Три главные темы человечества

– В общем, ваш лифтер, он сбежал от преследования. Он исчез из города.

– Значит, появился в каком-то другом. Найдите его! – потребовал Доктор Лав.

– Понимаете, в чем дело… Как бы вам это помягче… Я знаю, что вы далеки от процессуальных тонкостей моего ремесла, но все же поимейте, пожалуйста, в виду, что если мы его найдем, то непременно всплывет вот это, – говорю ему, и выкладываю на стол справку о том, что лифтер не мог нажать кнопки для спасения медиков, – Взгляните.

Смотрит, вникает, злится. Идеально.

– Справка абсолютно настоящая, не сомневайтесь.

– Вы что, шантажируете меня? – он оторвал взгляд от справки и внимательно посмотрел мне прямо в глаза, но я их отвела.

– Позвольте, как же я могу шантажировать вас справкой о том, что кто-то неизвестный сжег кнопки несчастного лифтера, – я начала копаться в ящиках стола, и нашла там пачку сигарет, выудила одну, – Простите, не найдется ли у вас спичек?

– Не курю. Значит, вы меня не шантажируете?

– Скажите, как я могу это сделать с помощью этой справки, и я обязательно займусь этим.

– Вы предлагаете мне распрощаться с моей крайней выгодой?

– Этого я не говорила.

– Послушайте, вы, я знаю, девушка одинокая. Могу устроить вам свидание с очень, очень, ОЧЕНЬ красивым парнем. Что будет дальше – решать вам. Позвольте мне унести эту справочку с собой, – а сам уже тянет к ней руку.

Я полезла швыряться в ящиках дальше, и достала томагавк моего детектива.

– Только троньте справочку, и вы уйдете, а руки останутся, – говорю.

– Вы ведете себя как отъявленная стерва, – обиделся он, и отдернул руку, – Не знаю ни одного красивого парня, готового встречаться с такими.

– Простите, Доктор Лав, но меня совершенно не интересуют ваши клиенты. Позвольте мне все же обрадовать вас. Вот эта справка, – говорю, и убираю ее в папку, – Она не подшита к делу, но лежит внутри, зато подшита другая. Взгляните, – и показываю ему справку, которая вшита в дело на последней странице.

Смотрит, вникает, улыбается. Тварь.

– А вот это совсем другой разговор! Только скажите мне, какого парня вам хочется, и вы получите свидание с ним по самой привлекательной цене, какую только сможете найти в этом городе.

– Есть и третья справка.

– Она несет в себе какую-то новость?

– А то как же.

– Вы не говорили об этом.

– А это сюрприз!

– Какой-нибудь неожиданно говняный для меня, да? – вдруг он немножко расстроился.

– А это зависит только от вас, – говорю, – Взгляните.

Смотрит. Вникает. Бледнеет. Ублюдок.

– Это гнусная ложь! Я ничего не сжигал!

– Вы сожгли кнопки бензиновой зажигалкой! Справка настоящая!

– Нет! Я не курю!

– Знаете, кто вы?

– Нет, прошу вас, только не это!

– Вы лжец! Гнусный лгун, трус, тряпка и говно, – я вырвала справку о наследстве из дела, – Забирайте вашу справку и проваливайте ко всем чертям, и не дай вам Бог связаться со мной еще раз. Я прострелю вам оба глаза, и оставлю умирать на дне пустого заброшенного бассейна в самый мрачный день в году.

– С этим я как-нибудь справлюсь, – говорит, вставая, и убирает справку во внутренний карман пиджака, идет к двери.

У самой двери он задержался, снял пиджак, закинул его на плечи, и засучил рукава рубашки.

– Я тебя вспомнил, – говорит, и сплевывает на ковер, – Помоложе была. Я тебя под мостом драл за пять мелких купюр.

– Большего не стоишь, – говорю, складываю пальцы пистолетом и стреляю в уже закрывающуюся дверь.

Я подошла к окну, и взглянула вниз. Мой взгляд сорвался с карниза вместе с сотнями капель, по пути. Машинально рука опустилась в аквариум, и принялась гладить сраных рыб. Когда я была в кондитерской, на улице светило солнце, и вот что с ним стало теперь.

Одиннадцать часов. Кажется, меня уже заждались в библиотеке.

Итак, Адлай Стивенсон Первый, его предки, будучи довольно обеспеченной семьей в Шотландии, вдруг переезжают в Ирландию. От людей ничего не утаишь, наверняка чего-нибудь наделали, и сбежали, боясь, что иначе свои же на вилы поднимут. Один из предков был полицейским. Всегда же так бывает, что абсолютно честный полицейский и богач – это один и тот же человек. Гнилая семейка.

Сам этот герой был юристом, и во время практики познакомился – ну надо же – с Линкольном, но тот сразу раскусил его потомственно-гнилую натурку, и, конечно, не упустил возможности подколоть ублюдка в лучших традициях Лермонтова. Во время выборов Стивенсон поддерживал соперника Линкольна, и в целом все семь воспоследовавших лет испытывал неприязнь к президенту. Это из-за пары заслуженно выданных Стивенсону шпилек! Насквозь гнилой злопамятный ублюдок заказал Линкольна, который всегда был одним из любимейших президентов Америки.

Наконец, третий довод в пользу его вины заключался в том, что гнилой ублюдок так ненавидел беднягу президента, что у него даже толком не стоял, но стоило Линкольну помереть, как Стивенсон на следующий же год женился. Наверное, решил отметить годовщину смерти человека, который обидел его парой шуточек.

Теперь, Адлай Стивенсон Второй, его предки, будучи довольно обеспеченной семьей в Шотландии, вдруг переезжают в Ирландию. От людей ничего не утаишь, наверняка чего-нибудь наделали, и сбежали, боясь, что иначе свои же на вилы поднимут. Один из предков был полицейским. Всегда же так бывает, что абсолютно честный полицейский и богач – это один и тот же человек. Гнилая семейка.

Первый помер, когда Второму было четырнадцать лет, но буквально за два года до этого, младшенький случайно застрелил девочку, с которой дружил. Слишком жесткий опыт для двенадцатилетнего мальчишки из богатой семьи, он до конца жизни очень тяжело переживал тот случай, ну и конечно, в лучших традициях всех лучших традиций, его чердак накренился до критического угла, и он стал маньяком.

Я нашла еще пару совпадений, на которые не обратили внимание другие исследователи. Пока все думали только о том, что Кеннеди был убит ровно через сто лет после Линкольна, им бы стоило посмотреть на даты рождения Стивенсона Первого. Кеннеди был убит в год сто тридцатой годовщины его рождения, и вместе с тем – в год пятьдесят первой годовщины его смерти. Сто тридцать без нуля – это уже тринадцать, а пять плюс один – это шестерка. Отнесите ее в мой дом, и получится число зверя. Младшенький просчитал все до мелочей, отличный подарок любимому дедушке, чего ему стоило подстроить все остальное, будучи человеком у власти.

Младший, безусловно, был умнее Первого. Он не вступал в открытую конфронтацию с Кеннеди, а и более того – считался его соратником, и в целом – чуть ли не тем, кто привел Кеннеди к президентству. За тем и привел. Старый ублюдок наверняка почувствовал отличный потенциал во внуке еще после того случая с несчастной девочкой. Может быть, даже специально готовил его к чему-нибудь такому.

В общем, история была понятная и простая. Отомстил за дедушку, отомстил за шуточку, ума не приложу, какой такой великий роман сможет написать Фантомный Писатель на основе моих исследований, но это меня и не волнует, мое дело сделано, и скоро я отдам этот долг.

Три часа пополудни. Время вернуться в офис и позвонить моему дорогому клиенту.

– А где детектив? – сходу спросил расфранченный Фантомщик вместо приветствия. Он был очень возбужденный, воодушевленный и разве что не порхал.

– Теперь я детектив. Присаживайтесь. Не хотите ли стакан холодной воды? Мы тут обросли холодильником.

– Благодарю вас, не откажусь, пожалуй. Только отчего же вы говорите «мы» в то самое время, когда, как известно, вы здесь совершенно одна?

– Я научилась этому у загадочных сущностей, которые, как известно, выдают исключительно настоящие справки. А еще, быть может, мой детектив поправится, и вернется к практике, – говорю ему, а сама понимаю смутно, что у меня уже начал вызревать план.

– Прошу вас! Прошу вас! Трижды прошу вас!

– О чем?

– Скажите мне, что вы справились! Вы разгадали дело Линкольна-Кеннеди?

– А то как же. Я подшила все материалы расследования, а также вашу рукопись вот в эту папочку, – я показала ему обложку.

– Постойте-постойте, зачем же вы изменили это прекрасное название! – возмутился он, глядя на зачеркнутое старое название.

– Я вас умаляю! – закатила я глаза.

– Позвольте-позвольте, как вы сказали? Через «о» или через «а»? Я писатель, для меня это важно.

– Это останется моей маленькой тайной. Смотрите, у меня для вас две новости. С какой начать?

– Прошу вас, начните же с хорошей!

– А я не говорила, что такая есть.

– Нету?

– То «кушать», то «нету», вы все-таки писатель или говно?

– Я артист! Я знаток человеческих душ! Я мастер…

– Прошу, не заставляйте меня умалять вас вновь!

– Кажется, я начинаю вас понимать…

– Ой, да куда вам. Короче, я разгадала ваше дело сегодня днем, все совпадения Линкольна-Кеннеди объясняются тем, что некий Адлай Стивенсон втерся в ближний политический круг Кеннеди с тем, чтобы подстроить его убийство в точности повторив убийство Линкольна, убийство которого подстроил родной дед этого Стивенсона, да к тому же полный его тезка, в отместку за то, что Линкольн отпустил в его адрес несколько колкостей за семь лет до этого.

– Подождите, но эта версия полностью все объясняет!

– Конечно, вы получаете лучший сервис за ваши деньги. Я сегодня полдня потратила на расследование! Даже в библиотеку ходила!

– Да как можно! Кто станет читать эти ваши политические остросюжетки?

– А вы чего хотели?

– Я хотел классическое экспериментальное фэнтези в котором все подстроили эльфы ради спасения драконьих яиц!

– Зачем же обратились к нам?

– Честно?

– Уже можно, я думаю.

– Просто вы мне так понравились тогда, когда мы занимались любовью в ошеломительных лучах уходящего под мост солнца за пять мелких купюр. Я долго искал вас, пока не узнал, что вы работаете здесь. Я думал, вы станете моей фэнтези музой!

– Считаете, что трахаюсь я лучше, чем выдумываю сюжеты для потрясающих романов?

– Поймите меня правильно! Вы придумали отличный сюжет, но в наше время никто не заинтересуется настолько серьезной, проработанной, отлично написанной книгой.

– Вы ничего не путаете? Вы все же не редактор, а просто фантомный писатель, вы все время пишете неоконченное, а другие дописывают за вас и публикуют. Забирайте, пожалуйста, сюжет, – я вырвала из дела напечатанные мною листы, – И уходите. Кстати, я забыла сообщить вам вторую новость.

– Я весь, всецело и целиком – внимание и нетерпение! – трепетал он.

– Ваша рукопись, которая изначально была подшита к делу…

– Да-да.

Раскрываю папку и показываю, что она теперь пуста:

– Видите, рукописи больше нет.

– Где же она? – заинтригованно и игриво.

– Эту срань невозможно было читать, поэтому мы нарезали ее на аккуратные порционные листочки, и положили возле смывного бачка там, – показала я рукой, – В единственном и общем на весь этаж туалете.

– Но ведь никаких «вас» нет, вы одна превратили мою изящную рукопись в туалетную бумагу!

– Я что, слышу «вы одна превратили»? Так кто из нас шизофреник?

– Кажется, я больше вас не люблю, – честно сообщил фантомщик.

– Чего и следовало ожидать. Премного благодарна, – говорю, – Дверь вон там, дело закрыто.

– Но ведь я получил не то, за чем приходил!

– Расследование полностью соответствует изначальной заявке, я могу принести справку, но лучше будет, если…

– Что?

– Если в те несколько прекрасно отпечатанных моими красивыми тонкими пальцами листов добавить эльфов, которые готовят омлет из драконьих яиц, то получится фэнтези, достойное лучших мировых образцов.

– Ну, кстати, почему нет. Спасибо!

– Угу, – буркнула я, лопнула пузырь из жвачки и индифферентно, прости господи, повернулась в своем кресле к окну. На фоне закатного неба мне улыбались из аквариума мои сраные рыбы, и где-то там, на суше, тихонечко захлопнулась дверь.

Я слишком долго просидела в задумчивости, глядя, как улыбаются мне сраные рыбы. Солнце спряталось за мостом, и наверняка все бездомные на вокзале потянулись к фонарям, чтобы дальше читать свои книги.

Девять вечера. Пора связаться с эмиссарами Ада.

Я достала Дело какого-то говна, и разыскала в нем телефон жалкого официанта.

– Девушка, соедините меня, пожалуйста, с Ритой.

– Минуточку, соединяю, – ответила пожилая тетя, и я услышала звук коммутатора.

– Алло, вы позвонили в резиденцию госпожи Маргариты и ее никчемного прихвостня, – ответила на вызов гувернантка.

– Будьте добры, госпожу к телефону.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Кристина.

– Она не поймет.

– Только не в моем случае, детка, – говорю я, а сама уже надуваю пузырь из жвачки.

Некоторое время спустя, Рита соизволила подойти к телефону.

– Слушаю тебя, моя девочка.

– Я распутала ваши дела.

– Ты моя умничка! – восхитилась она.

– Пожалуйста, передайте эмиссарам, что я хотела бы встретиться с ними завтра. За ними все еще числится должок, и у меня появились соображения, как его вернуть, не прибегая к помощи снов.

– Твое время, наше место, дорогая.

– Завтра в это же время.

– В этом же месте.

– В заброшенном бассейне?

– Нет, я сейчас на пристани.

– А как же ваша гувернантка?

– А что с ней? Она со мной.

– Она что, принимает за вас звонки в телефонах-автоматах?

Рита от души рассмеялась:

– Я тебя умоляю, девочка! До встречи, моя хорошая.

Девять ноль три. Кажется, мне пора домой, смотреть шестой сон. Жаль, что я допила всю водку, а то была бы надежда встретить дома целый ящик. Надо запомнить это навсегда: никогда не оставляй себя без надежды, а если тебе потребуется снова пренебречь собой ради первого встречного бедолаги, то оставь хотя бы надежду на надежду. Этим я займусь по пути домой.

Безысходность. Я снова здесь, снова в этой темноте, среди пульсирующего плеска воды. Она подступает? Она рядом? Я знаю, что я буду тонуть, но утону ли я или буду вечность испытывать чувство собственной смерти? Чувство смерти с привкусом отчаяния и сожаления.

Нужно открыть глаза, и увидеть мою квартиру в свете луны, увидеть, что вокруг лишь недостаток света, а не сущая тьма, увидеть, что нет воды, увидеть, что у меня есть руки, и… и что? И убедиться, что у меня правда нет щенков.

Нет, я не буду открывать глаза. Я не хочу, и никто не вправе требовать этого от меня, даже я сама. И вдруг он – плеск. Где-то глубоко, но рядом. Звон.

Я открываю глаза.

Лунный свет пробивается в окно, я вижу стены, мебель и потолок. Мои руки. Я не хочу смотреть, что там на полу. Звон. Это был звон стекла, что-то снова появилось? Что-то хорошее? Что-то для меня? Я выкинула три пустые бутылки в мусорное ведро под раковиной. Надо пойти и посмотреть, не зря же оно старалось. Вытираю слезы рукой, встаю и иду на кухню, я не смотрю вниз. Я открываю нижний шкаф, в мусорном ведре наполненная бутылка водки, которая во время наполнения ударилась о две пустые. Я достаю и смотрю на нее, запах водки чувствуется даже на расстоянии. На стенках оставались капли, которые стекли на дно, теперь оно размножило эти капли, пока не набралось на целую бутылку. Это – для меня. Неважно, хорошее или плохое, но главное, что только для меня.

В холодильнике меня ждут несколько половинок лимона и два пакета льда. Какое же оно галантное.

– Спасибо, – говорю, и достаю бокал, наполняю на две трети, сок половинки лимона, заполнить льдом до краев. Не самый плохой способ уснуть. Оно хочет, чтобы я набралась сил. Если оно умеет размножать предметы, то наверняка знает побольше моего. Кто я такая, чтобы спорить.

Причал

Девять часов вечера, уже совсем скоро. Я стою у причала, в темноте, и у моих ног плещется вода, и еще немного сверху. Скоро они будут здесь. Сегодня был хороший день, и я надеюсь, что он еще не закончился.

Днем я навестила моего детектива. Он все еще без сознания, и неизвестно, вернется ли когда-нибудь в него. Врач сказал, что он потерял слишком много крови, и даже если однажды очнется, то вряд ли будет прежним. Это будет новый человек, без воспоминаний, сожалений и боли. А еще, быть может, он останется парализованным на всю жизнь.

– Знаете, я говорила с вашим врачом, – говорю я моему детективу, – У вас все будет хорошо, но если даже случится как-то иначе, вы никогда об этом не узнаете. Я поняла, что не могу заниматься этим без вас, а вы, я знаю, никогда бы не захотели заниматься этим без меня. Поэтому я думаю, что будет лучше для нас обоих, если я вспомню, что когда-то была перспективной художницей, а вы – навсегда забудете, что когда-то были детективом. Я оставила холодильник в качестве оплаты офиса за этот месяц, и забрала дела с рыбами. У нас с вами будет по-настоящему новая жизнь, представляете? Без опасностей, приключений, расследований, романтики, убийств и друг без друга.

Я погладила его по голове. Такой расслабленный и спокойный, его лицо стало совсем другим. Раньше оно казалось таким острым, таким резким, а теперь, наконец, размякло, и все переживания отступили.

– А знаете, во всем есть свои плюсы. Мне никогда не придется рассказывать вам о своем прошлом, про своего отца, и как я была под мостом. Когда я думаю об этом, мне становится так легко, а потом я думаю, какое прекрасное будущее нас с вами ждет, и мне становится еще лучше.

Я взяла его за руку, она была теплой и мягкой.

– Мне совсем не хочется оставлять вас, но я сделала все, что могла, я ничего больше не могу. Я должна позаботиться о себе. Вы даже не представляете, как мне хочется этого. Давайте договоримся, что если мы однажды встретимся в нашей новой жизни, это будет знак, и уж тогда мы больше не отпустим друг друга ни за что. До свидания, мой детектив.

Я потянулась и легонько поцеловала его губы. Двух лет не хватило, вот именно в такие моменты понимаешь, что же значит это сомнительное выражение – «живите здесь и сейчас». Живая. Живу.

Когда я выходила из больницы, то подумала о том, как это глупо откладывать начало новой жизни до встречи с эмиссарами. У меня уже новая жизнь, просто пока в старом месте, но это скоро пройдет. Я пошла в магазин, и провела там весь вечер. На мне черные лаковые остроносые лодочки на высоком каблуке, идеальные черные брюки-дудочки, дорогая белоснежная рубашка и шикарный черный двубортный плащ с широким поясом. Я накрасилась прямо там, в примерочной. Убрала волосы в высоченный конский хвост на затылке, и накрасила губы ярко-красной помадой, выщипала брови, накрасила глаза. Купила кое-что из одежды про запас и небольшой саквояж.

Я пришла на пристань раньше всех, и теперь стояла перед ворохом горящих бумаг, и кусочки огня улетали ввысь, подхватываемые белоснежным дымом. Я выпустила наших рыб в море, погладив напоследок, и они наверняка уже улыбаются кому-нибудь другому, но мне будет не хватать их улыбки. Я достала из саквояжа наплечную портупею моего детектива. Как же я рада, что она больше ему не понадобится. Он сделал достаточно, он устал, он просто отдыхает, а все бедолаги пусть подождут нового героя. Я положила портупею поверх бумаг, и дым стал черно-белым, как наша жизнь.

Первым пришел мой отец. Теперь казалось, что там, под этим плащом, шляпой, очками, медицинской маской, брюками и башмаками скрывается человечек из электрических проводов, с которым случилось короткое замыкание, изоляция плавится и черными каплями сочится отовсюду, а внутри остается лишь проволочный каркас. Я не чувствовала близости и родства, но все же мне хотелось бы его обнять.

– Здравствуй, Кристина, – произнес он, но я с трудом могла разобрать его речь.

– Привет, пап. Я рада, что ты пришел.

– Я прочел твое объявление в утренней газете. Где детектив?

– Он оставил свою практику по ранению.

– Господи, что случилось?

– Он не знал, что идет на перестрелку.

– Так оно всегда и бывает. Жить будет? Подожди, а ты была там?

– Да куда мне, я же канцелярская крыса, – говорю, и мне самой себе не объяснить, почему я не хочу, чтобы он волновался за меня и переживал. Улыбаюсь.

– Почему мы здесь?

– У меня назначена встреча кое с какими людьми, и я надеюсь, что они смогут решить твою проблему. Они мне кое-чем обязаны.

– Думаешь, получится? – его речь почти невозможно было разобрать, но надежда в голосе была такой яркой, такой явственной. Я сделала правильный выбор, теперь уж точно. Я столько времени сомневалась, правильно ли то, что я хочу сделать. Правильно.

– Вот это приятный сюрприз, моя хорошая! – услышала позади я голос Риты, и обернулась.

– Вы о чем?

– Ты молодец, что приоделась. В заброшенном бассейне мне было больно смотреть на тебя, особенно когда я еще не знала, что ты Кристина. – вдруг, продолжая смотреть на меня, она закричала, – А ну поторапливайся! Сколько можно тебя ждать!

Я заглянула ей за спину, в нескольких метрах позади, гувернантка из последних сил тащила огромный телефонный аппарат, запряженная в бобину медных проводов.

– Вы считаете это нормально? – говорю.

– А что такого? – невозмутимо отвечает она, хлопая глазками, – Я должна быть на связи!

– А ее вам не жалко?

– Дорогая моя, я тебя умоляю! – она подняла камень, развернулась и со всего маху швырнула в колено гувернантки. Ту подкосило и понесло, – Если упадешь, я велю содрать с тебя кожу! – говорит, и гувернантка застывает, когда ее колено уже почти коснулось земли. Поднимается из последних сил, и идет дальше.

– А с ее чувством собственного достоинства вы что сделали? Провернули через мясорубку?

– Ты спросила, нормально ли это. Пойди спроси у нее, иди-иди. Если что, скажи ей, что я велела ответить максимально честно.

– Вы уже знаете, что она ответит?

– Это знает любой, кто хоть немного разбирается в людях. Иди. Мне и самой интересно.

– Вы же и так знаете.

– Я хочу посмотреть, с каким выражением лица ты вернешься.

– Мне кажется, вы и это знаете.

– Знаю. Хочу увидеть воочию. Иди, – достает сигарету и мундштук.

Я обхожу ее и подхожу к гувернантке. Она останавливается передо мной, ненавидит меня за то, что встала на ее пути, но молчит.

– Извините меня, – говорю, – А почему вы это делаете? Рита просила передать, чтобы вы ответили мне максимально честно.

– Да как ж не делать-то! – возмущается она.

– Неужели она так много платит?

– Поди ж ты разбери, сколько это «много». Хлеб на столе есть и ладно, нам много и не надо.

– У вас очень тяжелая работа, другие хозяева не заставляли бы вас таскать такие тяжести.