Полная версия
Разлуки и встречи. Люди ветра
– Так то человеку. А ветер может ей помочь? – непонятно спросила хозяйка.
Он усмехнулся.
– Ветер… Глупости это всё. Ветер – всего лишь стихия. Она человек, понимаешь, это гораздо больше! Ветер – лишь одна из граней её духа. Может быть, самая очевидная, но это далеко не всё. Благодарю, Эри. Я вот сейчас сказал всё это вслух, и мне стало легче. Этак я каждый вечер теперь буду напиваться в твоем притоне.
– Ну и пожалуйста. В конце концов, Лорд Катарен, Вы – Правитель города, можете себе позволить.
Они оба рассмеялись, и от этой симфонии смеха Мик проснулся.
Мик проснулся с тяжёлой, гудящей, как с похмелья, головой. Отражение в зеркале над раковиной испугало его самого. Бледная кожа слабо светилась, в чёрных глазах плясало фиолетовое пламя, чёрные волосы лоснились тьмой, поглощающей свет неяркой лампы. Это было как-то нечеловечески красиво и жутко.
Чашка кофе вроде бы исправила положение. Микаэль наконец отвлекся от мистических тревог прошедшей ночи и осознал, что уже полдень. Вчера была пятница, значит сегодня – выходной.
Удостоверившись, что девушка крепко спит, он отправился в магазин. Все-таки в доме раненый, а у него из еды как обычно, был только кофе и печенье.
Проходя арку, он заметил хмурого дворника, оттирающего кровавые пятна. Дворник не обратил на него ни малейшего внимания. Полицейских машин, которых он немного опасался, тоже не было. Ну, это как раз понятно: «нет тела – нет дела», а кровавыми следами мало кого удивишь. Только дворнику пришлось работать в выходной, чтобы элитных жильцов не шокировать. Элитный жилец еле заметно улыбнулся и пешком отправился по направлению к ближайшему супермаркету.
Через сорок минут он уже вернулся домой. Целительство – это хорошо, но ни в одной книге почему-то не описана методика материализации недельного запаса еды из ничего. Девушка все ещё спала, и он отправился на кухню, готовить. Несмотря на то, что в их доме всегда ошивалась прислуга, бабушка предпочитала готовить сама и его научила.
Он стоял, прислонившись к стене своей спальни, и разглядывал спящую. Ночью сначала было темно, а потом он больше внимания уделял её ранам, чем внешности, хотя посмотреть было на что. Фарфоровая бледность её кожи контрастировала с мягкими волнами волос необычного цвета очень темного серебра. Губы идеальной формы были бледны от потери крови, под глазами залегли тени, хорошо различимые даже сквозь опущенные чёрные ресницы. Хрупкая фигура, тонкие запястья прекрасных рук. Возможно, какому-нибудь моднику она могла показаться непримечательной, некрасивой по привычным меркам, но… Он снова вспомнил её глаза. Две звёздные бездны бескрайнего неба. Как тонкий ценитель искусства и любитель мистики, он не мог не отметить её совершенства. Ему доводилось близко общаться с признанными красавицами, его мать и бабушка были сказочно красивы, но ни у одной женщины до сих пор он не встречал таких глаз, бесконечно глубоких и сияющих невероятно сильным внутренним светом одновременно. Ему снова захотелось в них заглянуть.
Дрогнули ресницы, шевельнулись губы, девушка глубоко вздохнула и проснулась. Она несколько раз моргнула от яркого света, тёмные глаза медленно обследовали комнату и остановились на нём. Мик решил не дожидаться вопроса:
– Меня зовут Микаэль. Ты у меня дома, в безопасности.
– Я… Мое имя Анариэль. Ты спас мою жизнь… – он впервые услышал её голос. Немного хриплый от слабости, он был тихим и мелодичным, что называется, ласкал слух.
– Я просто исцелил твои раны, ничего больше, – он говорил совершенно спокойно, пристально разглядывая лежащую девушку.
– Нет. Я умирала, я знаю. Если бы я выжила с этими ранами, он всё равно бы скоро нагнал меня и убил, – когда она произносила вторую часть фразы, её голос был слаб и тих, как шелест ветра в листве.
– Кто – он?
– Маграв. Это сумасшедший маг из другого мира, – она замолчала, а Мик пошел на кухню за подносом с едой. Ему требовалось некоторое время, чтобы переварить эту информацию.
Вскоре он вернулся.
– Тебе нужно поесть. Ты очень слаба, – он поставил поднос на кровать, сел рядом.
– Как скажешь. Теперь моя жизнь принадлежит тебе.
Он не обратил внимания на эти слова, помог ей приподняться на подушках, долго и терпеливо кормил её с ложечки приготовленным им питательным супом. А потом она снова уснула.
Микаэль притащил из другой комнаты старое кресло-качалку и устроился в нём напротив спящей. Теперь он мог спокойно обдумать их короткий, но весьма ёмкий разговор.
Итак, во-первых, её зовут Анариэль. Не далее как сегодня ночью он уже слышал это имя во сне, а, значит… а это значит, что она – дочь правителя Города, который очень волнуется за её судьбу и, похоже, небезосновательно. То, что она из другого мира – это он знал с первой минуты их встречи. То, что мир, в котором он родился – не единственный, его не удивляло, он интуитивно знал это с самого детства. Он никогда до сих пор не сталкивался с иномирянами, но ошибиться было невозможно, она была слишком другая, чтобы родиться под одним с ним небом. Теперь, однако, становилось понятно, почему ему приснился Город, и что это реальное место. Скорее всего, он будет попадать туда во сне до тех пор, пока она будет рядом. Что же, значит надо удержать её как можно дольше. Возможно, если он узнает её ближе, ему даже удастся научиться попадать туда самостоятельно. Этот Город стал очень важен для Мика. Он никогда и нигде не был так счастлив, как просто прогуливаясь по его улицам. И, кроме того, у Мика было странное ощущение, как будто в этом Городе он может найти ответы на все волнующие его вопросы, хотя большую часть этих вопросов он даже не мог толком сформулировать.
Второе – девушка в опасности. И непростой. За ней гонится какой-то сумасшедший маг, и она уверена в его способности нагнать её даже в другом мире. А это уже очень плохо. Мик не думал о том, что этот маг может быть опасен для него, он беспокоился за девушку. Итак, один раз этому Маграву уже удалось изрядно потрепать её, видимо и сам он после этой битвы не в лучшей форме, но она совсем бессильна и беспомощна. Это надо каким-то образом исправить, и чем скорее, тем лучше!
Покачавшись в кресле еще немного, он решил, что надо делать. Он подошел к девушке, осторожно откинул одеяло, бегло осмотрел места, где были раны. И, удовлетворившись осмотром, положил обе ладони на середину груди девушки, сосредоточился и снова начал исцеление. Прошлой ночью он чувствовал ощущение громадной силы, исходящее от этой хрупкой женщины. И таким своим ощущениям он давно научился доверять. Поэтому он прекрасно понимал, что сила, которую он может передать, ничтожна по сравнению с тем, к чему привыкло её тело. Но надеялся на то, что этой небольшой силы ей хватит для того, чтобы окончательно поправиться и начать восстанавливать свою мощь. Иначе помочь ей он не мог.
Когда он иссяк, он накрыл девушку одеялом, шатаясь, дошел до дивана в гостиной, уже привычно свалился на него и мгновенно уснул. Ему снова снился Город, и он был счастлив.
В воскресенье она проснулась днём, всего лишь на час позже, чем он. Микаэль как раз успел позавтракать сам и приготовить завтрак для неё. Она всё ещё была очень слаба, и весь день провела в постели, но есть уже могла самостоятельно. Судя по тому, что губы её из меловых сделались розовыми, он был на верном пути – его сила пошла ей на пользу. И весь день они разговаривали, точнее, он задавал ей наводящие вопросы, а она отвечала, искренне и подробно. Он уже и забыл, что можно так разговаривать, делясь с другим человеком всем, что у тебя есть, без недомолвок и намеков.
Она рассказала про свою неудачную охоту на Маграва. Про ссору с возлюбленным. Про город Октавион, в котором родилась и выросла. Рассказала про то, что она – человек ветра, странствующий по мирам воин.
А Мику приходилось отвечать на её полудетские вопросы о его мире. Особенно ей понравилось радио, которое он включил за завтраком и не выключал целый день. Это было особое радио. Микаэль с парочкой своих приятелей, таких же богатых и интеллигентных молодых бездельников, придумали его как-то за бокалом вина. Дело в том, что в большинстве случаев, «музыкальные» радиостанции представляют собой набор усреднённых песен из какого-то одного сектора музыки. Причем, песни эти чудом проскальзывают в перерывах между рекламой, кривляньями каких-то странных людей, называющих себя «ди-джеями», и абсолютно идиотскими программами. Так как молодые люди предпочитали несколько разных музыкальных направлений, и терпеть не могли весь этот треп, они просто скинулись и организовали свою радиостанцию. Там крутили музыку, которую они любили, или которая им просто нравилась. Причём, как следует, а не по одной песенке каждого исполнителя. Там почти не было рекламы, кроме редкой рекламы их компаний, или компаний их родственников. И пресловутые ди-джеи отсутствовали там как класс. Мик ещё долгое время был доволен их сумасбродной затеей. Тем более, что аудитория оказалась не три человека и канарейка, как предполагалось сначала, а уже под тысячу человек в этом городе.
Как ни странно, Анариэль нравилась та же музыка, что и ему. Она соглашалась со всеми его замечаниями, не протестовала против еды, которую он для неё готовил. Сама она была почти неподвижна, а он заглядывал в её глаза, брал её руки в свои, невзначай касался волос или плеч. Ему нравилось такое положение дел. Эта странная, почти безграничная власть над чудесным и могущественным существом была ему внове и доставляла какое-то острое наслаждение.
С самого детства он искал такую силу. Он верил многим сказкам, гораздо более искренне и истово, чем в того или иного бога. Он до хрипоты спорил с учителями, пытавшимися вдолбить в его голову, что есть живое, а что – нет, что вымышленное, а что – реальное. На учителей не производил ни малейшего впечатления тот факт, что практически все приборы и приспособления, которыми они свободно пользовались и считали своим бытом, пару веков назад были фантастикой. А ещё пару веков назад даже за идеи о таких вещах могли сжечь на костре. Позже, когда он вырос, он стал встречаться с людьми, достигшими определенных высот в разных областях тайных знаний и духовных практик. Но никто из них не мог сдвинуть гору, в мгновение ока переместиться в другую часть земного шара или достать из воздуха живого слона. Все их достижения казались Мику чем-то мелким, незначительным. Некоторые из них очень обижались на такое отношение, ругая его разными мудрёными словами, брызжа слюной и сыпя проклятиями, а кто-то тихо улыбался ему и соглашался с ним. Кто-то говорил, что такой силой может обладать только бог, но у него было своё отношение к богам, и интуиция подсказывала ему, что все эти мифы и легенды слишком напоминают пиар-акции, чтобы быть чем-то чудесным и недостижимым для человека.
И вот, в его постели лежала женщина из другого мира, мощь которой могла в мгновение ока стереть его мегаполис с лица земли. И ему казалось, что она является для него ключом к совершенно иной жизни, к той силе, которой он так жаждал, к мирам, которые его манили, к познанию великих тайн. И этот ключ был полностью покорен его воле, настолько, что позволь себе Микаэль задуматься над этим на минуту, ему самому бы стало страшно. Но он пребывал в состоянии эйфории, его пьянила сложившаяся ситуация, а когда он лечил свою гостью или отсыпался потом, то ему тем более было не до размышлений.
Так что, вечером, когда она уснула, Микаэль снова наполнил её своей силой. И опять рухнул спать на диване.
3
Неизвестно, по каким мирам скиталась душа дочери ветра той ночью. Она совершенно не могла вспомнить, что ей снилось, да и предыдущие события вспоминала с большим трудом. Дралась с Магравом, да. Сбежала, да. А дальше? Дальше было что-то совсем смутное, как будто разноцветный туман, а не воспоминания. Но, что бы там ни было, сейчас она чувствовала, что находится в безопасности, и что за ней кто-то наблюдает. Так что пора было проснуться и оценить, где она очутилась.
Она открыла глаза и начала осматриваться. Небольшая комната, светлые стены, тёмный пол, большая кровать, на одной из стен стеллаж с какими-то устройствами, окно, почти во всю стену. А рядом с дверью стоит, прислонившись к стене, хозяин комнаты. Молодой мужчина, высокий, тёмные волосы острижены чуть ниже плеч, очень красивый. Пугающая красота, за такой обычно скрываются либо бессмысленные нарциссы, либо грандиозные сволочи. В любом из миров встреча с мужчиной подобной красоты не сулила ничего хорошего. Но сейчас Анариэль было не до того. Она, как зачарованная, смотрела на хозяина комнаты, прямо в его чёрные, жгущие своим интересом глаза, и понимала, что пропадает. Как это, наверное, страшно, встретить человека, который основа твоей жизни. Когда единственное знание того, что он живёт в каком-то из миров составляет смысл твоей жизни. Когда он течёт в твоей крови, а твое сердце робко бьется в его руках. И если нет его, то и ты исчезнешь, растворишься во тьме Вселенной, потому что то, что заставляет твои атомы держаться вместе, то, что рождает субстанцию, которую кто-то именует твоим сознанием, – это лишь он. Хотя, страшно ей не было, казалось, она просто утратила способность бояться, чего бы то ни было, когда он рядом. Был только ОН, отныне и навсегда.
Какая-то часть её понимала, что то, что она сейчас чувствует, не лезет ни в какие ворота. Человек ветра не может быть так тотально, так убийственно зависим от какого-либо другого человека. Поэтому ей кое-как удалось взять себя в руки, благо, она лежала, и не было видно, как подгибаются её коленки, и изобразить заинтересованность окружающим.
– Меня зовут Микаэль. Ты у меня дома, в безопасности, – голос у него был под стать глазам и внешности. Он разил как гром с чистого неба, услышав его, хотелось пасть на колени, просто так, без единой мысли, как падают на колени люди перед алтарем могущественного и близкого бога.
Надо было что-то ответить, хотя, честно говоря, произносила слова она почти автоматически:
– Я… Мое имя Анариэль. Ты спас мою жизнь…
– Я просто исцелил твои раны, ничего больше, – он лгал, он сам ещё не понимал, ЧТО он для неё сделал.
– Нет. Я умирала, я знаю. Если бы я выжила с этими ранами, он всё равно бы скоро нагнал меня и убил, – она чуть не проговорилась, ей стоило большого труда перевести разговор на Маграва, и не сказать: «Я умерла, когда ты прикоснулся ко мне».
– Кто – он?
– Маграв. Это сумасшедший маг из другого мира, – она замолчала, достаточно информации на первый раз. Тем более, ей было тяжело говорить с ним. Точнее, ей легко было говорить то, что он спрашивает, но очень сложно не говорить того, что хотелось сказать её сердцу.
Вскоре он вернулся.
– Тебе нужно поесть. Ты очень слаба, – он поставил поднос на кровать, сел рядом.
– Как скажешь. Теперь моя жизнь принадлежит тебе, – она не лгала. Когда твое сердце лежит в чьей-то руке, ты не лжёшь. Сожмёт кулак, уронит, – не имеет значения, ведь оно уже не в твоей груди. Мертвые не лгут и не убегают от источника своего существования, это скажет вам любой некромант.
***
В понедельник с утра Мику пришлось поехать на работу для того, чтобы оповестить удивленное начальство о том, что он уходит в отпуск. Честно говоря, он и сам давно уже мог стать большим начальником, с его-то связями и способностями. Но ему не хотелось нести на своих плечах груз ответственности за тысячи людей, за деньги, за престиж, и, в итоге, быть связанным высокой должностью по рукам и ногам. Поэтому он старательно делал вид, что он рядовой менеджер, ну, может быть, несколько полезнее и умнее остальных. И в то же время, у него никогда не возникало проблем с начальством, несмотря на его вольные взгляды на график и дисциплину. Просто начальство всегда помнило, чей он сын, кто его друзья, и что он сам при желании мог бы занять это место.
По дороге домой он заехал в несколько магазинов, чтобы купить продукты и одежду своему нежданному сокровищу. Не всё же ей заматываться в одеяло, а её одежда превратилась в бурые лохмотья. Заодно он решил сделать ей маленький сюрприз.
Пушистые белые хризантемы чудесно смотрелись в вазе из хрусталя. Анариэль растерянно моргала.
– Знаешь, до сих пор ни одного из моих поклонников мне не удавалось убедить в том, что я обожаю именно белые хризантемы, – говорила она, в очередной раз, вдыхая горький аромат цветов.
– Они постоянно дарили мне розы. Даже Нефа лишь пару раз хватало на то, чтобы подарить мне белые лилии. И то это был подвиг. А вот хризантемы он так и не осилил.
– А мои девушки всегда требовали розы. Скучно, банально и пошло. Мне показалось, что тебе бы подошли хризантемы, поэтому я купил их. Я рад, что не ошибся.
– Не ошибся. Не люблю розы. Хотя с годами я с ними и смирилась. Ну, в самом деле, не выбрасывать же подарок человека, если я такая неправильная. И мне нравятся не такие цветы, какие принято дарить.
– И что же тебе нравится, кроме хризантем?
– Ну… огромные белые лилии, которые невыносимо держать дома, ибо в их аромате можно топор вешать. Синие и фиолетовые колокольчики, уж на что лилии похоронные цветы, а их вообще считают цветами смерти и дурных снов. Не знаю, я люблю их. Люблю жасмин и вишню, и черемуху, ни за что бы не стала обламывать душистые ветки, да и другим не позволю, но с радостью бы посадила их рядом со своим домом, если бы таковой имела.
Он действительно был рад, что угодил с цветами, да и с одеждой. И ничто не мешало ему любоваться ею, сидящей на кровати и рассматривающей стоящий на тумбочке рядом с ней букет. Она уже оделась в купленное им легкое платье из белого шёлка. Её руки были подвижны, пальцы порхали, слегка касаясь белых душистых шаров, когда она говорила. И, казалось, она дирижирует неслышной музыке, струящейся от белых горьких цветов. Её глаза светились чистой, неподдельной радостью. Сквозь большое окно на неё изливались солнечные лучи. Казалось, что они пронзали девушку насквозь, легко шевелили её волосы и складки платья. Тонкие пальцы светились мягким бледно-розовым светом, нежные губы были изогнуты в улыбке. По светло-серебристым стенам и белому потолку прыгали солнечные пятна, на чёрном ковролине превращаясь в золотые монеты.
Микаэль в своём привычном чёрном костюме неподвижно сидел рядом, чёрным изваянием на белом айсберге кровати. Он завороженно следил за каждым движением девушки, как и она, пропитываясь насквозь светом и терпким ароматом. Осторожно, чтобы не спугнуть момент, он прикоснулся губами к обнаженному плечу девушки. А когда она замолчала, обернувшись и с удивлением заглядывая в его глаза, поцеловал её, ощущая горький привкус хризантем на губах.
Еще несколько дней пролетело в этом городском гибриде рая и лазарета, красивые и недолговечные, как бабочки. Они разговаривали, слушали музыку. Он давал ей кров, пищу и силы. За это каждую ночь ему снился Город, а днём… А днём он был для неё всем: жизнью, повелителем, любовью и неминуемой гибелью, хотя и не мог понять этого.
Её беспомощность и покорность забавляли его. Она ничего не требовала, ничего не просила. Такая непохожая на всех знакомых ему женщин, не из этого мира, кажущаяся чудесным сном, ожившей статуей Пигмалиона. При этом он ни на секунду не заблуждался в оценке своих чувств. Уже довольно давно, в старших классах школы, он окончательно понял, что не может любить. Желание и страсть были ему доступны, хоть и значительно охлажденные его непобедимым разумом. Но он не чувствовал привязанности к окружающим его женщинам. Поначалу это порождало массу проблем, но потом он научился подпускать к себе только тех, кто его не любил, и уходить при малейшем намёке на чувства у партнерши. Единственное, что могло зажечь его кровь – были жажда знаний и жажда новых путей. Поэтому сейчас он совершенно не сдерживал себя в этой игре с огнём, хотя и видел прекрасно, насколько девушка влюблена в него, и, как обычно, ничего не чувствовал к ней лично.
А для неё он был Бездной, великой, могущественной, ужасной и притягательной. В этом мире, где шестерни заменили волов, а пойманная молния – человеческую силу. В мире, где слова «маг» и «шарлатан» стали синонимами, родился и вырос мужчина, чья сила была едва не больше её! Когда она впервые увидела его той ночью, когда почувствовала исходящую от него мощь, она так испугалась. В ту ночь она была измотана до предела, и одного его жеста хватило бы, чтобы она умерла. Она смотрела в его глаза, ожидая встретить в них свою смерть. А он поднял её на руки, как подбитую птицу. Он принес её в свой дом, исцелил и дал ей сил. Он мог бы стать властителем этого мира, гением или тираном, если бы захотел. Вместо этого он заглядывал в её глаза, и прикасался к ней горячими тонкими пальцами.
Её силы потихоньку возвращались, и скоро должна была проснуться память. Значит, снова должны были начаться кошмары. Они всегда приходили, стоит ей всерьёз влюбиться. А она даже не влюбилась. Есть в каком-то из языков более точная фраза: она пала в любовь. Если бы он сказал ей выброситься из окна, она бы не раздумывала.
Крылья, её крылья наливались свинцом, стоило подумать о нём. Его поцелуи вливали в её кровь яд. Это было тяжело и больно, но боль можно терпеть. Маг и воин, странница и принцесса, человек ветра, – всё это стало бессильно и бесполезно. Она решила быть его игрушкой, пока он, сам того заметив, полюбит её, не сможет без неё жить. Это правило никогда раньше не подводило.
Очередной день прошёл смытым волной рисунком на песке, таким же прекрасным и недолговечным. Микаэль видел, что его гостья уже почти поправилась. И ему очень не хотелось, чтобы она покинула его дом и унесла с собою сны о Городе, о лучшем из городов. Но как её удержать, он не знал. Он до сих пор не знал, как попасть в Октавион. Когда он напрямую спросил об этом у Анариэль, она улыбнулась и рассказала ему о дорогах ветра, о том, как она сама приходит туда. Но чтобы пройти дорогой ветра, нужно быть ветром, а не человеком. Многие маги находят свои пути между мирами, сходные и отличные от путей ветра. Люди ветра помогают им, охраняют их от роковых ошибок, но никогда не могут подсказать, потому что лишь сам человек может найти свой путь.
Силы девушки возвращались к ней сами, и уже не было смысла отдавать ей крохи своих сил. Поэтому Мик просто пожелал ей спокойной ночи и отправился в гостиную. Но на этот раз ему так и не удалось попасть в Город.
Посреди ночи он проснулся от странного чувства звука. Не обнаружив в гостиной ничего необычного, Мик пошёл в спальню, где увидел, как мечется во сне Анариэль. Её губы открывались и закрывались снова, не в силах произнести ни звука, лишь некое подобие крика, не слышимое, но ощутимое. Микаэль выругал себя за казавшееся здравым решение прекратить курс целительства. Он подошёл, сел на краешек постели, положил руку на лоб Анариэль и тихо позвал её. Глаза девушки открылись, но вместо осмысленного взгляда, в них клубились боль и ужас.
– Это был просто страшный сон. Все хорошо, – попытался успокоить её Мик.
Девушка, наконец, увидела его, прильнула к его груди и расплакалась. Он обнял её, гладил мягкие взъерошенные волосы, дрожащие хрупкие плечи, пока она не перестала плакать.
Она ошиблась. Раньше, каждый раз, когда она влюблялась, ей начинали сниться кошмары. Снова и снова во сне она переживала смерть Санси. Снова и снова она боялась, что это произойдет с её новым возлюбленным. Эти кошмары изрядно отравляли ей жизнь, но за прошедшие века она к ним почти привыкла. Однако теперь она знала, что Санси жив, и их недавняя встреча положила конец этим снам, как и предполагала Анариэль. Но на смену им пришли другие сны. Ей снилась живая вязкая тьма, поглощающая её и Микаэля, топящая их в своем вязком болоте. Снился нестерпимо яркий свет, разделяющий их сначала друг от друга, потом разрезающий каждого на две половинки, снова и снова делящий их, до самых мельчайших частиц, и уносящий эти частицы друг от друга. Одна пытка сменялась другой: они застывали в вечных льдах, сгорали на кострах, опять оказывались объятыми кромешной жадной тьмой и перемалывались светом. Не удивительно, что она кричала во сне, и как же она была благодарна за то, что он смог её разбудить.
Анариэль подняла голову. Слезы вымыли мрак ночного кошмара из ясных глаз, теперь в них было совершенно другое выражение. Микаэль улыбнулся, и это была медленная улыбка землетрясения, вызвавшего мягкую, красивую волну цунами. Ласково взяв девушку за подбородок, он выпил дорожки слез, разбежавшиеся по её щекам. Теперь он знал, как успокоить её, как удержать ветер. Он мягко опустил её на подушки, погружаясь в огонь, сжигающий её тело…
Возможно, это произошло потому, что они оба чувствовали себя в абсолютной безопасности и смогли открыться друг другу, пусть случайно, пусть на миг. А может, это просто судьба, самое беспомощное и банальное оправдание, так часто оказывающееся правдой. Но факт остается фактом. Сила, возвращающаяся к Анариэль, отказывала всякий раз, когда она пыталась прочитать прошлое своего спасителя, как будто дар прошлого не действовал на этого необычного человека. А когда двое слились в единое целое, дар вдруг сработал. Причем, на обоих сразу.