Три главные темы человечества

– Мы уже собираем вещи.

– Как мне вас найти, если вдруг захочется поговорить?

– Освободите не менее пятидесяти квадратных метров площади минимум на месяц, мы заселимся сразу же по его истечении.

– Вы какая-то, что ли, беспризорная мелкая гниль из Ада?

– Прощайте, Детектив.

– Вы уходите прямо сейчас?

– Да, можете врываться.

– Стойте! Оставьте хо!..

Я не успел договорить, дверь распахнулась, но внутри никого не было. Я бросился на пол и прижался ухом к ковру около двери. На нем была отчетливая квадратная вмятина, и от нее веяло холодом.

– Чертовы ублюдки! – говорю, – Они правда имели здесь холодильник, пока меня не было!

– Завидуете?

– Да пошли они в задницу, я по размеру отпечатка на ковре вычислю и куплю еще больше, лучше и дороже, чем был у них!

– Знаете, я тут вычислила дедуктически…

– Что такое, детка? – забеспокоился я.

– Если они не соврали про холодильник, значит, про остальное тоже не врут.

– Ну, логично!

– А вот вы мне что-то не договариваете! А ну выкладывайте все, что вам известно о моих снах, Детектив! – она выхватила пугач и приставила к моему горлу.

– Лидия.

– Кристина.

– Уговорила. Послушай, я тебе все расскажу, но сперва ты мне должна рассказать продолжение сна.

– Черта-с-два я вам должна, Детектив! – говорит.

– Подожди, у меня есть компромисс.

– Ну, попробуйте.

– Смотри, мы сейчас вдвоем прибираемся в кабинете, потом я даю тебе несколько крупных купюр, и ты идешь за кофе, булочками, пивом…

– Никакого пива, Детектив! – злобно прошипела она.

– Хорошо-хорошо, детка, не будем делать глупостей, да? Убери ствол, крошка.

– Я не ваша дочь!

– Я не в этом смысле!

– Что там после булочек?

– Тебе надо сходить в газету, и подать объявление о том, что мы разыскиваем Дохлого Протухлячка для возобновления расследования.

– А чем будете заниматься вы?

– Я займусь Делом Линкольна-Кеннеди, и хорошенько его обмусолю у себя в голове.

– Я люблю, когда вы что-то делаете, Детектив.

– А теперь только так и будет, Кристина! Потом, когда ты вернешься, то расскажешь мне про свой сон, а я тебе – про всякие секретные штуки, которые узнал от Риты и ее дружков.

– А потом что?

– А потом я навещу своего приятеля-стукачка, который сделает несчастному дохлому ублюдку справку про пятое марта.

– А я?

– А ты пойдешь домой.

– А потом?

– Потом мы встретимся в очереди за пивом.

– Никакого пива, Детектив!

– Мы просто постоим, поговорим с больным ублюдком лифтером, распутаем это дело, поужинаем в этой пивнушке.

– Но без пива.

– Никакого вкуснейшего пива, Кристина. А потом поедем домой.

– Куда?

– Ко мне?

– Кто где спит?

– Обязательно решать эти вопросы под дулом пистолета?

– Я использую метод прецедентного использования ручного стрелкового вооружения.

– Даже я не читал эту книгу, Кристина.

– Правильно, вы ее написали.

– Возможно, я только издал ее, а написал ее кто-нибудь другой.

– Например, наш старый знакомый?

– Наш старый протухлый знакомый?

– Наш старый обычный знакомый.

– Он наш молодой обычный знакомый.

– Я про Фантомного Писателя.

– Кристина! Надо было сразу так и сказать, я вообще не понял, о каком знакомом ты говоришь.

– Я не стану вам восьмой раз повторять то, что, кажется, знают уже даже на том свете.

– Ты согласна отработать день по моей потрясающей схеме?

– Давайте приберемся в этой дыре, Детектив! – и убрала от моей шеи свой вонючий пугач.

– Только двигайся, пожалуйста, активнее – чуть не забыл! Тебе же еще нужно помыть аквариум и полгорода обегать в поиске сраных рыб.

Кристина Т.

Когда Кристина, наконец, ушла, и я остался в офисе один – в чистом, прибранном, нашем старом офисе, с кофе и булочкам, немедленно взялся за расследование Дела Линкольна-Кеннеди. Кристина не успела подготовить мне сухую выжимку из Дела, а читать рукопись Фантомного Писателя я не мог, исходя из культурных предпочтений. Поэтому я двигался от того, что у меня было.

Итак, они оба были президентами, оба были убиты выстрелом в голову сзади на публичном мероприятии в присутствии жен, в положении сидя, но находясь при этом в движении. Руководствуясь всякими детективными методами, я принял решение идти от обратного, и начать с того, что оба были убиты в движении. Какое-то время спустя я понял, что это мне ничего не дает, и, подумав еще немного, эдак подбоченившись, обругал тогда еще Лидию за нерадивость, отметил Кристину за находчивость, и принял гениальное по своей сути решение пойти в библиотеку – место, откуда все началось.

В библиотеке я разыскал подшивку, которую брал чертов Фантомный Писатель, и принялся изучать. Совпадений, действительно, было так много, что совпадений быть не могло. В двух убийствах была настоящая детективная подоплека, и понятно было, что лишь я один могу ее разгадать. Я не знаю, почему я так решил, но я чувствовал, а мое чутье редко меня обманывало.

Оказалось, что совпадения есть не только между самими президентами и обстоятельствами их гибели, но и между их женами, ух убийцами, и даже между убийцами их убийц и вице-президентами мертвых президентов. Сами по себе все эти совпадения ничего не значили, и будь их хоть двести, хоть триста, хоть триста тысяч штук, они ничего не дали ни одному исследователю.

Я теперь четко понимал, что не нужно искать новые совпадения, и не нужно анализировать уже найденные. Нужно установить первопричину этих совпадений. Я представил себе два листа тонкой жести один позади другого, и сколько бы их ни расстреливали из красивого автоматического оружия, не такого уродского, как проклятая «Беретта» 92, все отверстия располагались бы одно за другим, их координаты совпадали бы, и не было бы никакой разницы, двести, триста или триста тысяч пуль выпустил стрелок. Всякие эти исследователи редко имеют дело с оружием, поэтому у них не было никаких шансов.

Чертовы убийства президентов повторяют одно другое как два листа тонкой жести, расстрелянных автоматической винтовкой. А там, где между ними есть отличия, пуля входила под углом, потому что у стрелка по двум листам тонкой жести тряслись руки, а может быть, стрелок был не один, и второй стрелял из «Беретты». Это неважно, в целом картина была ясной.

Если один лист тонкой жести находится позади другого, стало быть, он находится в прошлом, а другой – где? Тоже в прошлом, но менее далеком? В настоящем? Будущем? Нужно было определить временную позицию стрелявшего. Мерзкий ублюдок шлепнул обоих, потому что такие люди могли изменить ход истории, парниша явно не хотел этого, и потому целился из будущего. Он хотел, чтобы я так думал, он хотел, чтобы его делом занимались всякие эти дилетантские исследователи. Черта-с-два!

Каждое совпадение – это отверстие, это пробоина, это прокол. Прокол стрелка, потому что так не должно было быть. Он наделал этих совпадений просто от собственной глупости. Так, а что если это проекция? Два чертовых листа тонкой жести были совмещены так идеально, что с позиции стрелка он видел только один? Это могло бы многое объяснить! Стрелок, тот кто организовал это все, он делал только одно убийство, он не знал, что позади него второй, точно такой же лист. Простое совпадение, но организатор, кем бы он ни был, сам того не зная, из простого совпадения учинил целую историческую легенду! Я чувствовал, что вот-вот нападу на его след.

Убийство Линкольна случилось раньше, именно оно было своего рода шаблоном, трафаретом, образцом. Оно было перед стрелком, и убийство Кеннеди лишь по случайности оказалось позади убийства Линкольна, и повторило все его обстоятельства, потому что организатор не видел, что палит по двум листам тонкой жести за раз.

Где мог находиться организатор, если видел перед собой прошлое, но не видел будущего? Ответ напрашивался сам собой – он был здесь, он был одним из нас, он был в настоящем. Я мог бы разыскать его, вывести на чистую воду, чтобы все узнали Правду, но чертов слишком обычный ублюдок мне этого не заказал.

Итак, настало время оставить метод визуализации сторонних отношений в стороне, и перейти к практической реализации. Организатор прямо сейчас, в настоящем, планирует убийство Линкольна. Он нашел исполнителя, выбрал орудие убийства, он подыскал подходящее место, и день. Он не стрелял по единственному, который видел, листу тонкой жести. Он развесил на нем, как на карте, маленькие пороховые заряды, и поджег фитиль. Возможно, несчастный Линкольн умирает прямо сейчас, в эту минуту, и в ту же самую минуту умирает бедный Кеннеди. Оба на глазах своих жен.

С этим понятно. Фантомный Писатель слишком мелко мыслит, его заботит только собственный карман, как и этого жирного подлеца, Доктора Лава. Среди моих клиентов нет других таких настолько озабоченных жаждой крайней выгоды, что они готовы обобрать бедного лифтера до последней ниточки. Ненасытные ублюдки.

Передо мной стоял другой, гораздо более интересный вопрос – кто подложил второй лист тонкой жести, кто и зачем подстроил все так, чтобы вместе с Линкольном угрохать ни в чем ни повинного Кеннеди. Ответ напрашивался сам собой, но мне уже пора было возвращаться в офис. Кристина почти наверняка уже обегала полгорода и накупила вкуснейших сраных рыб. Жаль, что я больше таким не занимаюсь.

Когда я вернулся, Кристина уже была в офисе, и обновляла информацию в папках с делами.

– Детектив, вам удалось что-нибудь выяснить по Делу Линкольна-Кеннеди? Я хочу подшить.

– Я почти раскрыл это Дело, но я не хотел бы делать преждевременные выводы. Заведи, пожалуйста, новое Дело.

– У нас очередной клиент? – просияла она.

– Можно и так сказать.

– Как мы назовем его? Давайте я накидаю варианты. У нас еще ни разу не было Дела Паршивого Ублюдка, Дела о проклятом бриллианте и Дела о сбитых настройках высотного корректора. Предлагаю выбрать одно из них.

– У меня другое предложение, Кристина. Давай назовем его Делом Кристины Т.

– Как интересно, это в честь меня? А почему «Т»?

– Это сокращенно, мне надоел пафос длинных слов. «Т» означает «той самой».

– А что за та самая Кристина?

– Ты сейчас все поймешь. Заведи папочку.

Через пару минут Дело Кристины Т. Было официально открыто.

– Какая у нас первоначальная информация по нему? Я готова подшивать.

– Так, значит записывай: молодая девушка отправляется в круиз, по пути на борт встречает неизвестного молодого человека, а после заселения в каюту, она засыпает, и когда просыпается, обнаруживает, что все вокруг окутано мраком. Да, очень здорово звучит. Она идет в вагон-ресторан…

– Подождите, – говорит, – Это железнодорожный круиз? Я думала, случай похож на мой, а тут – туннели, загадочные убийства, совершенные группой лиц по предварительному сговору, и снежный занос, да?

– Кристина, ты когда-нибудь бывала на круизных лайнерах?

– Кто знает, Детектив, – задумалась она, – Как будто бы нет, но я ведь ничего не помню о своей прошлой жизни. Может быть…

– Подожди-подожди, прибереги это пока, добавим чуть позже.

– Добавим куда?

– Неважно, продолжай шить: девушка идет просто В РЕСТОРАН, и обнаруживает, что там никого нет, накрыты столы, и все окутано мраком. Черт, по второму разу звучит так же эффектно, как в первый. Надо будет использовать это еще раз. Мне кажется, будет нехуже. Так вот, она встречает двух белых щенков, которые увязываются за ней. Еще она обзаводится холодным оружием в виде ножа для масла и вилки.

– Подождите, это же точь-в-точь, как в мое сне!

– Не отвлекайся, я пишу картину. Подшивай: она выходит из просто РЕСТОРАНА, и на нее нападает или пытается напасть мрак, но щенки отпугивают зло. Потом она переодевается, и выходит из своего светлого номера обратно в коридор, охваченный мраком.

– Окутанный.

– Я-то думаю, как-то не очень звучит в этот раз.

– Как запишем?

– Пиши «окутанный», это шикарно. Дальше, она выходит, и идет вперед, сопровождаемая щенками и вооруженная перочинным ножом. Обязательно пометь, что сон разбит на части, и каждую ночь девушке снится очередная часть, а когда весь сюжет заканчивается, сон начинается заново, с пути на борт.

– Детектив, может, будет лучше, я буду вести дело от первого лица? Снится не девушке, а мне.

– А ты что же, не девушка?

– Неизвестно, я же ничего не помню.

– Да я не в этом смысле, Господи! Ты напарница детектива, ты помогаешь расследовать дело, поэтому нельзя вести дело от первого лица. Вот когда придешь сюда как свидетель, или как пострадавшая, тогда и запишем от первого лица.

– Если я напарница детектива, значит ли это, что я сама детектив?

– Пока рано говорить о таком. Значит, это мы подшили, а теперь, пожалуйста, продолжи свой. Диктуй сама себе вслух и записывай.

– Значит, я теперь свидетель? И могу писать от первого лица?

– Ты можешь написать это так: пишешь формулировку «свидетельница говорит».

– В кавычках?

– Без. Потом ставишь двоеточие, открываешь кавычки, пишешь, например: «я шла вдоль коридора, окутанного мраком, в сопровождении моих маленьких доблестных защитников». Ставишь точку, и закрываешь кавычки.

– Потрясающе! – восхитилась Кристина.

– Это называется прямая речь, детка.

– Откуда вы столько всего знаете, Детектив?

– Я просто делаю свою работу, детка. Основные принципы работы с прямой речью изложены на второй странице «Руководства для начинающих детективов», но я не читал.

– Вы написали его?

– Я не пишу книг, дорогая. Опыт превалирует над практическими навыками. Практические навыки превалируют над теоретическими знаниями. Трудолюбие и упорство превалируют над всем.

– Вы только что назвали меня дорогой.

– Это правда, ты очень дорога мне.

– Как кто, детектив?

– Как ты сама, Кристина, – говорю, – Ну а теперь давай, продолжай свой сон. Что было дальше?

– Только, пожалуйста, не перебивайте, а то я не смогу сосредоточиться, Детектив.

– Считай, что я сдох.

– Мир вашему праху, Детектив.

– Прошу вас, продолжайте.

Прежде она представилась Кристиной, и уже успела порядочно рассказать мне о своей проблеме, но рассказ ее то и дело перебивался долгими паузами. Видно было, что она переживает, и ее рассказ – это не просто свидетельские показания, но и очередная попытка осмыслить и переварить произошедшее. Я уже сталкивалась с тем, что иногда человеку просто необходимо выговориться.

Очень часто люди считают, что у них неразрешимая проблема, и еще чаще оказывается, что проблема только в том, что им не с кем ее обсудить. Они приходят, дают показания, сами же находят все ответы в своих собственных словах, и уходят, не расплатившись, но едва не рыдая от счастья. Для меня это тоже своего рода награда, хотя я больше предпочитаю наличные.

Я предложила ей бумажное полотенце и стакан воды, но если по-хорошему, ей сейчас нужен был бокал ароматного коньячку и хороший жесткий секс. Жаль, что она сама этого не понимала. Жаль, что я не могла прямо сказать об этом человеку, которого вижу впервые. Жаль, что я не держала в офисе бутылочку Мартелл.

– Понимаете, эти сны… – всхлипнула она, словно растрогалась от моего сочувственного взгляда и доброго к ней отношения. Во мне боролись крайняя степень эмпатии к этой девчонке и раздражение бесконечными паузами ее путанного рассказа, – …они словно специально, словно какое-то наказание. Это так тяжело.

Я подумала, что она немедленно расплачется. Только этого мне хватало. Я просижу до вечера, слушая только ее, и по всему было видно, что я не смогу содрать с нее за это как следует.

– Давайте пока не будем размышлять и делать выводы, ведь я по-прежнему не вижу всей картины. Расскажите мне, Кристина, что было дальше? Я обещаю, что потом мы выпьем кофе и вместе подумаем над решением. Ведь именно за этим вы здесь, да? – улыбнувшись, спросила я. Девушка ответила мне улыбкой, и кивнула головой. Неплохо.

– Я прошла с моими щенками до самого конца коридора, где была лестница на верхнюю палубу. Мне хотелось выйти на улицу, понять, где мы находимся, плывем мы или стоим, ну и конечно, найти других людей. Лестницы не оказалось, вместо нее была только запертая железная дверь. Я осмотрелась, и стала наугад пытаться открыть любые двери, которые были вокруг. Одна из них подалась, внутри было темно, но не так страшно, там была обычная темнота, а не та, сияющая и злая. Щенки тоже были спокойны, и мы вошли внутрь. Я двигалась наощупь, а передо мной шли щенки, и несмотря на то, что было очень темно, я видела эти два маленьких белых пятнышка на полу. Они как будто прокладывали лыжню, по которой я шла вперед.

– Продолжайте, – поддержала я Кристину, не отрывая глаз от печатной машинки, и стараясь стучать как можно тише, чтобы не сбивать рассказ. Буквы едва проступали на желтой бумаге.

– Мы дошли до двери, но я поняла это, только поводив руками перед собой, щенки сидели у моих ног, и терпеливо ждали, когда я открою. Я пыталась открыть эту дверь, но у меня не получилось ухватиться за ручку. Я подумала, что возможно смогу поддеть дверь ножом, но вдруг поняла, что не чувствую его в своих руках. Я похлопала себя по карманам, но они были пусты. Мне стало страшно, потому что я находилась в полной темноте и что-то здесь, внутри, рядом, что-то лишило меня моего ножа, просто похитило его из моих рук, а я даже ничего не почувствовала.

Кажется, вода благотворно действовала на нее, ее рассказ перестал заклинивать каждые пару метров ее путешествия по кораблю, окутанному мраком. Жаль, что я не догадалась раньше. Нужно было просто подключить к ней садовый шланг, тогда бы мы все уже давно были дома.

– Я так испугалась, стало ужасно страшно, и я начала судорожно хвататься за дверь, ощупывать ее, лишь бы найти способ открыть. Только сейчас, вспоминая этот сон, я понимаю, что мои щенки были спокойны, и даже немного озадачены моей паникой. Они все чувствовали, они все знали, и если бы зло было рядом, они предупредили бы, но они были абсолютно спокойны. Во сне от страха я совершенно позабыла о них, меня волновала только дверь, сердце бешено колотилось в груди, пот выступил по всему телу. Наконец, вместо попыток ухватиться за ручку, я от отчаяния и злости навалилась на дверь, и она распахнулась, буквально вывалив меня в соседний коридор. Щенки высыпали вслед за мной, коридор был освещен еще чуть хуже, чем первый. Я встала и попыталась отряхнуться, но что-то странное было в ощущениях прикосновения к себе. Я наклонилась, чтобы погладить щенков, и только тогда поняла, что в этой темной комнате лишилась не только ножа.

– С виду проста, как две монетки, а интригу нагоняет будь здоров. Мне стало вдруг интересно, какая она, эта Кристина, когда не страдает от бессонницы, депрессия и сопутствующих им неврозов? Должно быть, интересная девушка. Будь у меня такая подруга, я бы даже выпила по такому случаю вина, как все порядочные девочки, и провела с ней вечер, беззаботно обсуждая три главные темы человечества, и задорно хохоча на виду у всех посетителей небольшого уютного ресторанчика пятничным вечером. У меня не было подружек, я не пила вина, и больше не ходила по ресторанам. К сожалению ли?

– Продолжайте, Кристина. Что еще осталось в той комнате? – деликатно подтолкнула я гостью к развязке. Она проглотила ком в горле, поджала губы, закрыла глаза, скукожилась вся, а потом вдруг раскрылась, как устрица:

– Руки, – просто ответила она, – Я не могла нащупать ручку двери, и не чувствовала нож, потому что у меня исчезли кисти рук.

Она взглянула на меня так, словно хотела невзначай увидеть мою реакцию. Я лишь сочувственно кивнула, попросила ее продолжать, а сама вернулась к печатной машинке.

– На этом всегда заканчивается четвертая часть сна.

– Что вы чувствуете после пробуждения, Кристина?

– После четвертой части?

– Да, именно.

– Я чувствую боль и страх. Понимаете, без кистей рук чувствуешь себя такой безоружной, такой беспомощной, и незащищенной. Как можно оказаться в таком ужасном месте, не имея пальцев и ладоней? Ты не можешь сжать руку в кулак, не можешь ударить, не можешь ничего взять. Это ужасно, – слезы все-таки потекли, она вытянула бумажное полотенце и стала мягко промакивать уголки глаз, всхлипывая и глотая.

– Вы больше не чувствовали себя во всеоружии, сильной и готовой ко всему, как после третьей части?

– Нет. После третьей я понимала, что хочу выбраться, и у меня есть все к тому необходимое – удобная одежда, собаки, нож, но теперь от всего этого не осталось и следа. Я была одна, я была запугана и потеряна. Как в такой ситуации идти дальше? Как можно двигаться вперед, когда ты совершенно беззащитен?

– Но оставаться на месте вы тоже не могли, так ведь?

– Конечно. Эти щенки, они не только защищали меня, но и подстегивали двигаться дальше, торопили меня. Я понимала, что мне от этого некомфортно, и в то же время понимала, что если бы не они, я просто закрылась бы в своем номере и плакала, пока не умру.

– Давайте продолжим. Сколько частей у вашего сна?

– Шесть, – она всхлипнула. Я взяла ее стакан, встала и налила еще воды. На всякий случай.

– Стало быть, – я решила подбодрить ее, улыбнулась, и поставила стакан перед ней, – Мы уже совсем близко?

– Да.

– Расскажите мне следующую часть, Кристина.

– Она начинается в том же коридоре, с того же ощущения беспомощности и страха. Я смотрю на свои запястья, которыми оканчиваются мои руки, и просто не понимаю, как это могло произойти и что мне делать дальше. Я хочу вернуться в ту комнату, и найти свои руки, внутри все так же темно, ни одна частичка света из коридора не проникает за порог. Я смотрю туда, и щенки начинают лаять. Я пугаюсь, что злое приближается, но когда смотрю на собак, понимаю, что они лают на меня. Они просят, они требуют, они запрещают мне туда идти. Они словно говорят: «Зачем тебе это? Нам туда не надо! Пойдем вперед!» Я решаю довериться им, и с сомнением, оглядываясь, медленно иду за ними, а семенят впереди, уверенно, и уже не жмутся к моим ногам.

– Вы хотите сказать, дистанция между вами и щенками теперь увеличилась?

– Да, раньше мы двигались след-в-след, но теперь они бежали на своих маленьких лапках чуть впереди. Я испугалась, что могу отстать, перестала оглядываться, и пошла чуть быстрее. Мне кажется, что именно этого они и хотели. Я решила, что покинуть это место как можно скорее – это, скорее всего, не самая плохая идея. Мы шли по коридору, и вокруг были закрытые двери, на некоторые из которых щенки рычали и лаяли, словно то злое было там, оно подсматривало за нами в глазок, и прислушивалось к моим шагам. Они отпугивали это, а потом мы дошли до двери, я пнула ее ногой, но она не открылась. Нужно было потянуть ее на себя, но мне было нечем.