Собственность мажора

Я не видела его со вчерашнего вечера, когда он привёз нас с Чернышом домой, и ещё я знаю, от этого мое сердце весь сегодняшний день ведёт себя странно, что мама не просила его за мной приезжать.

Он сам приехал. Приехал за мной…

В его супер-модной стрижке легкий бардак, и это сумасшедше ему идет.

Почему я не могу просто выбросить его из головы? Почему все еще замечаю, как ему идет все и всегда?

На его локте вдруг появляется миниатюрная миловидная брюнетка с пухлыми губами и в коротком обтягивающем платье. Обхватив ладонями его бицепс, целует плечо через футболку и прижимается к нему лбом.

Быстро отвожу глаза, бросаясь к гардеробу.

Обещаю себе, что за весь этот вечер не вспомню вспомню о Баркове-младшем.

С Лерой они встречаются два года. Стали встречаться на после первого курса, но за это время он успел потоптаться в универе, как петух в курятнике.  А потом встретил свою единственную и неповторимую. По крайней мере никто не слышал о том, чтобы он ей изменял.

Я тогда даже не знала о его существовании.

Я не завидую. Встречаться с ним я бы не стала и под дулом пистолета!

Я видела ее фотографии двухлетней давности. Она прошла серьезный апгрейд. Не говоря о губах, сменила цвет волос и серьезно укоротила гардероб. Еще похудела…

А вот Ник не особо изменился, только волосы стали чуть-чуть длиннее и мышечной массы прибавилось.

Наверное, они поженятся.

Такие отношения обычно заканчиваются свадьбами, нет?

Войдя в гардероб, пытаюсь развеять тоску в душе.

– Помочь?

Подпирая дверной косяк плечом, на нас с Анькой смотрит двухметровый качок со стрижкой «единичка» и в футболке «Манчестер Юнайтед».

– Ты что, карманник? – бросаю хрипло, поглощенная своими душевными терзаниями.

– А ты «сестра» Баркова? – спрашивает он в ответ.

Удивленно поднимаю на него глаза.

– Я – это я, – сообщаю ему, избавляясь от своей шубы.

Оттолкнувшись от стены, подходит ко мне, и мне приходится поднять глаза, настолько он высокий. В моей жизни такое случается не часто, поэтому решаю присмотреться к нему получше.

Яркие карие глаза, густые темные брови, полные губы и короткий ежик темных волос на голове. Немного грубый фейс, но высокие скулы все компенсируют. Далеко не каждый может позволить себе постричься под «нолик», но ему и это пошло бы.

Первый раз его вижу, иначе запомнила бы.

– Ну ты и амбал, – бормочу удивленно, окинув взглядом широкие плечи.

До этого дня я чувствовала себя хрупкой только рядом с одним парнем…

«Отвали, Барков», – посылаю ему телепатический сигнал. – «Занимайся своей Лерой».

За моей спиной хихикает Анька. По лицу парня стелется ленивая лыба, пока его глаза пристально изучают мое лицо.

Я не умею флиртовать. В очередной раз в этом убеждаюсь.

– Я футболист, – склоняет набок голову. – Перспективный. Почти заезда. Играю за Универ.

За Универ? Он имеет в виду наш?

– О-о-о… – тяну я. – Твоя обязанность всех соперников затоптать что ли? Тебя случайно не Халк зовут?

– Я… я… пойду в уборную… – будто давясь воздухом, хрюкает подруга.

Не удостоив ее взглядом, перспективный футболист забирает у меня полушубок и вешает на свободную вешалку со словами:

– Почти. Я Артем. Амплуа – защитник, так что иногда топчу.

– Ну, – складываю на груди руки. – Я бы с тобой ночью на районе не испугалась ничего.

– Зачем ночью? – замерев с моей шубой и вешалкой в руках, смотрит на меня. – Давай сейчас.

– В… смысле? – спрашиваю осторожно, мгновенно теряя уверенность в себе.

Он что, меня приглашает на свидание?

Я была только на одном свидании в своей жизни, и тот парень не знал, как от меня избавиться, потому что, кажется, я уболтала его до нервного срыва… просто я не знаю, о чем говорить на свиданиях. Логика подсказывает, что лучше всего быть самой собой, но в моем случает это оказалось не так, и теперь у меня психологическая травма, которая никак не заживает и портит мне жизнь.

– Давай прогуляемся, – говорит спокойно Артем, глядя мне в глаза.

– Э-э-э… прогуляемся?

– Да, – кивает он. – Типа ножками.

Убираю за уши волосы, натягивая на ладони рукава водолазки.

Честно говоря этот футболист… ну, очевидно он не преувеличивает свою звездность. Я не вижу дешевых понтов. Вообще никаких понтов. Я – это я. Я не из тех, с кем встречаются «перспективные футболисты».

– Я не люблю футбол… – сообщаю тихо.

Что я несу?!

– Ладно, – ухмыляется он. – Переживу. Так что?

– Я… с подругой… – говорю неуверенно. – Не могу ее бросить.

– Я возьму друга, – разбивает он мой аргумент. – Пойдем вчетвером.

– Там минус двадцать пять…

– Я на машине. В кафешку сядем.

Подойдя, разворачивает мой полушубок и предлагает просунуть руки в рукава.

Такая настойчивость немного сбивает с толку. Он решит, что я легкодоступная? Побежала по первому зову? Но если быть самой собой, я не вижу в этом ничего ужасного. Возможно я должна дать ему свой номер и сказать – можешь позвонить мне на следующей неделе, а потом не взять трубку и перезвонить еще через пару дней, сказав что была очень занята?

Вместо этого я разворачиваюсь и позволяю надеть на себя шубу. Молча сняв с вешалки громадную куртку с капюшоном, вешает ее на плечо, говоря:

– Подожди меня у входной двери.

***

– Меня этот Арсений немного пугает… – подставляет Анька руки под дозатор, из которого на них проливается пенное жидкое мыло.

– Почему? – делаю тоже самое, рассматривая свое лицо в зеркале над умывальником.

У меня немного горят щеки. Это от того, что пять минут назад я узнала о том, что у меня очень красивые глаза.

Улыбаюсь, кусая губу.

Разумеется это чушь. Они у меня обычные, но слушать такие глупости оказывается очень приятно. Очень приятно, когда внимание парня всецело сконцентрировано на тебе одной.

– Он все время придвигается ко мне, – поясняет подруга. – И задел своей рукой мою руку.

– Просто ты ему понравилась, – констатирую я очевидное.

С этой прической она и правда выглядит дерзкой и очень стильной, даже не смотря на простое короткое черное платье. Даже наоборот. Оно только усиливает эффект. И Дубцов со своими недовольными минами может катиться под гору. Анька и длина ее волос – не его царского ума дело.

– Просто он хочет пригласить меня к себе в общагу, – моет она руки, подставив их под струю воды. – Понятное дело зачем. И я не хочу, чтобы он меня трогал, – отрезает она.

– Тогда вылей ему на голову морс, – советую я.

Мотивы Арсения и правда очевидны, но Анька… она с парнем ни разу в жизни не целовалась. Не знаю как такое возможно в девятнадцать лет, ведь даже у меня есть кое-какой опыт.

Просто ее воспитывал дед.

Очень интересный, содержательный и консервативный человек. Профессор философии, в прошлом заведующий кафедры, а сейчас он для этого староват. Так он сам говорит, самокритика – его любимый конек.

Аня сирота, родители погибли, когда ей было девять. И в отношении парней она очень пугливая, именно поэтому я убеждена, что Дубцов – это не то, что ей нужно, ведь без сомнений сейчас она сравнивает немного недалекого Арсения именно с ним. Хотя как она может сравнивать, если с Дубцовым общалась ровно пять секунд неделю назад? Каким-то невероятным образом мы с ней залетели в команду нашего факультета по местным «Умникам и умницам». Толку от нас команде не было никакого, но команду соперников представлял сынок мэра и декана – Кирилл Дубцов. Родословная у него что надо, многие не отказались бы, чтобы их с ним перепутали в роддоме, но этого не случилось.

На том мероприятии Анька и увидела его впервые. И он ее тоже. Просто бред какой-то. Они уставились друг на друга, как два глухонемых.

– Можно я поеду домой? – вздыхает подруга.

Чувствую себя виноватой. Ведь это был ее вечер. Она накрасилась и напялила платье, обрезала волосы. И все это известно для кого…

– Хочешь, вернемся к Дубцову? – спрашиваю ее виновато.

– Нет, – мотает она рыжей головой. – Ты сдурела!

Улыбаюсь, снова краснея.

– Он классный, – улыбается в ответ Анька.

– Садись, пять, – смеюсь я.

Она уже целый час терпит компанию Арсения в кафе, поэтому вздохнув, говорю:

– И можешь ехать домой.

– Ура! – закатывает она глаза.

Прощаясь с ней у гардероба, встречаем пару знакомых лиц, и ещё парочку вижу за столиками своей любимой кафешки, где мы с Анькой стабильно наедаемся от пуза два раза в неделю и запиваем все это двумя стаканами кофе. Я ем много, но наесть приличные формы так и не смогла. Это у нас с мамой семейное. И рост тоже. Достался от деда, он у нас инструктор по плаванию, а в прошлом победитель всяких разных чемпионатов страны, но ни я, ни она к спорту не имеем тяги, как и к спортсменам. По крайней мере так было вчера, а сегодня… сама не знаю…

Пробираясь к своему столику, натыкаюсь на внимательный взгляд капитана университетской команды Артема Колесова по кличке Трактор. Его карие глаза изучают меня не стесняясь. В основном ноги и лицо, а я взволнованно пытаюсь определить, хочу ли продолжить это «свидание», или нет.

Кажется, я хочу…

– Твоя подруга сбежала? – спрашивает он, когда останавливаюсь рядом. – Ты тоже собираешься?

– Я не собирался ее есть, – усмехается развалившийся на своем стуле Арсений. – Че она у вас такая пуганая?

– Нормальная, – отвечаю немного грубо, посмотрев на него.

– А по-моему ее вчера из монастыря выпустили.

– А тебя из леса? – завожусь я.

– Не, я из городских джунглей, – хмылится он.

– Арс, – раздаётся над столом пропитанный холодком голос Артема. – Ты ей не понравился, смирись.

– Я умею разговаривать с неандерталами, – говорю ему резко.

Я не просила помощи.

Но теперь я, по крайней мере, понимаю, почему он стал капитаном команды. Потому что имеет целый набор всевозможных лидерских качеств. Он уравновешенный, умный, красивый. Это нужно лидерам? На него пялятся все девушки вокруг. Во-первых, с его габаритами затеряться в толпе невозможно, а во-вторых, читайте выше.

Поднявшись со стула, Артём нависает надо мной.

Упрямо смотрю в его глаза, задрав подбородок.

Я не люблю, когда парни строят из себя покровителей. Я понимаю, что так им легче самоутверждаться и чувствовать себя мужиками, но это не моя тема. Я прекрасно могу постоять за себя сама.

– Ты феминистка? – спрашивает спокойно.

– Стремлюсь к этому, – отвечаю, хотя не думаю, что я феминистка.

Я люблю брить ноги. И люблю, когда мне говорят, что у меня красивые глаза. Я полгода сохну по одному белобрысому болвану, который даже не в курсе, что я ушла с этой черновой вечеринки. Когда вышла из гардероба его уже нигде не было.

Почему он так смотрел на меня сегодня? Будто из всей толпы вычленил именно то, что искал. И он притащился за мной вчера, отодвинув другие планы. Зачем он это сделал? Что б тебя, Барков!

– Хочешь сбежать? – повторяет Артем свой вопрос, глядя на меня сверху вниз.

Этот вопрос возвращает меня на землю. Этот человек явно любит все раскладывать по полочкам.

– Нет… – отвечаю, отводя глаза.

– Тогда остаемся? – допытывается он.

– Ты мог бы… подкинуть меня до дома… – пожимаю я плечом.

– Если хочешь остаться вдвоем, домой ехать не обязательно, Арс уже уходит.

– Ну да. Арс может идти на фиг, – ворчит его полузащитник, вставая из-за стола.

– Нет… в смысле… мне уже пора… – смотрю я на него. – У меня там кот…

На самом деле я боюсь, что Артем сделает что-нибудь не то. Например, решит меня поцеловать. Или возьмет за руку. Я не знаю, хочу ли этого. Мы час назад познакомились! Но он и в жизни настоящий трактор.

– А-а-а, кот… – глубокомысленно тянет Артем.

– Да, кот, – твердо смотрю в его глаза, пытаясь не вспоминать подробности того, как у меня появился кот.

На самом деле, «не вспоминать» сегодня проще пареной репы.

Артём молчит, очевидно пытаясь вычитать на моем лице ответы на все свои вопросы. Но у меня в голове такой бардак, что вряд ли у него получится.

– Тогда поехали, – наконец-то произносит он.

Глава 4

– Откуда ты знаешь Баркова? – наконец-то решаюсь задать вопрос, который висел на языке весь этот вечер.

Возможно, меня выдало то, что я слишком пыталась заставить его звучать непринужденно, и в ответ на это Артём оторвался от дороги и посмотрел прямо мне в лицо. Сощурив глаза так, что мне захотелось провалиться сквозь землю.

– В одной школе учились, – отвернувшись к лобовому стеклу, бросает он.

Смотрю на его грубоватый профиль, пытаясь понять, что это значит? Звучит так, будто за этим кроется что-то большее.

– Откуда ты знаешь, что я его «сестра»?

– Я много чего знаю, – выкручивает он руль и сворачивает на светофоре.

Фыркаю, глядя в окно его старенького, но громадного «Форда».

Просто не представляю сколько эта машина жрет бензина. С другой стороны, вряд ли он смог бы влезть в какой-нибудь Фиат. Колёса у его машины новенькие и какого-то нереального радиуса. Очевидно, он над ней повозился, потому что в дополнение к этим «мелочам» на капоте красуется большая волчья морда.

Он старше на два года, но я о нем раньше ничего не слышала. Я бы и о Баркове узнала как утка на третьи сутки, если бы не наше «родство».

Где-то за поворотом взрывают салют. Разноцветные искры сверкают над крышей пятиэтажки, напротив которой маячит указатель с названием «моей» улицы.

– Здесь поверни, – велю я, указывая пальцем на поворот. – Прямо и до конца. Красный забор…

Подъехав к воротам отца и сына Барковых, Артём глушит мотор и мы погружаемся в тишину.

На этой улице все дома элитные, и жильцы тоже. Полгода назад я даже не знала о существовании этой улицы и в эту часть города никогда не забредала. У нас с мамой своя квартира, но мне даже в голову не приходило оставить ее на новом месте одну. А когда родится наша кроха, я понадоблюсь ей тем более.

Искрящиеся снежинки начинают медленно приземляться на лобовое стекло.

Дернув ручник, Артём набрасывает на голову капюшон и выходит из машины. Надев шапку и варежки, слежу за тем, как он обходит капот и открывает для меня дверь, протянув руку.

Морозный воздух забирается под мою юбку, но по каким-то причинам я не спешу сорваться с места и умчатся в дом. Вместо этого держу свою руку в его и наблюдаю за тем, как вокруг его капюшона клубится снег.

Сделав глубокий вдох, он смотрит в мое лицо исподлобья.

Передергиваю плечами, посмотрев на небо.

Оно черное, как бесконечная пропасть.

Я не сопротивляюсь, когда вокруг моей талии завязывается петля из стальной руки. И когда меня прижимают к большому теплому телу. И даже когда за моей спиной смыкаются полы огромного черного пуховика. И когда щеку обдает теплым дыханием, в котором улавливаю привкус кофе. Просто закрываю глаза и позволяю мягким, очень осторожным губам коснуться моей кожи. Сначала на скуле, потом на щеке.

– Я тебя сейчас поцелую, – хрипловато говорит Артем. – Если не остановишь.

– Ты всех девушек на первом свидании целуешь? – шепчу, чувствуя его губы в миллиметре от своих.

– Только тех, кого завтра поведу в кино.

Смеюсь, открыв глаза.

– Ты наглый, – замечаю, глядя в его улыбающиеся глаза.

В остальном он спокоен и собран.

– Просто сильно хочу тебя поцеловать.

Мои щеки загораются от удовольствия. Я тоже хочу, чтобы он меня поцеловал.

– Поцелуи полезны для здоровья, – пожимаю я плечом.

– Угу. Жизнь продлевают, – кивает Артём, внимательно наблюдая за моим лицом. – Так что, целуемся?

Обведя кончиком языка свои губы, киваю.

Выпустив изо рта клубок пара вместе с дыханием, Артём склоняет голову и прижимается своими губами к моим. Стайки мурашек бегут по моей спине, когда он начинает прихватывать мои губы своими. Пробуем друг друга целую вечность, пока его грубоватая ладонь не ложится на мою щеку, заставляя склонить набок голову, и мы начинаем целоваться по-настоящему.

Черт…

Он целуется… умело. Так, будто сдавал экзамены. Забирая весь мой воздух до головокружения и крепче сжимая мою талию.

– Полегче, Трактор… – шепчу, разорвав поцелуй.

Издав тихий смешок, запрокидывает голову и вдыхает, спрашивая:

– Пойдёшь со мной в кино?

– Мы будем целоваться? – кусаю я губу.

– Будем, – говорит убежденно, размыкая руки и выпуская меня из своей куртки.

Пятясь к двери, беспечно бросаю:

– Я подумаю.

Развернувшись, вставляю ключ в замок и закрываю за собой калитку, бросив взгляд на застывшую посреди улицы фигуру.

Прижавшись лбом к холодному металлу, улыбаюсь и закрываю глаза. Губы горят, и щеки тоже.

И мне почти плевать на то, что стоянка у дома пуста. И на то, что свет горит только на первом этаже. Но меня расстраивает то, что в доме я застаю только свою маму в компании черныша. Расстраивает, потому что она выглядит очень печальной. Закутавшись в толстый вязаный свитер, она смотрит какой-то фильм в гостиной под мигающие огни новогодней елки. Полулежа на диване и придерживая одной рукой свой большой живот, рядом с которым храпит свернутый в калачик Черныш.

– Ты рано… – приподнимает мама голову, на которой красуется высокий конский хвостик.

Я думала в беременность женщины набирают вес, но у неё все как-то наоборот. Будто растет только живот, а сама она на его фоне становится все тоньше и тоньше, хотя на этой неделе ее щеки начали округляться.

Усевшись на пол рядом с ней, заглядываю в чёрную сонную мордашку своего кота. Еле поднимая веки, он пытается тряхнуть головой, но вместо этого снова ее роняет.

– Вкусно пахнет, – улыбаюсь я.

– Я готовила ужин, – прикрывает мама глаза. – Игорь задерживается. А ты голодная?

Задерживается?

Уже почти одиннадцать вечера.

Он «задерживается» частенько. Их совместная жизнь мало похожа на супружество в моем понимании. Кажется, мама думает также. Это очень меня расстраивает, и я не знаю чем ей помочь.

Не могу же я указывать Баркову-старшему во сколько ему приходить домой?

– Я не ем после шести, – говорю маме, проваливаясь в сообщение на своём телефоне.

– Ну и зря, – вздыхает она, снова укладывая голову на диванную подушку. – Ходишь полуголодная…

«Подумала? 16.00, 17.00, 18.00… выбирай время», – читаю я на дисплее.

«Мы расстались десять минут назад», – быстро печатаю я  в ответ.

«Окей, сам выберу», – тут же прилетает мне сообщение.

Боже.

Как меня угораздило вляпаться в Артема Трактора Колесова?

***

«Карина, которая живет в одной комнате с двоюродной сестрой Барковской Леры, спросила у меня в чате, встречаешься ли ты с Колесовым», – читаю сообщение от Аньки, пытаясь вникнуть в суть написанного.

В девять утра воскресенья сделать это не просто, особенно мне. Чтобы начать соображать более менее ясно, мне нужно дождаться минимум одиннадцати утра.

«И что ты ответила?», – печатаю, морщась от запаха жареного бекона, который наполнил просторную кухню дома Барковых.

Я говорю «Барковых», потому что ни я, ни мама не чувствуем себя здесь… как дома в полном смысле слова. Она точно не чувствует себя здесь «хозяйкой», я слишком хорошо ее знаю, чтобы этого не понять.

Подняв глаза, смотрю на нее, снующую между плитой и бесконечным разделочным островом. Она погружена в себя, но с ней такое часто бывает. Полгода назад мне показалось, что ее подменили, такая она была счастливая и живая. А сейчас… даже не знаю.

На ней очень милый лиловый вязаный костюм, состоящий из пушистого свитера и юбки, а поверх них фартук в цветочек. Ей и ее животу очень идет, как и собранные в аккуратный пучок на макушке волосы. У неё такая тонкая шея, как у какого-нибудь эльфа. У меня в принципе такая же, но мне ведь не тридцать восемь.

Кажется, моя мама задалась целью стать идеальной хозяйкой, потому что до переезда сюда мы завтраками не заморачивались. Мой аппетит не просыпается раньше моей головы. Чего не скажешь о Баркове-старшем, который не страдает ни одним, ни другим, ведь именно для него она готовит этот кошмарный английский завтрак. Его ужасный сын питается также. То есть, как отпахавший двойную смену бурлак, правда я не так часто видела, чтобы Никита просыпался к завтраку.

«Я ответила, что не знаю. А что ещё я могла ответить? Но ты просто представь…», – снова три восклицательных знака. – «Уже все знают. Так вы встречаетесь?»

«Ань, ты сегодня из люльки вывалилась?», – раздосадованно пишу я. – «Мы только вчера поз…»

Пальцы замирают над клавиатурой, когда на кухню, вслед за Игорем Николаевичем Барковым, заходит его высочество наследный принц.

На нем спортивные штаны и толстовка с капюшоном, который наброшен на голову. В руке спортивная сумка гигантского, просто гигантского размера, на ногах кроссовки. Он играет в хоккей. Они оба играют. За команду каких-то местных шишек в крутом городском благотворительном чемпионате, на финал которого билеты продаются за деньги, а не за аплодисменты.

– Доброе утро, – улыбается мама, приветствуя обоих, но ее глаза приклеиваются к гладковыбритому лицу Баркова-старшего, который в принципе является очень сильно возмужавшей копией своего отпрыска.

Мне хочется застонать и накрыть руками голову, потому что мама смотрит на своего супруга абсолютно также, как я смотрела на его сына. Эта чертовщина что, заразная? Это какое-то наше семейное проклятье?! Разница лишь в том, что она может себе позволить так на него смотреть, а я на его сына – нет.

– Давай я… – подходит она к мужу, убирая в сторону его руку, которой он пытается завязать свой галстук, пока вторая его рука прижимает к уху телефон.

Рядом с ним мама выглядит очень хрупкой, даже несмотря на беременность. Мне этот человек кажется очень энергичным, и вообще он очень привлекательный мужчина, но сейчас мне хочется запустить в него телефоном, потому что он совершенно никак не реагирует на сервированный к завтраку стол. Да и на сам завтрак тоже. Он просто скользит по нему беглым взглядом и будто тут же о нем забывает.

Убрав от уха свой проклятый гаджет, сверху вниз смотрит на склоненную голову мамы.

Прикусив губу и опустив глаза, она накручивает на его шее какие-то неведомые мне петли и говорит так тихо, что я еле расслышала:

– Я думала… ты сегодня не работаешь…

– Сегодня завтракаю с Бродсманом в ресторане, потом нужно заехать в офис, потом тренировка, – отвечает он, наблюдая за ней в непонятной задумчивости, будто забыл, что она живет в его доме уже целых чертовых полгода!

Я понятия не имею, что вообще между ними было. Иногда мне кажется, что они как две параллельных вселенных. Но ведь его никогда не бывает дома! Он вечно в командировках, в ресторанах, на тренировках и ещё черт знает где.

Ее живот маячит между ними, как барьер и, кажется, этот мужчина понятия не имеет, что должен с ним делать. Например… положить на него руку. В его исполнении я такого ни разу не видела. Я просто нутром чувствую, что именно этого она бы и хотела.

От его черствости этим утром в моей душе вскипает адский, заправленный чертями бульон.

Подпрыгиваю на стуле, когда на стол рядом со мной приземляются ключи от машины, телефон, а потом о него грохает запотевшая бутылке минеральной воды из холодильника.

Вскинув глаза, враждебно смотрю на этого неандертальца в капюшоне. На фирменном Барковском лице серьёзная мина. Я видела старые фотографии. У них у всех эти подбородки, крупноватые носы и голубые глаза. У него, его отца, его деда и даже у прадеда. Поразительно живучие гены! И с мозгами, судя по всему, у них у всех туго!

Протянув руку, Ник берет приготовленную для его бесчувственной-скотины-отца тарелку с завтраком и двигает к себе, после чего начинает молча и сосредоточенно жевать.

Со злостью впечатываю телефон в деревянную поверхность стола и, перегнувшись через него, вырываю тарелку у Баркова из-под носа, рявкнув:

– Это мое!

Светлые брови иронично ползут вверх.

Выхватив из держателя в центре стола вилку, начинаю запихивать в себя ненавистный бекон, запивая его своим остывшим кофе. Утираю скатившуюся по подбородку каплю, глядя в удивленные глаза напротив.

Пусть они не думают, что Ольга Морозова старалась для них!

Если бы мама знала, что ее «пасынок» явится к завтраку, приготовила бы что-то и для него тоже… он завтракал с нами от силы раз пять. На кой черт явился сегодня?

Откинувшись на стуле, Никита забрасывает за голову руки и вытягивает под столом свои длинные ноги. Они задевают мои, в то время как Барков с интересом наблюдая за тем, как я давлюсь тостами и омлетом. Продолжая все также иронично гнуть свои брови и кривить губы, будто в курсе, как тяжело мне дается этот спектакль.

Откуда он может это знать? Он же ни о ком, кроме себя любимого, не думает, и уж конечно ему плевать на то, что я ем на завтрак, обед и ужин.