Новая ложь взамен старой

К концу 1957 года было достигнуто примирение между лидерами всех коммунистических государств. На совещании в Москве в ноябре 1957 года все они согласились, что Сталин несет ответственность за пагубные искажения коммунистической теории и практики. Все они в той или иной степени возмущались вмешательством Сталина в их внутренние дела и жестким конформизмом, который он от них требовал. Но все (включая югославов, чье присутствие на совещании было намеренно скрыто) были готовы сотрудничать на ленинской основе в партнерстве равных. Советы, по сути, согласились отказаться от своего господства в коммунистическом движении. Они даже предложили отказаться от ссылок на свою ведущую роль в заявлении, опубликованным после окончания совещания. По настоянию китайцев такие ссылки были включены. Совещание приняло неопубликованное решение сформулировать новую, ленинскую программу для мирового коммунизма, намеренную внушить движению чувство цели и направления, в котором оно так нуждалось.8

Следующие три года были периодом интенсивных исследований и консультаций между коммунистическими партиями внутри и вне блока, пока разрабатывались новая политика и стратегии.9 Кульминацией этого процесса стало Совещание 81 партии, состоявшееся в Москве в ноябре 1960 года. Лидеры всех восьмидесяти одной партии обязались следовать программе, изложенной в Заявлении совещания, или, как его иногда называют, Манифесте. С того дня и по сей день главной связующей силой в коммунистическом движении, внутри и вне блока, был не диктат Советского Союза, а верность общей программе, в которую внесли свой вклад лидеры многих коммунистических партий. Несмотря на последующую видимость, между лидерами партий была создана атмосфера доверия, в которой советское принуждение стало излишним, но советские советы и помощь принимались охотно.

Новая политика

В 1957 году, как и в 1921, коммунистические стратеги, разрабатывая свою новую программу, должны были учитывать политическую, экономическую и военную слабости коммунистического блока и неблагоприятный баланс сил по отношению к Западу. Раскольнические тенденции в Венгрии и других странах Восточной Европы угрожали сплоченности блока в 1957 году, как националистические движения угрожали единству Советской России в 1921. Коммунистический мир столкнулся с враждебностью от западных как консерваторов, так и социалистов. Западная пропаганда держала коммунистические режимы под постоянным давлением. Запад в целом неохотно торговал с блоком. И блок столкнулся с совершенно новым фактором – возможностью ядерной конфронтации.

Как на этом фоне коммунистические лидеры могли сделать свою систему более приемлемой для своих народов? Как они должны были добиться сплоченности и сотрудничества между членами блока? И как они могли продвигать коммунистическое дело за пределами блока, не провоцируя бо́льшую степень единства в некоммунистическом мире? Было ясно, что возврат к сталинской политике массовых репрессий у себя потерпел бы неудачу, а традиционная революционная тактика за рубежом только усилила бы конфронтацию с Западом в период неблагоприятного соотношения сил. Прецедент ленинского НЭПа, казалось, давал ответы на многие вопросы, хотя, конечно, новая политика должна была бы быть гораздо более сложной и изощренной.

Необходимость новой политики с особой остротой ощущалась советским руководством. Старшие члены, как Хрущев, Брежнев, Микоян, и Суслов, хотели очиститься от пятна сталинизма и реабилитировать себя в глазах истории. Более молодые, как Шелепин, хотели получить славу новаторов. Все они понимали, что только согласие о долгосрочной политике исключило бы периодическую борьбу за власть и обеспечило бы стабильность руководства.

В Заявлении, принятом на Совещании 81 партии (ноябрь 1960), явно прослеживается влияние идей и практики Ленина, как и в последующей речи Хрущева от 6 января 1961 года.10 Эти два основных документа продолжают определять курс коммунистической политики и по сей день. В них подробно объясняется, как победа коммунизма во всем мире должна быть достигнутой путем консолидации экономической, политической и военной мощи коммунистического мира и подрыва единства и силы некоммунистического мира. Использование коммунистическими партиями различных насильственных и ненасильственных тактик специально разрешено. Мирное сосуществование прямо определено как интенсивная «форма классовой борьбы между социализмом и капитализмом». Рекомендуется использование мировым коммунизмом экономических, политических, расовых и исторических антагонизмов между некоммунистическими странами. Вновь подчеркивается поддержка «национально-освободительных» движений во всем третьем мире.

Все стороны, внутри и вне блока, включая китайцев, подписали Заявление – за единственным исключением Югославии. По тактическим соображениям Югославия не присутствовала на совещании, но, как впоследствии публично заявили Громыко и Тито, югославская и советская внешняя политика совпадали по многим вопросам.

Соглашение между коммунистическими лидерами о новой ленинской программе для мировой революции было лишь половиной дела. Необходима была стратегия для претворения такой программы в жизнь в условиях, когда подвластное население коммунистического блока было серьезно отчуждено от своих коммунистических режимов, а превосходящие в военном отношении западные державы были полны решимости противостоять дальнейшему распространению коммунизма.

Некоторые аспекты стратегии, такие как единые фронты с социалистами в развитых капиталистических странах и поддержка национально-освободительных движений в странах третьего мира, были открыто провозглашены. Но решение использовать систематическую, стратегическую дезинформацию в качестве основной составляющей стратегии, очевидно, должно было быть тщательно скрыто.

Недостатки кажущегося единства

Коммунистические стратеги понимали, что главным недостатком проведения всеми сторонами блока единой и открыто агрессивной политики было то, что сочетание идеологического рвения с монолитным единством встревожило бы некоммунистический мир и заставило бы его к большей сплоченности и, возможно, к энергичному и скоординированному ответу на коммунистическую угрозу. В лучшем случае это привело бы к сохранению статус-кво между Востоком и Западом, а в худшем – к усилению давления на коммунистический мир со стороны Запада, обладающего превосходящим ядерным арсеналом.

Единая стратегия была бы еще большим препятствием для международного коммунистического движения. Опыт показал, что деятельность Коминтерна была затруднена своим опознанием как инструмента советской политики. То же самое можно сказать и о Коминформе, его преемнике. Коммунистические партии в некоммунистическом мире не смогли добиться влияния или, во многих случаях, даже юридического признания из-за их очевидного подчинения Москве. В 1958 году, более сорока партий были незаконными.

На основе исторического опыта Советского Союза и блока, коммунистические стратеги определили факторы, благоприятствовавшие западным объединенным действиям против коммунизма. В период до НЭПа Запад чувствовал угрозу со стороны советской идеологии и воинственности. Результатом этого стала интервенция союзников на территорию России. После окончания Второй мировой войны угроза монолитного сталинского коммунизма заставила Запад объединиться в военные и политические союзы, такие как НАТО, СЕАТО и Багдадский пакт, а также в другие формы военного, политического, экономического, и охранного сотрудничества.

Аналогичным образом коммунистические стратеги определили факторы, имевшие тенденцию подрывать единство в западном подходе к коммунистическому миру. Это были умеренность в официальной советской политике; акцент на противоречивых национальных интересах коммунистических стран и партий в ущерб их идеологической солидарности; и роспуск Коминтерна в 1943 году, заставивший многих западных наблюдателей поверить, что всемирная коммунистическая подрывная деятельность была прекращена.

Преимущества кажущейся разобщенности

Коммунисты считают единство между западными державами нестабильным по своей природе; из природы капиталистической системы следует, что в нормальных обстоятельствах раскольнические соображения национальных интересов перевешивают тенденции к солидарности и сплоченности. Поэтому коммунистические стратеги рассудили, что, создавая правильный образ блока и коммунистического движения, они смогли бы помочь разрушить ту меру западного единства, которую создала сталинская политика. Более того, они решили не ждать появления естественных противоречий и раскола на Западе, а предпринимать активные политические шаги для искусственного создания условий, в которых западное экономическое и политическое единство имело бы тенденцию к распаду и которые, таким образом, оказались бы благоприятными для осуществления своей долгосрочной блоковой политики. По их мнению, благодаря последовательным и скоординированным усилиям, страны блока смогли бы повлиять на политику и на отношение правительств с населениями некоммунистического мира в благоприятном для себя направлении. Перед ними был успешный прецедент советской политики и разведывательных операций в период НЭПа .

Наивные иллюзии, проявленные Западом в прошлом в отношении коммунизма и его политики, неспособность западных союзников выработать скоординированную, долгосрочную политику во время их альянса с Советским Союзом во время Второй мировой войны, а также склонность капиталистических стран проводить политику, основанную на национальных интересах – все это учитывалось при планировании того, как оказать влияние на Запад.

Был сделан вывод, что если факторы, которые ранее служили для создания сплоченности Запада в определенной степени – то есть коммунистическая идеологическая воинственность и монолитное единство – будут восприниматься Западом, соответственно, как умеренные и разлагающие, и если, несмотря на увеличение фактической силы блока, будет успешно проецироваться образ блока, ослабленного экономическим, политическим и идеологическим беспорядком, то реакция Запада на коммунистическую политику будет более слабой и менее скоординированной; фактические тенденции Запада к разложению могут провоцироваться и поощряться, создавая тем самым условия для изменения баланса сил в пользу коммунистического блока.

Другими словами, общая логика подсказывала, что блок должен идти к своей цели – всемирной победе коммунизма – путем создания собственного единства и координации своей политики, насколько это возможно втайне, и в то же время подрывать единство и сопротивление некоммунистического мира, создавая ложный образ собственной эволюции, разобщенности и слабости. В этом, собственно, и заключалась скрытая суть долгосрочной политики блока, принятой в 1958-60 годах, и база различных стратегий, разработанных с тех пор для осуществления этой политики. Совещание 81 партии в Москве в ноябре 1960 года вполне могло бы создать новый, открытый центральный координационный орган международного коммунистического движения в качестве преемника Коминтерна и Коминформа, но оно этого не сделало. Вместо этого оно одобрило использование отдельными коммунистическими партиями различной тактики в рамках долгосрочной политики и, вместо контролирующего центра, призвало к координации и синхронизации политики и тактики между блоковыми и внеблоковыми партиями. Таким образом, хотя координация была фактически улучшена, решение не создавать новый, явный центральный орган, акцент на «полицентризме» и использование разнообразия тактических приемов коммунистическими партиями, были призваны создать эффект аналогичный тому, возникшему в результате роспуска Коминтерна в 1943 году.

Политическое использование десталинизации

Советские лидеры признали, что на первом этапе десталинизации были допущены ошибки. Слишком быстро и слишком много допустили реабилитаций жертв Сталина; партия и служба безопасности были слишком пассивны перед спонтанной реакцией интеллигенции на разоблачение преступлений Сталина; превыше всего, советские лидеры признали, что им следовало заранее проконсультироваться с партиями других коммунистических стран. Они понимали, что дальнейшие неконтролируемые меры по десталинизации могли бы привести к усилению ревизионизма и народным волнениям. Но они также понимали, что энергичное размахивание антисталинским флагом могло бы помочь им подорвать оппозицию внутри страны и улучшить свой имидж за рубежом; часть ущерба, нанесенного сталинизмом, может быть восстановлена.

Контролируемый антисталинизм можно было использовать для стабилизации режима; с помощью пропагандистского акцента на различиях между новой политикой и политикой Сталина можно было подорвать некоторую внутреннюю и внешнюю оппозицию. Например, бывшие члены коммунистической партии всех рангов, пострадавшие от репрессий при Сталине, или их вдовы и семьи могли быть привлечены к активному сотрудничеству с режимом в проведении ленинской политики, которая якобы отвергала сталинизм. Контролируемый антисталинизм мог бы создать благоприятные условия для политических и дипломатических маневров против некоммунистических стран. Он мог бы использоваться для изменения отношения к коммунизму и коммунистическим партиям в трудящемся и социал-демократическом движениях. Если последствиями сталинизма в форме личной диктатуры и неизбирательного применения террора для подавления оппозиции внутри и вне партии были слияние и альянсы между различными типами оппозиции, то можно было утверждать, что акцент на антисталинизме мог бы привести к ослаблению и разрушению таких альянсов. Если сталинизм привел к сотрудничеству между группами с разными интересами, между консерваторами и социал-демократами при создании НАТО, между западными капиталистами и югославскими коммунистами-ревизионистами после 1948 года, между русскими эмигрантами и западными правительствами, антисталинизм мог бы использоваться для ослабления этих связей. Если сталинизм способствовал падению советского престижа, дипломатическим неудачам и потере союзников, антисталинизм мог бы использоваться для обращения этого процесса вспять, возвращения старых союзников и приобретения новых – среди западных интеллектуалов, либералов, социал-демократов и националистов.

В 1953-1956 годах подлинная, импровизированная десталинизация использовалась для исправления ошибок и улучшения советского режима. В 1956 и 1957 годах Хрущев обманным путем использовал мнимую десталинизацию как средство победы над своими соперниками, скрывая при этом характер своих собственных методов. С 1958 года и далее расчетливое, обманное использование мнимой десталинизации помогало новой долгосрочной политике достигать свои внутренние и внешние цели.

К 1958 году настоящие вопросы, связанные со сталинизмом, антисталинизмом, ревизионизмом и национальным коммунизмом, были решены, но их можно было возродить в искусственной форме как «вопросы», якобы вызывающие разногласия между разными лидерами и разными партиями внутри и вне блока. Отдельных коммунистических лидеров или групп лидеров (все они – убежденные ленинцы) можно было представлять в ложном свете и противопоставлять друг другу как «сталинистов», «неосталинистов», «маоистов», «догматиков», «сторонников жесткой линии», «приверженцев», «воинствующих» или «консерваторов» в противовес «антисталинистам», «прагматикам», «ревизионистам» и «национальным», «либеральным», «прогрессивным» или «умеренным» коммунистам.

Задачи дезинформации по этим «вопросам» можно резюмировать следующим образом:

• Представить коммунистические страны как находящиеся в состоянии беспорядка, путем возрождения мертвых вопросов и показа явных разногласий по ним, в соответствии с моделью дезинформации «слабость и эволюция».

• Скрыть фактическое единство блоковых партий и правительств в их стремлении к общей, идеологической долгосрочной политике, благодаря отображению ложного образа национализма и конкурирующих национальных интересов в коммунистических режимах блока и между ними.

• Создать благоприятные условия для реализации этой политики как внутри, так и за пределами блока.

• Предоставить широкие рамки и удобные приемы для конкретных дезинформационных операций по советским отношениям с Югославией, Албанией, Китаем, Румынией, Чехословакией и некоторыми западноевропейскими коммунистическими партиями.

• Использовать эти вопросы для дезинформации о якобы продолжающейся борьбе за власть и нерешенной проблеме преемственности, о сдвигах в коммунистической внутренней политике и в дипломатической тактике для реализации различных этапов этой политики.

Источники вдохновения

Принятое в 1957 году основное решение вернуться к полномасштабному использованию стратегической дезинформации вызвало всплеск исследований прецедентов и способов. Например, Центральный комитет запросил имевшиеся в КГБ и ГРУ секретные публикации по этой теме, а в частности – написанное офицером ГРУ Поповым секретное учебное пособие для внутреннего пользования, в котором на восьмидесяти страницах описывались способы дезинформации, и другое пособие, написанное полковником КГБ Райной, под названием «Об использовании агентов влияния».11

В пособии Попова дезинформация определялась как средство создания благоприятных условий для получения стратегических преимуществ над противником. В нем указывалось, что дезинформация должна функционировать в соответствии с требованиями военной стратегии и дипломатии, и оговаривалось, что при любых обстоятельствах она должна подчиняться политике.

В книге классифицируются различные типы дезинформации: стратегическая, политическая, военная, техническая, экономическая и дипломатическая. В ней перечислены каналы, по которым может распространяться дезинформация, а именно:

• Декларации и речи ведущих государственных деятелей и официальных лиц страны происхождения.

• Официальные правительственные документы.

• Газеты и другие материалы, публикующиеся в этой стране.

• Зарубежные публикации, вдохновленные агентами, работающими среди иностранных журналистов и других экспертов.

• Специальные операции в поддержку дезинформации.

• Агенты влияния и другие агенты в зарубежных странах.

Исследования отдельных сторон НЭПа проводились по заказу ЦК КПСС, начиная с 1957 года. Наряду с правительственными ведомствами, научные учреждения, как Институты права и истории, также внесли свой вклад. В КГБ были предприняты два проекта, имеющие особое значение для нового внедрения стратегической дезинформации. Один из них – исследование по использованию агентов влияния КГБ в советской интеллигенции (под которой в данном контексте понимались ученые, академики, писатели, музыканты, художники, актеры, режиссеры театра и кино, и религиозные деятели); другой – по разглашению государственной тайны в интересах политики.

Пособие Попова было фактически единственным доступным современным текстом, посвященным стратегической дезинформации. Ленин не оставил после себя специального трактата на эту тему, хотя в его трудах есть разрозненные упоминания о ней; обман и двуличие являлись важнейшими элементами его политической техники. Примечательно, что советские власти решили впервые опубликовать в период с 1960 по 1965 год, в пятом издании сочинений Ленина, некоторые его документы, относящиеся к периоду НЭПа и использованию дезинформации, в частности, его переписку со своим наркомом иностранных дел Чичериным.

В одном из своих писем Ленин, комментируя проект заявления советской делегации на Генуэзской конференции, советовал Чичерину выкинуть всякое упоминание о «неизбежном насильственном перевороте и применении кровавой борьбы», а также исключить слова, «что наша историческая концепция включает применение насильственных мер» и «безусловно предполагает неизбежность новых мировых войн». Он написал: «Ни в каком случае подобных страшных слов не употреблять, ибо это означало бы играть на руку противнику».12

Чичерин с энтузиазмом откликнулся на идеи Ленина о дезинформации. Он написал ему 20 января 1922 года: «Если американцы будут очень приставать с требованием representative institutions (представительных учреждений – Ред.), не думаете ли, что можно было бы за приличную компенсацию внести в нашу конституцию маленькое изменение? Например, мы можем допустить присутствие трех представителей нерабочего класса в органе, состоящем из 2 тыс. членов. Такой шаг может быть представлен американцам как представительное учреждение».13

Ленин и Чичерин были не единственными источниками вдохновения для возрождения стратегической дезинформации. Древнекитайский трактат о стратегии и обмане «Искусство войны» Сунь-цзы, переведенный на русский язык Н. И. Конрадом в 1950 году (вскоре после победы коммунистов в Китае), был переведен на немецкий язык в 1957 году советским ученым Ю. И. Сидоренко с предисловием советского стратега и военного историка генерала Разина.14 Книга была опубликована в ГДР Министерством обороны ГДР и предписывалась для изучения в военных академиях ГДР. Новый перевод и другие исследования Сунь-цзы были опубликованы в Пекине в 1957 и 1958 годах и в Шанхае в 1959 году. Известно, что Мао находился под влиянием Сунь-цзы при ведении гражданской войны.

Такой интенсивный официальный интерес к Сунь-цзы со стороны как Советов, так и китайцев в то самое время, когда разрабатывались новые политика и стратегия, является хорошим признаком того, что китайцы, вероятно, внесли положительный вклад в их разработку.

Стратегия укрепления коммунистического блока при создании видимости коммунистической разобщенности четко выражена в афоризмах Сунь-цзы:

• Война – это путь обмана. Поэтому, если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь; если ты и пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто ты этим не пользуешься.

• Заманивай его выгодой; приведи его в расстройство и бери его.

• Слабость рождается из силы […] Сила и слабость – это форма. (Тот, кто хочет казаться слабым, чтобы сделать своего врага высокомерным, должен быть чрезвычайно сильным. Только тогда он сможет притвориться слабым.)

Чтобы быть правдоподобным и эффективным, обман должен в максимально возможной степени соответствовать надеждам и ожиданиям тех, кого он призван обмануть. Поскольку коммунистическим стратегам было известно, особенно благодаря их знанию Бильдербергских документов15, что Запад почти надеется и горячо желает распада коммунистического блока, они могли предвидеть, что проецирование внешнему миру фиктивного распада блока было бы выгодным при условии, что он всегда будет сопровождаться параллельным действительным, но частично скрытым осуществлением долгосрочной политики укрепления блока и изменения мирового баланса сил в свою пользу.

Как на практике можно было этого достичь? Изучение подлинного раскола между Тито и Сталиным 1948 года показало, что далеко не все его последствия были негативными. Открытое неповиновение Сталину подняло престиж Тито в его собственной стране и во всем мире. Неподчинение Советскому Союзу позволило Югославии получить существенную экономическую и военную помощь со стороны Запада и приобрести зачатки политического влияния в странах третьего мира и в западноевропейских социалистических партиях. Более того, в 1957-58 годах Тито продемонстрировал, что, несмотря на полученную им западную поддержку, он остается верным ленинцем, готовым работать от всей души с другими лидерами блока16.

Более отдаленным, но не менее поучительным прецедентом стала дальневосточная политика Ленина в 1920-х годах. Понимая, что Советской России будет не под силу защитить все свои границы одновременно, Ленин решил добровольно «пожертвовать» значительной территорией на Дальнем Востоке, создав в апреле 1920 года независимое «некоммунистическое» буферное государство – Дальневосточную республику (ДВР). Она была независимой и некоммунистической только по форме, ее политика тесно координировалась с самого начала с политикой Советской России. Тем не менее, ее существование, а также обещания экономических уступок, которые не были выполнены, ослабили давление со стороны японских и американских интересов в том регионе, в то время как советская армия и Коминтерн укрепили свой потенциал для борьбы с угрозой со стороны белого русского эмигрантского движения в Монголии под руководством барона Унгерна. К ноябрю 1922 года советское влияние в регионе стало достаточно сильным, чтобы «независимая» ДВР была открыто включена в состав Советского Союза в качестве его Дальневосточной области (впоследствии края).

Совместные уроки ДВР и раскола Тито-Сталина подсказали коммунистическим стратегам 1950-х годов, что притворные расколы и независимости в коммунистическом мире могут использоваться для ослабления западного давления и получения большей западной экономической и даже военной помощи отдельным коммунистическим странам, в то время как мировой баланс сил незаметно смещается в пользу коммунистов.