Соло в ночи

Со спортивными соревнованиями мы тоже приезжали в Сталинград. Многие завоевали какие-то места, получили призы, грамоты. Я участвовала в эстафете, это когда бегут и передают палочку через несколько метров другому. Мы пришли к финишу последними, так как уронили эту палочку. Я бежала последней, и мне до сих пор неловко за эти соревнования. Хотя нам дали всем подарки, я и тогда, и сейчас чувствую какую-то вину, что ли. Победить все не могут – это понятно, а вот в душе у тех, кто приходит последним, остаётся рубчик, но это не про спортсменов, а про разовые в жизни соревнования. Может, я ошибаюсь.

Хочу сказать несколько слов о наших чувствах, когда мы узнали о смерти Сталина. Нас воспитывали, что у нас два отца – один Сталин, второй это наш родной. Мы были в этом уверены, и после извещения о смерти Сталина плакали все, занятий не было в школе. Некоторые говорят об этом дне по-разному, видимо, в свете сегодняшнего сознания, но мы все плакали, и взрослые тоже, искренне.

Вот спустя много лет я думаю, а почему тогда в детском доме нам было хорошо. Может, оттого, что закрытое от людей пространство, где мы никого не боялись, ходили, где хотели, в пределах этих прудов с их высокими дамбами, может, люди, воспитывающие нас, были порядочными, может, влияние послевоенной радости у людей.

Папу выпустили после смерти Сталина, и он приехал за нами. У нас даже не было и в мыслях остаться в детском доме, хотя об этом нам говорил директор, что есть выбор. На дорогу нам выдали какую-то еду, одежду. Помню, наверху машины мы ехали под дождём в Урюпинск к дяде Стёпе и тёте Клаве, больше нет никого родней. Но им опять мы были не нужны. И были мачехи, мачехи, мачехи… кому мы нужны, две сиротки.

Но главное в нашей жизни был отец. Конечно, тюрьма его помяла, он остался прежним интеллигентным человеком, но со страхом в глазах.

Про свои годы, проведённые в Игарке, он ничего не рассказывал, только говорил: «Какие умные, достойные люди там сидят».

Он ни разу на нас не повысил голос. Работал машинистом на Урюпинском маслозаводе на турбине. Он с молодых лет играл на баяне, и по его просьбе дядя Стёпа отправил в тюрьму баян. Когда освободился, играл на праздниках в детских садах, освоил профессию фотографа и подрабатывал в школах и в частном порядке. Любимый его вальс был «Разбитая жизнь». Огромная любовь его к нам и защита его повлияла на наши судьбы.

Мы постоянно рассказывали отцу про детский дом. Он слушал, задавал много вопросов, и так было долго. Мне кажется сейчас, что он хотел прожить эти годы с нами через наши рассказы и чтобы эта часть жизни соединилась с прошлой и будущей.

В Урюпинске мы стали учиться в школе недалеко от церкви, учились хорошо и не ощущали отставания, видимо, качество обучения в «Серебряных прудах» было нормальным. После того как мы уехали из детского дома, его вскоре перевели в город Серафимович, а на его месте открыли пионерский лагерь.

Этот небольшой кусочек детства или, скажем, жизни наложил добрый отпечаток в душе. Во-первых, мы были внутренне свободны, нас никто не унижал, не обзывал, ведь там у всех были разные родители – враги народа, воры, спекулянты и другие. Но мы были все одинаковые в своём несчастье, и других среди и около нас не было, которые могли указать на нас пальцем.

Я никогда никому не говорила о своём детстве. Оказалось, что это правильное решение созрело в моей маленькой головке, так как вокруг были другие и другая жизнь. Некоторые сейчас могут сказать, что у вас всё хорошо было и даже Сталина любили и по нему плакали, а это он вас так наказал.

Что ответить мне – по одну сторону люди не дали пенициллина маме, и она умерла, папу посадили и не отпустили, узнав, что жена умерла и трое детей замкнуты в тёмном доме. По другую сторону, можно сказать в это же время, обеспечили нам хорошую жизнь другие люди и вселили в нас доброту и совестливость, может, эти чувства и вредили нам в дальнейшей жизни, но мы с сестрой не переступали эту черту. Кого тут винить?

А дальше была другая жизнь: учёба, работа (упорный труд), замужество, дети, внуки, как у всех. И тут отец сыграл свою роль в нашей жизни. Он говорил постоянно: «Дочки, учитесь, жизнь как лестница, каждое поколение должно быть выше на ступеньку». Умер отец от тяжёлой болезни, но мы обеспечили хороший уход и до конца жизни были около него.

Сестра моя Тамара работала внештатным корреспондентом в Урюпинской газете, где ответственным редактором был Евтушенко Анатолий Григорьевич, он со временем взял её в штат. Практически он обучил её профессии, а также общению с людьми. Анатолий Григорьевич говорил, как различать людей, если сердце человека доброе – то общайся, а если злое – то держись на расстоянии. Он считал, что только по сердцу надо определять человека. Анатолий Григорьевич потом работал в городе Фролово, написал много книг, действие одной из них – «Рыцари исчезнувшего острова» – происходит в «Серебряных прудах» Фроловского района Волгоградской области.

Тома, общаясь с Анатолием Григорьевичем, никогда не говорила, что мы там жили до тех событий, которые он описал в своей книге.

У нас много сохранилось дневников, записей, писем, и в памяти осталось. И мы решили описать этот красивый уголок в степи и нашу маленькую жизнь и написали.

Если бы отец был жив, то он был бы очень рад за нас всех. Мы живём дружно, оберегаем и помогаем нашим детям и внукам.

Когда я была беременна третьим ребёнком, я вбила себе в голову, что надо побывать в «Серебряных прудах», тогда всё будет хорошо. Мы с сестрой Тамарой поехали в мир нашего детства. Сначала нас не хотели пускать на территорию – там был пионерский лагерь, но мы объяснили, что это наша маленькая родина. Ходили по дамбам, деревья высохли, но стволы такие толстые, что вдвоём не обхватить, но все в запустении. Средний пруд (основной) пересох, зарос камышом, дети купаются около бани, там, где водились бычки, и они рассказывали про них так же, как и мы в своё время.

Аллея роз, кустарники высохли, поросли травой. Красота сохранилась там, где не тронул человек ничего – это полевые цветы за дамбами, травы и бабочки вокруг них миллионы. Я взобралась на смотровую площадку терема, посмотрела вокруг и сказала: «Вот и слава богу, что приехала, теперь рожу спокойно. Как жаль, что такое место, данное нам природой как бы в подарок, среди степей, так запущено. Но из памяти не выкинуть ту красоту, которая нас окружала более 60 лет назад.

Лорды на отдыхе

Часто говорят, если тебя обидели или просто плохое настроение, то думай о самом смешном в твоей жизни.

У меня такое есть. Когда мне было 10 лет, нашу улицу в пять домов выселили в пятиэтажку в один подъезд. Мы продолжали ходить друг к другу, праздники встречали, помогали, кому это было нужно. Мужчинам нечего было делать, и они постоянно играли в домино в беседке.

На первом этаже жила тётя Зина с мужем, она его звала дрючек, так как он был худой и маленький, а напротив нашей двери жила Клавдия Яковлевна, её дочь Виктория нашла хахаля в Англии (так говорила моя бабушка) и была часто наездами у матери. Когда Виктория приезжала, то всегда привозила гостинцы, женщинам – иностранные конфеты и красивые бумажные скатерти, а мужчинам – спиртное в красивых бутылках – все были довольны.

Но однажды тётя Зина и всем недовольная тётя Уля сказали, чтобы она не покупала им бутылки, уж очень они напиваются и это продолжается и на следующий день. Виктория поняла и сказала: «Ладно, я им привезу другой подарок» – и уехала в Англию.

В следующий приезд Виктория, как обычно, привезла конфеты и печенье для женщин, а мужчинам, которые уже играли в беседке, понесла какую-то коробку. Бабушка с тётей Зиной вскипятили чай, накрыли стол, и все наши собрались у тёти Зины на первом этаже, открыли окно, было так тихо и хорошо, пахло цветущей акацией и бузиной.

Вдруг тётя Зина говорит: «Что-то мужики себя тихо ведут». «А Виктория им подарила по английской сигаре», – сказала Клавдия Яковлевна и пояснила, что это такой особенный сорт табака.

Тётя Зина звала меня почему-то всегда Манюней. Она сказала: «Манюня, глянь, чего там у них, только потихоньку».

Я подошла к беседке со стороны куста бузины и посмотрела. Все мужчины – тёти Зинин дрючек, дядя Стёпа, дядя Витя, который был военным, а сейчас работает в охране, и дядя Тихон тихо сидят и курят сигары, а ноги все положили на стол, а так как у дрючка ноги не доставали до стола, то его ноги в потрёпанных тапках были на ножке стола. Все смотрели на дым, который выпускали сами, и вид у них был очень задумчивый.

Я рассказала, что видела, и все женщины по одной потихоньку ходили смотреть на эту картину – мужчин в трикотажных штанах, сандалиях и курящих сигары. Тётя Зина пожалела, что у них нет фотоаппарата, но потом говорит: «Манюня, запомни эту картину – “Лорды на отдыхе” и когда тебе будет грустно, то вспоминай, и настроение будет веселее».

Вот об этом, из своего детства, я помню до сих пор и вспоминаю, когда мне бывает очень грустно или меня обидят.

Но самое интересное в этом воспоминании не то, что мне после этого становится весело, а я успокаиваюсь тем, что им было в то время ещё грустнее. Что они видели хорошего, может быть, только в это мгновение, когда курили сигары, и почувствовали себя людьми, а может быть, и лордами.

Научный подход

Я открыла научный журнал, где была фотография отца моих детей и опубликовано его выступление на каком-то научном совещании.

Мама гремела посудой на кухне, ребята в институте. Я глядела на него, фотография давнишняя, а речь его даже не стала читать – это труднопонимаемые вещи. Я подумала, хорошо, что у меня есть сыновья, и громко сказала:

– Мама, ведь хорошо, что у тебя есть внуки?

Мама вошла в комнату, прислонилась к косяку и говорит:

– Очень хорошо, что они есть, только способ, каким ты добивалась, я как тогда не одобряла, так и сейчас. Я пойду погуляю. Мама ушла, а я сидела, глядела на лицо отца моих детей и вспоминала, как всё получилось.

Работая в научном институте в бухгалтерии, училась заочно в Международном институте экономики. Всё вроде бы неплохо, но с мужчинами у меня как-то никак. Я была зациклена на том, что женщина о будущих детях не задумывается, рожает детей от подвернувшихся мужчин или мужа (без разницы). А главное в жизни женщины – это красивые, здоровые и талантливые дети – я так считаю. Все парни, с которыми я дружила, мне не подходили, я глядела на них как на самцов и не хотела иметь детей, на них похожих.

И вот однажды я решила родить, мне было уже 23 года. В нашем институте было много учёных – физиков, математиков, и старых, и молодых. Я решила выбрать отца для моих будущих детей и шла как танк к цели. Наконец, выбор пал на молодого ученого, ему было 30 лет, называть имя его не буду. Он был очень талантлив, о нём старикашки-профессора говорили: это будущее нашей науки. Бухгалтерия и вычислительный центр располагались на первом этаже около буфета. Я подглядела и, когда он пришёл на обед, подсела к нему за столик и сказала:

– Мне надо с вами поговорить.

Учёный (буду так его называть) посмотрел на меня и сказал:

– Где и когда?

Я ответила:

– Сегодня в ресторанчике напротив института.

В ресторан пришла пораньше, заказала грибы в горшочке и сок, сижу, жду. Ровно в 18:00 Учёный вошёл в ресторан, быстро сел за столик и, кивнув мне, спросил:

– Можно?

Он начал кушать, а глядел как бы мимо меня. Мне казалось, он продолжает в уме проводить расчёты или опыты. Я не могла начать, но потом заговорила сбивчиво, что женщины должны сами подбирать отцов для своих детей, а сейчас у женщин нет выбора, потому и дети больные, порой неполноценные, и ещё чего-то говорила, уже не помню. Да, я не сказала, что, работая в институте пять лет, практически выросла там и всех знаю. Учёный посмотрел на меня и сказал:

– Катя, сгруппируйтесь и скажите, в чём вопрос.

Я приготовилась как бы к прыжку и выпалила:

– Хочу иметь детей от вас!

И стала быстро есть грибы, которые, кстати, оказались вкусные. Учёный перестал жевать, внимательно посмотрел на меня и опять сказал:

– Где и когда?

Я ответила:

– Начиная с завтра. Три дня, у меня дома.

Он вытащил блокнот и, записывая в нём, озвучил:

– Завтра с 16:00 до 17:00, послезавтра с 12:00 до 13:00, в третий день с 18:00 до 19:00.

Спокойно доел и проводил меня.

Всё прошло по плану, и я ожидала результата и через некоторое время я его обнаружила. Я была очень рада, мои мечты сбылись, и я реализовала своё убеждение. Маме я всё рассказала, она не одобрила мой метод, какой я избрала для осуществления цели, но была рада, что будут внуки. В институте было по-прежнему, больше я с Учёным не встречалась, а если попадались друг другу на глаза, то здоровались, как и со всеми. Я сдержала слово, мне нужны были дети с его талантливыми генами.

Врачи сказали, что у меня двойня – два малышка. Беременность протекала нормально, но я была очень тяжёлой, как снеговик – большой шар с маленькой головкой и двумя ножками. Мама мне приказывала гулять только во дворе. Однажды, гуляя, я села на лавочку, посидела немного, хотела встать, но не смогла, сиденье как бы заваливалось к спинке. Я и так и сяк хотела подняться, но не смогла, боялась, что придавлю сыновей, и стала ждать, когда кто-нибудь будет идти. Недалеко был колледж, и вот из него шли две пары, и, когда они поравнялись с лавочкой, я попросила ребят, чтобы они помогли подняться будущей мамочке. Ребята отдали мороженое девчонкам и нежно мне помогли подняться и настойчиво уговорили проводить меня до квартиры, а там мама их не отпустила, пока не накормила пирожками с чаем.

Через неделю я родила, и вдруг слышу, что меня зовут с улицы – кричат имя Катя и фамилию. Я подошла к окну и вижу – это студенты колледжа пришли проведать меня. Когда меня выписывали из роддома, то они вместе с мамой пришли встречать нас. Медсестра вышла и говорит: «Кто папа, берите детей!»

А ребята подскочили к каждому, и один говорит: «Я папа этого», а другой говорит: «А я папа вот этого». Все, кто были в зале, засмеялись, а медсестра сказала: «Молодые вы ещё, но я дождусь, когда вы придёте сюда за своими детками». Мы пошли к выходу, впереди шли мальчики с детьми, сзади шли мы с мамой.

С тех пор много лет прошло, я давно работаю в колледже преподавателем. Ребята-студенты, общаясь со мной, много рассказывали о своих преподавателях, об атмосфере в коллективе, и, может, это повлияло на моё решение уйти из института. Кстати, эти ребята уже сами отцы и продолжают время от времени заходить ко мне в гости. И вот я сегодня шла мимо моего института и решила зайти. Охрана остановила: «Скажите, к кому, мы вызовем по телефону». Я ответила, что практически уже не знаю, кто работает сейчас, так как много лет прошло. Вдруг в вестибюль входит моя старая знакомая Маша, которая осталась работать в институте. Увидев меня, она предложила пройти, но я сказала: «Давай посидим здесь». Мы сели, и она рассказала, что почти все из бухгалтерии и вычислительного центра ушли кто на повышение, кто в другие места. Старички учёные тоже кто умер, кто ещё жив, но уже не работает, а вот основной костяк учёных остался. Маша рассказала, что им дают много денег на разработку новых технологий, дают премии учёным за открытия. Особенно она рассказала об одном учёном, который сделал мировое открытие. «Да вот, погляди», – она достала научный журнал и открыла статью с его фотографией. Я поглядела на часы и говорю: «Мне надо идти, у меня лекция». Маша говорит: «Бери журнал, у нас ещё есть». Мы попрощались, и я ушла.

И вот, сидя в тишине, я глядела на фото отца моих детей и думала, какая я решительная была тогда. Сыновья оправдали мои надежды. Один сын увлекается физикой, математикой ещё со школы. Все конкурсы, олимпиады городские, областные не проходили без него, он всегда получал приглашения на участие, иногда и побеждал. Второй сын совсем не увлекается наукой, он поступил в институт на английский язык, дополнительно обучается китайскому языку. Мечта его – это переводы научно-технической литературы.

Вот и мама идёт с прогулки, она в жизни всегда меня поддерживала. Без неё я, наверное, не решилась бы на такой неординарный для девушки поступок.

Но я не жалею.

Попутчица

Я ехала в Москву к детям и внукам. В купе была одна, да и в вагоне было немного людей. Скорый поезд подъезжал к станции Алексиково. Спать было ещё рано, и я глядела в окно. Все станции мне были знакомы, сколько раз я ездила в Урюпинск через них, и мне казались и люди тоже знакомые, и по одежде, и по разговорам.

Но вот в купе вошла женщина и сказала, что её место здесь, и поздоровалась. Я ответила, что вместе будет веселее ехать. Женщина ничего не ответила и стала раздеваться.

На улице было прохладно, но снега пока не было. В это время в плаще холодно, а в пальто жарко. На незнакомке был утеплённый, далеко не новый плащ и короткие ботинки, на голове платок. Когда она разделась, я была удивлена – не то слово – поражена её красотой. Не той красотой, когда молодая притягивает взоры всех мужчин, как бы чувственной, а красотой уже не молодой женщины, когда уже не вызывает сильных эмоций у мужчин, а хочется смотреть и смотреть. Косметики на её лице не было, украшений тоже. Я смотрела и хотела угадать – откуда и куда она едет, какая у неё судьба. Я чувствовала, что она не с наших краёв, но вопросов никогда никому не задаю – это моё правило.

Женщина сказала, что зовут её Вера, и пошла к проводнице за чаем. Когда принесла чай, то пригласила меня к столу, но я отказалась, так как уже было поздно. Вера попила чай, легла на полку, мы выключили свет, и я подумала, что ей, видно, хочется отдохнуть, и сама стала уже засыпать.

Вдруг Вера говорит мне:

– Вы не спите?

Я ответила:

– Нет.

Вера говорит:

– Вот вы едете в Москву, вас кто-то ждёт там.

Я ответила:

– Дети, внуки.

– А меня никто не ждёт!

Я спросила:

– Но, может, у вас знакомые есть в Москве и вы к ним едете?

Вера сказала:

– Нет никого.

Мы помолчали немного и Вера говорит:

– Если я вас не утомляю, то расскажу историю своей первой половины жизни.

– Почему первой?

На что Вера ответила:

– Она закончилась, а что будет во второй, пока не знаю.

Рассказ Веры был не слишком большим по времени, а по жизни вобрал 15 лет. В Москве она жила с матерью, окончила техникум по специальности технолог лёгкой промышленности и даже успела поработать на фабрике.

Но тут узнала про курсы иностранного языка и решила попробовать себя. В этом учебном заведении были курсы разных профессий, и она познакомилась с молодым человеком из Новониколаевского района, который приехал на повышение квалификации, он работал учителем в школе.

Вера познакомила его со своей матерью, ходили в кино, на танцы, и Виктор предложил ей поехать к нему – познакомиться с его матерью – она согласилась.

Знакомство состоялось, но какое! Его мать встретила их около калитки, поглядела на неё, повернулась и пошла к дому. Они постояли немного, Вера предложила тут же уехать, но Виктор сказал: «Пошли в дом».

Жили они с Виктором хорошо, он заступался за неё перед матерью. Вера устроилась в школу, вела уроки труда. Всё бы было хорошо, если б свекровь не лезла в их семью. Мать Виктора давно приглядела для него невесту, а тут неожиданно свалилась невестка из Москвы, да ещё красавица. Свекровь всеми силами старалась их развести. Она была настоящая казачка и хотела видеть сноху работящей, из их краёв. Детей не было, и это ещё больше распаляло свекровь. Что только она ни наговаривала на Веру.

Виктор стал выпивать, ругаться, обзывать Веру всякими обидными словами. «Однажды, – рассказывала Вера, – я шла из школы вечером, меня догнал молодой мужчина, он приехал к нам на стройку главным инженером, и сказал: “Брось Виктора, иди за меня, ты достойна другой жизни, подумай – я буду ждать”».

А жизнь продолжалась уже больше десяти лет в таком омуте. Вера не могла понять, почему все судачат, лезут в её жизнь, сплетничают.

Вера рассказывала, а я думала: «Бедная девочка, ведь ты попала в казачий край, где это всё и составляет их жизнь, и сильный духом человек их победит, а слабый погибнет. И невозможно понять, что им всем нужно от тебя. А им от тебя и ничего не нужно, им нужно только твоё присутствие, чтобы было о ком судачить, пересказывать, подглядывать, натравливать. И если их мужья бьют, матерят, а тебя пока нет, то самое главное наговорить на тебя, натравить мужа, чтобы он тоже бил и оскорблял тебя – вот тогда они изменят к тебе отношение, будут сочувствовать и рассказывать про себя, одновременно выпытывая у тебя подробности, чтобы рассказать другим и присочинить».

Я смотрела на неё и вспоминала себя, очень трудно остаться собой в таком окружении. Вера распустила волосы, они были красивые, а глаза при огнях станции блестели зелёными огоньками. Я решила, что утром рассмотрю её лучше.

А Вера продолжала дальше, что муж совсем спился, ей приходилось прятаться от него, а свекровь была очень довольна, говорила: «А что ты хотела – вышла за казака – терпи!» Вера говорила: «Что же я ей такого сделала, что она меня так мучает, я ведь любила Виктора и хотела жить с ним».

Дальше Вера рассказывала, что свекровь парализовало, когда Виктор хотел поджечь дом, но быстро потушили. Вера стала ухаживать за лежачей свекровью. Все опять стали говорить: «Что, дура, ухаживаешь, ведь она на тебя наговаривала и распускала глупые сплетни».

Однажды свекровь позвала Веру и сказала: «Прости меня, в том, что нет детей, виноват мой муж-покойник – пьяница, и Виктор не способен иметь детей».

Вера стала плакать и кричать: «Почему вы не сказали это раньше, ведь вы лишили меня возможности быть матерью столько лет, и что мне делать сейчас?»

Свекровь привстала немного и громко сказала: «Уезжай отсюда».

– Вот я и здесь оказалась, в этом купе.

– Сколько вам лет, Вера? – спросила я.

– Тридцать шесть, – был ответ.

Утром поезд подъезжал к Москве. Вера оделась и сидела вся напряженная. Я разглядела её – у неё глаза были зелёные, а волосы тёмно-русые с отливом. Вера сказала, что её будет встречать, она вчера побоялась сказать об этом, тот самый инженер – строитель, она его так называла. Он всё время писал письма её подруге и был в курсе её жизни. И вчера на её имя открыто прислал телеграмму-молнию: «Приезжай, жду, встречу, целую!»

Я расхохоталась и представила, какая бомба в этом городишке разорвалась, всем досталось – и хорошим и плохим, будет о чём говорить долгие годы и многим подумать над судьбой московской девчонки, попавшей в казачью станицу, но от их пересудов ей уже ни жарко, ни холодно, а они останутся теми же и ничему не научатся.

Я обняла Веру и сказала:

– Ты будешь матерью обязательно!

Вышла из купе, ко мне бежали по вагону дети и внуки.

Неизвестная соперница

В молодости я общалась с одной молодой особой, у которой муж был заместителем директора крупного цементного завода. Мы с ней были просто знакомые, далеко не подруги, так как по статусу моя семья была гораздо ниже её. Но когда встречались, то долго разговаривали на разные темы, откуда только мы их находили так много, но всегда были довольны этой встречей. Я с семьёй жила в общежитии, ожидали очередь на квартиру, она с семьёй жила в коттедже от цементного завода, очень красиво отделанном.

Как мы с ней познакомились, я не знаю – может, в поликлинике или роддоме – в провинциальном городе это легко сделать. Один раз она пригласила меня в свой коттедж, чтобы я посмотрела, как они живут. Около дома был участок под сад и огород, и это всё в центре города. Она смотрела на меня и хотела, наверное, увидеть зависть, но я сумела удержать лицо без эмоций, хотя чуть не упала в обморок от красоты жилья, сада, огорода. Как я мечтала в молодости о своём доме, я и до сих пор люблю землю и работаю на даче. Я скромно похвалила её дом, сад и ушла к себе в общежитие с кухней на семь семей.

Немного расскажу о ней. Звали её Галя. Приехала она к нам в город после окончания института по распределению в конструкторское бюро цементного завода. Внешность у неё неприметная, вроде всё на лице отдельно красивое, аккуратное, и волосы густые, но всё вместе как-то не особенно. Как она приехала, сразу пошёл слух, что она начала крутить с замдиректора, и даже говорили, что забеременела. Замдиректора был мужчина красивый какой-то надёжной мужской красотой, все женщины завода умирали по нём, но получилось вот так.

На заводе Галя работала в конструкторском отделе, вела себя высокомерно. Так как особенно не отличалась усидчивостью, то её перевели (по совету замдиректора) в местком, где она развернулась во всю силу своего скандального характера. Встречала делегации, которые приезжали на завод по обмену опытом, иностранные тоже, устраивала их в гостиницы, а также все, в подобных случаях, мероприятия.