Заметки про Катюлика

Мама с Катюликом остались в Пушкине. А сегодня мне звонит Катюлик. Сообщает, что плохо уже маме. И надо вызывать "Скорую" или не надо. Я строго сказала померить давление и мне перезвонить. Пока они давление мерили, Катюлик все же вызвала "Скорую". Врачи приехали, сделали маме пару уколов, при этом, по маминым словам, Катюлик все время пыталась отвлечь их внимание на свою обожженную ногу. Но врачи были строги, как Асаныч, на ногу сильно не отвлекались, а велели им обеим вызвать назавтра терапевта из поликлиники.

Заканчивая разговор с мамочкой, я сказала:

– Ну, я очень рада, что вы обе живы!

– Да, – сказала мамочка, – не придется тратиться на похороны!

***

Планы на сегодня были громадны. а) отвезти маму к зубному; б) заехать с ней в магазин под названием "Магия пряжи", куда я обещала зайти с ней уже с полгода как; в) приехать к Катюлику в Пушкин и оставить там маму на неделю. Через неделю – забрать.

Выйдя от зубного в двенадцать, в сторону Пушкина мы двинулись только в два. Потому что было выпито по чашке кофе (я бы и съела чего-нибудь, но из чувства солидарности есть не стала), в "Магии пряжи" отщупаны все нитки, имеющиеся в ассортименте, начиная от х/б и шерсти и заканчивая акрилом, полиэстером и войлоком для валяния. Пряжа пушистая, пряжа гладкая и пряжа с люрексом. Разноцветная и переливчатая. Пряжа в виде ленточек и с вкраплениями тряпочек. В итоге – куплены два моточка х/б разноцветных и один белый. Для вязания ангелочков. Также куплен журнал, в котором написано, как этих ангелочков вязать.

Мама сказала:

– Я еду к Катюлику на неделю. Мне нужен запас. Я буду смотреть у нее телевизор и вязать.

Мама потрясла меня сегодня с утра размерами своей сумки. Сумочки. Сумчушечки. Она была размером с мой кошелек. Я сказала:

– Если бы я поехала в гости на неделю, я бы взяла с собой как минимум рюкзак.

– Ах, – ответила мама, – мне ничего не надо! Даже компьютер я оставила дома. Буду вязать ангелочков.

А я в творческом порыве решила связать шаль палантин. Из пряжи с ленточками. Чтобы гордо кричать: "А это  совсем  не  посудное полотенце, а моя шаль!" Палантин, в смысле. Но это такая мечта-идея. Пряжу я для нее не купила. Пожадничала.

К четырем часам мы приехали в Пушкин. С утра в моем животе плескались две чашки кофе и плавал одинокий утренний бутерброд с сыром. Когда наконец мы приготовили еду и сели за стол, Катюлик сказала:

– Девочки, а хотите выпить? – на что девочки переглянулись и ответили хором:

– Хотим! А что у тебя есть?

– У меня есть коньяк! – гордо ответила Катюлик. – Хороший коньяк!

– Да, – сказала я. – Катюлик мне рассказывала, как она его покупала, а гламурные девочки в магазине посоветовали ей купить "Бержерак". Который всегда пьют все генеральные директора и разнообразные учредители.

– Да, – сказала Катюлик. – Иду я как-то и встречаю соседку Ниночку. Говорю ей: ах, у меня так болит голова! А Ниночка отвечает: а выпей коньячку! Мы вот всегда пьем, когда плохо себя чувствуем! И я пошла и купила.

– Нет, Катюлик, – сказала я. – Тебе коньяку не надо. Выпей-ка водочки!

– Ну, водочка у меня тоже есть! – сказала Катюлик. И открыла бар, в котором красовались три бутылки водки, полбутылки какого-то странного бальзама и бутылка с надписью "Чин-чин" на импортном языке. Видимо, мартини. Но мы все же начали с коньяку.

И от первого рюмка подпрыгнул поп до потолка мне стало наконец-то тепло и хорошо. С устатку и не евши – оно ж сами понимаете… От второго рюмка… нет, дар речи я не потеряла, а, супротив обычного, обрела. Я рассказала маме с бабушкой все сплетни о всех родственниках и не только родственниках. Обозвала первого мужа мудаком, а всех остальных… и прикусила язык. Самоконтроль не оставляет меня даже при распитии спиртных напитков. На второй рюмке я остановиться не смогла, хотя кривилась, морщилась и говорила, что терпеть не могу крепкие спиртные напитки и вообще коньяк – страшная гадость. После третьей рюмки разговор логичным образом свернул на мужиков, и я сообщила своим близким родственницам недавно выученную мной мудрость про то, что "пьяная баба везде не хозяйка". Мама посмотрела на меня с ужасом и спросила:

– Кира, как ты поедешь домой?! И не вздумай по дороге завернуть к какому-нибудь малознакомому мужчине! Я тебя знаю!

– Не-не-не! – сказала я.

А Катюлик сказала:

– Пускай остается!

Я завопила, что остаться не могу, у меня дома муж и дети.

– Какие муж и дети?! – спросили мама с бабушкой хором.

– Серега у свекрови, муж на работе, а Тема сам как-нибудь разберется!

– Не-не-не, – строго сказала я и нетвердой ногой стала собираться.

Когда я наконец оделась и была готова уйти, Катюлик закричала:

– Халат!!! Я же купила тебе халат! Раздевайся!

Пришлось раздеться и померить халат ядовитого розового цвета.

– Голливуд! – воскликнули мама с Катюликом хором. После чего халат был упакован, а я снова одета, собрана и причесана.

– Кира! – строго сказала мама. – Ты позвони мне, когда приедешь. И не вздумай по дороге приставать к мужикам!

– Дыши в сторону! – напутствовала меня Катюлик.

Поэтому по дороге домой я вела себя скромно – закрыла глаза и не дышала. А то кто его знает, доехала бы или нет.

***

Каждый вечер (и день, и утро, но это не так важно) мне звонит мама. Спрашивает, звонила ли я Катюлику. В зависимости от ситуации я отвечаю либо да, либо нет. Практически как Винни-Пух. Если нет – мама начинает рассказывать мне о Катюлике и жаловаться на нее. Катюлик, конечно, уже близка к выходу за пределы разумного, но не настолько.

Потом Катюлику звоню я. Выслушиваю текст про то, как мама на нее ругалась. За то, за то и вот за то.

Проблема – в данный момент жизни – заключается в том, что Катюлик чешется. Летом у нее болела голова и планета была не та, а сейчас она чешется. Зато голова при этом не болит. Как сказала мама – «когда у Катюлика была обварена нога, больше у нее не болело ничего. Только нога». И это было хорошо, если слово "хорошо" вообще применимо к данной ситуации.

Я была у Катюлика в пятницу. Катюлик вяло почесывалась и беспрерывно на это жаловалась.

– Ну скажи мне, Кира, ты ведь тоже чешешься? Вот КАК ты чешешься?

– Дорогая Катюлик, – ответствовала я как человек, страдающий экземой, – я чешусь до крови. Если чё.

А Катюлик почесывается так… вяло. То там, то тут.

– Ну вот посмотри! – говорит она. – Вот тут и тут! – и я смотрю. И не вижу ничего. Во вторник, слава Богу, она пойдет наконец к своему вернувшемуся дерматологу. Но дерматолог не лечит тараканов в голове.

Сегодня звонит мне мама. Спрашивает, звонила ли я Катюлику.

– Еще нет, – отвечаю я.

– Я не могу до нее дозвониться!!! – меня начинает потряхивать, но спокойным голосом – телефон все же великое изобретение человечества – я спрашиваю:

– А когда ты ей звонила?

– В пять часов, – отвечает мама.

– Сейчас – половина седьмого. Катюлик пошла в магазин и забыла взять телефон, – говорю я.

– Я уже позвонила соседке, она сходила к Катюлику, никто не открывает дверь, и счетчик не крутится!!!

– Катюлик пошла в магазин и забыла взять телефон. Наверное, она пошла с Галей, или с Надей, погуляет – и вернется. Ты рано дергаешься. Ну хочешь, я дам тебе телефон Гали?

Созваниваемся через пять минут.

– Галя сегодня Катюлика не видела!!!! – вопит мама.

– Катюлик пошла в магазин, – я продолжаю тупо гнуть свою линию. – Беспокоиться надо начинать часов в девять. Магазины закроются в восемь… к девяти она дойдет до дома… – говорю я спокойно, а в голове понятно что. Воображение мое богато не в меру.

Через полчаса Катюлик возникла дома и позвонила маме. Мама, трясясь, позвонила мне. Еще через час, собравшись с силами, я позвонила Катюлику и выяснила, что она ходила в магазин – ну туда, к рынку. И купила эту… ну ты знаешь… рыбу, которую мы с тобой ели. Такой больше нигде нет! – а потом она зашла еще куда-то. Я уже не помню, куда. Потому что руки у меня трясутся до сих пор.

***

Когда мне было лет десять, я первый раз поехала во Псков с бабушкой (Катюликом, да) и Дедуликом. Почему-то до поездки во Псков я с Дедуликом особо не общалась и называла его Олегом Николаевичем, поэтому в то время он был для меня совершенно чужой человек.

И вот мы поехали. На электричке до Луги, а потом на рабочем поезде до Пскова. Приехали на вокзал, потом доехали до дома… У Дедулика была квартира во Пскове. Шикарная двухкомнатная квартира. В центре города, на Октябрьском бульваре. До этого момента я никогда там не была. Длинный коридор, узкая длинная кухня с небольшим окном в торце, в ванной – титан, который никто никогда не топил, большая светлая комната с огроменным зеркалом – под потолок. Зеркало и сейчас стоит у Катюлика и всякий раз поражает меня своими размерами, лепниной по верху и туалетным столиком на кривых лапах. И маленькая комната – ты будешь жить тут, Кира.

Я зашла в маленькую комнату… и увидела его. Шкаф. Нечто страшное, темное, чужеродное и огромное. Когда я читаю Стивена Кинга, я снова ловлю это ощущение ужаса. Потому что только Кинг знает о детях и их страхах все. Шкаф был живым. Инопланетным и жутким. Он занимал полкомнаты, и я могла влезть в него целиком. Если бы захотела. Но делать этого почему-то не хотелось – а хотелось немедленно завизжать и убежать. Потому что спать – и даже просто находиться – со Шкафом в одной комнате было категорически невозможно.

Кричать и визжать было бесполезно, я это прекрасно понимала. Мама – в Ленинграде, я – во Пскове, и никто меня обратно не отправит. В любом случае – хошь – не хошь, но хотя бы одну ночь в комнате со Шкафом придется провести. Потому что больше спать просто негде.

Тогда я села на кровать, внимательно посмотрела на Шкаф и сказала себе: Он – добрый. Посмотрела на темное дерево, из которого он был сделан. Он добрый. Посмотрела на листики, завитушки и розочки. Он – добрый. Громадный страшный заколдованный принц. Или чудовище из «Аленького цветочка». Его просто превратили. Но внутри – он добрый и хороший. И снаружи – тоже.

Я не помню, сколько времени мне понадобилось. Но я подружилась со шкафом и больше он никогда не пытался меня съесть.

***

Вчера звоню Катюлику. Спрашиваю, как дела. Катюлик после препарата, прописанного доброй тетей-невропатологом/психиатром, заметно повеселела.

– Ёлку собираюсь разбирать, – говорит Катюлик.

– Правильно, – отвечаю я. – Новый год уж когда был.

– Ну вот стемнеет – и начну, – говорит Катюлик.

– А зачем тебе темноты ждать? – задаю я невинный, но глупый вопрос.

– А потому что когда стемнеет, я елку с балкона выкину. – Я начинаю орать, что нормальные люди так не делают.

– А что такое? – спрашивает Катюлик. – Она же маленькая! Хи-хи!

Веселится. Разумным доводам не внемлет.

***

Ездила я в пятницу в Катюлику. Если честно – просто сбежала под предлогом помощи, потому что в субботу намечался сбор родственников. Помощь моя в пятницу по приезде заключалась в следующем: я приехала, поела вкусное поджаренное Катюликом мясо, салат из огурчиков-помидорчиков, чай с тортиком и села смотреть телевизор. "Поле чудес", "Давай поженимся" и концерт с Пугачихой. Мы с Катюликом живо обсудили Якубовича, Гузееву, всех невест на передаче и всех, поющих на концерте. Филю, Кристину, личную жизнь Аллы Борисовны, а также мастерство исполнителей.

Я сидела перед телевизором и вспоминала, как сбегала к Катюлику в Пушкин. Всякий раз – на каникулах, иногда на выходные. Просто отдохнуть, отъесться и посидеть перед телевизором с Дедуликом. Когда я была поменьше, понятно, что меня отвозила мама. У меня была в Пушкине подруга, с которой мы вместе ходили гулять и пускали по весне кораблики по Детскосельскому бульвару. Очень удобно: улица идет под уклон, и ручейки были роскошные – бурные, широкие, с водоворотами и загибами. Летом мы купались в бассейне, который был во дворе. Я загорала у Катюлика на балконе, усаженном цветами. Мы ходили по вечерам собирать цветы в поля. Купальницы весной, ромашки и колокольчики летом. Просто вечерняя прогулка в закатном солнце. Когда Катюлик с Дедуликом уезжали во Псков, а я туда уже не ездила, среди семейства было принято уехать "пожить в Пушкине пару дней". Или недельку. Такое место отдохновения.

Квартирка на Детскосельском была крошечная, казалось – до всего можно дотянуться рукой. Да, и ласточки. Они жили во дворе и вили гнезда под опорами девятиэтажки. И кричали. Мы находили гнезда – множество гнезд, смотрели на птенцов. А дети бегали во дворе и тоже кричали. Как ласточки.

Сейчас Катюлик живет совсем в другой квартире. Но вот это ощущение покоя и умиротворения – осталось. Сбежать к бабушке и отдохнуть… и спится в Пушкине совсем не так, как дома. В детстве я спала на раскладушке под пуховым одеялом. Катюлик специально каждый раз для меня его доставала. Легкое, пушистое и жаркое. Перина, в которую можно закутаться и заснуть сном младенца.

Утром я проснулась от запаха пирога. Катюлик испекла лимонник, отменно удачный в этот раз. И на завтрак напоила меня кофе и накормила бутербродом с красной икрой.

***

Сегодня Катюлик вдруг пошла "в рынок" и неожиданно для себя завернула в сторону кинотеатра "Руслан". Был такой кинотеатр в Пушкине, но его переделали. Как оказалось, в концертный зал. Катюлик увидела афишу. Шопен. Сердце ее запело… и она пошла в кассу. "Я спросила: а почем билеты. Билеты дорогие – от четырехсот до восьмисот. Я спросила: а нет ли у вас льгот? Я вот блокадница! А она отвечает: я посмотрю. И пошла куда-то смотреть, вернулась: вот есть билет для инвалидов. Которые на колясках – ну, ты знаешь. Сто рублей. Концерт – очень красивый. Я сидела на первом ряду, пятое место. Играли Шопена. Два концерта. Ми минор и фа минор. Иногда играл оркестр, а иногда играл он один. Ну, то есть двое. Один – один концерт, другой – другой. Я получила такое удовольствие! А на следующий год у них Вивальди, и Штраус, и Рахманинов!!! и Шопен тоже".

Я только надеюсь, что Катюлик купит себе абонемент. И пойдет туда выгуливать свои платья и бусы.

***

Мамин день рождения я праздновала в этом году три раза. Первый раз – на презентации Евдокеиной книжки. Утром того дня я пообещала маме выпить за ее здоровье, и мама сказала: только не пива! и я выпила не пива. Как хорошая дочь.

Во второй раз я приехала в Пушкин к Катюлику. Это было через день. Потому что мама велела нам отметить ее день рождения и сходить в ресторан. Катюлик хваталась то за голову, то за спину, но при слове "ресторан" как-то оживилась. Она поменяла наряды раз пять. Примеряла бусы и интересовалась, подходят ли они к платью и не надо ли ей подвести брови. Годятся ли эти туфли или лучше надеть другие. А может быть, все же лучше пойти в джинсах. И – ах, так болит голова! – сказала Катюлик и повела меня прямой наводкой в "Белого кролика".

Я подозреваю, что "Белый кролик" – самое дорогое заведение во всем Пушкине. Дубовые столы, дубовые панели, ах, мы работаем в стилистике английского паба и делаем все, чтоб вам было вкусно. На входе Катюлик бросилась к официанту и спросила: куда мы можем сесть? сюда? а может быть, лучше было бы сюда? Мальчик-официант любезно улыбался и отвечал – куда соблаговолите… в смысле – пожалуйста, за любой столик. Мы сели.

Катюлик сказала, что в прошлый раз (года два назад, сколь я помню) они с Леной (моей американской тетушкой) ели тут рыбу…

– Ну давай рыбу, – сказала я и посмотрела в меню. Цены меня не порадовали, но раз они с Леной ели – черт с ним, чем я хуже Лены?

Катюлик заказала форель, предварительно с пристрастием допросив официанта: а вкусная ли она? а есть ли в ней кости? а с чем ее подают? вы уверены, что нет костей? А пить… ну что мы будем пить… я ничего не хочу… ну, пожалуй, чай. Да, белый чай годится.

Обожрались мы с Катюликом в этом Кролике, потом еле домой дошли.

В третий раз мы праздновали мамин день рождения вчера. На этот раз уже при непосредственном участии именинницы. Поехали в Пушкин. Пошли в "Белого Кролика". А по дороге нам надо было в аптеку. Потому что Катюлику там "Мариночка заказала лекарство, и я не могу за ним уже третий день дойти".

– Но ведь на это лекарство нужен рецепт, – задумчиво сказала мама.

– Мариночка мне продаст без рецепта. Я потому и хожу в эту аптеку, потому что Мариночка мне все может продать. Я ей коробочку принесу и покажу.

Мы пришли в аптеку.

– Здравствуйте, Мариночка! Вот я! Привела свою инвалидскую команду! – громко и гордо провозгласила Катюлик.

– Инвалидская команда – это мы? – шепотом спросила мама.

– Видимо, да, – ответила я, а Катюлик купила лекарство у Мариночки, и мы двинулись к «Кролику».

В «Кролике» официанты были любезны по-прежнему. Я начала читать вслух меню, потому что Катюлик сказала – ах, я ничего не вижу, я забыла дома очки! Прочитай мне еще раз, пожалуйста! Нет, дай мне посмотреть! Ничего не вижу… не могу прочитать… ах, вот, – Катюлик ткнула пальцем в меню.

– Блинчики с красной икрой. Я, пожалуй, буду блинчики… А потом – мороженое. Фисташковое подойдет.

Как будто жизнь качнется вправо, качнувшись влево… (с)

Сегодня мы с мамой забирали Катюлика из Пушкина. Перемещение до Пушкина требует от меня всегда каких-то множественных телодвижений. По дороге я закинула Серегу к бабушке. Потом заехала за мамой. Потом с мамой мы зашли в "Магию пряжи", где она купила себе три клубочка, а я – один. Из жадности, наверное. Потом мы доехали до Пушкина и зашли там в "Пятерочку". Пушкинскую "Пятерочку" я ненавижу всеми фибрами своей души – потому что там толпы народа и узкие проходы: развернуться невозможно, особенно если вас двое. Мама кричала:

– Нам нужна булка и красная икра! И красная икра! Ты знаешь, где в "Пятерочке" красная икра? Мне кажется, Катюлик к ней пристрастилась.

Красной икры я не нашла. Вместо красной икры нашла красную рыбу и твердокопченую колбасу. И булку, конечно.

– Не переживай, – сказала мама. – Обратно мы поедем на такси!

Я так понимаю, что такси было главной причиной ее поездки. Потому что зачем мне мама, чтобы забрать Катюлика из Пушкина – я не знаю. Но ясное дело, что Катюлика, собравшуюся к маме на Новый год, без такси к ней не доставить.

Две рюмки коньяку у Катюлика меня спасли и примирили с действительностью. Катюлик выпила одну, развеселилась и пошла собираться. Некоторое время они с мамой потратили на то, чтобы выяснить, кто, когда и который из их мужей с которым дрался и по какой причине. Я скромно пила коньяк и делала бутерброды с красной рыбой.

А потом Катюлик сказала:

– Я, пожалуй, возьму чемодан.

– Какой чемодан?!

– Ну чтобы все положить, – сказала Катюлик.

– Но ты же не во Псков едешь, а ко мне на неделю! Возьми сумку!

– Но ты посмотри, какой чемодан! – сказала Катюлик и извлекла чудовище из-под стола.

Через два часа Катюлик почти собралась. Но тут мама сказала:

– Грибы! Ты же обещала взять грибы!

– Вот эти?! – спросила Катюлик и достала из холодильника трехлитровую банку. – И огурцы еще! Обязательно надо! Вон они, под столом! – и показала на еще одну трехлитровую банку. Я начала орать, что я не потащу ни грибы, ни огурцы.

– Но на такси же! – сказали мама с Катюликом хором, а я решила быть сдержанней и воздержалась от еще одной рюмки.

Наконец я стала вызывать такси. Диспетчер разговаривала со мной так, будто она только что проснулась. Или она по жизни такая? Я, правда, тоже была не очень хороша и все время путала адрес, куда ехать. Говорила "Кондратьевский". Наверное, очень хотела домой.

Таксист оказался мужиком преклонных средних лет. С ужасом он взирал на нашу компанию.

– А сумки, – задумчиво сказал он, – давайте я поставлю в багажник…

– Ставьте, – милоство согласилась я.

А потом мы поехали.

– Как лучше ехать? – спросил таксист.

– Я не знаю, – честно сказала я. – Это зависит… пробки…

– Тогда по навигатору, – решил он.

– Сейчас поверните направо! – сказала Катюлик.

– Через сто метров поворот направо, – ласково сказал навигатор.

– А тут – налево! – сказала Катюлик.

– Через триста метров поворот налево, – сказал навигатор.

– Они так и будут всю дорогу командовать, – сказала я, но Катюлик почему-то решила с навигатором не спорить.

Долго ли, коротко ли, а доехали мы по Лиговке до Обводного. Стоим перед мостом, я впереди сижу, и мне все видно.

– Посмотрите, – говорит таксист. – Там впереди как темно!

Я пригляделась. Впереди – просто темнота. Будто ничего нет. Будто за мостом нет города. Несколько темных силуэтов домов и вереница габаритов машин, уходящих в пустоту.

– Сейчас мы туда поедем, и попадем в самый Эпицентр, – задумчиво сказал таксист.

Эпицентр чего – я не стала уточнять. На всякий случай.

А потом мы с Катюликом в лифте спели хором "Как много девушек хороших". Мама вначале кричала, что это коньяк, а потом стала подпевать. Как раз до седьмого этажа почти все и спели.

А потом я ехала домой и через окно маршрутки видела лису. То есть я вначале не совсем поняла, что это Лиса, и думала, что она Снегурочка. В ларьке девочка-продавщица. Продавала что-то. Рыжий такой костюмчик – ну Снегурочка и Снегурочка. Шапка, косички. А потом она повернулась, наклонилась – и я увидела: Лиса.

И теперь я думаю, что все будет хорошо.

***

Сегодняшний день преподнес мне несколько сюрпризов. В частности, Тема пошел наблюдателем на выборы, а Катюлик проголосовала за Миронова. Потому что у него было меньше всего голосов, и ей стало его жалко.

– Но откуда ты узнала про голоса?

– Из телевизора, – скромно ответила Катюлик.

***

В прошлую мою поездку в Пушкин я, как обычно, вышла на станции метро "Купчино" и пошла на маршрутку. Суббота, 10 утра. Открываю дверь и слышу разговор:

– Я не буду никуда пересаживаться! – кричит пьяная в жопу русская баба. – Мне на кладбище надо!

– Пересядьте, пожалуйста, назад, – говорит водитель маршрутки, житель Средней Азии. – У меня передняя дверь не закрывается.

– Я не буду! – уперто стоит на своем баба. – Мне на кладбище!

К этой дискуссии присоединяется диспетчер-распорядитель маршруток, который тоже ласково уговаривает ее пересесть.

– Я не пересяду никуда, я на своих шести аршинах сижу и сидеть буду! – продолжает баба, размахивая цветами, завернутыми в газетку, и дыша перегаром на обоих товарищей.

– Пересядьте, пожалуйста, ну вы понимаете, дверь не закрывается! Я не могу вас везти, это опасно!

– Понаехали тут! – отвечает баба. – Гастарбайтеры хреновы! Житья от вас нет!

С трудом мужикам удалось уговорить ее пересесть. Причем водитель вышел, проводил ее на место в салоне и аккуратно усадил. Пассажиры молча наблюдали за развитием событий. В салоне баба снова продолжила митинговать:

– Мне на кладбище надо! А эти – понаехали! Ай эм хангри!

Я-то вначале подумала, что она "энгри", но баба уточнила:

– Жрать хочу! – и на этой реплике, слава Богу, отрубилась.

Когда маршрутка доехала до кладбища, водитель вышел, вошел в салон, спросил:

– Где эта красавица? – вывел ее под белы руки из маршрутки и с явно слышимым вздохом облегчения уехал. А баба, размахивая цветами, пошла через шоссе. Разумеется, не по пешеходному переходу.

***

Потом мы с Катюликом возвращались домой после прогулки.

– А вот это собачка, которой я всегда ношу то, что я не съела! А собачка съедает!

– Хотите собачку? – спросил нас нечаянно оказавшийся рядом хозяин: камуфляж, перегар и безумные голубые глаза. Собачка типа полугодовалый щенок овчарки сидела в будке на улице.

– Я вам ее дам на три дня – легко!

– Ой, ну такая замечательная собачка! – продолжила Катюлик.

– Такая сука! – с восхищением поддержал беседу хозяин. – Я ее взял, потому что привык – у меня всегда собаки были. Но эта – редкостная сука. Я в Афгане кинологом был. Дрессировал их. Так возьмете на три денька?

– Ой, ну что вы! – закокетничала Катюлик.

– Она вам покажет, какая она замечательная… – сказал хозяин.

– А как собачку зовут?

– Аза, – ответил мужик. – Аза-зараза. Сокращенное от Азазелло. Так возьмете, нет?

Немного помидоров в закатном солнце.

У меня гостит Катюлик. Наконец-то. Потому что до этого Катюлик гостила у мамы, а до этого была дома, и мягко намекала мне, что хорошо бы ко мне в гости. Но я кричала, что у меня нет свободного койкоместа, поэтому как-нибудь потом. Теперь Серега на даче, а Катюлик у меня.

Пребывание с Катюликом напоминает пребывание с маленьким ребенком. Потому что Катюлика надо кормить. Вчера я сказала:

– Ну что ты сидишь? Ты хочешь чаю? Встань и налей – вот чайник, вот чашка, вот заварка.

– Я не могу, – кокетливо сказала Катюлик. – Я же не хозяйка! – Мои крики, что чайник можно и самой поставить, кажется, на нее вовсе не подействовали.