Персона нон грата. Полная версия

По-деревенски открытые, в чём-то ещё наивные пятиклассники (скорее всего та же активистка Галя) однажды показали мне написанное ими письмо, адресованное в областной ОНО9. В нём неумело по-детски, но очень экспрессивно, были изложены просьбы что-то там улучшить в их бедной на события жизни. Признавая, фактическую правоту написанного, я никак не препятствовал их намерениям, но лишь выправил орфографию и стиль. На следующий день мы с оказией выехали в областной центр, в Биробиджан, с тем, чтобы оттуда отправиться поездом домой для празднования среди своих первого нашего учительского Нового года. Примерно через неделю по возвращении, я заметил в детях какую-то, что ли, пришибленность, а в глазах – отчуждённость. Долго упиравшаяся моя любимица Галя, наконец, выпалила: «Вы опозорили честь нашей школы!» Письмо, каким-то образом доставленное в ОНО, вернулось (кто бы сомневался) к директору школы. Думаю, с предписанием: разобраться и наказать инициаторов! Поверить, что советские дети сами… – выше самого смелого чиновного разумения. Мои осторожные попытки сказать моим пятиклассникам, что я всего лишь как их учитель не мог не отозваться на их же просьбу; и что писали они сами, и отправляли сами… Но, увы, слова директора и, вероятно, других, объяснивших им, кто есть кто? видимо, уже успели заразить совсем ещё юных пионеров недоверием и страхом.

В конце года директор без каких-либо проволочек подписала приказ о моём увольнении по собственному желанию.

Прощай, Красивое! Я возвращаюсь в свой родной Хабаровск.

Ч. 3. Между Сциллой и Харибдой

Вернувшись из Красивого, я оказался перед выбором, своего рода, вратами будущего, по одну сторону которых мне радостно улыбалась сразу всеми своими шестью головами с тремя рядами зубов загадочная Сцилла, а с другой – гостеприимно распахнув бездну, подмигивала таинственная Харибда. Сциллой неожиданно оказался не сумевший вернуть меня в село и посему наложивший запрет на мою педагогическую деятельность в городе тогдашний начальник КрайОНО (Краевой отдел народного образования), вскорости снятый с должности по причине беспробудного пьянства. Может быть, истерзанный после «расправы» со мной муками совести, он запил горькую и… гори оно всё синим пламенем. Не знаю. Только я давно ему простил и, более того, даже благодарен: выписывая волчий билет, он, по сути, выдал мне пропуск в новую жизнь… Харибда же, выдержав паузу, материализовалась через пять лет в образе кировского военкома, лихо закатавшего меня двухгодичником на политработу в строительный батальон в/ч 02008. О его дальнейшей судьбе и нравственных угрызениях сказать ничего не могу. Но и на него зла не держу. А если честно, то за такой военно-тюремный опыт, что я получил в строительном батальоне, могли бы и плату запросить. Не верите? Коли соврал, то пусть, – как гласит текст советской воинской присяги, — меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение советского народа.

Проверка «на слабо»

История о том, как я был замполитом, ещё впереди, а пока вернёмся к первому (пока единственному и, надеюсь, последнему) в моей жизни запрету на профессию; тем более что в течение двух последующих недель он был неожиданно преодолён: я был принят на работу воспитателем в общежитие Технического училища №1. Дело в том, что Госкомитет РСФСР по профтехобразованию существовал тогда независимо от Министерства среднего образования РСФСР, и подведомственные его училища нуждались в воспитателях – вакантных мест было много, а количество желающих их занять, по причине крайней хлопотности и мизерности денежного вознаграждения, стремилось к нулю. Формулируя базовый тезис о том, что бытие определяет сознание, Маркс, безусловно, имел в виду то, что потребности повседневного быта способны преодолевать даже проникнутые высокой духовностью постановления самих (!) министерств и ведомств.

В обязанности воспитателя общежития технического училища, поверх всех должностных инструкций, входило неписанное главное: удерживать своих подопечных, особливо женского полу, от решения стоящих перед страной демографических задач в ущерб задачам профессиональной подготовки рабочих кадров. В актуальности неписанного я убедился в первое же своё дежурство (воспитательный процесс в общежитиях, естественно, начинался с окончанием занятий, т.е. во вторую смену). За окном стояли ясные и прохладные сентябрьские сумерки. Дежурство плавно двигалось к завершению. Вдруг (а все коллизии возникают, как правило, вдруг) на втором этаже в женской части послышался какой-то шум. Поднимаюсь наверх и открываю дверь одной из комнат. Отчётливо слышу женский с нарастанием плач. Мне объясняют: что-то с одной из девушек (имени не помню). На кровати по пояс раздетая (развитая девичья грудь, казалось, сошла с полотен Рубенса) в истерике катается юная особа. В памяти мелькает где-то прочитанное: при истерическом припадке отхлестать по щекам. Прошу прикрыть простынкой беззащитную в горестях девичью наготу, решительно подхожу и действую по ситуации – наношу две пощёчины. По недостатку практики вторая, скорее, напоминает боковой удар. Воспитанница приходит в себя: глаза смотрят осмысленно, вопросительно и с каким-то даже интересом. Я же с удовлетворением от содеянного и увиденного покидаю комнату. Первую проверку юного воспитателя «на слабо» я выдержал с честью, ни на секунду не уронив достоинства советского педагога. Однако дело имело продолжение. «Пострадавшая» оказалась не только способной на смелый эксперимент актрисой, но и бывалой интриганкой с задатками манипуляторши.

Встреча с чёртом

Вечером следующего дня во дворе общежития появился чёрт. Ну, не совсем чтобы чёрт, а ловкий в движениях, с нагловатой уличной повадкой и быстрыми азиатскими глазами, смуглый и черноволосый парень по кличке Чёрт, бывший в большом авторитете у местной шпаны разного статуса и калибра. Он был дружком той самой приводимой в чувства «несчастной». Видимо, с её подачи (а девушке совсем не хотелось возвращаться под надзор мамы в глухую сахалинскую деревню) он «наехал» на меня, несколько истерически угрожая расправой, если я «не дай боже»» предприму что-то против нашей скромницы-праведницы. Представление происходило на глазах замерших в ожидании и некотором даже предвкушении обитателей мужской половины общежития, а так же и кое-кого из местных. В голове моей наметился некий план, и я, сославшись на позднее время и серьёзность темы, предложил наехавшему перенести разговор на завтра в воспитательский кабинет. Без посторонних глаз. Видимо, польщённый предложением, он, не заметив коварства, согласился. И тут же потерял главное своё преимущество – улицу и тёмное время суток. Теперь предстояло играть уже на моём поле, и тут главным было не лохануться и суметь нащупать нужные кнопки в душе моего завтрашнего забубённого гостя.

И вот сам Чёрт явился ко мне на переговоры. Они, используя клише советской дипломатии, проходили в атмосфере дружбы и взаимопонимания: заранее подготовленный и лежащий на письменном столе «меморандум» был передан заинтересованной стороне. В нём излагалась суть вчерашнего инцидента со всеми отягчающими угрозами… Прочитав, Сергей (у чёрта оказалось вполне человеческое имя) поспешно разорвал изложенное на двух станицах машинописного текста. Пояснив, что точные копии этого же документа в виде заявлений директору училища и местное отделение милиции лежат в сейфе (а мой гость, как чёрт ладана, избегал любых контактов с представителями правопорядка), я предложил ему договориться полюбовно: я никак не препятствую (я и пробовать бы не стал) его романтическим встречам с нашей воспитанницей и закрываю глаза на её сверх установленного порядка поздние возвращения, а он – обеспечивает мою личную безопасность на «подведомственной» ему территории и защиту от попыток проникновения местных «мачо» в женскую половину общежития тем или иным способом. Так всего лишь через пару дней была подвергнута вторичному испытанию «на слабо» правильность моего педагогического выбора. Следует признать, что договор с Чёртом, хоть и не скреплённый кровью, ни разу не был нарушен не одной из договаривающихся сторон.

Проработав четыре месяца на ответственном поприще воспитателя технического училища, я уволился, идя навстречу устному пожеланию директора, крайне болезненно воспринявшего мои конструктивные предложения по реорганизации работы общежития.

Эх, товарищ директор, отнесись он внимательнее к конструктивным предложениям молодого воспитателя, может быть, и не завершилась бы так скоро его карьера на доверенном ему партией и народом высоком руководящем посту!

Наше дело телячье…

Мало сменить учительское перо на мастерок штукатура-маляра, нужно ещё суметь удержать его в слабых интеллигентских руках. Штукатур-маляр или даже плиточник-мозаичник с дипломом филолога в кармане, конечно, дело вкуса. А вкус, как счёт в банке: либо он есть, либо его нет. Хотя, как утверждают сведущие люди, и то и другое – дело наживное. И я оставил на неопределённое время сомнительную, что ни говори, интеллигентскую среду (будь то даже и учительская кафедра) ради смычки и суровой выучки в рядах передового класса. Чтобы, как сказал поэт, «класс влиял на вас», нy и, конечно, способствовал…

Как и семь лет назад я вновь очутился на том же строительном участке того же управления. На сей раз – в корейской (эмигранты из КНДР) бригаде штукатуров-маляров. Там было и несколько русских. Бригадирствовал тогда Чон Ду Хван (для простоты – Николай Кван). Бригада выезжала по нарядам для выполнения штукатурно-малярных работ на те или иные объекты. Когда работы не было (не завезли, не согласовали, не учли…), бригада вскладчину посылала гонца в ближайший вино-водочный магазин… Гонцом был пьяница и шестёрка Юра, типичный продукт советского конформизма. В очередной раз, трепеща от предвкушения, Юра доставил к общему обеденному столу красное креплённое вино-бормотуху и белую водку. Закуски, включая неизменно жгучую корейскую кимчи, мы приносили с собой. Пока Юра бегал, у нас с бригадиром завязался интересный разговор. Чон Ду Хван, в свободное от штукатурно-малярных работ время, был отчасти романтиком, отчасти – философом. Помню его риторическое вопрошание:

– Что есть любовики?»

И его же вариант ответа:

– Любовики – это как нераспустившийся цветок! Знаешь? Какой аромат! Когда распустился, уже нет любовики».

Я не избалованный такими разговорами в рабочей бытовке активно включился в обсуждение. В этот момент и вернулся Юра с сумкой. Надо сказать, что за'день-за'два до событий, Юра, раздражённый моими инвективами в адрес тех, кто не согласовал и не учёл, учил меня жизни: «Студент, не суетись. Наше дело телячье – обосрался и стой». Конечно, стоять по горло в г…, не совсем удобно (хотя, может быть, и тепло); но боюсь, для многих моих соотечественников эта «мудрость» давно стала основным правилом жизни. С возвращением гонца наш диалог с бригадиром временно прервался, чтобы затем с новым градусом возобновиться. Захваченный разговором, я стоял в дверном проёме нашей бытовки-вагончика. Бригадир оставался за столом. Где в этот момент находился Юра – было совсем не интересно. И тут я справа получаю удар кулаком в лицо. Очки летят на пол, оставив на переносице кровавый след металлического наносника. С закипающей яростью бросаюсь на обидчика и… оказываюсь в руках своих корейских товарищей. Они, дядьки почтенного возраста, просят меня, как сына, остыть и успокоиться… Разговор продолжился. Я как будто даже и забыл про Юру. Да вот он – не забыл, и через несколько минут я получаю ещё один боковой удар… Опять очки летят на пол, опять корейцы перехватывают и удерживают меня… Юра с позором изгоняется из бытовки… Но теперь уже с холодной яростью я наблюдаю за происходящим: дверной проход свободен – я выпрыгиваю из вагончика. И вот уже Юра смят и сбит с ног, а я, не думая о последствиях, бью своего обидчика ногами по лицу… Теперь спасать уже надобно Юру… Признав справедливость возмездия, бригадир мудро отправляет его домой.

Юра явился на работу лишь на следующий день, к обеду, представляя собой зрелище весьма живописное: на опухшем с жёлто-красно-синими отёками лице почти не было видно глаз. Скромно попросил лишь об одном: поддержать предложенную им версию, что вчера после работы был избит бомжами около вино-водочного магазина… Уж больно не хотелось пролетарию и гегемону быть так наглядно отретушированным каким-то там очкариком… Просьба товарища, конечно же, была учтена. Но с того времени не только пьяница и шестёрка Юра, но и другие вдруг увидели, что интеллигенция умеет не только п****ть… И, даже, почти признали за своего.

Разглядывая из «прекрасного далёка» свою трудовую биографию, вынужден признать, что по сей день так и не научился подставлять правую щёку, получив удар по левой.

Сменив строгий костюм учителя на строительную робу, я стал ближе не только к своему брату рабочему, но и, как оказалось, куда более дальним родственникам – руководству. А что: рабочий парень с дипломом педагога. Не пьющий. В порочащих связях не замечен… Вот тут-то наш строительный парторг и раскрыл карты: пора тебе, Саша, расти. У тебя впереди жизнь. Подумай, и пиши заявление в партию. Я, подумав, что партбилет в кармане, куда лучшая защита от житейских невзгод, чем учительский диплом, последовал его совету. И вот мы на парткомиссии райкома:

– А почему вы ушли из школы? Государство затратило на вас деньги, в школах не хватает учителей. Мы будем рекомендовать вас в одну из школ края (строгая реплика строгой дамы, третьего секретаря по идеологии, а значит, и по культуре и по образованию).

– Но он и на стройке не пыль с пряников обметает…

Ответное замечание первого секретаря райкома (с нерайкомовской фамилией Пастернак) подвело черту под развернувшимися, было, прениями. Мою кандидатуру утвердили, и всё покатилось по давно накатанной колее. Мог ли я тогда предположить, что «накатанная колея», вдруг, сменится бездорожьем

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Как здесь не вспомнить сарказм знаменитой 16-й страницы «Литературки», обретшей, как и другие СМИ, в «лихие» 90-е свободу слова: «Почти все евреи уехали, а жить лучше не стали».

2

См., напр. Бренер И. С., Заремба А. В. Биробиджанский проект в научных исследованиях. Ценности и интересы в истории Еврейской автономной области. Киев.: Золотые ворота, 2013. 632 с.

3

Теперь уже он окончательно вышел в отставку

4

Справка, на наличие/отсутствие педикулёза, попросту, вшей, и чесотки.

5

В настоящее время негативная коннотация «запад», благодаря целенаправленному «промыванию» мозгов, свелась к некоему вездесущему госдепу и проплаченным из госдепа иностранными агентами, ставящих своей задачей разрушение духовных скреп русской государственности и патриотизма.

6

Вот цитата из отзыва академика АН СССР Б. А. Рыбакова, датированного 1980 годом: «В продолжение нескольких лет я слежу за научной работой преподавателя Хабаровского педагогического института Подлипчука Ю. В. Осуществленный им новый дословный перевод «Слова о полку Игореве» и свод статей, комментирующий его, представляет большой научный интерес и является, несомненно, новым словом в изучении памятника древнерусской литературы». А в глубокой и честной рецензии известного филолога, академика РАН М. Л. Гаспарова отразились, кажется, не только исключительные достоинства труда, но сама душа никому не ведомого исследователя: «На дерзкую оригинальность автор подчеркнуто не притязает: по каждому сомнительному месту он, прежде всего, приводит со щепетильной полнотой многочисленные, уже существующие варианты его толкований и переводов и лишь затем делает аргументированный выбор, часто – с существенными коррективами. Новые чтения и толкования здесь есть, и в немалом количестве, но поданы они так скромно, что кажутся немногочисленными. Трезвость и здравый смысл – главные критерии автора. Работа никогда не обещает больше, чем она дает. Зато очень часто она дает больше, чем обещает.

7

Подлипчуковский перевод «Слова» с учёными комментариями был опубликован в 2004 г. в издательстве «Академкнига» Виктором Подлипчуком – сыном Юрия Викторовича, которому он и посвятил «с надеждой на понимание» свою поэму.

8

Так в просторечии у нас принято именовать ЕАО – Еврейскую автономную область

9

Отдел народного образования