Найди ее, если сможешь

Роза Александрия

Найди ее, если сможешь

Пролог

Она шла в длинном белом платье, украшенном по подолу живыми цветами, и напоминала редкую необыкновенную птицу. Такие же цветы несла в тонких руках, затянутых перчатками. Волосы были убраны в аккуратную прическу и казались ярким пятном на фоне светлого одеяния. Лица я рассмотреть не мог, его скрывала тонкая паутинка длинной вуали.

Она приближалась так плавно, будто плыла. А я смотрел и понимал, что она отчаянно нужна мне. Как никто раньше не был нужен. Хотелось узнать, какая она, увидеть улыбку, предназначенную именно мне. Услышать, что любит…

Мысли завели меня не туда и отвлекли от момента, а тем временем, низко опустив голову, она поравнялась со мной.

Тогда служитель храма начал обряд. Он развел руки, закрыл глаза и запел ритуальную молитву. Далее попросил нас раскрыть крылья и, немного удивившись их цвету у Элис, продолжил.

Служитель взял у нас по одному перу и опустил в чашу, над которой трижды повторил слова благословения. Далее передал ее мне. Я сделал глоток, поставил чашу на стол и аккуратно приподнял вуаль невесты, откинув ее. Девушка, хоть и была немного бледна, все же казалась мне самой прекрасной. Я позволил Элис сделать пару глотков и, не отрывая взгляда от невесты, отдал чашу служителю. Он подтвердил, что обряд свершился, и произнес длинную речь о том, что сегодня мы связали свои судьбы навсегда.

Я смотрел теперь уже на свою жену с обожанием, но она не подняла взора. Служитель продолжал говорить, что теперь наши крылья, как и наши души, связаны и навеки принадлежат друг другу. Мы будем знать о каждом взмахе крыла своей половинки, и это нас объединит.

Я не понимал и половины того, что он говорил. Затем он сказал, что для скрепления брака нужно поцеловать жену. Как только я шагнул к Элис, она закатила глаза и упала без чувств, прямо мне в руки. Я удержал ее, с тревогой вглядываясь в бледное лицо.

Тут же вскочили ее родители. Слуги подбежали, чтобы вынести Элис на улицу. Все говорили, что там воздух свежий, и она сразу придет в себя, ведь здесь жарко. Арон причитал, что дочь не ела ничего, да еще перенервничала. Ее мать плакала, что туго затянули корсет.

В таком шуме, что устроили гости, не получалось собраться с мыслями. Я мог перевязать рану или добить умирающего, чтобы не мучился. Но что делать с девушками в обмороке, я не знал. Предоставив это дело женщинам, я слушал Арона, который продолжал увещевать, что все наладится, дочь придет в себя, ведь она раньше никогда не теряла сознания. И заверил, что скоро можно будет приступить к коронации.

Я остался в храме, пока девушку приводили в чувство. Успел переговорить и принять поздравления почти ото всех, не переставая поглядывать на вход. Я переживал из-за такого поворота событий. Немного смазанное счастье все же пробивалось неуверенными ростками. Но чем больше времени проходило, тем больше я нервничал. Наконец, отмахнувшись ото всех, выбежал на улицу. Но там никого не было.

Понимая, что допустил огромную ошибку, оставив жену, полетел во дворец. По дороге встретил одну из девушек, что помогали выносить Элис.

– Где моя жена? Куда вы ее отвели? – громко спросил я.

– Ваше величество, так как же… – замялась девушка. – Мы не знаем. Ваш слуга сказал, что вы приказали отправить ее во дворец. Но я сейчас оттуда, и там ее нет, – и она, глядя на меня, закусила губу, заметно волнуясь.

– Я ничего не приказывал! Что еще за слуга? – не дожидаясь ответа, я вернулся в храм.

Искать во дворце бесполезно. Все стало понятно – жена сбежала.

Добравшись до храма, я отмахнулся от вопросов, выбрал десяток воинов и отправил их на поиски. Сам же немного задержался, чтобы выяснить у родителей Элис, знают ли они азора, описанного прислугой.

Побледневшие лица ее родителей можно было расценивать как утвердительный ответ. Первым заговорил Арон.

– Был один парень, с которым Элис дружила, – нервно потер лоб ее отец. – Она часто нам о нем рассказывала, но мы не воспринимали эти разговоры всерьез, – в голосе его появлялось все больше истеричных ноток. – Элис же всех отваживала, кто только ни приходил ко мне просить ее руки, она от всех воротила нос. Я, конечно, никогда на нее не давил и предоставлял ей выбор, за что и поплатился, ведь сейчас…

– Сейчас у нее выбора не было, и она решила сбежать, – закончил я за ее отца.

Я вылетел из храма, в небе уже начали сгущаться темные облака. Злость на девушку разъедала душу, мысли резали разум: я ей оказал такую честь, относился к ней по-доброму. В конце концов, она мне очень понравилась. Но сбежать со свадьбы, бросить вызов королю?! Я ее обязательно найду, а уж тогда посмотрим, что с ней делать.

Молнии прорывались сквозь синие тучи. Ветер растрепал волосы. Я поднялся высоко в небо и догнал воинов, которых отправил на поиски девушки. Никто не нашел ни единого следа. Блуждая по небу, я понимал, что все бесполезно. Тучи уже начинали затягивать небо.

Остановившись, я закрыл глаза и прислушался к себе. Та связь, что образовалась между нами после обряда, вела меня на восток. Недолго думая, я указал остальным путь и рванул туда.

Мы обнаружили их спустя пару часов почти на границе с Восточным королевством. Отражая мое внутреннее состояние, черное небо гремело, змеями кружили зарницы. Это затрудняло передвижение беглецам, но не нам. Я был зол настолько, что казалось, будто молнии искрят в моих глазах, запутались в волосах, трещат в голове. Отдельными всполохами они слетали с ладоней и улетали в бурный поток ветра. Судя по встревоженным лицам воинов, выглядел я устрашающе.

Когда мы увидели беглецов, они держались за руки: моя жена и какой-то парень. Смотреть на это было невыносимо. То, как она за него хваталась, ища поддержки или защиты, ранило сильнее меча.

Мы окружили их со всех сторон, и я потребовал сдаться без сопротивления. Иначе они без суда сложат крылья прямо здесь. Я пытался обменять боль на ненависть, и это у меня хорошо получалось. Лучше убить, стереть с лица земли! Но разве от этого будет легче?

Элис со злостью что-то кричала мне, но из-за стихии, что бушевала вокруг, я не мог расслышать. Храбрая и глупая девочка. В отличие от того, за кого она так сильно сейчас цеплялась. Парень безмолвно сложил крылья, склонил голову и сдался. И это ради него она готова была рискнуть жизнью? Испуганный, он отпустил руку моей Элис, а она лишь растерянно посмотрела на него. Воины живо скрутили парня и связали ему крылья. Улетев, они оставили Элис мне.

Я приближался медленно, из опасения, что сорвусь. Элис не двигалась, лишь в глазах читался животный страх с осознанием, насколько близко она подошла к краю, и скорее всего, приговорила к смерти любимого. Когда до девушки остался один взмах крыла, я сорвался и больно схватил ее за плечи.

– За что ты так со мной?! Предала, даже не успев узнать! – Я орал прямо ей в лицо, и глаза мои наполнялись ненавистью.

Элис отзеркалила мой взгляд. Вцепившись мне в предплечья и вогнав в них ногти, пытаясь убрать мои руки, кричала в ответ:

– Ах да, ты же король! Тебе же наплевать, что хотят другие! Все, что ты хочешь – ты просто приходишь и берешь! Не желая знать, чью судьбу при этом рушишь! – захлебывалась она в своих эмоциях и словах. – А меня спросили, чего хочу я?! Лучше убей, но я никогда не стану твоей! Я не люблю тебя! – сквозь раскаты грома я слышал прорывающееся отчаяние.

Я схватился за меч, но не успел вынуть его из ножен, как почувствовал теплую ладонь на своем запястье. Удивленно взглянул сначала на ладонь, потом на жену. Элис смотрела на меня в упор, а с ресниц капали слезы. Она одним быстрым движением вцепилась мне в волосы и поцеловала. Так крепко и страстно, что я не мог не ответить. Ее губы, мягкие, как весенние облака, и соленые от слез, накрыли мои, лишая разума. Напряженными руками я блуждал по ее телу, вдавливая в себя все сильнее. Мы задыхались от эмоций, пытаясь напиться друг другом, будто оба умирали от жажды. Наша взаимная ненависть выливалась огненной страстью, не боясь причинить еще больше боли. Этот поцелуй разрушал меня и собирал заново. Пальцы запутались в ее волосах, и я услышал тихий стон, выпитый моими губами. Ее ладони пробежались по моим волосам и спустились на спину, поглаживая основание крыльев. По телу понеслись разряды, и я чуть было не застонал от удовольствия. Прекрасная, такая желанная, практически моя. Ненавижу и люблю…

Она схватила за самое основание крыльев и резко дернула на себя, я услышал хруст и взвыл от боли.

Она разжала объятия и, позволив мне выскользнуть из ее рук, смотрела, как я падаю. Я скорее прочитал по губам, чем расслышал: «Ненавижу тебя».

Я упал на землю и не мог шевелиться несколько часов кряду. Выл, как дикий зверь, но физическая агония не могла пересилить душевную. Элис что-то сломала глубоко внутри меня. Вся душа вывернулась наизнанку и сгорела в огне ее ненависти. Разве я заслужил подобное?

Когда боль начала отступать, я повернулся на спину и увидел россыпь звезд. Где-то по небосклону, недалеко от пути красной пыли, пролетела комета. Тогда я начал приходить в себя. Нахлынуло понимание, что я упустил Элис. Она опять меня обманула, сыграв на моих чувствах, растоптав их безжалостно и цинично. Я знал, что обязательно найду ее. Только больше не дам ей шанса выбить у меня почву из-под ног. Элис будет молить о пощаде, но в моем сердце нет больше такого слова. Она его вырвала вместе с крыльями. Ненависть к ней окутала меня грозовым облаком.

Глава 1

Далеко за городом, там, где раскинулись широкие долины и холмы, в звенящей тишине, под куполом ясного ночного неба, нарастал странный звук. Хлопающие удары огромных крыльев становились все громче. А ближе к земле каждый их взмах поднимал  вихрь снежинок в мерцающий морозный воздух. Босые ступни мужчины тихо спустились на нетронутый снег. Впереди простиралась бесконечная равнина. Под высокой белой луной она переливалась тысячами кристаллов.

Крылатый посмотрел вверх, туда, откуда прилетел, глаза понемногу привыкали к морозной ночи. Было так непривычно тихо вокруг, казалось, что слышно, как потрескивают колючие звезды в небе. Мужчина вгляделся вдаль, как будто узнал только ему открывшуюся тайну. Тайну того, где сейчас находится то, что он так долго искал. Неприятная улыбка тронула его губы. Снег под ногами казался в тысячу раз теплее ее. В глазах его возникло удовлетворение. Такое испытывает охотник, поймавший в свои силки крупную добычу.

До ближайшего города было тысячу миль, но ноги сами понесли его вперед, практически не оставляя следов на ровном зимнем покрывале. Сначала он не спешил, но спустя пару мгновений набрал скорость, сравнимую с полетом. Белые крылья раскрылись, и он исчез, став маленькой точкой в темноте январской ночи.

Алиса Малышева

Утро началось, как всегда, не в обед. И это меня, как сову, очень расстраивало. Едва продрав глаза после звонка будильника, который тоскливо запел панихиду моему сну, я поспешила выключить эту изрядно надоевшую мелодию. И как мне могло казаться, что песня красивая? Надоела уже со второй недели. Все-таки на звук будильника нужно ставить только то, что не нравится, тогда будет желание сразу подскочить и выключить, да и не жалко потерять любимую композицию. И так хорошей музыки не сыщешь, чтобы еще столь расточительно расходовать запас полюбившихся песен.

Я потянулась и неторопливо поднялась с кровати. Да, стоило лечь пораньше. Опять зачиталась допоздна. Посмотрев на открытую книгу, что валялась на полу, захлопнула ее и принялась собираться. Нужно хотя бы сегодня не опоздать на занятия. Впереди длинный день: сначала лекции, потом практика в больнице. Домой опять придется идти по темноте. Может, даже в одиночестве, если Вика останется ночевать у своего парня.

Мы с ней снимали квартиру недалеко от академии, где учились на врачей. Вика решила выбрать хирургию, не только по призванию, но и чтобы доказать мужчинам, как они неправы, утверждая, что женщина-хирург – это обезьяна со скальпелем. И в целом ей удавалось утирать носы парням из группы, но иногда обостренное чувство справедливости играло против нее. Вике часто перепадали разного рода неприятности, устроенные мужской половиной группы. Никто не любит, когда девушка оказывается умнее, к тому же не скрывает этого. Наоборот – светит своими знаниями направо и налево. Каждый раз Вика блестяще справлялась со всеми каверзами, перестав обижаться на прозвище «выскочка».

Я же никому ничего не доказывала и от любви к детям решила стать педиатром.

Говорят, что хирург ничего не знает, но все умеет, а педиатр все знает, но ничего не умеет. Это про нас с Викой. Уже сейчас было заметно, что у подруги золотые руки и аналитический склад ума. Тогда как я не всегда с первого раза могла попасть ниткой в ушко иголки, зато теорию знала лучше Вики. Мы часто друг другу помогали. Оттого и срослись наши пути в тесной, крепкой дружбе, построенной пусть на немного меркантильной, но такой теплой взаимопомощи.

Квартира, которую мы с подругой снимали, была небольшой, но уютной и стала мне вторым домом. Здесь я провела много одиноких вечеров, обложившись книгами и замотавшись по уши в плед.

Обставляли мы жилище с любовью, используя тонну милых безделушек, накупленных на распродажах и привезенных из дома. Каждая из нас занимала по маленькой комнатке. Окна моей выходили на улицу, прямо на проезжую часть, и гул машин не стихал до поздней ночи. Поначалу это сильно мешало спать, но я привыкла и уже не представляю, как можно уснуть в полнейшей тишине. Окна подруги смотрели на соседский дом, в котором Вика по вечерам часами выглядывала полуголого парня, любившего рассекать по квартире в одних шортах. Приписав к его шикарному прессу черты законченного романтика из сопливых мелодрам, она томно вздыхала о несостоявшейся любви и сравнивала этот идеал со своим земным парнем. Последний всегда проигрывал. Что, впрочем, не мешало Вике и дальше подсматривать за одним, но встречаться с другим. Да и знакомиться с местным Аполлоном она не спешила, видимо, боялась разрушить тот образ, который сама себе придумала.

Дни, расписанные поминутно, напоминали «день сурка». У студентов медицинской академии хватало времени разве что на то, чтобы поплакать. А потом снова нужно было браться за учебу. Но по выходным мы иногда все же выбирались в ближайший бар или клуб, чтобы поплакать уже там. Или ездили домой, навестить родителей.

Сегодняшний день ничем не отличался от тысячи других. В планах та же учеба, практика, контрольные. Мне нравилось, но иногда накрывала тоска, хотелось сидеть дома, укутавшись в одеяло и спрятавшись от всего мира, где я ощущала себя чужой.

Я пошла в ванную, по пути громко шаркая тапочками, сил поднимать ноги выше не было. Громкими звуками я выражала протест этому миру и ранним подъемам. Вот такой я бунтарь. После недолгого душа и чашки кофе глаза немного открылись, и в голове загудели вопросы, стоявшие на повестке дня. Нужно доделать лабораторную по микробиологии, занести реферат на физиотерапию, забрать у Юли свой конспект по философии…

В процессе обдумывания я быстро натянула синие высокие джинсы и широкий белый свитер, который заправила за пояс. Мой повседневный стиль – это надеть то, что относительно ровно провисело ночь на спинке стула. В отличие от некоторых одногруппниц, которые каждый день носили что-то этакое, отчего парни теряли дар речи. И причиной тому была отнюдь не красота.

Собрав длинные рыжие локоны в высокий конский хвост, я посмотрела на себя в зеркало. Прически – моя беда. Кроме как стянуть волосы резинкой, я ничего не умела. Да и трудно вывернуть руки так, чтобы заплести что-то на такой длине, как у меня. Косметики нанесла по минимуму, после нацепила очки и побежала обуваться.

Вика еще не вышла из своей комнаты. Стоял шум от быстрых сборов. Я крикнула, чтобы она поторопилась, быстро натянула черные ботинки и теплую куртку, а когда надевала шапку, прибежала взлохмаченная Вика. Кое-как наматывая шарф, она что-то тихо бубнила себе под нос. Майка торчала наполовину заправленной в штаны, волосы были собраны в диком небрежном пучке а-ля французский шик, и пока она надевала курточку и сапоги, в зубах у нее звонил телефон. Судя по всему, Вика проспала, из-за этого пришлось собираться за десять минут.

Я сочувственно посмотрела на нее, и пока Вика отвечала на звонок, помогла застегнуться и повесить сумку на ее плечо. Легко подтолкнула подругу на выход, и мы наперегонки помчали на остановку.

Добежали аккурат к приезду автобуса. Раскрасневшаяся Вика запрыгнула первая и плюхнулась на свободное место, похлопав на сиденье рядом:

– Садись быстрее, а то сейчас налетит кадетов с соседней академии, всю дорогу стоять будешь, – громко объявила подруга.

– Иду я, иду, – поправляя быстро запотевшие очки, я пролезла на любезно предложенное место и выдохнула: – Сегодня не опоздаем.

За окном была настоящая зима. Еще темные улицы освещали редкие фонари, задевая сонных прохожих, одетых в грязно-серые тона. Те прятали лица от ветра в воротниках и шарфах и месили снег сапогами, передвигаясь из-за этого медленнее обычного. Транспорт полз со скоростью сонной мухи, сильный снегопад, что прошел накануне затруднял передвижение.

Странное утро, какое-то застывшее в тумане, медленное и тягучее, словно сон. Кстати о них.

– Вик, а тебе когда-то снилось, что ты разговариваешь с кем-то, но не видишь лица, вроде как он стоит сзади, но ты не можешь повернуться?

– Не-а, – беззаботно сказала подруга, – сны, где нет еды или красивых парней, я не запоминаю. А что хоть говорил этот твой невидимый?

– Не помню, – медленно протянула я, – но мне казалось, что-то важное, а потом он обнял меня сзади и я проснулась.

– Обнял, говоришь? – Вика заметно оживилась и хитро ухмыльнулась, поигрывая бровями. – Ты, Алис, лучше бы не во сне обнималась, а присмотрелась к реальным парням, смотри, и тебе перепали бы в кои-то веки настоящие телесные ласки, – захихикала она. – А то двадцать лет уже, а нецелованная.

– Вика, ты неисправима! – Я отвернулась и задумалась о своих ощущениях. Нет, странно это все.

 Мне снится что-то необычное, сколько себя помню. Я уже научилась не обращать на это внимания, ведь когда то и дело ходишь по улицам Нью-Йорка шестидесятых годов или пытаешься спрятаться от инквизиции в тринадцатом веке, где фанатики с факелами и оружием, а ты в джинсах и с рыжими волосами… В общем, после таких приключений кажется, что, либо у меня слишком бурная фантазия, либо надо поменьше читать приключений и фантастики на ночь.

Но сегодняшний сон кардинально отличался. В нем не было головокружительных поворотов и необычных локаций. Просто я впервые почувствовала теплоту и влюбленность, как будто всю жизнь ждала этих объятий. Или, по крайней мере, очень хорошо знала того, кто стоял за моей спиной.

Пока я сидела, погруженная в свои мысли, Вика уже вовсю щебетала с долговязым пареньком в форме кадета. Тот искренне улыбался и смотрел на нее с восторгом, но она, не замечая его взгляда, все рассказывала что-то об особенностях строения человеческого организма, о том, как отличить артериальную кровь от венозной, и почему вредно есть мясо с научной точки зрения. В общем, нашла свободные уши, пока я в полудреме смотрела в окно.

Первая пара прошла в обычном режиме. Преподаватель монотонно вещала нам о разных великих ученых и их вкладе в развитие медицины. Спать хотелось еще больше, чем утром, а глаза сами по себе закрывались. Зимнее солнце, едва успевшее показаться из-за горизонта, желтым маревом расползалось по облакам, которые из сиреневых превращались в нежно-розовые. Мне было скучно, я всегда жаловалась, что в академии куча лишних занятий, лучше бы добавили больше часов на изучение профильных предметов.

Я зевнула и повернулась к аудитории. Все присутствующие, как и я, практически спали. Егор играл в телефоне и время от времени показывал что-то друзьям, Вове и Артему, таким же несерьезным ребятам, тыча пальцем в экран. Как у них получилось поступить – ума не приложу. Анжела и Кристина читали анатомию, что стояла следующей парой, видно, вчера вечером было не до этого. Их подруга и по совместительству староста достала маленькую розовую пилочку и доводила до совершенства и без того идеальный маникюр. Девчонки впереди, чтобы не слушать убаюкивающие речи препода, обсуждали нечто очень волнующее. Это было видно по скачущему короткому хвостику Юли и по горящим глазам ее подруги Оли. Они оживленно шушукались, не забывая посматривать по сторонам.

Я лениво обернулась к Вике спросить, что они обсуждают. Обычно такая активность им несвойственна. Подруга пожала плечами, но закинула Юле записочку с вопросом. Девчонки, прочитав, оглянулись и, хихикая, написали ответ. Завязалась бурная переписка, теперь уже с третьей участницей – Викой. Громкая и долгожданная трель звонка оповестила об окончании лекции. Все повставали и торопливо засобирались в другую аудиторию. Следующей парой значилась анатомия: страх и вечные пересдачи половины группы. Я собрала книги в сумку, а Вика все еще что-то обсуждала с Юлей и Олей. Потом, махнув им рукой, подбежала ко мне:

– Ты ни за что не поверишь, что сейчас мне рассказали девчонки! – запыхавшись от эмоций, быстро проговорила Вика. – В нашем унылом болоте появился новый лягушонок, точнее принц, который не иначе как пришел расколдовать одну из нас.

– О чем ты? – Я уже привыкла к восторженности подруги по поводу и без оного. Как ребенок.

– У нас новый преподаватель по анатомии, грымзу Ивановну сменили на мужчину, да какого! – Она забегала взглядом по сторонам, убеждаясь, что никто не подслушивает. – Такого, что все, кто его видел, уже втрескались по уши. Мне кажется, я сама уже того, только послушав рассказы девчонок! – вздохнула подруга.

Точно ребенок… улыбнулась я, выходя из помещения.

Глава 2

В аудиторию по анатомии мы зашли в числе последних. Мне всегда нравилось здесь находиться. В большом помещении витал дух знаний. Повсюду висели плакаты со строением тел, на полках стояли колбы и банки с разными органами, запаянными на века в формалине. Справа от преподавательского стола, гордо обнажив кости, жил настоящий скелет. Все называли его просто Вася. И обращались к нему с уважением. Когда приходилось показывать ту или иную кость для изучения, к скелету вежливо обращались: «Василий, можно ли вашу ручку, ножку» или «Василий, повернитесь к нам спиной, чтобы мы могли рассмотреть ваш позвоночник». Хоть мне и было всегда жутко интересно разглядывать все эти экспонаты в разных колбах, но вот оказаться среди них ночью я бы ни за что не хотела.

Я помню, как после первого посещения аудитории так впечатлилась, что не могла уснуть всю ночь, думая, кем были все эти экспонаты, и почему их постигла такая участь. И все же, даже поступив на врача, я не готова резать живых (или не очень) людей. Вот лечить таблетками или выписывать рецепты – это мне ближе.

Мы с Викой прошли к концу ряда и сели за пустой стол. Подруга с замиранием сердца ждала появления того самого принца, что уже пленил ее разум и чуточку сердце. А вот я чувствовала, будто на меня обрушился утренний туман, даже немного заплясали стены. Потрясла головой, не понимая, что это вдруг произошло, но в глазах все так же плыло. Хлопок двери – и головокружение исчезло, как будто ничего и не было.

Я подняла взор на вошедшего и поняла, почему вдруг все посходили с ума от нового преподавателя.

Он двигался уверенной походкой к своему столу, не глядя по сторонам. Высокий брюнет в строгом костюме, на вид лет тридцати. Его греческий профиль волновал воображение. Прямой нос и высокие скулы. Да, и правда красив. Длинные пальцы держали коричневый кожаный блокнот, который он небрежно кинул на кафедру, затем повернулся к нам. Облокотившись на стол, мужчина обвел аудиторию внимательным взглядом:

– С сегодняшнего дня я ваш новый преподаватель анатомии, зовут меня Максим Анатольевич, – сделал он небольшую паузу, а затем продолжил: – Принцип успешного обучения у меня простой: одну лекцию я даю вам материал, на следующей лекции – спрашиваю. Кто окажется не готов или готов недостаточно – отправляется на пересдачу. Поблажек не делаю. На слезы не реагирую.

Его тон был холодным и равнодушным, а взгляд остановился на группе девушек. Казалось, он видит всех насквозь, и от этого у меня побежали мурашки по коже. Такого разжалобить и выпросить оценку повыше не получится никоим образом.

Я посмотрела на старосту. Она сидела в стайке таких же перепуганных девчонок и нервно теребила край тетрадки. Вот уж кому теперь придется тяжело. Получать оценки обычным способом у нее вряд ли получится. В этом уверил Иру тон нового преподавателя, судя по ее побледневшему виду. Что ж, я не против такой политики.

Мужчина прошел за кафедру, и лекция началась. Оказалось действительно интересно: он умело увлекал повествованием так, что даже вечно сидящие в телефонах парни отодвинули их на край, и пусть не записывали, но точно внимательно слушали. Когда раздался звонок, Максим Анатольевич еще раз напомнил, что завтра будет спрашивать пройденную тему, и на мгновенье остановил взгляд на мне, ноздри его расширились и в глазах засверкали молнии. Не успела я опомниться, как он отвернулся и вышел из аудитории.