Уроки бессмертия

Он поспешно склонил голову перед своим королем и произнес:

– Безумно рад приветствовать вас у себя дома, Ваше Величество! Ваш визит – огромнейшая честь для меня! Позвольте осведомиться о вашем здоровье и пригласить отобедать в моем обществе, если не побрезгуете.

– Благоразумно с его стороны было не уточнять, что после обеда наше здоровье может сильно ухудшиться! Мало ли чего в него подмешают! – цинично ухмыльнувшись, прокомментировал себе под нос Квентин.

Барон Поллен обратил на него взор, полный гневного возмущения (очевидно, плохим слухом он не страдал), но Джулиан тут же поспешил отвлечь его внимание на себя, быстро сориентировавшись с ответным приветствием.

– Благодарю за чистосердечный и радушный прием, а также за приятную заботу о моем здоровье, – буквально рассыпался сахарными бисеринками Винтер. Все знали, что он умел это делать, как никто другой. – Искренне жать того, что столь печальные обстоятельства невольно поспособствовали вашей встрече. Спешу сказать вам, что поживаю не то, чтобы прекрасно, но, безусловно, хорошо. Ведь моя жизнь и мое здоровье безразрывно связаны с судьбой и внутренним состоянием моей страны. Если жители довольны, то и я доволен. Также позвольте принять ваше милостивое приглашение присесть с вами за один стол. Это не снисхождение, а честь для меня. Также я должен познакомить вас с моим пажом – моим верным и неразлучным спутником. Поверьте мне, это не просто слуга, – это самый надежный человек во всей Англии, когда дело касается наших маленьких королевских секретов. Ну, вы же понимаете, о чем я… Его зовут Квентин Паулус. Венс, это господин барон Густав Поллен – очень преданный и полезный человек для короны.

Барон одарил мальчишку снисходительной улыбкой, про себя недоумевая, чем этот ребенок мог заслужить такое расположение короля, что тот представляет его чуть ли не как знатного лорда. Квентин, в свою очередь, счел себя выше льстивых и лицемерных улыбок и прямо заявил, невольно подражая высокому слогу короля:

– Не могу сказать, что данное знакомство столь же приятно для меня, как и для Его Величества, но я, так и быть, не рискну своей шкурой, чтобы отвергнуть его, хотя мне очень хочется сказать вам парочку слов нелицеприятной правды…

Тут Венс получил подзатыльник от Винтера и вынужден был оборвать свою речь. Лицо мальчика оставалось серьезным и бесстрастным, но глаза смеялись. Холодно, неестественно, колюче, – но все-таки смеялись.

– Я от всей души прошу извинить моего спутника, – как можно обольстительнее улыбнулся Джулиан, шестым чувством угадывая, что превратившееся в непроницаемую маску лицо Густава Поллена не готовит ничего хорошего для дерзкого простолюдина. – Он иногда не думает, что и кому говорит. Но такое с ним случается редко. Ну же, прекратите дуться, дорогой барон! Неужели вы никогда не ошибались в речевых оборотах?

Поллен механически кивнул, по привычке соглашаясь с мнением сильного мира сего, но по его глазам было видно, что обиду он затаил надежно и вряд ли скоро ее забудет. Между тем, снова повернувшись к Джулиану, он приветливо улыбнулся ему и пригласил войти в замок.

Замок барона Поллена оставлял в душах посетителей тяжелый осадок. Это было его неотъемлемой особенностью. Мебель здесь была массивная и приземистая, из темных пород дерева, все помещения были отделаны в неярких, некрасочных тонах, перемежая в себе бордовые и коричневые цвета, а узкие стрельчатые окна пропускали так мало призрачного дневного света, что в пасмурные дни даже днем приходилось зажигать свечи. Пока молодые люди вслед за бароном шествовали в столовую, Квентин с любопытством рассматривал картины и гобелены, развешанные по всем стенам. Картины в большинстве своем изображали не знакомых ему людей, судя по наружности – родственников Поллена (настолько они были похожи), поэтому они не особенно заинтересовали мальчишку. Зато созерцание роскошнейших ковров и гобеленов доставило ему истинное удовольствие. Расшитые золотом и серебром, изображавшие красивые замки и диковинных зверей и птиц, они тускло мерцали в свете свечей, создавая атмосферу легкой таинственности. Тем не менее, мальчик не мог не прийти к выводу, что в королевском дворце ему понравилось больше. Он был более светлым, изящным, искусно разукрашенным и многолюдным, – в общем, само о себе говорящее жилище Великого Черного колдуна.

Столовая была самой светлой по сравнению с другими комнатами замка. Здесь было больше окон и под потолком висело четыре люстры в триста свечей каждая, и все они горели. Широкий и длинный обеденный стол тянулся от одной стены к другой, и сегодня он весь был заставлен различными яствами. Создавалось ощущение, что барон Поллен ждал к себе в гости целое войско, а не одного-единственного представителя короля Кэрриса. Барон предложил своим гостям самим выбрать место, которое им понравится. Джулиан, недолго думая, занял стул, наиболее близкий к центру, и усадил рядом с собой Квентина. Густав Поллен присел напротив них. Безупречно вышколенные тихие слуги абсолютно бесшумно разлили вино по бокалам и подали первую смену блюд. Джулиан безропотно пригубил вино в ответ на пышный тост за здоровье короля, произнесенный снова повеселевшим бароном (Квентин, в свою очередь, демонстративно отставил бокал в сторону, желая тем самым показать, что за здоровье врагов не пьют). Потом Винтер вежливо подождал, пока Поллен не утолит первый голод. Сам же он лишь прикоснулся к еде и почти сразу же отложил приборы. Не то, чтобы он не доверял барону, просто не чувствовал, что голоден. Джулиану не терпелось побыстрее перейти к делу, из-за которого он и очутился здесь, но проклятые правила этикета запрещали так скоро затевать важные разговоры. Поэтому с изысканно вежливой улыбкой ему приходилось поддерживать беседу о погоде, об урожае, об охоте, о поместье, легко заводимую Густавом Полленом.

Положившись в этом отношении на Винтера, Квентин принялся неторопливо грызть яблоко, благо корзина с фруктами стояла прямо перед его носом. Горячими блюдами он побрезговал. Хлеб врага горек (а господин Густав сразу же был приписан им к числу врагов вследствие продолжительного знакомства с Винтером), а яблоки – не хлеб. Правда, когда от яблока остался один огрызок, почему-то очень сильно захотелось кинуть его в лоб барону (в вероятности попадания мой герой не сомневался), но Квентин удержал себя от этого неблагородного поступка. Ему в последний момент почему-то стал так симпатичен этот злосчастный огрызок, что казалось кощунством начертать ему такую неблаговидную судьбу, как погибель при соприкосновении с холеным лбом барона. Определенно, этот замечательный огрызок был достоин чего-то большего, например, помойного ведра, в котором наверняка отыщется не один его обглоданный собрат. О заманчивой идее пришлось забыть. К тому же, Винтеру, наконец, надоело истощать свое ораторское искусство на пустопорожнюю болтовню, и он плавно пустил разговор в нужное ему русло. А Квентину очень хотелось послушать о цели их визита в поместье Поллена.

– Да, говорят, с урожаем в последнее время плохо, – спокойно и плавно говорил Джулиан, не отрывая пристального взгляда своих волшебных глаз от лица собеседника. – Погода подводит. Еще грешат на колдунов, мол, от них всегда только вред. С вашим гонцом вы передали мне, что и ваши поля стали предметом проведения каких-то ритуалов. Не желаете ли распространиться поподробнее? Мне бы хотелось услышать эту историю из уст очевидца.

– Ах, да если бы я мог сказать что-то большее, чем вам уже известно! – картинно всплеснул руками барон, мгновенно забывая про еду. – Каждую пятницу ровно в полночь поле окутывает плотный молочно-белый туман. Сквозь него ничего не видно. Все боятся в него заходить, так как среди нас уже бродит мнение, что он колдовской! А на следующее утро на поле появляется отпечаток треугольника… Бр-р… Аж в дрожь бросает!

– А как долго это продолжается? – поинтересовался Джулиан.

Квентин украдкой взглянул на него и понял: Винтеру это и вправду необходимо было знать. В волшебных глазах молодого короля вспыхнула искра корыстного интереса, он весь насторожился, подобрался, как хищный зверь перед прыжком, и стал слушать так внимательно, как будто ему излагали факты дела, по меньшей мере, государственной важности, а не пустые домыслы захолустного барона.

– Около месяца. Мы сразу вас побоялись беспокоить, думали, само сойдет.

– Значит, треугольников четыре? – перебил собеседника Винтер.

– Да. А как вы… Ах, да… Четыре недели – четыре треугольника.

– Я могу взглянуть на них после обеда?

– Да, конечно. Мне бы очень этого хотелось.

"Кажется, он догадался, – продолжая задумчивым взглядом изучать короля Кэрриса, подумал Венс. – Эти треугольники для него не диковинка. Как для колдуна. Интересно, как он намерен выкручиваться, ведь нормальному человеку никогда не догадаться об истинном положении вещей? Впрочем, я-то что переживаю? Не просто же так он называет себя Великим? Значит, может выкрутиться из тех ситуаций, из которых большинству других выход и не снился".

Придя к такому выводу и потеряв интерес к Винтеру, Квентин быстро заскучал. Собственные мысли и красная физиономия разволновавшегося барона не смогли долго служить развлечением для мальчишки. Отодвинув стул с демонстративным грохотом, Венс поднялся, мигом привлекая внимание Винтера и Поллена к своей своенравной и настырной персоне. Вложив в свой взгляд как можно больше независимости, нахальства и демонстративного вопроса, он посмотрел в глаза Джулиана и наигранно елейным голоском осведомился:

– О, мой возлюбленнейший, любезнейший, милостивейший король! Нижайше прошу вас позволить вашему покорному и исполнительному рабу покинуть ваше высокоутонченное общество, дабы он смог получше ознакомиться с дивными красотами местной увядающей флоры!

Густав Поллен медленно и красиво, так, как умеют только воспитанные знатные господа, уронил челюсть, явно не ожидая от мальчишки такого приторно любезного обращения, опасно граничащего с утонченным хамством. На холодном лице Джулиана не дрогнул ни один мускул, и только волшебные глаза запечатлели выражение такого нечеловеческого гнева и истинно звериной ярости, что Квентина невольно бросило в дрожь: уж не перегнул ли он, в самом деле, палку? Тем не менее, когда Винтер разлепил губы для достойного ответа, голос его был ровен и спокоен. Пожалуй, даже слишком ровен и спокоен, чтобы это казалось естественным.

– Представить себе не могу, как же наше высокоутонченное общество сможет обойтись без присутствия покорности и исполнительности в твоем рабском лице! Если бы ты только знал, на что обрекаешь нас, если бы мог соизмерить свою жестокость!.. Ты предаешь в объятия одиночества и вселенской скорби не одно, а целых два сердца достойных господ! Мы уже почти продали тебе наши полные привязанности и верности души, а ты так цинично позволяешь себе играть с ними! Но чтобы доказать тебе, что все оброненные здесь слова о великодушии и благородстве не пустые звуки, мое сердце, несмотря на все нанесенные тобой раны, готово идти навстречу твоей мимолетной прихоти, как будто она выражает в себе волю самого Бога… Иди ты к черту!

Короткая и простая реплика Винтера, оброненная последней, вступила в резкий контраст со всем выше сказанным, произнесенным пафосно-любезным тоном. Венсу и барону, пребывавшим в состоянии легкого замешательства после такой прямо-таки медово-сахарной тирады, она показалась последней пощечиной, той ложкой дегтя, без которой, как водится, не обходится ни одна бочка меда. Надо отдать должное Квентину, он первым пришел в себя, и в очень короткий срок. Поняв, что его все-таки отпустили из-под строгого надзора, он неторопливо направился к выходу, но, будучи человеком, не могущим удержаться от сарказма по любому поводу, на самом пороге обернулся и звонким юношеским голоском воскликнул:

– Мне незачем идти к черту, ведь я только что от него ушел!

Как в этот момент Джулиану хотелось броситься на малолетнего нахала и придушить его! Но он постоянно помнил о данном обещании синьору Джустино Гарлинда не брать на душу греха детоубийства.

Даже если у этого ребеночка совсем не детские мозги…

* * *

А "ребеночек" тем временем выбрался из тесных комнат баронского замка на заснеженную улицу. В первое мгновение снег ослеплял. Белый, чистый, новый, он казался осколками бриллиантов под ногами – такими же сверкающими, такими же бесценными. Квентин сделал пару неуверенных шагов по свежему насту, чувствуя себя богом: первый снег придавал походке необыкновенную легкость, воздуху – свежесть, а земля под ногами казалась облаками, плывущими по небу. Квентин улыбнулся, затем рассмеялся и, зачерпнув с земли горстку снега, бросил ее себе в лицо. Приятный холод коснулся его бледных щек и лба, глаза счастливо засияли, смех зазвенел серебристым звонким колокольчиком…

Какие бы ни были у Венса мозги, ему все-таки было двенадцать лет…

Мальчишка играл со снегом, как с лучшим другом: кувыркался, возился, кидал снежки в стены замка. Снежинки ложились на его узенькие, совсем девичьи плечи и на растрепавшиеся соломенные волосы, и каждое их прикосновение казалось ему приятнее материнской ласки и нежнее шелковых одежд. Может быть потому, что родная мать никогда не ласкала его, а рука не касалась настоящего шелка. Сызмальства он привык к тому, что его мать – вьюга, непогода; шум дождя успокаивал и усыплял его, одаривая необходимой заботой, пониманием и поддержкой. Он и радовался и плакал вместе с ним. Только он знал все мечты и тайны Венса. Только ему он охотно и безбоязненно их доверял.

Вспоминая о родных и друзьях, Венс понял, что ему очень сильно не хватает Лики и Моне. Он любил своих товарищей. Время, проведенное вместе с ними, теперь казалось ему самым счастливым и безнадежно утерянным. Раньше их было трое. И весь снег Англии принадлежал им троим. И было так весело играть в снежки, валяться в сугробах, бегать наперегонки, кататься на льду… Но только втроем. Какой смысл в этом белом праздничном пушистом снеге, какой смысл в самой зиме, если ты остался один?

И по щекам Венса струйками потекли непрошеные слезы…

* * *

Стоя возле высокого стрельчатого окна и глядя сквозь чугунные прутья решетки во двор замка, Джулиан Винтер наблюдал за своим будущим учеником. Невольная улыбка, полная нежности, наградила своим приятным прикосновением его губы, а на волшебные глаза навернулись слезы. Да-да, самые настоящие слезы, которых молодой человек не увидел у себя вот уже несколько веков!

Какой-то глупый мальчишка… Уличный бродяга… Скоморох…

Неужели из-за него?..

Великий Черный колдун плакал…

* * *

Снедаемый собственными нерадостными мыслями и безумной тоской по прошлому, Венс неторопливо брел вдоль высокой завитой ограды замка, тонкой и изящной, созданной исключительно для красоты, но не годившейся для охраны. Чувство безграничного счастья и ребяческой радости покинуло его, не задержавшись надолго. Венс был полностью погружен в себя, и до отцветшего сада ему не было никакого дела. Дико, непривычно было в минуту печали и горя остаться в одиночестве – без Лики, без Моне, даже без дождя! Это новое чувство, так не нравившееся мальчику, погружало его в состояние глубокой безысходности. Но, несмотря на это, все чувства его, как оказалось, были настороже.

В определенный момент Квентин уловил какое-то движение за своей спиной и странный глухой звук, как будто в снег свалился мешок с мукой. Мальчишка резко развернулся и увидел, как с земли, кряхтя, постанывая и потирая все ушибленные в результате падения с высокой оградки места, поднялся какой-то человек. Он был довольно молод и ладно сложен, с четкими, но плохо запоминающимися чертами лица. Одет не бедно, но и не богато, – типичный представитель среднего слоя населения, зажиточный торговец или разбогатевший фермер. Он воровато огляделся по сторонам и заметил мальчишку, не отрывавшего от него пристального изучающего взгляда. Он хотел было кинуться наутек, но Венс опередил его своим воскликом:

– Стой! Я тебя видел!

Молодой человек послушно замер на месте и обернулся. Он попытался улыбнуться, но это вышло у него как-то нервно и натянуто.

– Э-э-э… Мальчик, что ты тут делаешь? – не нашел ничего умнее этого вопроса вторженец.

– То же самое я хотел бы узнать от вас, – не отводя пристального взгляда от лица незнакомца, холодно бросил Квентин. – Хотели что-нибудь стащить?

– Зачем? У меня все есть, – лукаво преломил бровь парень.

– Мозгов у вас нет, дядя, – Венс посмотрел на него с таким откровенным и искренним сочувствием, что вторженец чуть было и вправду не уверовал в свое непроходимое скудоумие. Все-таки актерский талант мальчишки отличался поразительной убедительностью. – Я сейчас позову стражу, и пусть она разбирается, что у вас есть, а чего у вас нет.

– И откуда ты только взялся на мою голову, такой предусмотрительный? А если я тебя убью и тут же, под забором, закопаю? – глаза молодого человека нехорошо сузились.

– Сначала убейте! – ничуть не испугавшись, презрительно фыркнул Квентин.

В руке незнакомца сверкнул электрический разряд молнии, и уже в следующий миг он мог принадлежать Венсу, ударив в сердце или в голову, но юркий мальчишка с необыкновенной ловкостью увернулся, подкатился под ноги нападавшему, сбивая его прямо в снег, и, оказавшись верхом на нем, выдохнул, удивленно округлив глаза:

– Вы – колдун?!

– Нет, дешевый фокусник с базара! – огрызнулся незнакомец.

– Тогда вы наверняка пришли к Джулиану Винтеру!

– Как ты догадался? – глаза колдуна подозрительно сузились. Он перестал брыкаться и уже серьезнее взглянул на мальчишку. – Я в самом деле ищу Винтера. Ты знаешь, где он?

– Он… – Венс чуть запнулся, но лишь на полсекунды. – Он сейчас очень занят и ни под каким предлогом не может дать вам аудиенции. Но я… я его доверенное лицо, единственный ученик. Если вы хотели ему что-то передать, вы можете это сделать через меня. Доставку и сохранность информации в первоначальном виде гарантирую.

С минуту колдун колебался. Ему говорили лично повидаться с Винтером. Но у него действительно было мало времени и немного шансов разыскать в совершенно незнакомом замке Великого Черного колдуна. А мальчишка предлагал намного облегчить его задачу. К тому же, нужно было до последнего сохранять конспирацию, оставаясь незамеченным ни для стражи, ни для слуг. Конспирация нарушилась как-то уж слишком быстро. Не стало б дальше хуже. И почему бы не довериться этому мальчишке? Парень он пронырливый и, похоже, в курсе всех их ночных делишек. Вторая жизнь короля Кэрриса для многих была тайной. И если какой-то мальчишка оказался в нее посвящен, значит, это неспроста.

– Ну хорошо, – согласился вторженец, буквально выдавив из себя эти слова. До самого последнего момента его мучили сомнения. – Я доверюсь тебе. Только это очень-очень важно и сегодня же должно попасть в руки к господину Винтеру. Обещаешь? Смотри у меня! Вот, передай ему записку.

Колдун вытащил из внутреннего кармана плаща сложенный вчетверо листок бумаги. Принимая его, Венс смотрел с некоторым оттенком снисхождения.

"Записочки! – при этом думал он. – Я-то считал, что магам доступна телепатия. Хотя бы Великим!"

Мальчишка слез с пойманного им вторженца и, внимательно пронаблюдав, как тот опять лезет на ограду и спрыгивает уже с другой стороны, отошел за ближайшее дерево и тут же развернул врученный ему клочок бумаги. Глаза быстро пробежали по строчкам.

"Джулиан, этой ночью приходи на собрание настолько раньше, насколько сможешь. Мне важно лично поговорить с тобой.

                                                Валлерчерс"

– Так вот оно что! – пробормотал себе под нос Квентин, и хитрый прищур его холодных серых глаз говорил о том, что он что-то задумал. – Этой ночью Винтера не будет. Он уедет на собрание. Это должно быть надолго. Судьба дает мне шанс! Глупо не воспользоваться им.

Квентин разорвал записку и выбросил в снег. Чуть ли не бегом он бросился к замку. Спросив у первой же попавшейся на глаза служанки листок бумаги, чернила и перо и получив желаемое, Венс быстро калякнул пару строк своим друзьям.

"Сегодня на развилке Крестов в полночь.

                                                Ваш Венс"

"Когда мы отправимся осматривать поле, я отдам записку первому же крестьянину, направляющемуся в город, и попрошу передать в балаганчик – его там все знают. Это должна быть удачная ночь для того, чтобы начать новую жизнь только втроем".

Так думал Венс, подсушивая чернила на листке и складывая его в несколько частей. Мстительная улыбка коснулась его губ, когда он представил, какой подарок будет ожидать на следующее утро Винтера.

Но, как потом оказалось, утро готовило подарки только для Квентина.

Глава 9

Веселенькая ночка

– Венс! Ве-енс!.. Ах, какое счастье, что ты уже здесь! Мне не придется тебя искать. Мы с господином бароном собираемся осматривать поле. Ты поедешь с нами? – Джулиан показался в холле, где Квентин пару минут назад писал свою записку. В один этот листок бумаги вложил он все свои надежды и планы на будущую жизнь. Венс представить себе не мог, что будет, если его маленькая хитрость себя не оправдает.

– Вы утверждаете? – с горьким цинизмом в каждом слове и кривой усмешкой на тонких губах поинтересовался мальчишка, поворачиваясь лицом к Джулиану.

– А ты рассчитывал, что я поставлю это как вопрос?

– Могли бы для разнообразия.

– Я не шут, чтобы развлекать… в отличие от тебя!

– Попрекаете меня моим происхождением? Ваше право. А я не жалею! Лучше быть свободным бродягой, чем пленником дворцовых интриг. В нашем балаганчике никогда не будет места зависти, предательству и подлости, коим оно всегда пригрето в рядах знати!

– Пафосно, – оценил Джулиан, которого нисколько не задели слова Венса. – Что-то ты стал очень уж разговорчив. Неужели любование "увядающей флорой" так на тебя подействовало?

Квентин досадливо закусил губу, понимая, что своим поведением и хорошим настроением выдает себя с головой. Он сразу притих, продолжая следовать за Винтером во двор.

– Я испугал тебя? – с легкой улыбкой на ходу обернулся к нему король Кэрриса. С тихим смешком он потрепал мальчика по плечу. – Чудной ты! Черт знает что можно ожидать от тебя в следующую минуту!

– Не могу утверждать, что про вас невозможно сказать того же!

– Вот видишь, мы же просто созданы друг для друга. Не понимаю, почему ты все время воротишь нос от моего общества?

– По-вашему, было бы лучше, чтобы я его искал? Таким же образом, как это делает ваша прекрасная итальяночка?

– Что ты имеешь против Флоры? Она до умопомрачения влюблена в меня.

– Это заметно! Даже чересчур! По-моему, она даже не пытается скрывать этого. Показушная девица! Вот из кого бы получилась прекрасная актриса!

– А по-моему, она просто не предполагала, что в моей спальне соберется такой аншлаг!

– А по-моему, это признак дурного воспитания – лезть к постороннему мужчине под одеяло!

– Боже мой! И с каких это пор ты заговорил в пользу хороших манер? Это же пережитки и удел чванливой знати, такой, как я!

– Однако и у нас в балаганчике существует слово "нельзя"! Я и не предполагал, что "чванливая знать" позволяет себе такое!

– Что я слышу! Ты в чем-то смеешь меня упрекать? – они были уже на крыльце, когда Джулиан остановился и резко развернулся лицом к мальчишке. Тот чуть было не налетел на него.

– Мне не в чем вас упрекать. Это не мое право, – буркнул себе под нос Венс, даже не глядя в глаза своему собеседнику.

В это время на улицу вышел чуть припозднившийся барон Поллен. Он странным взглядом посмотрел на своих гостей, видимо догадавшись, что они снова ругаются, но ничего не сказал по этому поводу. По его распоряжению им быстро приготовили трех свежих чистеньких накормленных лошадок, и они верхами покинули двор замка.

В воздухе разлился непривычный зимний холод. В Кэррисе начало зимы всегда было более злым в отношении морозов, чем сама зима. Снег покрывал обширные поля баронского поместья, словно роскошная кружевная тюль, – тонким хрупким сверкающим слоем, аккуратным, как движения художника, рисующего на полотне черты лица красавицы. Снегопад совсем недавно прекратился, но ветер остался, по-прежнему сильный и колючий.

И барон, и король угрюмо молчали, предавшись каждый своим мыслям, и Квентин не без злорадства поддерживал их в этом похвальном начинании еще и своим безмолвием. Издали заметив повозку какого-то крестьянина, Венс чуть поотстал. Он и без того старался ехать самым последним, а теперь повел свою лошадь чуть ли не шагом. Поравнявшись с господами, крестьянин приподнял шапку в знак приветствия и учтиво поклонился, не слезая с козел. Джулиан и Густав Поллен лишь на пару секунд отвлеклись на него и в следующую же минуту забыли о его существовании. Зато Квентину удалось нагнуться и прямо на ходу вручить мужику свою записку, шепнув пару коротких фраз: