Тайны Лиардреда. Часть 1. Цена счастья

– Возьмите, прошу вас, – старик протянул мне свое сокровище.

– Нет, – я решительно покачала головой, – нет, спасибо…

Я ничего не беру у незнакомых людей. Может, это предрассудки и излишнее суеверие, но для меня это правило, не помню, откуда зародившееся в моем подсознании, но я всегда четко следую ему.

Старик засмеялся:

– Я понимаю, не стоит беспокоиться, эта вещь вовсе не драгоценная, – он шагнул ближе ко мне, – вовсе не драгоценная и не представляет никакого интереса, так, безделица. Но мне было бы очень приятно, если бы вы приняли ее.

Я не собиралась ее брать и раздумывала, как корректнее отказать этому человеку, когда музейную тишину безлюдного зала грубо нарушил резкий звон сигнализации. Он резал слух, ударял по барабанным перепонкам, заставляя зажать уши.

– Наверное, опять учебная пожарная тревога, здесь такое случается, – прокричал старик, – но надо выходить.

Он сунул руку с украшением в карман и знаками велел следовать за ним. Он уверенно шел вперед, и мы довольно быстро выбрались туда, где было светлее и многолюднее – в более посещаемую часть музея.

Паники не было. Люди под руководством смотрителей и охраны спокойно продвигались к выходам. Однако толпа была довольно внушительная, и людской поток разлучил нас со странным старичком. Заметив, что его рядом нет, я испытала облегчение, но вместе с ним и крошечный укор совести. Если бы не он, я бы, наверное, все еще плутала в поисках выхода.

Влекомая потоком разочарованных туристов, которым не дали насладиться знаменитыми шедеврами Лувра, так грубо прервав созерцание его сокровищ, я очутилась на улице, возле стеклянной пирамиды.

Дождь уже закончился, и порывы ветра разгоняли остатки хмурых серых туч, очищая синеву неба. То и дело проблескивало яркое, как будто умытое дождем солнышко. Я вдохнула свежий и чистый, но ставший значительно холоднее после дождя воздух. Раздумывая, куда направиться дальше, я сунула руку в карман куртки. Пальцы тут же наткнулись на то, чего там не должно было быть. Я потянула за тоненькую цепочку и вынула то самое украшение странного старика.

Глядя, как оно тихонько покачивается и сверкает на солнце, я соображала. Каким же образом оно очутилось у меня? Видимо, старик сумел в толчее незаметно подсунуть его в мой карман. Но к чему такая настойчивость в желании подарить мне эту вещь? В душе у меня был неприятный осадок. Я не хотела разгуливать по городу с этим «подарком» и решила оставить украшение в номере, благо отель располагался в двух шагах от Лувра. Вечером расскажу Алексу, он во всем разберется. И я направилась обратно через сад Тюильри к Вандомской площади.

Я шла не спеша, наслаждаясь усилившимся после дождя божественными запахами многочисленных и разнообразных цветов, заполнявших клумбы и газоны. Внезапно что-то, какое-то ощущение, пронзило меня. Настолько сильно, что я физически почувствовала укол в сердце, замерла на месте на секунду и тотчас же обернулась. Я тут же увидела его – без сомнения, источник странного ощущения. Оно исходило от фигуры в странном черном одеянии и в капюшоне, опущенном очень низко, так что лица не было видно. Я вздрогнула – это было видение из моего давнего сна-ужаса. Глаз человека я не видела, но ясно чувствовала впившийся в меня взгляд. Этот взгляд я ощущала всем своим существом, и он имел настолько неприятное, угнетающее воздействие, что мурашки побежали по моей спине. Но при этом я не могла оторваться от него, и он не отводил своих глаз, как будто насильно удерживая меня взглядом. В груди защемило, дыхание сбилось, и сердце пронзила боль. Каким-то невероятным усилием, преодолевая сопротивление, я подняла руку и провела ею по лицу, и в тот же миг все прошло: давление, боль и чувство угнетенности исчезли, как страшное наваждение. Когда я убрала руку, человек исчез. Оглядевшись, я поискала странную фигуру. Людей в парке было не много, и никого похожего я не увидела, как ни всматривалась. Я постояла еще немного, унимая бешено колотящееся сердце, и быстрым шагом направилась в отель. Я твердо решила позвонить Алексу, когда вернусь в номер. То, что произошло, очень не понравилось мне – необъяснимое, но настолько осязаемое.

Прямо у дверей отеля я наткнулась на Алекса, который выходил из машины.

– Что ты здесь делаешь?

И тут же, не дожидаясь ответа, он подхватил меня за локоть и потащил за собой внутрь. Его поведение показалось мне по меньшей мере странным. Алекс был мрачен и всю дорогу до номера молчал. Я поглядывала на него, но тоже молчала. Войдя в номер, он прикрыл за собой дверь.

– Алекс…

Он перебил:

– Я прошу тебя сегодня остаться здесь и больше никуда не выходить. Тебя моя просьба не затруднит?

– Нет, – я пораженно смотрела на него. Впервые он говорил со мной в таком тоне.

В том, что что-то случилось, уже не оставалось никаких сомнений. Такое поведение любимого настолько поразило меня необычностью, что недавнее происшествие на фоне этого уже не казалось мне настолько важным.

– Алекс, что случилось?

Он не отвечал, а смотрел на меня каким-то странным взглядом, прочесть который я не могла, но он мне определенно не нравился. Я подошла к нему, осторожно спросила:

– Я могу знать, что происходит?

– Просто сделай, как я прошу, – ответил он раздраженно.

Я доверяла ему, и раз он сказал сделать это, значит так надо. Но обида на его странную манеру разговора и странное поведение, еще вчерашнее, опять начала одолевать меня.

– Хорошо, конечно. Я никуда не пойду больше сегодня. Я хотела кое-что рассказать тебе. Может, пообедаем вместе?

Я потянулась к нему и коснулась его руки. Он вдруг показался мне каким-то чужим и отстраненным, и мне захотелось прикоснуться к нему, чтобы избавиться от этого чувства. Но он довольно грубо стряхнул мою руку и отошел.

– Нет, мне надо идти. Еду закажи в номер. И ночевать я не приду. Не звони мне, я сам позвоню. И никуда не выходи…

Когда за ним захлопнулась дверь, я все еще продолжала ошарашено стоять посреди гостиной нашего номера, пытаясь осознать смысл этих нескольких брошенных им коротких фраз. Алекс вел себя со мной так, как будто я досаждала ему и раздражала. Я что-то сделала не так? Что такого могло случиться, что вдруг так изменило его отношение ко мне? Объяснений этому у меня не было.

Терзаемая мрачными мыслями, уснула я поздно. Алекс, как и сказал, ночевать не пришел. Первый раз почти за месяц я спала одна на этой громадной кровати, которая без него уже не казалась такой уютной. Было очень непривычно не ощущать его рядом. К тому же непонимание происходящего просто сводило меня с ума.

Проснулась я тем не менее тоже поздно. Завтрак уже принесли, и я ела, взяв поднос с едой в постель. Круассаны, от которых я обычно была без ума, казались сегодня мне пресными и безвкусными, кофе горьким. Я включила телевизор, чтобы хоть как-то развеять гнетущую тишину, царившую в номере.

За мельтешащими на переднем плане людьми, полицейскими машинами с включенными мигалками и захлебывающимся в желании вылить поток «экстренной» информации корреспондентом я отчетливо различила стеклянную пирамиду входа в Лувр. Мне совсем необязательно было обладать знанием французского, чтобы понять: что-то случилось в музее, а именно – ограбление. Картинка на экране сменилась. Люди в белых комбинезонах с одинаковыми чемоданчиками внутри помещений. Опять сменилась – и крупным планом перед моими глазами возникла та самая золотая прямоугольная пластина с неровным краем, единственный экспонат дальнего почти непосещаемого полутемного зала. Диктор продолжал что-то говорить, экспозиция опять сменилась, а я сидела, сжимая в руках чашку с кофе. Как странно: вещь, никому не нужная и неинтересная, по словам того странного старика, оказалась похищенной, и, судя по тому, что больше никаких экспонатов не показывали, украли только ее. Сработавшая сигнализация, и мы, последними вчера покинувшие зал, где она хранилась. Это странное украшение в кармане моей куртки. Я только сейчас вспомнила о нем. Вчерашнее поведение Алекса, горестные мысли непонимания – все это вытеснило случившееся в музее из моей памяти.

Я откинула одеяло, собираясь встать, и в эту минуту открылась дверь – в номер вошел Алекс. Выглядел он все таким же мрачным и невыспавшимся. Я замерла. Он прошел, не говоря не слова. Скинул пиджак, небрежно бросив его в кресло, взъерошил волосы на голове, подошел к столику с остатками моего завтрака и налил себе кофе, сделал глоток и только после этого посмотрел на меня.

– Ты должна уехать.

Словно удар молнии пронзил меня, дыхание остановилось, я замерла.

– Должна уехать? – эхом повторила я.

– Да. Сегодня же. Я закажу билет на самолет и такси.

Я сидела, уставившись на него, и не верила тому, что слышу. Мне казалось, что чья-то безжалостная рука окунула меня в ледяную воду, а затем, не дав передышки, швырнула в огонь, доставать откуда не спешила.

– Ты хочешь, чтобы я уехала? – опять повторила я. Алекс смотрел на меня мрачным тяжелым взглядом, и я вдруг пришла в себя, осознав: он гонит меня, я больше ему не нужна.

– Я могу хотя бы знать почему?

Он молчал.

– Ты ничего не скажешь?!

– Я уже все сказал, – и он просто вышел в гостиную, больше ничего не добавив. Перед глазами у меня все поплыло. Я не могу потерять его! Мне ничего не нужно, только быть с ним! Я хотела все это сказать ему, но знала: раз он закончил разговор – все бесполезно, ничто не изменит его решений. Он достаточно ясно дал понять, что во мне больше не нуждается.

Чувство огромной несправедливости комом застряло в груди, сдавило горло так, что стало трудно дышать. Зачем надо было брать меня с собой в Париж, чтобы так жестоко порвать со мной здесь? Зачем все это, и как понять случившееся? В чем моя вина, что я сделала не так? Все это время, с первых минут нашего знакомства и до этого мгновения, пролетело как на одном дыхании. Я, не задумываясь, бросила все, всю свою прежнюю, возможно, не самую лучшую, но какую-то сложившуюся жизнь, и последовала за ним, с ним. И вот теперь все?!

Отлично себя зная, я понимала, что без обоюдных объяснений своим самокопанием просто сведу себя с ума. Но Алекс не собирался ничего объяснять, бросая меня наедине с моими мыслями. И это было еще более жестоко, чем если бы он просто, например, сказал мне, что я ему надоела. Или что у него есть жена, которая приехала сейчас в Париж, и нашим отношениям пришел конец… или еще что-нибудь, что угодно, но хоть какое-то объяснение его поступка.

Я посидела на постели еще несколько минут, закрыв лицо руками и пытаясь собрать воедино свои мечущиеся мысли. От боли и горечи внутри меня все как будто вымерло. Потом я принимала душ, пытаясь потоками воды остановить потоки слез, складывала чемодан. Я собрала только те вещи, которые привезла с собой, все остальное, купленное здесь, оставила в гардеробе. Возможно, это была просто глупая гордость или попытка мелкой мести, хотя я прекрасно знала, Алекс даже не обратит на это внимания, но я решила: раз я больше не нужна ему, значит и мне ничего от него не надо. Все это время Алекса не было. И когда я уже была готова, он вошел, держа в руках конверты. Он протянул их мне.

– Билеты и документы. На твое имя открыт счет в банке Швейцарии, он будет пополняться регулярно. Я хочу, чтобы ты была обеспечена. Ты ни в чем не будешь нуждаться.

Билеты я взяла, а второй конверт швырнула на кровать. Меня захлестнула горькая злость.

– Ты, видно, спутал меня с кем-то, мне плата не требуется! – я постаралась придать язвительность своему тону. Получилось плохо, горечь перекрыла ее, но мне было все равно. – Мне от тебя ничего не нужно, ты и так дал мне достаточно много.

Я имела в виду те впечатления, эмоции и чувства, что он подарил мне. А их, наверное, могло хватить на целую жизнь, которая теперь для меня заканчивалась.

– Я так хочу, – голос его звучал твердо. Даже сейчас, избавляясь от меня, Алекс пытался контролировать мою жизнь.

Он повернулся спиной и заметил мой фотоаппарат на тумбочке у кровати, подошел, взял его. Он стоял, держа камеру, как будто разглядывая ее, затем протянул мне:

– Возьми, забери ее.

В его голосе, в этой короткой фразе было столько неожиданной сейчас нежности, что мне вдруг показалось: все еще можно исправить, вернуть. Я попыталась заглянуть в глаза любимому и увидеть в них тот нежный и ласковый, мой любимый взгляд. Но в этот момент дверь в номер бесцеремонно распахнулась и вошла та самая бесподобная брюнетка, которую я заметила за стеклом автомобиля со странным мужчиной, после встречи с которым все так изменилось.

Она уставилась на меня, а я смотрела на нее.

Потом она подошла к Алексу и, ласково проведя рукой по его спине, что-то нежно прошептала ему прямо на ухо. А Алекс вдруг сразу изменился, опять став холодным и чужим. Нет, я ошиблась, ничего не вернуть. С появлением этой женщины все встало на свои места, с такой соперницей не мне тягаться.

– Конечно, такая женщина, Алекс, подходить тебе гораздо больше, – я сказала это очень тихо. Во мне достаточно самокритики, чтобы реально оценить, что я не соперница этой идеальной красотке. Вот и ответ, которого мне так не хватало.

– Ты мог бы просто сказать, я все понимаю и не стану мешать. Я не собираюсь цепляться за тебя.

Две пары глаз были прикованы ко мне, Алекс все еще держал в руках фотоаппарат. Подхватив за ручку свой чемодан и ни слова больше не сказав, я вышла из номера.

Такси уже ждало меня у дверей отеля. Водитель погрузил чемодан, швейцар распахнул передо мной дверцу машины.

Я сидела, прижавшись лбом к стеклу, и глотала слезы. Я чувствовала себя такой маленькой и совсем одинокой, выброшенной и никому не нужной. Ужасное чувство, выжигающее изнутри.

Это была сказка с первых минут нашего знакомства, великолепная мечта, воплотившаяся вдруг в реальность. Наслаждаясь каждым мигом этой сказки, я забыла, как порой жестоко спрашивает с нас судьба за такие минуты счастья. И вот так неожиданно все рухнуло, разбилось на мелкие осколки, разбив при этом и мое сердце, которое теперь болело, и не так, как пишут об этом в красивых романах, а настоящей осязаемой болью сдавливая грудь, мешая дышать. Хотелось рыдать, кричать во все горло, но я не могла себе позволить этого и лишь тихонько всхлипывала, глотая слезы. Я пыталась разжечь в себе злость на Алекса, надеясь заглушить этим боль. Ведь это он просил меня ехать с ним, хотя, конечно, совсем не упрашивал, а, как всегда, просто принял решение, даже не сомневаясь, что я соглашусь. Приручил меня к себе, поиграл и выставил за ненадобностью, встретив новую или старую подружку, ничего не объясняя мне, так грубо и равнодушно после всего того, что было между нами.

Но возможно, все это так значимо только для меня, а для него – нет. Ведь на данный момент я все так же, как и при нашей первой встрече почти ничего не знаю о нем, о его жизни и его делах. Только тайн и загадок стало больше. Алекс не посвящал меня в свои дела, не впускал по-настоящему в свою жизнь.

Но гордость моя, как и достоинство, молчала, не желая помочь мне, злорадно усмехаясь где-то в глубине души. И я вдруг поняла, что мне все это безразлично, я просто хочу быть с ним рядом, быть частью этой его странной, непонятной мне жизни. Даже измену я простила бы ему, если бы в этом было дело! Но Алекс ничего не говорил, не оправдывался, не объяснял, и я чувствовала, что причина нашего разрыва кроется в чем-то другом. Но в чем – я не понимала. Горе и отчаяние с новой силой захлестнули меня.

Так уже было! При первом нашем расставании. И уже тогда, будучи знакома с ним всего каких-нибудь пару-тройку дней, я знала, что жить без него не смогу. Только просто существовать. Горе мое, конечно сильно, и осознание того, что я не в силах что-либо изменить, давит и угнетает меня, но до тех пор, пока я буду просто знать, что Алекс есть где-то на одной Земле со мной, я буду пытаться жить ради воспоминаний о нас. Это неправильно – настолько быть привязанной к кому-то, зависеть физически. Но я не могла изменить этого ни раньше, ни сейчас.

Я ясно понимала, что если продолжу и дальше копаться в своих мыслях, то просто сойду с ума. Сейчас ни к чему хорошему это не приведет. Все случившееся надо обдумать, но позже. Я попыталась выкинуть грустные мысли из головы и сосредоточиться на мелькавших за окном пейзажах.

Вернувшись из мира своего горя к действительности, я вдруг поняла, что едем мы не в аэропорт. Я всегда отличалась тем, что не способна была как следует запомнить дорогу, которой пользуюсь не часто, но сейчас сомнений у меня не было: мы едем не туда. Я помню, что сначала через город, потом поля, которые должны остаться слева, и там уже совсем недалеко до аэропорта. А за окнами такси сейчас мелькали поля по обе стороны трассы. Да и по времени, с учетом того, что пробок почти не было, мы должны были уже быть на месте.

– Куда мы едем? Куда вы меня везете? – я пыталась подавить зарождающиеся где-то внутри меня назойливые нотки паники и даже не обратила внимания, что говорю по-русски. Шофер, естественно, не ответил мне, лишь глянул через зеркало заднего вида.

Рука моя непроизвольно потянулась к телефону в кармане. Я еще точно не решила, что собираюсь сделать, как вдруг машина резко затормозила, да так, что я полетела вперед и, если бы не выставила руку, то ударилась о спинку переднего сидения. Водитель перегнулся и вырвал у меня телефон. Я опешила от неожиданности, а он с размаху ударил меня по лицу, и я отлетела назад.

– Давай без глупостей, а то получишь еще, – произнес он на чистом русском языке.

«Еще» я не хотела, поэтому затихла, забившись в угол подальше от него и приложив руку к разбитой губе. Убедившись, что я сижу тихо и ничего не предпринимаю, водитель отвернулся, и мы двинулись дальше. Я осторожно, стараясь не привлекать его внимания, нащупала ручку на дверце и попыталась открыть ее. Меня даже не волновало, что едем мы уже довольно быстро. Естественно, дверь не поддалась.

– Можешь не стараться, двери заблокированы. Открыть можно только снаружи.

Он все же заметил мои тщетные попытки.

Через несколько минут я смогла убедиться в его словах. Мы остановились на обочине рядом с другой машиной, из которой вышли три человека и уселись к нам, двое по бокам от меня, третий впереди, рядом с шофером. Мы тронулись. Сидевший рядом со мной положил мне руку на затылок и пальцами надавил на какую-то точку у основания черепа. Я потеряла сознание.

Макс

Я лежала на широкой кровати в очень светлой и солнечной комнате. Свет лился через большое окно без штор. Чуть сбоку от себя я увидела дверь, которая вела в соседнее помещение и не была закрыта. Там находились люди, были слышны их голоса, мужские. Они переговаривались и посмеивались. Я приподнялась и села на кровати, не понимая, что происходит; голова болела. Я почувствовала, как накатывают волны страха и по телу поднимается дрожь. Один из мужчин мелькнул в дверном проеме, остановился, заметив, что я смотрю на него, и вошел.

– Наша красавица проснулась, – объявил он, подошел ко мне и, схватив рукой за волосы, дернул. От боли у меня выступили слезы.

– Ну что же, – сказал незнакомец, чуть ослабив хватку, – самое время прояснить ситуацию. Слушай меня внимательно, девочка, если ты будешь умницей и будешь делать то, что тебе скажут, все будет хорошо. Только будь послушной, – он осклабился и опять чуть дернул меня за волосы, но не так сильно, как первый раз.

– Договорились?

Я кивнула – как можно не согласиться? Он отпустил меня, и его рука легла на мою шею. Он поглаживал меня, но эти прикосновения были мне неприятны, и я попыталась отстраниться.

– Кто вы, что вам нужно… – я не успела закончить, получив такую затрещину, что упала. Застыла от неожиданности и боли, а он опять схватил меня за волосы, далеко назад запрокинув голову.

– Вот тебе первый урок: говорить можно только, когда позволят, и делать то, что говорят! – он еще раз тряхнул меня.

Я всхлипнула, хотела возразить, но говорить боялась: повторять «урок первый», как и узнавать другие, я не хотела.

– Так-то…

Я увидела прямо перед собой его слащавую улыбку и похотливый взгляд, заскользивший по моему телу.

– У нас еще есть время, – произнес мой мучитель. Сомнений в его намерениях у меня не оставалось. Внутри все похолодело. Если я опять попытаюсь вырваться, то он изобьет меня. Мужчина встал коленом на кровать и придвинулся ко мне ближе, но вдруг отстранился.

– Макс?! – он обратился к человеку, которого я не сразу заметила. Видимо, он появился только что.

Мужчина стоял, небрежно облокотившись плечом о дверной косяк, сложив руки на груди, и как будто безучастно наблюдал за происходящим.

– Мы ждали тебя позже, – произнес тот, что издевался надо мной.

А я замерла, глядя на вошедшего незнакомца. Его рост, фигура, стать, та легкая пренебрежительность в движениях, хорошо ощутимые сила и властность во всем его облике – все это неуловимо, но совершенно определенно напоминало мне Алекса. Волосы мужчины были темнее, чем у Алекса, но так же коротко по-спортивному подстрижены, он был так же гладко выбрит, у него были такие же темно-серые глаза. У меня складывалась впечатление, что я вижу двойника Алекса, но не столько по внешности, сколько по ощущениям, которые я испытывала, разглядывая его. Он внимательно смотрел на меня, чуть прищурив глаза, как когда-то, сто лет назад, Алекс в парке Петергоф. Я пыталась избавиться от наваждения, уверяя себя, что все это мне лишь мерещится от страха и после пережитого шока. Однако это было весьма слабое объяснение, которое не спасало от ощущения дежавю.

– Идем, – коротко произнес Макс, обращаясь к мужчине, и, отделившись от стены, вышел.

Я опять осталась одна в комнате. На этот раз они заперли дверь. Посидев какое-то время на кровати, я встала и подошла к окну. Пейзаж за ним ни о чем не сказал мне: деревья, поля и раскиданные вдалеке аккуратные домики. Я не смогла даже определить, в какой стране нахожусь – еще во Франции или, может, уже где-то в другом месте. Расстояния в Европе маленькие, и за то время, что я была без сознания, меня могли увезти куда угодно. Но, в сущности, какая разница, где я сейчас, понятно, что все еще за границей. А вот почему? – это интересовало меня больше.

Я подергала ручку на двери, но она не поддалась, оставаясь плотно запертой, отошла от окна и продолжила обследовать комнату. Кроме большой кровати с двумя пустыми тумбочками по обе стороны от нее, здесь больше ничего не было, поэтому мое обследование закончилось быстро и безрезультатно.

Я вернулась на кровать и, свернувшись клубочком, попыталась проанализировать ситуацию. Результат был нулевой, я не понимала, что происходит, как и почему я попала в эту историю, кто эти люди и что им надо от меня. Возможно, меня похитили, чтобы потребовать выкуп. С Алексом в Париже мы жили в очень дорогом отеле, и это могло привлечь внимание ко мне. Если это так, кому они предъявят требование о выкупе? Конечно, Алексу. Но после того, как он выгнал меня, будет ли это его интересовать или ему теперь все равно?

Из-за всех этих безрезультатных раздумий усилилась ноющая боль в голове. И напрашивался только один вывод – это как-то связано с Алексом. Или… Я вздрогнула, или с той странной историей с украшением! Та самая куртка, в кармане которой оно лежало, сейчас была на мне. Я сунула руку в карман – кулон преспокойно лежал на месте. Значит, дело не в нем, иначе меня бы давно уже обыскали и допросили. Я опять задумалась. Но и к делам Алекса я не имею никакого отношения. Он никогда ни во что не посвящал меня, ничего не рассказывал, даже не намекал. Но, с другой стороны, откуда этим людям знать, что я не причастна ни к чему. Лишь масса вопросов без ответов. Придется просто ждать, что будет дальше.

Ко всему прочему из моей раскалывающейся головы никак не выходил этот человек – Макс. Все-таки что-то в нем вызывало во мне странные чувства, определить которые я пока никак не могла.

Я вдруг снова осознала, что я больше не с Алексом, он выгнал меня, и я ему больше не нужна. Сердце заныло. Страх и неизвестность на некоторое время вытеснили боль и отчаяние от нашего расставания, но теперь они опять возвращались. Я с силой укусила костяшки пальцев, собранных в кулак. Не думать сейчас об этом! Есть проблемы важнее.