Беллетрист

– Что ты, Виктор, кипятишься. Есть фонд заработной платы. Перерасход его нежелателен, – спокойно объяснил между делом Плотников.

– Так оно! – согласился Лаптев. – Прошлый месяц у меня совсем не было сварки, все резак. А за резак в час идет рубль. У меня вышло двести пятнадцать рублей. В этом месяце у меня было много сварки, и зарплаты – нет!

– Боятся лишнюю десятку накинуть! – сплюнул Клюев. – Как будто из своего кармана. А, что там говорить! Конечно, рабочему деньги не нужны. Зачем они ему? Много будет зарабатывать – обленится.

Лаптев полцеха обегал, рассказал о своей низкой зарплате. На питание уходила сотня в месяц, за садик тридцать (у Виктора были мальчик и девочка), за квартиру семнадцать рублей. Чтобы купить что-нибудь сверх этого, надо копить или одалживать; брать кредит…

Клавдия тоже недосчиталась 30 рублей. Недоволен был и Садовский.

Лысенко под руку повела Боброва в конторку мастеров получать премию из фонда мастера; в слесарное отделение даже не заглянула.

10

В ноябре у профактива было много работы: надо принять индивидуальные соцобязательства, сменные, цеховые; подвести итоги соцсоревнования, и все это – в сжатые сроки. Собрание следовало за собранием, заседание за заседанием. Вчера были приняты индивидуальные соцобязательства. Ничего нового: бороться за звание ударника комтруда, принимать активное участие в жизни цеха, работать без брака и аварий, сдать в фонд мира три рубля, отработать безвозмездно на благоустройстве города и завода шестнадцать часов. Только норма выработки была у каждого своя, а в остальном – как под копирку. После индивидуальных соцобязательств на очереди сменные. Потом защита их на цехкоме.

Сегодня на повестке дня прием цеховых соцобязательств. Председатель цехкома стояла у стола и который раз пересчитывала людей, беззвучно шевеля губами.

– Ну все, можно начинать! – С видом большого начальника встал Сапегин за трибуну.

Никто из присутствующих шутку Владимира не оценил.

– Ну что он там? – ворчал Садовский. – Рабочий – опаздывает, начальник – задерживается. Начальству все можно.

Лаптев с Бушмакиным гоняли шары на бильярде.

– Мазила! Ты толстым концом бей по шару! – сыпались в их адрес замечания.

– Идет, – объявил Плотников, стоящий у дверей.

Начальник цеха молча прошел к столу, сел на свое место, у окна.

– Товарищи, на профсоюзном учете у нас состоит сорок три человека. На собрании присутствует тридцать девять. Трое в отпуске, один – на больничном. Какие будут предложения по открытию собрания? – заученно выпалила Николаева.

– Открыть собрание, – внес предложение Бобров.

– Для ведения собрания надо выбрать председателя и секретаря. Какие будут предложения?

– Ефимова. Костареву.

– Я не буду!

Костареву никто и слушать не стал.

– Кто за предложение Сиверцева, прошу поднять руку. Единогласно.

– Так… – Ефимов откашлялся. – На повестке дня у нас один вопрос – принятие цеховых соцобязательств. Кто за данную повестку, прошу проголосовать. Единогласно. Слово предоставляется председателю цехового комитета Николаевой Татьяне Ильиничне.

Татьяна вышла к столу, встала за трибуну, развернула свернутые в трубочку соцобязательства, разгладила их рукой и принялась читать:

– Стремясь достойно встретить предстоящий съезд партии, создать основу для устойчивой работы на втором году пятилетки, коллектив цеха принимает следующие обязательства: довести норму выработки до ста двадцати процентов, выполнять заказы качественно и в срок. Сдать в Фонд Мира сто двадцать девять рублей. Подать три рацпредложения на улучшение организации труда с экономическим эффектом три тысячи рублей. Работать без брака и аварий. Обучить профессии токаря три человека. Отработать на благоустройстве города по шестнадцать часов. Сдать нормы ГТО. Оказать помощь детскому дому, сделать ограду.

– Какую ограду? – не понял Ермаков. – Когда делать? В рабочее время шефская помощь не оказывается.

– Товарищи, вот что я вам скажу, – встал начальник цеха. – Ограду будем делать в рабочее время. Я думаю, большой беды не будет, если мы в нарядах закроем ее какой-нибудь работой. Не для себя же мы ее делаем. Никакой корысти в этом нет. В личное время с оградой нам не справиться.

– Сдать нормы ГТО – это что за пункт? Все сдать нормы ГТО не смогут. Сдадут нормы ГТО единицы! – Шумным было выступление Боброва.

– Неправильно сформулировано. Надо так: принять участие в сдаче норм ГТО, – успокоил Боброва Вершинин. – А сдадут нормы ГТО, конечно, единицы.

– Товарищи, – взял слово начальник цеха. – У меня будет к вам одна просьба. Подавайте рацпредложения. Технически – передовая мысль у нас в цехе молчит. За два года у нас было подано всего одно рацпредложение. Ефимовым. Товарищи, все вы хорошо знаете свою работу, грамотные, со средним образованием, в цехе не один год. Нужно всего лишь немного пошевелить мозгами. Если мы не будем работать головой, у нас все мозговые извилины выправятся. Все вы люди грамотные, со средним образованием. Подавайте рацпредложения, оформляйте. И в материальном отношении вы выиграете, и в моральном получите удовлетворение. А то даже как-то неудобно. Как будто мы ничего не можем, слабоумные. Когда я работал слесарем, творческая мысль у нас была на высоте. Сбросьте с себя лень. Поработайте немного головой, докажите, что вы не хуже других.

Чебыкин хотел было сказать, что с внедрением рацпредложений плохо, на внедрение уходят годы, но передумал. Все равно ничего изменить было нельзя: не в компетенции начальника цеха это было.

– Товарищи, у кого какие будут предложения, замечания по цеховым соцобязательствам? Кто хочет выступить? Пожалуйста, – охотно предоставил Ефимов слово старшему мастеру.

Ермаков вышел к столу.

– Товарищи, мое выступление будет несколько отвлеченным, может, и не по теме, но я скажу. Товарищи, кто помнит, о чем мы с вами говорили на прошлом собрании, что решали? Трудно вспомнить? А на хороших собраниях как делается? Перед началом собрания председатель собрания или председатель цехового комитета отчитывается за предыдущее собрание. Например, решили мы наладить питьевой режим в цехе. На следующем собрании председатель должен нас проинформировать, что сделано в этом вопросе, если не делается, то почему. Вот тогда люди будут знать, что все, о чем говорится на собрании – не пустая болтовня. Люди будут верить в собрание. А то у нас как делается: поговорили, поговорили и разошлись. Слова у нас зачастую расходятся с делом. Большую часть жизни мы с вами проводим на работе. Цех – наш второй дом, и мы должны быть в нем хозяевами.

– Кто еще желает выступить?

Садовский только хотел взять слово, заострить внимание на плохой работе инструментальщиков: нет метчиков, сверла не заправлены, но Ефимов помешал:

– Желающих выступить нет. Тогда переходим к голосованию. Будем голосовать за каждый пункт соцобязательств в отдельности или за все сразу?

– За все сразу!

Часть вторая

1

Завод с Нового года переходил на хозрасчет, самофинансирование. Освобождается часть обслуживающего персонала – рабочих, чьи места будут признаны неэффективными; повышаются тарифные ставки. Станет больше порядка. Все будет зависеть от конечного результата. Есть продукция, есть план – значит, есть и зарплата. По «Закону о госпредприятии» заводу устанавливается госзаказ не больше восьмидесяти процентов от плана, остальная же часть продукции остается за предприятием.

В цехе прошло несколько лекций на тему «Хозрасчет, самофинансирование – новая экономическая политика партии». Лекции читали главный экономист завода Потапов, начальник отдела труда и заработной платы Сафронов, а также Соболев, кандидат технических наук из общества «Знание». Они много говорили о прогрессивности новой экономической политики партии, об открывающихся широких возможностях перед рабочим человеком, который должен стать хозяином на производстве. Сколько человек заработает, столько и получит. Все будет измеряться конечным результатом. Каков будет конечный результат, сколько будет произведено щебня, такой будет и зарплата. Подводя итог своему выступлению, Соболев заметил:

– Плохо мы с вами, товарищи, работаем. Очень плохо. Лишь бы сделать, лишь бы с рук сошло, тяп-ляп. Конечно, с введением госприемки на предприятиях значительно повысится качество продукции. Но где же наша личная сознательность? Рабочая честь. Куда девались мастера? Россия издавна славилась мастеровыми, ремесленниками. Обленились мы, братцы! Надо побыстрей работать. Хотя бы: тяп-ляп, тяп-ляп, тяп-ляп! И то будет плюс, повысится производительность труда.

Татьяна Николаева работала в цехе последний день, переводилась в ОКС кладовщиком, там платили больше.

– Вышла наша пава, – смеялся все Клюев над Татьяной. – Насиделась на складе, аж шатает бедную. Работник сраный.

– Товарищи, надо работать лучше, изыскивать средства для повышения тарифных ставок, – напоминал Чебыкин каждый раз на разнарядке. – Я заметил, вы много стали перекуривать. Рано заканчиваем работу. Не экономим рабочее время. Ведь от нас же самих зависит, как мы будем жить, какой будет зарплата.

– От служащих и ИТР тоже много зависит, – заметил Бобров. – Чертежи выполняются безграмотно.

– Конечно, Олег, бывают ошибки. И в конструкторском бюро следует навести порядок, но это не нам решать. Есть люди повыше нас рангом, – объяснял Леонид Иванович.

– На прошлой неделе я вал точил на дробилку – оказалось, размер не тот, – не удержался от замечания Бушмакин. – Пришлось наплавлять, потом опять ставить на станок. Лишняя работа.

– Новиков, механик, ошибся.

– Новиков! Иванов! И долго они будут ошибаться?! Наказывать за это надо. Или Новикову можно? Привыкли все на рабочий класс сваливать.

– Олег, не кричи, пожалуйста, – делал замечание Чебыкин.

– Никто не кричит. Голос у меня такой.

– Ладно. Пойдем работать. Будет собрание, вот и ставьте этот вопрос на собрание, а то на собрании отмалчиваетесь.

Бобров был человек принципиальный, с характером. Как-то летом Копылова по итогов соцсоревнования была выдвинута цехкомом на звание «Лучший по профессии». А в завкоме ее кандидатуру отклонил главный механик: якобы, профессия инструментальщика – неосновная. Олег был не согласен:

– Ее коллектив выдвинул! – доказывал Олег. – А коллективу лучше знать, кто достоин, а кто не достоин быть «Лучшим по профессии». Вы решили, значит, по-своему, как вам удобней, на мнение коллектива вам наплевать.

Главному механику в свое оправдание и сказать было нечего.

Большинство в цехе было против внедрения новой системы оплаты труда по конечному результату с применением КТУ (коэффициент трудового участия). Люди боялись потерять в зарплате. Было решено провести собрание, пригласить начальника отдела труда и заработной платы Сафронова, чтобы он разъяснил, что дает человеку новая система оплаты труда и ее преимущества перед сдельщиной.

Бобров открыл собрание. Это было уже пятое его собрание в качестве председателя цехового комитета после ухода Николаевой в ОКС. Председателем собрания был выбран Сапегин, секретарем – Клавдия. Так уж повелось, что в большинстве случаев председательствовал сильный пол.

– Товарищи, на повестке дня у нас переход на новую систему оплаты труда, – повел собрание Сапегин. – Кто за данную повестку дня, прошу поднять руку. Единогласно. Слово предоставляется начальнику отдела труда и заработной платы товарищу Сафронову Петру Николаевичу.

– Знаем такого! – живо откликнулся Гришка Пустеев. – Ходил я к нему разбираться с расценкой на муфту. Обещал разобраться. Год уж разбирается. Забыл, как работал слесарем. В начальники выбился, так загордился.

– Товарищи, все будет зависеть от конечного результата, как мы с вами будем работать, сколько выпустим щебня, – говорил Сафронов тихо, откашливаясь. – Дробилка уже перешла на новую систему оплаты труда с применением коэффициента трудового участия. Чтобы вам лучше было понять, что такое хозрасчет, я на примере покажу, как будет производиться расчет предприятия с государством, и что мы будем иметь в случае стабильной работы.

Сафронов взял со стола мел и на черной школьной доске, специально для этого случая приготовленной, стал объяснять, что к чему – НЧП, чистая продукция, фонд материального поощрения, фонд заработной платы, фонд социального развития, выплаты министерству…

Суть объяснения Сафронова сводилась к тому, что цеха будут работать на чистую продукцию, на конечный результат. Есть продукция – есть план, значит, будет премия, будут квартальные, иначе – приработок. Нет плана – нет зарплаты, голый тариф. Все просто.

– Петр Николаевич, но у нас нет плана. Мы не выпускаем щебень, – хотел бы Бобров знать больше о новой системе оплаты труда. – Мы занимаемся ремонтом оборудования. Цех у нас вспомогательный. Когда идет ремонт, у нас много заказов; ремонта нет – текущие работы. Мы не зависим от конечного результата. Если завод план не выполнит, значит, заработка у нас не будет? Но мы ж не виноваты, что завод не выполнил план. Мы со своей работой справились. Почему мы должны страдать?

– Товарищи, зачем отделять? – отвечал Петр Николаевич. – Все мы работаем на конечный результат. От вас тоже много зависит. Если кто-нибудь из вас в работе допустит брак, значит, ремонт оборудования будет некачественным, значит, предприятие будет лихорадить. И не надо говорить, что нас это не касается: есть план или нет его. Нехорошо это. На ваш цех будет выделен фонд зарплаты, скажем, пятнадцать тысяч. На эти пятнадцать тысяч вы должны будете произвести продукцию.

– Фонд у нас будет постоянный? – спросил Ефимов.

– Через год он может быть увеличен в зависимости от того, как будете работать. Я еще раз повторяю: все будет зависеть от вашей работы. При стабильной работе предприятия заработок у вас повысится на двадцать-тридцать процентов. Это я вам гарантирую.

– Держи карман шире, – засомневался Пустеев.

Сафронов сделал вид, что не расслышал, пропустил замечание токаря мимо ушей.

– Петр Николаевич, а в случае невыполнения заводом плана какая у нас будет зарплата? – не унимался Бобров.

– Тариф.

– И сколько это? – хотел бы знать Лаптев.

– Смотря какой у вас разряд. На днях все вы будете под роспись ознакомлены с новыми тарифами. Они будут выше настоящих. Так что причин волноваться нет. Я точно не помню, но, кажется, у токаря четвертого разряда тариф повысится на двадцать пять копеек; у токаря пятого разряда – на тридцать.

– Как много! – иронизировал Пустеев.

– А если не через год, а раньше мы станем лучше работать, – не унимался Бобров, – повысится производительность труда… Фонд зарплаты у нас увеличится?

– Я же вам говорю, товарищи, все будет зависеть от вас. Есть в цехе лишние люди – сокращайте, это ваше право. Работайте меньшим числом, если у вас есть желание заработать. Но надо работать!

– Мы работаем, – давал Олег понять Сафронову, что никто в цехе и не собирается получать деньги за просто так, не работая.

– Пора закругляться, – подал голос Садовский. – Все равно будем работать по новой системе оплаты труда, нравится нам или не нравится. Все уже решено без нас.

– Товарищи, – встал начальник цеха. – Я думаю, нам нечего бояться. Работать мы умеем, коллектив у нас работящий. И новая оплата труда более прогрессивна. Дорожники второй год уже работают с КТУ, и заработок у них меньше не стал. Завод переходит на хозрасчет, зачем нам отделяться? Что мы – отдельное государство, не советские люди?

– А зачем хозрасчет, если он нам не подходит? – не отступал Бобров.

– Ну почему не подходит? – начинал сердиться Валентин Петрович. – Всем подходит, а нам, значит, не подходит, мы люди особенные, из другого теста слеплены?!

– У нас вспомогательный цех! У нас нет плана. Мы ремонтники. Почему мы должны отвечать за какую-то там дробилку?..

– Если завод не выпустит продукции, не реализует ее, банк просто не даст нам денег, – устал Сафронов отвечать.

– Кто еще хочет выступить? – встал Сапегин. – У кого какие будут предложения?

Ельцов тянул руку.

– Пожалуйста.

– Я думаю, нам нечего бояться. Правильно говорит Валентин Петрович. Я за хозрасчет! Поработаем – увидим.

– Еще какие будут предложения? Давайте, товарищи, активней. Больше предложений нет? Тогда голосуем. Кто за предложение Ельцова Сергея Константиновича, прошу поднять руку.

– Раз, два, три… двадцать пять, двадцать шесть… Большинство.

2

– Здорово, да?! Давно надо было. Надоела эта сдельщина! – откровенничал Сапунов. – Как ты, Алексей, думаешь, лучше будет?

– Не знаю, – пожал плечами Плотников.

– Хочешь – работай; хочешь – не работай… – Дмитрий отлично понимал, что работать надо, иначе откуда ж взяться зарплате, если не будет произведена продукция.

Во вторник всем был выведен средний КТУ из расчета последних шести месяцев работы по нарядной системе. У всех он оказался разным. По новой системе оплаты труда не надо было записывать свою работу в тетрадь, писать наряды, как при сдельщине, все было проще: были баллы. За совмещение профессий – столько-то баллов, за добросовестное отношение к своим обязанностям, помощь товарищу – столько-то… За брак, нарушение трудовой дисциплины КТУ снижался. Устанавливал КТУ совет смены. Было проведено собрание, в совет смены вошли Лаптев, Бобров и новенькая, Мария Хмелева. Чебыкин предложил ее кандидатуру в совет смены – хоть одна женщина у нас будет.

– Вот, пожалуйста, посмотрите, я предварительно выставил КТУ, кто как работал, – Чебыкин протянул Боброву список. – Решайте, кто с чем не согласен.

– Это что за ерунда? – не верил Олег глазам своим. – Почему у меня КТУ меньше, чем у Бушмакина? У меня квалификация выше.

– Потому что Бушмакин лучше работает.

– Как это лучше?!

– Я выставляю КТУ за работу, за конечный результат. Понимаешь? Ты, Олег, можешь лучше работать, если захочешь.

– У Ефимова, у Владислава, самый высокий КТУ, – внимательно изучал список Бобров. – И как же надо мне работать, чтобы иметь такой же КТУ?

– Надо, Олег, повышать производительность, применять оснастку, использовать передовые методы труда. Если я Владиславу выставлю такой же КТУ, как тебе, он попросту не захочет у нас работать. Работа у него тяжелая, горячая, с металлом. Да и средний КТУ у него выше. Вот как ты, Виктор, считаешь? – обратился Чебыкин к Лаптеву.

– У Олега разряд выше, чем у Бушмакина, значит, и заработок должен быть больше. Для чего тогда разряд?

– А ты, Мария, как считаешь?

– Видите ли, Леонид Иванович, мы еще только начинаем работать по новой системе оплаты труда. Все для нас ново. Нужно время, чтобы все осмыслить, сориентироваться.

– Конечно, нужно время, – согласился Чебыкин. – Я смотрю, как человек работает, выставляю КТУ непосредственно за работу, а не за разряд. Я с удовольствием поставил бы Сапунову выше КТУ. Он работник грамотный, но безынициативный. Плотников работает хуже Дмитрия – у него и КТУ меньше.

– У Плотникова все «разное», – смеялся Лаптев.

При сдельной оплате труда все хозяйственные мелкие работы Плотников записывал в тетрадь как «разное». Полмесяца у него было все – «разное».

– У Антона КТУ зашкаливает, – не согласен был Бобров с оценкой труда Ефимова.

– Олег, Антон работает быстро, но вот с качеством у него неважно. Я его предупредил, что буду снижать КТУ. Он даже к директору хотел записаться на прием.

– Надо, чтобы все работали, а не шатались по цеху без дела. Я не собираюсь за кого-то гнуть спину, – предупреждал Бобров.

– Правильно, все должны работать. Лодырей не должно быть. К тому идем. Иначе зачем перестройка? – пожал плечами Чебыкин.

– …быстрее все в красный уголок! Быстрее! Быстрее! – Вбежала в конторку мастеров Зойка.

Объявления о собрании не было. Что за собрание, никто не знал. Появление в цехе предзавкома Тамары Тарасовны Зиновьевой говорило о многом – неспроста… Тамара Тарасовна вместе со всеми прошла в красный уголок. Это была женщина энергичная, несмотря на предпенсионный возраст. Невысокого роста, глаза-бусинки. Она уже десять лет председательствовала в завкоме, всех кадровиков на заводе знала пофамильно, с каждым имела дело, общалась.

Для ведения собрания были выбраны председатель, секретарь – Вершинин, Лысенко – «неразлучная пара»: они почти всегда вместе вели собрание.

– Товарищи… – выждала Тамара Тарасовна, когда наговорятся Пустеев с Крутовым, – товарищи, не было у нас еще на заводе в практике, чтобы коллектив выбирал себе руководителя. В застойные времена об этом и думать было нечего. Сегодня коллективу предоставлены широкие права, за вами решающее слово. Перестройка набирает силу, идет революция в мышлении людей… Нелегко научить людей думать самостоятельно, отвечать за свои поступки. Намного легче быть просто исполнителем. Ответственности меньше. Но учиться надо! Мы не предлагаем вам кандидатуры на должность начальника цеха, не навязываем своего мнения. Вы сами должны решить, кто возглавит ваш коллектив. Коллектив у вас небольшой, сплоченный, работоспособный. Многие из вас имеют среднетехническое образование. Так что выбор есть, – говорила Зиновьева, точно читала. – Через пять лет перевыборы. В случае, если же начальник не оправдает вашего доверия, вы вправе его переизбрать. Решайте, товарищи! Кому доверяете – того и выбирайте. Смелее!

С усталой улыбкой Зиновьева оставила трибуну.

– У кого какие будут предложения? Может, кто хочет выступить? – басил Вершинин.

– Оставить Валентина Петровича на должности начальника цеха, – предложила Клавдия.

– У меня будет вопрос к начальнику цеха, – поднял руку Бобров. – Валентин Петрович, что делается для улучшения условий труда в цехе? С вентиляцией надо что-то решать. В цехе большая загазованность.

– Пожалуйста, Валентин Петрович, – предоставлял Вершинин слово начальнику цеха.

– Ну что, товарищи, я могу сказать по поводу улучшения условий труда. Все сами видите: выложили чугунными плитами пол в слесарном отделении, оборудована комната приема пищи… Насчет вентиляции – ждем чертежи из Ульяновска. Наше конструкторское бюро отказалось нам помочь. На следующий год запланировано построить склад, сделать бункер для кокса в кузницу. Думаю, мы это осилим.

– Нажал кнопку – и кокс в кузнице, – шутил Владислав.

– Придет время, и кнопки будем нажимать, – вполне такое допускал Валентин Петрович. – Всему свое время.

– Валентин Петрович, сауну надо построить, – предложил Лаптев.

– Для строительства сауны нужны средства. А где их взять?

– Товарищи, еще какие будут вопросы, предложения? Смелее! – по-дирижерски взмахнула руками Зиновьева. – Решается ваша судьба.

– Поступило же предложение, – Сапегин тоже ничего не имел против кандидатуры начальника цеха.

– Больше предложений нет? Тогда голосуем. Кто за то, чтобы Валентин Петрович остался на должности начальника цеха, прошу поднять руку. Единогласно.

Труднее было с выборами заместителя начальника цеха: было несколько кандидатур – Ельцов, Чебыкин, Ефимов. Все со среднетехническим образованием. Клавдия предложила еще Стрельцова, электрика, у него тоже было среднетехническое образование. Но кандидатура Стрельцова сразу отпала – человек он был безынициативный, на руководящую должность не годился.

– Товарищи, у меня самоотвод, – поднял руку Леонид Иванович.

– Нет. Подождите. – Тамара Тарасовна самым решительным образом была против самоотвода. – Коллектив вас выдвинул, значит, коллектив вам доверяет. Леонид Иванович, в цехе вы работаете давно. Производство знаете, ваша смена неоднократно выходила победителем в заводских соревнованиях. Будем голосовать, товарищи.

Чебыкин набрал наибольшее число голосов.

– Товарищи, – встал Леонид Иванович, с трудом сдерживая слезы, – я вам благодарен за поддержку. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы оправдать ваше доверие. Спасибо.

«Кем я был раньше, – думал Леонид Иванович после собрания. – Да никем. Оболтус, каких много. Теперь вот заместитель начальника цеха. В жизни всякое бывает. Может, я в чем-то бываю не прав, но я стараюсь, чтобы все было по справедливости. Жизнь надо прожить честно. Это долг каждого человека, гражданина».

3

Теперь, чтобы устроиться на работу, по новым правилам надо было заручиться доверием коллектива. Если никто не против, можно подавать заявление в отдел кадров.

– Зачем устраивать весь этот спектакль? – выходил из себя Бушмакин. – Все равно мы возьмем его на работу. Генка рассчитывается. Без крановщика нам никак нельзя.

– А может, он нам не понравится? – иначе думала Клавдия. – Может, он пьяница? Зачем он нам такой нужен? У нас своих пьяниц хватает.

– …не понравится… Что тебе с ним, целоваться? – грубил Бушмакин. – Пьяница – тоже человек.

– Ты, что ли, будешь за него работать, когда он запьет?