Сестра самозванца

Василий князь Шуйский ждал от него бумаг с подписью самозванца. Но король тех бумаг не дал.

Сумбулов благодаря Вишневецкому сумел внушить вельможам, что новый царь Московский для Речи Посполитой важен.

Накануне большого приёма в королевском дворце Сумбулов посетил покои дьяка Огаркова.

– Василий Андреевич! Прошу проходи. Давно ты не заходил ко мне. Словно и не разом мы с тобой посольство правим.

– А оно так и есть, Третьяк Власыч. Разве мы заодно?

– А разве нет? Мы посланцы державы Московской.

– Не видать, чтобы ты за интересы державы радел, Третьяк Власыч. Ибо интересы князей Шуйских, не есть интересы державы. Хоть Шуйские иначе думают.

– Я, Василий Андреевич, опыт имею более твоего. Ты молод совсем. И хитрости державной пока нет в тебе. Что есть посольское умение? Посольское умение есть добиться своего малыми уступками, а то и обещаниями.

– Но ты обещал королю совсем иное, Третьяк Власыч. Отчего не люб тебе нынешний государь?

– А ты не видишь очевидного, князь? – спросил дьяк. – Неужто думаешь, что хоть кто-то в Варшаве верит в то, что наш царь сын Грозного?

– А что нам до их веры, Третьяк Власыч? Какое нам дело до того верят они или нет? Сильное государство тем не обеспокоено.

– Да это коли оно сильное. А мы? Ослабли мы в последние десять лет.

– Вот наш государь и радеет о силе отечества.

– Странно слышать такое, князь. Неужто не видишь того, что под носом у тебя? Или думаешь, что я одних Шуйских волю исполняю?

– Пусть не одних Шуйских. Пусть еще десяток вельмож стоит за ними. Но это не вся Русь, дьяк.

– А что есть Русь, князь? Али царь Димитрий есть Русь? Али он разумеет, как государство устроить? Не думаю я, что есть у него ум государский.

– А кто его имеет?

– Про сие думать надлежит, князь. В том наш долг перед Русью.

– Долг? – усмехнулся Сумбулов. – Вижу я желание князя Шуйского стать царем. Ведь всё верно он рассчитал, дьяк. Согнать с трона Годуновых при помощи Димитрия. А затем и самого Димитрия убрать.

– Сие ты загнул, Василий Андреевич. Нет в помыслах князя Василия того.

– Не хитри, Третьяк Власыч. Ох, не хитри. Ты знаешь, что я не доносчик. Кляузы писать не стану. Но ты мне помогать должен в делах посольских…

***

Король Речи Посполитой Сигизмунд III Ваза выразил на словах пожелание для нового Московского царя Димитрия Ивановича долгих лет царствования, но титула цесаря за ним не признал. Так же усомнился он в именовании «непобедимый государь».

– Для сего утверждения надобно иметь победы великие в битвах. А где они у вашего великого князя?

Посол Сумбулов ждал подобного каверзного вопроса. Ведь еще со времени Ивана Васильевича, который первым принял царский титул, многие государи европейские не хотели того титула признавать. Польский король Сигизмунд II Август упорно именовал царя Ивана только Великим князем, чем ставил его по положению ниже себя. Он отказывал Ивану в титуле царя и добавлении «всея Руси». Король Стефан Баторий поступал также. В дипломатической переписке он именовал государя «Великий князь Московский», а не «Царь и великий князь Московский и всея Руси».

Сумбулов ссориться из-за титула не хотел, но ответил с достоинством:

– Наш великий государь, царь и великий князь всея Руси Димитрий Иванович, будучи от трона врагами отстранен, с малыми силами сумел царство свое себе вернуть, и супротивника своего узурпатора Годунова с трона согнать.

– В том и наше государство ему немалую подмогу оказало! – сказал король Сигизмунд.

– Про сие великий государь, царь и великий князь всея Руси Димитрий Иванович всегда помнить будет.

– И мы имеем большую приязнь к государю Московии и в нашей неизменной дружбе его заверяем. И коль скоро состоится наша королевская свадьба, то имеем мы честь пригласить великого князя Московского в нашу столицу.

– Передам слова вашего величества моему государю. И коль скоро и свадьба великого государя, цесаря и великого князя всея Руси состоится. То имею часть от его имени пригласить ваше величество в Москву на сие торжество.

Король милостиво кивнул головой, но отказался, сославшись на занятость государственными делами…

5

Москва.

Арест Шуйского.

Декабрь 1605 года.

На очередном заседании совета, где решались вопросы по средствам, какие должны быть взысканы с монастырей, князь Василий Шуйский прямо завил царю:

– Великий государь, вступая на трон, обещал иное!

Царь подпрыгнул на троне. Затем он долго смотрел на Шуйского, который глаз не отвел.

– Что ты хотел сим сказать, князь Василий?

– Только то, что ты солгал, царь и великий князь всея Руси!

Басманов вскочил со своего места при сих словах:

– Как посмел ты, князь, молвить подобное в глаза государю?

Боярин Мстиславский вступился за Шуйского:

– Князь Василий лишь сказал, что государь великий молвил иные слова, чем те, что все мы слышали от него недавно. Стало быть, наш царь и великий князь изменил мнение? Но нам про сие он не сказал и потому совету про сие ничего неведомо!

– Наш великий государь есть самодержец! – сказал Басманов. – И волен поступать так, как ему надобно! А мы, как его подданные, должны повиноваться государю!

Царь вмешался в эту перебранку между боярами:

– Мало ты ценишь меня, князь! А крест целовал мне! Но я вижу, что нет страха в вас боярах древних родов! Вы все враги престола Российского! Мой батюшка хорошо знал сие!

– Государь! – подал голос Василий Шуйский.

– Я не закончил своей речи, князь! И не все сказал тебе! При Годунове ты ползал перед ним на брюхе, ибо его боялся. В те времена, когда я мал был, ты также во всем вершил волю Бориски! А ныне ты стал смел! Отчего так, княже?

Обиженный Шуйский ничего не ответил на этот царский выпад.

Царь продолжил:

– Вам страх надобен! Тот, что батюшка на вас напустил! Так вы его получите! Милостивого правления вам не понять. Вы сразу норовите на царскую шею сесть!

Мстиславский снова попытался вмешаться:

– Государь…

Но царь оборвал его:

– А когда ты следствие вел по убийству в Угличе, то ты был честен, князь? – вдруг спросил царь Шуйского.

Этого вопроса испугался даже Басманов. Ведь в Угличе тогда, в 1591 году, убили истинного царевича Димитрия Ивановича. За то время, пока ЛжеДимитрий сидел на троне, этот вопрос не поднимался. Никто не выяснял, кто тогда спас царевича, и кто был похоронен вместо него. А тут вдруг царь задал такой вопрос Шуйскому, который и вел следствие по делу по приказу царя Федора Ивановича и правителя Бориса Годунова.

Князь Василий покраснел, но ничего сказать не смог.

– Что же ты молчишь, князь? – спросил царь. – Меня ты уличил во лжи. Слова своего не держу! А ты? Ты всегда держал слово княжеское? Как тогда ты сказал: «В припадке падучей болезни царевич сам обрушился на нож и от того умер».

Боярин Михайла Нагой, «дядя» царя, брат его «матери», побелел как полотно при этих словах. Ведь это он тогда смело бросил в глаза царским приставам, что царевича зарезали Осип Волохов да Никита Качалов. И если сейчас станут разбираться, кто тогда и что говорил, то многое всплывет. Нужно остановить царя.

– Государь, – сказал Нагой. – Не стоит тебе ворошить прошлого. Почти 15 лет прошло. И вспоминать про это тяжело.

Басманов поддержал Нагого:

– Боярин верно говорит, великий государь. Не нужно ворошить прошлого.

Димитрий остыл. Он сам понял, что его занесло. Он не сдержался и ступил на «скользкую тропинку».

– Хорошо! Не буду того вспоминать. Надобно про дело говорить, для которого я собрал вас, господа совет. Где нам взять денег? Мне все время твердят, что в казне их нет, и взять их более неоткуда! А вот у монастырей деньги есть! Они сидят на грудах золота и серебра! Или мне поступить так, как делал мой отец?

Царь напомнил о конфискациях имущества казненных бояр при Грозном царе. Бояре молчали и сидели, склонив головы…

***

В тот же вечер стрелецкий голова арестовал князя Василия Шуйского. Москва замерла в тревожном ожидании. Что будет? А вдруг да отважится царек пролить кровь? Что тогда будет? Ведь есть среди дворян те, кто охотно поддержит новую опричнину. Растерялись и великие бояре московские. Испугались знатные и богатые, что снова поднимутся такие как Бельский и все в свои руки возьмут.

***

Боярин Богдан Яковлевич Бельский настаивал на решительных мерах. Он не отставал от царя и требовал:

– Коли Шуйских всех возьмем ныне, то уже завтра все их имущество будет в казне! Так действовал великий государь Иван Васильевич! Нельзя показывать слабость! Надобно каждому большой страх иметь перед государем!

– Но что ты предлагаешь, Богдан Яковлевич? – спросил царь.

– Великий государь! Взять надобно не одного Ваську, но всех Шуйских!

– Это весьма влиятельный род, боярин.

– Царь Иван Васильевич с этим не считался. Он действовал быстро.

– Это так! Но были у него верные люди! И их было много!

– И у тебя они есть, великий государь.

– Но их совсем не много, боярин! И если взять Шуйских под караул? Что далее?

– Коли хоть кто-то проявит недовольство, то и тех брать! Брать и ставить под пытку! А с пытки они многое нам расскажут.

– Но я не хочу массовых казней, какие были при моем отце.

– Измену, великий государь, надобно каленым железом выжигать сразу, покуда не разрослась.

– Но я обещал править милостиво и справедливо.

– Царь Иван Васильевич все делал для блага престола. Нужно укрепить трон, государь. Ты сказал боярам на совете, что надобно средства изыскать! Когда твой отец говорил такое, то средства сразу находились. Государь приказывал, а они повиновались!

– Стану думать над твоими словами боярин!

– Государь! Думать некогда! Надобно действовать!

Царь повторил, что станет думать и махнул рукой Бельскому:

– Пока иди, боярин!

Бельский поклонился царю и покинул его покои.

«Эх! Нет в нем решительности! А ведь он казался таким, когда шел занимать трон и когда убил Федора Годунова. А ныне руки боится замарать в крови. А с этими Шуйскими и Мстиславскими нельзя без крови. Сразу своеволить станут. Так уже было не один раз на Руси. Это хорошо понимал царь Иван. И Борис понимал, но за ним не было имени потомка Рюрика. Потому Годунов и осторожничал. А этот чего? Его-то считают сыном Грозного. И это надобно использовать!»

В переходе Бельскому встретился боярин Пушкин.

– Здравствуй, Богдан Яковлевич. Ты от государя?

– Здравствуй, боярин. Был у государя.

– И я к нему.

– Не станет с тобой он говорить. Слишком гневен царь.

– Не твои ли слова разгневали его, Богдан Яковлевич? – спросил Пушкин. – Я ведь знаю, что ты хочешь сделать.

– Знаешь ли, боярин?

– Нельзя того делать ныне, Богдан Яковлевич. Времена не те.

Бельский махнул рукой и пошел дальше. Разговаривать с Пушкиным он не хотел…

***

Боярин Гаврила Пушкин просил царя принять его по срочному делу. Царь не хотел его видеть, но тот настоял.

– Хорошо! Пусть боярин войдет!

Офицер охраны ротмистр Лепинский привел Пушкина в покои Димитрия Ивановича.

Боярин сразу упал на колени.

– Государь!

– Чего тебе, боярин? Ты сказал, что есть дело срочное! Говори о деле!

– Дело касаемо князя Шуйского!

– Снова? – вскричал самозванец. – Снова за Шуйского?

– Государь! Богдан Бельский твердит тебе о новой опричнине! Того делать никак нельзя!

Самозванец сел в кресло.

– Но кто сказал тебе, боярин, что я намерен возродить опричнину?

– Я знаю, что ряд вельмож хотят склонить к опричнине сердце государя. Того делать нельзя, ибо сие приведет к бунту! А бунт может лишить моего царя его законного трона!

– Значит, не карать Шуйского? Но он смеет мне возражать! Я государь!

– Напугать его можно государь. Но напугать, а не казнить! И пытке не подвергать! Слишком сильны бояре на Руси, великий государь. Самодержавство ныне ослабло. Его укрепить надобно. То спехом не делается.

– Но боярин Бельский утверждает обратное!

– Богдан не ведает что творит, государь! Нельзя полагаться на Бельского! Сколь интриг он плел после смерти Грозного. А что вышло?

Самозванец задумался…

***

Боярин Мстиславский был должен отправиться к царю от имени знатных людей земли Русской. Бояре и князья древних родов боялись, что снова может повториться опричнина. Ведь много было на Москве тех, кто охотно поддержал бы Богдана Бельского среди дворян и дьяков.

– Ты боярин Федор, должен понимать, что ежели царек решиться на такой шаг, всем нам будет плохо, – сказал князь Димитрий Шуйский, брат арестованного Василия.

– Вот ты бы сам и сказал ему, князь.

– Мне этого сделать невозможно, боярин. Не станет он слушать Шуйского. Если кого царек и послушает, то только тебя.

– А с чего ему меня слушать?

– Род твой древний и восходит к князю Гедимину. Да и среди боярской думы ты один из первых.

–Но как мне убедить его? – спросил Мстиславский. – Богдашка Бельский совсем окрутил царя.

–Я кое-что придумал, боярин. Стоит царьку сказать, что Богдашка сказывал, что де при таком царе быть ему первым человеком на Руси, а не царю. Царь, дескать, у нас «порченный» и быть мне при нем новым Малютой Скуратовым»!

–А разве говорил он сие? – засомневался Мстиславский.

–Дак сейчас нет разницы, говорил или нет, боярин. Нам надобно время выиграть и Бельского из Москвы удалить.

– А коли он потом снова вернется на Москву? Все на мою голову падет, князь.

– У царька свадьба на носу, боярин. Ему не до того будет. А потом мы и сами сидеть сложа руки не будем.

Мстиславский согласился нехотя. Но выхода не было. Нужно было идти, ибо, если Шуйского поставят на пытку, мало ли чего он говорить станет…

***

Самозванец слишком многих вельмож сегодня выслушал. Бельский требовал проявить твёрдость, и даже жестокость. Пушкин советовал этого не делать. И вот явился Мстиславский.

– Бояре, великий государь, знают мудрость твою, и уверены, что не обольстил тебя Богдашка Бельский своими речами.

Царь возразил боярину:

– Богдан Яковлевич может и слишком скор, но о престоле моем радеет. И человек он верный.

– Много ты чего не ведаешь, великий государь.

– И чего я не ведаю, боярин? Говори, не юли.

– Боярин Бельский ведь не о твоем благе печется. Но токмо о своем. Он про опричнину, отчего мечтает? Желает место для себя Малюты Скуратова. Только Малюта был после твоего великого отца царя Ивана. А Бельский желает стать первым. Не он при тебе, но ты, великий государь, при нем.

–Кто сказал? – жёстко спросил царь.

–Дак верные людишки мне про то донесли. Молвил Богдашка во хмелю, что он станет еще первым на Руси человеком. Потому он и крови князя Василия Шуйского желает. Но что будет от того, великий государь? Многие знатные и богатые возмутятся сему. Ты им иное обещал, когда в Москву вступал.

Самозванец и сам не хотел уже ставить на пытку Шуйского. Посягать на главу знатнейшего на Руси рода, было опасно. Он ведь не царь Иван, и трон под ним еще не крепок.

–Так что советуешь, боярин?

–Отпустить Шуйского, великий государь. Коли желаешь, опалу не него наложи, как родитель твой делал, но не казни.

–Пусть будет так, – сказал самозванец. – Пусть моим именем его из узилища освободят.

–Сделаю, как велишь, великий государь.

–И пусть мне более сим ныне не докучают. Не хочу более сих речей слышать. Устал я, боярин. Ведь когда Шуйского отпустят, снова Бельский во дворец припрется и станет мне свои речи говорить.

–Того я не допущу, великий государь. Будь в надеже.

Царь сделал жест, что аудиенция окончена. Мстиславский поклонился и покинул царские покои…

***

Князя Василия Шуйского арестовали по приказу царя. Он был обвинен в государственной измене. Богдан Яковлевич Бельский сам собрался пытать Шуйского, но вдруг пришел приказ от царя – князя отпустить и отправить в его подмосковную вотчину.

Бельский бросился во дворец. Но государь не принял его. Богдан понял, что большие вельможи отстояли Шуйского и не допустили возвращения опричнины.

Федор Мстиславский сам объявил Бельскому от имени государя опалу.

– Надлежит тебе, Богдашка, отправиться в вотчину и сидеть там безвыездно! Это приказ великого государя!

– Могу я видеть царя? – спросил он.

– Нет.

– Но я воспитатель его!

– Государь не желает тебя видеть! Ступай прочь!

Бельский усмехнулся и повернулся к Мстиславскому спиной.

«Царек сам подписал свой приговор. Ныне ему недолго сидеть на московском троне. Он сам идет навстречу своей гибели. Жалкий дурак. Добиться всего. Подняться из ничего на высоту трона и вот так глупо все потерять».

Бельский оказался прав. Василий Шуйский, Федор Мстиславский и группа знатных вельмож уже составили заговор против самозванца…

Глава 24

Царская свадьба.

Избави бог! Был грозный государь!

При нем и все бояре поутихли!

При нем беда! Глядишь, столбов наставят

На площади; а казней, и мук,

И пыток уж каких мы насмотрелись!

А.К.Толстой «Царь Федор Иванович».

***

Москва.

Свадьба царя.

1606 год.

В мае 1606 года в Москву торжественно прибыли Юрий Мнишек и его дочь Марина. С ними была пышная свита из 800 шляхтичей и дам. Кроме того их сопровождали 2 тысячи панцирной гусарской конницы, 3 тысячи немецкой пехоты и две тысячи надворных казаков.

Встречал царскую невесту князь Мосальский и с ним пять бояр из думы и три сотни дворян.

Марта взглядывала из кареты, отодвинув шторку, и сообщала Марине что видела.

– Моя панна, какое великолепие. Знатные вельможи Московии приветствуют твоего отца. Какие на них шубы! Это невиданная роскошь! Золотое шитье! А шапки!

– Не могу понять моды москалей, – ответила Марина. – К чему эти неудобные и большие, словно башни, шапки из соболей?

Марта продолжала:

– За боярами стоят дворяне. Все сошли с коней. Они все с богатым оружием и в нарядных костюмах. Панна не желает посмотреть?

– Нет. Я стану смотреть, когда сам Димитрий прибудет меня встречать, – гордо ответила царская невеста.

– Это будет уже в самой Москве, моя панна. Ведь он царь и повелитель этой страны. Он прислал своих вельмож оказать тебе честь.

– Ему нужны солдаты, Марта. И я не знаю, что его больше обрадует – мой приезд, или прибытие наших доблестных гусар.

– Но у него и своих солдат достаточно. Вон как вооружены триста его дворян. А вон там вдалеке я вижу красные кафтаны стрельцов. Их не менее чем тысяча.

– Не сравнивай московских увальней с нашими гусарами! Как грозно и красиво сморится наше крылатое войско.

– Но московиты не один раз его побеждали, моя панна.

Марина перестала говорить. Ей было не до спросов о достоинстве воинов. Она мучилась вопросом о православии. Вчера ей надоедал этим иезуит Рональд Гаршильд.

Иезуит настаивал, чтобы она была крепка в своей вере, но не сорвала церемонии.

– Если что, то придется уступить, моя панна.

– Не могу вас понять, падре, но что тогда есть крепость в вере?

– Крепость в вере – это служить католической церкви и святому отцу – папе. Сия крепость есть в сердце истинной католички, какой, без сомнения, является панна. Но иногда приходится во имя великой цели идти на компромисс. Сейчас как раз такой момент.

– Я должна принять православие?

– До сего, думаю, дело не дойдет. Царь Димитрий сумел убедить своих священников немного отступить от догм.

– Я поняла, падре. Я сделаю всё, чтобы стать царицей. И я останусь верной католичкой. Хотя наш брак уже совершен.

– Но в Самборе вместо Димитрия, рядом с вами был лишь его представитель.

– Такая свадьба считается законной, пан Гаршильд.

– Но не у московитов. Эти варвары могут нарушать свое слово. Вам нужно пройти обряд здесь. И главное обряд коронации. Это сделает вас царицей…

***

Марина вспомнила об унижении, которое пережила на венчании в Самборе.

Обряд венчания должен был состояться заочно в пределах Речи Посполитой. Особу царя на венчании представлял его посланец.

Панна Мнишек хотела сочетаться браком в большом соборе Кракова, но король Сигизмунд отказал ей в этом. И воеводе Юрию Мнишеку пришлось срочно расширить церковь в Самборе для торжества.

Во время обряда архиепископ спросил представителя жениха:

– Не имеет ли его величество великий князь и государь обязательств перед иной девицей?

Вопрос был только частью ритуала и был чистой формальностью. И можно было просто сказать: «Нет». Но московский посол нагло ответил:

– Про то мне ничего неизвестно. Как могу я знать, что на уме у великого государя?

В соборе послышались смешки. Марина побледнела от бешенства. Но вынуждена была терпеть. Потом она свое возьмет! Она еще покажет кто она такая…

***

Царь Димитрий Иванович приготовил Марине Мнишек воистину царскую встречу. Роскошные всадники с хоругвями и знаменами. Блеск дорогих доспехов, великолепные лошади. Золото и парча.

Толпы черного народа в отдалении глазели на встречу царской невесты.

– Смотрите!

– Сам царь!

– Где?

– Да вон на лошади! В окружении свиты!

– И правда царь! Вон тот в большой шапке!

***

Государь в роскошном красном кафтане с золотыми шнурами и петлицами, с лихо заломленной шапкой, отороченной соболями, восседал на черном жеребце.

Рядом царем были его ближайшие советники. Царский секретарь Велимир Бучинский, воевода Петр Басманов, князь Василий Сумбулов, боярин Пушкин, капитан наемников Андрей Боша и многие другие из числа русских и поляков.

– Я так долго боролся за то, чтобы это произошло, панове. Но и до сих пор мне продолжают докучать наши попы. Должна она перейти в православие. Должна, и все.

– Сия традиция давно живет в великокняжеской семье, государь. Что с того, что государыня станет православной? – спросил Сумбулов.

Царь засмеялся.

– Так мне сказал и её отец воевода Мнишек. «Что с того если она останется католичкой?»

– Но надобно уступить, – поддержал Сумбулова Басманов.

– Вместе с Мариной воевода Мнишек привел солдат. А именно они мне сейчас и нужны. Слишком много врагов у меня появилось на Руси. Но, мне пора встречать невесту!

Димитрий соскочил с коня и приблизился к карете панны Мнишек.

–Он нарушает традиции, – сказал Басманов князю.

– И что с того? – ответил Сумбулов. – Он всегда так делал.

– Но сейчас надо быть особенно осторожным.

Слуга распахнул дверцу кареты. Марина вышла навстречу жениху. Он поцеловал руку невесты.

– Всё что я обещал – сделано! – гордо сказал самозванец.

– Пан Димитрий настоящий рыцарь, – тихо произнесла Марина. – Может ли дама устоять перед таким напором?

– Москва у ног моей панны!

– Только Москва? – с улыбкой спросила невеста.

– Вся Русь! – хвастливо заявил самозванец. – Скоро ты сядешь на трон рядом со мной!

В этот момент его взгляд упал на свиту Марины. Среди толпы нарядных всадников-шляхтичей, он увидел фигуру в черном.

– А это еще что за сеньор? – тихо спросил он сам себя.

Но Марина услышала его слова.

– Ты про кого, пан Димитрий?

– Кто такой вон тот свитский в черном плаще?

– В черном? Но в моей свите нет никого в черном. Я прибыла на свадьбу, но не на похороны.

– Но…, – самозванец осекся.

Человек в черном плаще исчез.

Возможно, что он скрылся в толпе, а возможно, что это лишь показалось счастливому жениху панны Марины Мнишек…

***

Царь проявил щедрость и одарил каждого сопровождавшего будущую царицу соболями. Самой Марине он преподнес в дар роскошную карету, украшенную серебром.

Бояре переговаривались и ругали царя. Они говорили, что царь слишком щедр к ляхам…

***

8 мая 1606 года Марина Мнишек стала женой нового цесаря и московской царицей. Её короновали в Успенском соборе. Главным распорядителем свадьбы стал боярин и князь Василий Шуйский, с которого царь снял опалу и снова вернул ко двору. Главным дружкой жениха – его брат Дмитрий Шуйский. А главной свахой – жена Дмитрия Шуйского Екатерина, родная сестра Марии Годуновой, жены царя Бориса, «умершей» перед вступлением самозванца в Москву.

***

Москва.

Набат.

Май 1606 года.

17 мая 1606 года на Москве ударили в набат.

Заговорщики начали восстание. Знать более не желала терпеть самозванца на московском троне. Бояре Шуйские, Мстиславские, Катыревы-Ростовские, Мосальские приняли вызов, который бросил царь боярской думе.

Самозванец пригласил иностранные войска, думая найти в них опору. И если во время его первого вступления в Москву ему сие простили, то теперь нет. Тогда больше ненавидели Годуновых и желали их падения. Сейчас знать с презрением отзывалась о новой царице. Марина Мнишек сумела шокировать русских вельмож и дворян еще во время свадьбы.