Путь

Император, который приказал построить храм и выделил на него средства, наверняка мечтал увековечить этой постройкой свое имя. Сейчас его имя можно встретить в музеях и на страницах исторических книг, но разве этого добивался великий император? Думаю, если бы он узнал, каким образом его имя останется увековеченным в истории, он был бы разочарован.

Да, в те времена, когда империя была в расцвете и когда храм был только построен, слава о нем и об императоре, его построившем, гремела по многим странам. Сейчас же имя императора ничего не значит, его детище превратилось в музей под открытым небом, а все могущество и богатство империи превратилось в прах. Уже давным давно нет того народа, который населял ту империю, нет самой империи, нет той культуры и нет того языка, на котором люди тогда говорили. На их основе возникло другое государство, другая культура, другой народ и другой язык, но разве этого добивался народ той великой империи? Думаю, если бы они узнали, что с великой империей станет, они были бы разочарованы.

Таков естественный ход истории – старое разрушается, на его обломках строится новое. Без изменений ход истории невозможен, и все, что мы когда-либо построим, будет разрушено, и на месте разрушенного, возникнет новое, незнакомое и чуждое для нас. А мы канем в историю. Канем в историю, как это сделал великий император, его народ, его империя и его великий храм.

Это неизбежный ход истории, безжалостный и беспощадный. Все, что каждый из нас когда-либо сделает, исчезнет и забудется. Неважно, кто ты – сапожник или миллиардер, рано или поздно ты исчезнешь с лица земли, и все, что ты когда-либо сделал, исчезнет вместе с тобой.

Деньги, заработанные миллиардером, мало того, что никак не помогут ему после смерти, растворятся. Он может передать их детям, а те – своим детям, те – опять своим детям. И за сотню лет, а то и меньше, миллиарды богача будут поделены на столько маленьких кусочков для каждого из его потомков, что кусочки эти в конце концов станут ничтожными.

Да, при жизни у богача будет имя, у него будет социальный статус, в отличие от того же сапожника, но разве это так уж важно? Отсутствие высокого социального статуса не сделает сапожника несчастным (если он счастлив, конечно), а богача – счастливым, или наоборот. По большому счету, если выкинуть социальный статус из жизни конкретного человека, то жизнь его от этого ничего не потеряет. Так стоит ли социальный статус того, чтобы на него тратить свою жизнь? В конце концов, социальный статус богача уйдет из жизни вместе с ним, как и его имя, как и его богатство.

Если же он делает то, что делает, не для себя, а для истории, то и здесь его ждут плохие новости – через сотню лет ничего из того, что богач сделал, не будет иметь значения. Будет иметь значение через сотню лет? Ладно, через сотню будет, но через тысячу – нет. Если будет через тысячу, то через десять тысяч лет уже точно не будет. Так можно дойти хоть до миллиона лет, но рано или поздно, все, что любой из существующих ныне людей когда-либо сделал, будет забыто. Жить ради того, чтобы оставить свое имя в истории – тщетно.

И что, перестать жить, перестать создавать, прекратить реализовывать себя? – Возмутитесь вы.

Нет, конечно, просто нужно выбирать правильные приоритеты. Природой в нас заложено стремление к самореализации, к созданию и творчеству. Внутренняя потребность в самореализации сама по себе является достаточной причиной для того, чтобы создавать, творить и даже просто работать. Но делать это ради денег, славы или социального статуса, тщетно, и если именно эти приоритеты ставить на первое место, то самореализации как таковой не выйдет. У тебя будет слава, деньги и статус, но счастья это тебе не принесет. Счастье важнее материального благополучия.

Нет ничего плохого в деньгах, они делают нашу жизнь проще, но если ты свою жизнь построишь вокруг них, то это не принесет тебе счастья. Так стоят ли деньги того, чтобы променять на них счастье?

Я обошел храм множество раз и все никак не мог на него насмотреться. После часа таких прогулок я решил глянуть на святилище в последний раз, а затем, не оглядываясь, уйти. Остановившись, я поднял голову и внимательно посмотрел на величественное здание, пытаясь запомнить его как можно детальнее. Потом отвернулся, отправился к выходу, но остановился опять – мысленная “фотография” получилась не достаточно четкой. Посмотрел на храм еще раз, вновь пытаясь запечатлеть его навечно в своей памяти, и снова неудачно – очередная попытка выйти за ворота и не повернуть голову не удалась. Я даже не заметил, как опять повернулся лицом к величественному памятнику тщетности стремления к славе и продолжил любовался им.

Уходить было жалко, но рано или поздно необходимо было это сделать.

В конце концов, я все-таки собрался с духом и вышел за ворота.

За воротами, вокруг храмового комплекса, когда-то был вырыт защитный ров с водой, сейчас он был пуст, но мост через него сохранился. По сторонам моста располагались искусные поручни в виде длинных змей. Я прошел до конца моста, придерживаясь за одну из змей, а в конце пути погладил ее по голове – мало ли, вдруг божественные змеи, которых олицетворяли поручни, действительно существовали и обладали какой-нибудь таинственной силой, стоило оставаться с такими неизведанными могущественными существами в хороших отношениях.

У входа на мост стояло множество людей – любоваться храмом приехала многочисленная туристическая группа. Перед ними бегали местные женщины-торговки, пытаясь всучить туристам сувениры по завышенным ценам. Женщин было много, они набросились на иностранцев едва те вышли из автобуса, и туристы выглядели опешившими от такого напора.

Торговки, молящим взором глядя на потенциальных покупателей, подходили то к одному, то к другому и демонстрировали свои товары. Когда кто-то соглашался купить сувенир, начинался торг – цены были очень высокими и даже после умелого и долгого торга конечная цена оставалась завышенной в несколько раз.

Как только покупатель вынимал деньги и расплачивался за покупку, к нему тотчас же подбегали остальные торговки, обступая его вокруг и не давая пройти – купил одну безделушку, значит, купит и другую.

Кое-как отбиваясь от торговок, туристы рано или поздно проходили мимо них на мост и шли любоваться храмом, с карманами, полными от купленных ненужных им вещей. Женщины же, довольно пересчитывая заработанные деньги, отходили в сторонку, где у них находилась нехитрая штаб-квартира – пластиковые стулья, расставленные на земле, на которых они сидели, отдыхали и веселились в ожидании очередного автобуса.

Одна из женщин заметила меня и решила, что мне нужно что-то купить. Она закричала: “Вода!” и назвала цену, по которой готова была ее продать. Цена была настолько высокой, что я даже поперхнулся от неожиданности. Я указал ей на свой рюкзак, в открытых карманах с каждого бока которого лежало по большой бутылке воды. Женщина рассмеялась и показала большой палец, мол, правильно сделал, что запасся заранее.

Я отошел от торговок к ветхому забору, к которому был прикреплен мой велосипед, и с облегчением обнаружил, что с ним ничего не случилось – стоял на том же месте, где я его оставил.

После нескольких часов прогулок по огромному храму меня охватила усталость из-за недавней болезни, но по плану мне надо было объехать еще множество мест, чтобы успеть увидеть все за три дня.

Я колесил по округе, восхищаясь прекрасными древними строениями, сил становилось все меньше, и мне все сложнее было продолжать. Постепенно усталость обволакивала мое тело и мое сознание, и я начал видеть все как в тумане.

К концу третьего дня сил не осталось совсем, и я даже решил закончить пораньше – несколько храмов я так и не посмотрел.

Через силу крутя педали, я думал о том, как все же бессмысленна жизнь, если ее воспринимать так, как ее воспринимает современный человек: ты должен много зарабатывать, чтобы оставить много денег своим детям, а они – тоже заработать денег и оставить их своим детям, и так до бесконечности; ты должен оставить след в истории, который рано или поздно растворится во времени; ты должен гордиться и следовать своим ценностям и культуре, которые рано или поздно исчезнут с лица земли.

Даже то вечное, что дано нам природой, такое как продолжение рода, например, воспринимается через призму современных условностей: ты должен дать ребенку хорошее образование (а ведь образование стоит денег), поддерживать уровень материального комфорта, держать ребенка в уюте (что опять же касается исключительно материальной стороны комфорта и уюта) и научить его самого зарабатывать деньги. Воспитание в семье обязательно включает в себя насаждение любви к деньгам, ведь вокруг них крутится вся жизнь их родителей.

Все, что существует в материальном мире (“то, что можно купить за деньги”), все, что мы создаем, творим и придумываем, в итоге исчезает и теряет смысл. Так же, как потеряли свой первоначальный смысл величественные постройки, мимо которых я ехал на велосипеде, уставший и изможденный. Огромные храмы, построенные древним могущественным народом, стали музеем под открытым небом – совсем не тот результат, которого великий народ ожидал.

Точно так же и все, что сделаем мы, потеряет свое величие и мистический смысл, который мы в это вкладываем, и останется в лучшем случае развлечением для будущих поколений, а затем, рано или поздно, исчезнет насовсем. Так стоит ли тратить на это свою жизнь?

Глядя в окно и вспоминая свою прошлую поездку в древнюю столицу, я и не заметил, как автобус добрался до конечной станции. Это была большая остановка, почти автовокзал, на краю города. Мне же нужно было в центр – час ходьбы. Был уже почти вечер, солнце скоро начнет садиться, и мне по большому счету нужно было поспешить, на всякий случай – задерживаться не хотелось. Я вышел из автобуса и зашел в зал ожидания в здании рядом. Поставил рюкзаки на сиденья, сел рядом сам и начал прикидывать маршрут до нужного мне гестхауса на навигаторе в телефоне.

Передо мной сидела женщина с двумя маленькими детьми, девочкой и мальчиком. Женщина разговаривала по телефону, а дети маялись, пытаясь найти хоть какое-нибудь занятие. То и дело они пытались привлечь внимание матери – то приобнимут ее, то начнут что-то рассказывать. Мама же отрываться от телефона не хотела – разговор был по-видимому очень интересным. Да и ее можно было легко понять – жизнь с маленькими детьми веселая, не соскучишься, но и от такой жизни устаешь и хочется немного развеяться, хоть минутку позаниматься своими личными делами.

Дети все никак не могли привлечь внимание мамы и в конце концов смирились с этим. Они не прекращая ерзали на стульях, и вдруг один из них, мальчуган, заметил меня. Он решил, что раз более интересного занятия найти не получается, то можно хотя бы подурачиться со мной.

Мальчик посмотрел на меня внимательно, с полной серьезностью, не свойственной детям. Затем резко спрятался за спинкой стула – он в домике! После чего опять выглянул из-за спинки – вышел из домика! Я посмотрел на него удивленно, как будто поверил, что он сначала исчез, а потом вдруг возник из ниоткуда. Мальчик залился веселым ребяческим смехом. Нашу игру увидела его сестра – и тотчас к ней присоединилась, заняться ей все равно было нечем.

Так мы и играли минут пятнадцать. Дети то прятались за спинки стульев, то высовывались из-за них, я делал удивленный вид, а они смеялись. Мне было приятно слышать беззаботный детский смех, и я наслаждался нашей незамысловатой игрой.

Мне нужно было идти в центр города, путь был неблизкий, но это могло подождать.

В какой-то момент дети настолько вовлеклись в игру, что начали терять над собой контроль – смеялись они настолько громко, что даже их мама отвлеклась от разговора. Она посмотрела в сторону детей, убедилась, что кричат они от смеха, с ними ничего не случилось, и вернулась к обсуждению чего-то очень важного со своей подругой.

Я решил, что игру пора заканчивать. Подмигнул детишкам – они подмигнули мне в ответ, затем надел рюкзаки и пошел в сторону гестхауса. Идти надо было по дороге из крупного щебня – ступать было неудобно, ноги то и дело соскальзывали с крупных камней.

Город был довольно развитым по местным меркам, как оказалось, с моего прошлого приезда здесь даже построили несколько небольших торговых центров и открыли пару сетевых супермаркетов. Но дороги были асфальтированы не везде, до них экономический прогресс еще не добрался.

Дорога из щебня вела до самого центра, по неудобным камням мне пришлось идти довольно долго. В центре стало попроще – на набережной вдоль реки, на берегах которой и был когда-то построен город, даже лежал бордюр. Я шел мимо аккуратных магазинчиков и современных зданий на противоположной стороне дороги и удивлялся тому, что по крайней мере центр города с моего прошлого визита сильно изменился и похорошел.

Гестхаус мой находился немного в стороне от реки, и мне нужно было свернуть на одну из боковых улочек. Я дошел до нужной улочки и свернул на дорогу из песка, причем не утрамбованного. Лоск центральной части города сменился пылью боковой улицы. Я попытался сжать губы как можно сильнее – чтобы песок не забился в рот, и пошел в сторону гестхауса.

Гестхаус, в котором я собирался остановиться, ничуть не изменился за годы моего отсутствия, и это была хорошая новость – место было очень уютным. Внизу, во дворе, находилось открытое здание с большой соломенной крышей. На полу здания, в вечной полутьме, стояли ряды шезлонгов, очень удобных, перед ними – столы. Это был ресторанчик при гестхаусе, а заодно и место отдыха для постояльцев. Здесь постоянно очень громко играла музыка, местная, но она не мешала, а наоборот создавала расслабленную атмосферу.

Я снял одну из комнат и поднялся оставить в ней свой большой рюкзак. Комната была светлая и прохладная, даже несмотря на отсутствие кондиционера, который обычно незаменим при жаре.

Оставив рюкзак в комнате, я спустился вниз, решив немного понежиться на шезлонге в ресторанчике. Нужно было решить, чем я буду заниматься в городе, но собраться с мыслями было тяжело – сознание отключилось, лишь только я сел на глубокий удобный стул в прохладной полутьме уютного помещения. Играла громкая музыка, я даже не слышал своих собственных мыслей и смирился с этим – планы подождут, а пока можно забыться ненадолго, погрузившись в расслабленную атмосферу этого приятного места.

Я так и просидел до самого вечера в своем глубоком стуле, собраться с мыслями у меня не получилось. Вечером я все же пришел в себя и отправился на набережную – поужинать на одном из ночных рынков вдоль центральной дороги.

Есть в ресторане при гестхаусе, хоть и очень уютном, я не стал – большинство постояльцев были иностранцами, и еда, которую в заведении подавали, была либо из иностранной кухни, либо подогнанная под иностранные вкусы – меня не устраивало ни то, ни другое.

Выбравшись из удобного стула и выйдя из гестхауса, я наконец пришел в себя и решил обдумать планы. Я решил не посещать в очередной раз древнюю столицу – в прошлый раз я увидел там все, что хотел увидеть.

Рядом с современной частью города был музей, очень хороший судя по отзывам, и я решил посетить его. Остальное время – можно просто побродить по округе.

Размышляя и строя планы на ближайшие несколько дней, а больше в городе оставаться не было смысла, я не заметил, как дошел до ночного рынка.

По большому счету, как такового рынка здесь и не было – дорогу, вдоль которой стояли тележки с едой, не перекрывали, торговцы просто парковались у обочины, а столы для гостей выставляли вдоль тротуара у набережной.

Я сел за один из столов и заказал себе поесть. Ждать пришлось довольно долго, видимо я пришел как раз в тот момент, когда вся приготовленная еда была раскуплена, и нужно было готовить новую. Я сидел и ждал, когда же мне принесут заказ, как вдруг почувствовал резкое жжение в ноге. Вскрикнул от боли, вскочил со стула и посмотрел вниз – подо мной вся земля была усеяна красными муравьями, укус которых очень болезнен. Стул мой стоял прямо у них на пути – наверное, где-то рядом лежала крупная добыча, которую насекомые по частям перетаскивали в муравейник.

Было очень больно, и я разозлился. Окликнул девушку, которая готовила еду и чей стул оказался для меня таким опасным. Девушка повернулась, я с раздражением показал ей пальцем на муравьиное облако на земле, мол, смотри, куда ты поставила стул!

Девушка посмотрела безразлично на меня, она увидела мое раздражение, но даже бровью не повела, просто подошла и переставила стул и стол на метр в сторону – проблема решена! Затем она повернулась ко мне спиной и вернулась к работе.

Я усмехнулся, злость прошла. Девушка все же была права, ее вины здесь не было, это было простым стечением обстоятельств. Меня, правда, тоже можно было понять – я немного испугался, и мне было больно, вот я и вспылил.

Поужинав, я вернулся в гестхаус. Завтра схожу в музей, а дальше посмотрим.

Следующий день прошел по задуманному плану. Как и собирался, я пошел в исторический музей. Музей находился за городом, в километре от него, на пути в древнюю столицу. Он был неплохим, современным и хорошо продуманным. Вся информация о древней столице была разложена по полочкам, гулять по комнатам с экспонатам и читать информацию о них, развешанную на стенах, было удобно и приятно. Я наконец узнал имя великого императора, который построил главный храм города. Имя было сложнопроизносимое и сразу же забылось.

Имя императора, как он и мечтал, осталось в истории, но только лишь на информационном стенде музея. Да, думаю, он все же был бы разочарован, если бы узнал, что его место в истории в итоге окажется именно таким.

Я провел в музее весь день и сильно устал. Пора была возвращаться в город, за едой. Поел я на том же стихийном ночном рынке, что и в прошлый раз, а после решил немного прогуляться по набережной – силы еще оставались, и спать мне не хотелось. К тому же, назавтра у меня не было никаких планов, я собирался просто погулять по городу, а для этого очень уж сильно отдыхать и набираться сил не надо.

Набережная была небольшой, всего несколько километров в длину, но гулять по ней был приятно. Пешеходная дорога была широкой и аккуратной. Через реку тут и там были протянуты новые деревянные мостики, стилизованные под старину. Мне нравилось ходить от одного такого мостика к другому и смотреть с них на реку, на то, как она переливается огнями ночного города.

Зайдя на середину очередного такого мостика, я устремил взор вдаль – на ночную водную гладь. Я не сразу заметил, что недалеко от меня на полу сидела женщина, местная, полноватая, одетая в пижаму. Ее ступни и запястья были вывернуты неестественным образом – ступни смотрели не вперед, как обычно, а в противоположные стороны, запястья тоже были вывернуты наружу. Наверное, она такой родилась – с вывернутыми под неестественным углом руками и ногами.

Женщина просила милостыню, в напротив нее стоял мужчина с двумя детьми. Женщина и мужчина смотрели друг на друга с нежностью, в их глазах читалась настоящая любовь. Рядом с ними, очевидно, были их дети – они были похожи на маму и папу. Пара смотрела друг на друга с такой любовью, что я даже подумал, что впервые вижу настолько нежный взгляд, это было очень милое зрелище.

В руках у мужчины была палка – он хромал и палка ему была нужна, чтобы опираться на нее при ходьбе.

Один из ребятишек, стоявших рядом с папой, очень внимательным взглядом смотрел в противоположную сторону – в сторону матери, просящей милостыню. Внезапно он бросился к ней, неуклюжим и неуверенным детским бегом. Поравнявшись с мамой, он взглянул ей прямо в глаза, таким же мягким и нежным взглядом, которым та смотрела на своего мужа. Женщина перевела взгляд на ребенка, кажется, это был мальчик. Они застыли на месте, не шевелясь, смотря друг другу в глаза. В их глазах читалась безграничная любовь. Малыш еще долго стоял рядом с матерью, они смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Наконец мама что-то сказала своему ребенку, указывая в сторону мужа. Наверное, попросила сына отойти обратно к отцу – все же она была на рабочем месте, ей надо было зарабатывать деньги. Малыш не шелохнулся.

Мимо проходили люди, многие женщины смотрели на мать с ребенком, в глазах у них стояли слезы, им было жаль женщину, и они то и дело вынимали купюры и ложили их в коробочку для пожертвований, которая стояла перед ней.

Я подумал о том, что жалеть женщину по большому счету не было причин – да, у нее физические нарушения, наверное ей очень тяжело ходить и брать что-то руками. Но ее семья, счастье и любовь в ее глазах – разве это не важнее?

Мне показалось, что я видел раньше эту семью, во время своего прошлого визита, но тогда я не знал, что это семья. Я видел хромого мужчину с детьми, который ковылял со своим выводком вдоль набережной, зачем-то собирал палки и картонные коробки. Видел я и женщину, сидевшую примерно в том же месте на мосту, что и сейчас, и просившую милостыню. Тогда я задумался, что именно для ее судьбы означает та особенность, с которой она родилась. “Наверное, ей сложно будет завести семью и достичь счастья в личной жизни” – Думал я. – “Наверное, кроме сложности в передвижении, ее отличие от других людей означает и изоляцию от них, психологические комплексы и несчастье. Физический недостаток наверняка испортил ей жизнь”. Тогда мне стало по-настоящему жалко эту женщину, и я долго смотрел на нее, думая о том, какой тяжелой была ее судьба.

Сейчас же я видел всю картину целиком. Женщина была счастлива, это читалось в ее глазах, у нее был любящий муж (наверное, их объединял и общий недуг – у обоих были проблемы с ногами), дети, которые ее любили, и которых любила она. Малыш, стоявший напротив матери и его глаза, полные беззаветной любви и ласки – это ли не счастье для любой женщины?

Мне больше не было жалко ее, я лишь радовался тому, что она была счастлива. Я оказался неправ, думая о судьбе женщины, и моя ошибка казалась мне хорошей ошибкой, почаще бы так ошибаться.

Я постоял еще немного, понаблюдал за счастливой семьей и подумал, что тот глубокий и нежный взгляд мужчины и женщины друг на друга, и их дети вокруг, – это, пожалуй, самая романтичная картина, которую я видел в своей жизни. С того случая прошло много времени, но до сих пор ничего более романтичного в жизни я так и не увидел.

Пора было возвращаться домой, в комнату, и я, радуясь за счастливое семейство, пошел обратно.

Весь следующий день я ходил по городу, обошел все супермаркеты и рынки в поисках местного кофе – он был широко известен в узких кругах, у него был особенный вкус, вкус горького шоколада. Я старался во время каждой поездки купить как можно больше такого кофе и взять его с собой – вернусь на пару месяцев домой, в свою страну, и буду с наслаждением его попивать. Обычно я старался не покупать в дороге ничего, кроме самого необходимого – в конце концов, все, что я куплю, мне придется таскать на спине. Но для местного кофе я всегда делал исключение. Однажды я даже купил целых пять килограмм этого прекрасного напитка, и что-то около полугода таскал его на спине – вот настолько местный кофе мне был по душе. В тот раз мне даже пришлось везти его через одну из границ контрабандой – больше трех килограммов кофе в страну, в которую я ехал, по правилам было запрещено ввозить.

Я ходил по магазинам и прилавкам, пока не нашел тот самый кофе, который мне был нужен. Взял несколько упаковок (в этот раз я решил не брать слишком много, хоть мне и хотелось – свободного места в рюкзаках не было совсем) и задумался, чем же заняться дальше. К тому времени я сильно устал от ходьбы по шумному городу, и мне хотелось отдохнуть.

В центре города, у набережной, стоял большой красивый храм, и я решил отдохнуть в нем, благо на его территории располагалась огромная тенистая беседка, предназначенная именно для отдыха уставших прохожих.

Добравшись до храма, я какое-то время побродил по внутреннему двору – на его территории стояло множество зданий, скульптур и прочих произведений религиозного искусства. Все было новым, красивым и мастерски выполненным – одно из приятных последствий процветающего туризма в городе и связанных с ним доходов.

Затем я все же решил отдохнуть, подошел к беседке, она была большой по площади и могла вместить с десяток лежащих на полу человек, которые бы при этом друг другу не мешали; снял обувь и зашел внутрь. Нашел себе местечко в самом начале, у края беседки, и лег.

Спать не хотелось, я просто лежал и смотрел по сторонам.

В беседке, кроме меня, было еще несколько отдыхающих. В самом центре висел гамак, в нем лежал мужчина, в одежде строителя, видимо отдыхал во время перерыва, либо попросту отлынивал от работы. Мужчина увидел меня, встал с гамака и жестом предложил мне лечь на его место. Я поблагодарил его, но отказался.

Недалеко от гамака, на коврике, сидела женщина со своим мужем, они слушали музыку и о чем-то беседовали, рядом с ними играли их дети.