкой, бесповоротно изменившей судьбу Украины и миллионов ее граждан.

От популизма к конфликту

Однако вернемся в начало 1990-х. Экономический кризис – гиперинфляция (10 000%), спад производства, задолженность перед Россией за энергоресурсы, безработица и т.д. – вызвали недовольство населения и тяжелейший политический кризис. 9 декабря 1993 года в Донбассе началась бессрочная забастовка шахтеров, которые потребовали отставки президента Леонида Кравчука, проведения досрочных парламентских и президентских выборов, увеличения заработной платы, а также установления для Донбасса особых экономических связей с Россией. Верховная рада пошла навстречу забастовщикам и назначила досрочные президентские выборы на 26 июня 1994 года. Во втором туре 10 июля 1994 года победу над действующим президентом Леонидом Кравчуком одержал занимавший пост премьер-министра Леонид Кучма. Предвыборные обещания русскоязычного украинца Кучмы были крайне противоречивыми, в наши такую программу назвали бы «за все хорошее против всего плохого»: и содержали, например, пункты об усилении местных властей и советов, особенно в бюджетной сфере, и одновременно отказ от федерализации. И Кучма, и Кравчук обещали своим избирателям официальный статус русского языка, с которым в то время уже начались некоторые проблемы вроде необходимости получения высшего образования исключительно на украинском языке или сокращения русских школ и детских садов. Однако избиратели поверили русскоязычному выходцу из Днепропетровска Кучме (украинский он учил буквально в ходе предвыборной кампании), верить западному украинцу Кравчуку, для которого украинский был родным языком и проблем русскоязычного электората он не понимал или не хотел понимать, они уже опасались. Кроме того, в отличие от Кравчука, провозгласившего отказ от любых союзов с Россией и стремление к интеграции в Евросоюз, Леонид Кучма обещал избирателям курс на экономическое и политическое сближение с Россией. Правда, очень скоро выяснилось, что эту часть предвыборных обещаний Кучма выполнять не собирается, он объявил политику «многовекторности», за десять лет его правления исказившую сознание украинцев. Последствия этой политики привели к размежеванию украинского общества, росту радикально националистических настроений, дискриминации русскоязычного населения и гражданскому конфликту такой силы, что для защиты русских и русскоязычных жителей Украины и отделившихся от нее вследствие этого конфликта Донецкой и Луганской народных республик понадобилась помощь России.

Глава 2. Территория и политика. Украина в 9-19 веках

История Украины с древнейших времен и по сегодняшний день крайне политизирована и мифологизирована. Более того, можно сказать, она творится прямо на глазах, причем не только в синхронном, но и в ретроспективном измерениях. К тому же обращаясь к ней, всякий раз нужно определять, об истории чего именно пойдет речь – территории современной Украины, ее государственных и/или квазигосударственных устройств, этнографии, населяющих ее народов, политической и культурной жизни. В истории страны, части территории которой веками принадлежали разным государствам, довольно сложно выделить что-то специфически украинское. Тем не менее многочисленные украинские и сочувственно настроенные к Украине историки пытаются найти все новые и новые доказательства древности как самого этноса, так и его государственности. Конечно, в рамках этой книги невозможно охватить историю Украины во всех ее подробностях, поэтому сосредоточимся на наиболее спорных исторических моментах и персоналиях.

Украина и Малороссия

Самая распространенная версия предполагает, что название «Украина» происходит от древнерусского слова «оукраина», что значит «пограничная область». Первые упоминания этого слова появляется в конце ХII века. В Ипатьевской летописи рассказывается о смерти в 1187 году переяславского князя Владимира Глебовича, о котором «очень горевала Украина» («Оукраина много постона»). «Из-за этой фразы, – пишет в своей книге «Тень Мазепы» Сергей Беляков. – давно спорят историки, филологи и даже политики, при этом ученые разделяются обычно не по научным школам, а по национальностям. Большинство русских доказывает, что речь шла не о какой-то особой стране, а лишь об одной из окраин Руси, которой можно считать Переяславское княжество, оно действительно лежало на степной окраине русских земель. Украинцы же пытаются доказать, что “Украина“ – это не окраина, а страна, край, земля»28. Встречается в Ипатьевской летописи и упоминание «украины Галицкой», которая в те времена (1189) представляла собой окраину западных русских земель. Украинский академик Григорий Пивторак не только сделает из этой записи вывод, что «оукраина» означает «страна», но и всерьез назовет Киевскую Русь «раннеукраинской державой»29. Однако в русских источниках времен царства Московского «украина» означала именно приграничную, отдаленную землю, окраину. «Даже русские города на южной границе – Тула, Кашира, Таруса, Верея, Брянск – еще в середине XVII века назывались “украйными”, или “украинскими”, городами, – рассказывает Сергей Беляков. – В это же время города собственно Украины (Малой Руси) назывались “городками черкасскими”»30.

Еще одна версия, которую предлагают некоторые украинские историки и лингвисты, заключается в том, что название Украина образовалось от слова «край», «краина», что значит «страна», «земля, заселенная свои народом». На сегодняшний день такое объяснение приводится в украинских учебниках по истории. Отдельно подчеркивается, что слова «україна» и «окраїна» всегда имели разный смысл. В качестве доказательства этого тезиса часто приводится цитата из «Летописи Самовидца», написанной предположительно бывшим сотником Нежинского полка Романом Ракушкой-Романовским. В «Летописи Самовидца» принявший священнический сан Ракушка-Романовский называет свою страну «Украиной»: «Итак, снова Украина оказалась под властью короля польского, кроме Переяславля и Нежина, и Чернигова с волостями, потому что в тех городах оставались воеводы» Также он пишет о различиях «городов московских» и «городов украинских», «старожитной украинской шляхте» Сергей Беляков в «Тени Мазепы» уверен в том, что летописец не может считать свою страну всего лишь окраиной Польши или царства Московского.

Известно, что «Украиной» неоднократно называл свою родину Богдан Хмельницкий, употребляется словосочетание «наша Украина» и в универсале Ивана Мазепы, а также в «Своде прав Украины» автора «первой украинской конституции»31 соратника Мазепы Пилипа Орлика.

Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона (1890-1907) сообщает, что Украина – это неофициальное название территории, простиравшейся от Подолья на западе до устья Днепра на юге и включающей в себя большую часть земель будущей Екатеринославской губернии на востоке. Территория эта находилась на границе Юго-Западной Руси, которая в 1569 году вошла в Польское королевство. В XVI—XVIII веках название «Украина» закрепилось за Средним Приднепровьем (Южной Киевщиной и Брацлавщиной), которое контролировалось казаками. Жителей этих мест называли «украинцами» или «украинниками». Также украинцами стали называть служилую польскую шляхту в этих землях. Со временем название становилось все более употребительным и распространилось на соседние территории. А когда поднялось восстание Богдана Хмельницкого (1648-1654), это название «Украина» стали использовать для обозначения всех регионов, охваченных боевыми действиями. Оно встречается в письменных источниках, в произведениях устного народного творчества. Однако Украиной тогда не называли все южнорусские земли.