Не подозревая о себе. Космогония I

Ах ты скот поганый, сделай хоть что нибудь полезное в своей никчемной жизни!

– Маруся, я бомж, у меня ничего нет, я лишён трудового потенциала бюрократическим устройством государства и паразитарностью финансовой системы, их не интересует продукция и достаток, их интересует прибыль, но не производя детализированный и продуктивный крутящий момент экономики в распределении обеспечения достатком и его производства, они создают лавину экономического обрушения, и я периферия этой лавины, то есть не имею к ней функционального отношения, меня выталкивает из финансового потока из-за неимения финансовой массы, этот поток сужается и однажды становится очень скудным, государство не в состоянии обеспечить свою суверенность этим потоком, а периферия иссякает и становится меньше, вследствие чего откалывается и разрушается. Сменить вектор может только централизация всех активов и мощностей государства, в построении стратегического развёртывания всех отраслей промышленности, задействуя как можно больше элементов образующих институциональный уровень жизни, в инициативе проявлений функциональности, как удержание позиций в приемлемом ключе для развития всех промышленных сфер.

– Ну иди хоть жёлуди пособирай, свинья.

Деньги имеют свойство нивелировать форму и функции жизни, в морали, в половых признаках, в возможностях и способностях, любое преимущество становится валютным или ориентированным на валюту, то есть становится неважно каково качество, свойство, кто вы и как ставите свои поступки, в рыночной среде деньги стали определять привилегии даже вопреки целесообразности и здравию. Эта ситуация приводит к тому, что за деньги можно становится всё, но диапазон эффективности и результативности того, что можно, сужается и иссякает, поскольку конечной целью становятся деньги, как абстрактный номинал.

Наивность обуславливает большую часть ущербности.

То, что делает жизнь аморфной, либо должно приносить результат, либо она теряет свою структурированность.

Не так страшна пнивычка, как отсутствие повода избавиться от привычки.

В мире перестающим быть нормальным, стремление к нормальной жизни становится странностью.

Самое ужасное свойство глупости, это намеренное создание проблем и намеренное игнорирование проблем даже при способности их распознать и предвидеть.

– Завтра говорят будет холодно.

– Посмотри на просторы вселенной, она холодит ими тот жар, который концентрируется в небольшом пространстве создавая неведомый полёт, неведомо чего, неведомо куда, провоцируя то, что обретает форму согласно другим формам, мы словно кроты в норе, хоть и пред нами обнажено звёздное небо, обозримая нами вселенная подобна выбросу молнии в некой туче абсорбирующей её.

– Странная аллегория, вызов сатаны, обращение к богу, ведь это провоцирует пророчество выйти и обнажить истину.

– Как?

– Нужно лгать людям до тех пор, пока они не будут видеть ничего, кроме действительности, но в таком случае действительность легко подменить, поскольку всё в равной степени действительно, все привычки и пророчества. Тем не менее, все пророчества рождаются из лжи, ложь это привычка заключённая в прихоть, но ложь провоцирует взгляд обратиться в сторону истины, когда истина гораздо весомей привычки. Люди привыкают к тому, что позволяет привыкнуть, закрепить память в форме приоритета или наживы, пока эта замкнутость не нарушается. Дело в том, что то, к чему мы уже привыкли, и то, что не позволяет привыкнуть, создаёт ограничение не физическое, а психическое, поэтому доля непривычного имеет свою ценность в построении любой социальной системы, учитывая то, что непривычное безконечно, а привычное лишь потому привычно, что стабильно в большей степени, чем непривычное, но эта стабильность обманчива, поскольку привычка создаёт ощущение стабильности, которой нет или далеко недостаточно для сохранности этой привычки, так вымирают все живые виды, так воплощается эволюция, пошаговым продвижением в сторону непривычного. Эволюция заключена не в приспособлении, она заключена в исключении, и не всегда исключается неспособное выжить, и сами исключения становятся сложнее в ходе обретения форм тем, что статистически не было исключено.

На этой планете было много массовых вымираний, но это не значит, что приспособилось то, что усердно приспосабливалось, нет, оно приспособились потому, что выжило, статистически, количественно. А у того, что обладало наибольшей приспосабливаемостью, в ходе формальной деривации в возможных пределах вариаций появлялась большая статистическая вероятность выжить. Например, строгое количество нервных клеток не предопределено, оно варьируется в некотором диапазоне, как у обезьян, так и у человека, но если создавать условия, при которых массовая выживаемость будет сопоставима с случайной экспанентой увеличения нервных клеток в возможном диапазоне их появления естественным путем, вы будете получать увеличение нервной системы, и так она выросла до современных объёмов. У нас есть возможность приспосабливаться, чтоб выжить опережая сам процесс физических условий и исключая статистический отсев отнимающий не только болезни, но и много чего качественно полезного. Люди не развернули эволюционный потенциал ещё даже в малой доле его возможности, они лишь нагнетают статистическое исключение в не самом разумном направлении, это инстинктивная массовость порождающая привычку к собственному вымиранию ради привлекательной наживы и уюта. Привычка не должна воздвигаться в приоритеты, в ходе чего имеем все глобальные конфликты и деструктивные последствия, в приоритетах должны быть исследования за пределами привычного, прямое оперирование с обстоятельствами для поиска наиболее продуктивных и конструктивных решений.

– Отдаю вам свой жест доброй воли, сударь, распрощайтесь с недугом своечасно, иначе недуг распрощается с вами.

– Кто ты, дивный бомж?

– Смелее, доставайте кошелёк.

Вероятность исключения имеется всегда, деривация повсеместна, в этом заключается рост, но с вероятностью разрушения, вероятность исключения имеется всегда.

– Вы уверены?

– Нет, иначе бы молчал.

– Вероятность не событие, но статистический показатель закономерности событий.

– Вы уверенны?

– Да, иначе бы молчал.

– Наша задача склонить деривацию и её вероятность в нужном векторе, не просто выгодном, но конструктивном и плодотворном.

Перехват управления интеграционной системой столь же вероятен, сколь очевидны интегралы её алгоритмов.

– Возьмите это на память.

– Что это?

– Ваше воспоминание.

– Получили ли вы свой первый урок?

– Каков урок первый?

– Вы живы.

– Но я не уверен, стоит ли это учений?

– Вы всё ещё живы.

– Это угроза?

– Констатация.

– Давайте же сделаем что-то с этой безысзодностью, ведь не может же всё вот так взять и упереться в конец неведомой незримой плотины, где просачивается лишь доля, но не выборочно?

– Сделаем что?

– Мы сделаем мысль, которая сделает дело.

– И как это сработает?

– Но ведь вы же вопрошаете?

– Нет, мы озадачены.

– Тогда будьте озадачены насущным, нежели вообразимым препятствием. Препятствий нет, есть безысходность, зачастую воссозданная кем-то.

Ад, на задворках обителя сатаны пасутся черти, и мимо ненароком проплывает ангел, не касаясь преисподней, так просто с ветерком, помигивая, посвистывая, пытается привлечь внимание, но нет никому дела, слишком жарко, слишком весело, и столько всего накипело.

Светом мной невиданным полыхающей зари, да будет проклят миг пролитой мольбы на тротуары площади под стуки сапог и туфлей,

Жалкое зрелище, поникает лик разбитый, и несколько зубов с тою молитвою утопают в краске отблесков меркнущего дня, чей-то взгляд тревожный за мелочью рассыпался, но в звоне этом есть ещё некто сокрытый, в присутствии его тишина, вот он, невзрачно со скользящей тенью уносит с собой тайну своего стремления и следа за ним не видать.

– Дама, дама в красной шляпе, вы обронили это!

– Это уже ваше бремя.

– Афанасий, спряч свой венерический потенциал, в Одессе не принято флиртовать с дамами лёгкой сущности. Тут говорят: "Всему свои деньги".

– А мне кажется, она ждёт принца, и её нрав подобен форме приоритетов, окружающих всех нас. Выходит она божественна.

– Слушай, вон, посмотри на ту карету, в ней её пастырь, ждёт твоих подояний, а ты как заблудившаяся корова недоенная с распухшим выменем всё никак до колхоза не добредёшь, му му, му му.

– Кармелита! Постой, не уходи, возьми мои поцелуи, они летят к тебе, ну поверни свои звёзды, дай заглянуть в бездну твоего взгляда, дай закинуть удилище и выловить твою улыбку. Ай, ты жестока Кармелита, не сжалишься над старым рыбаком.

– Хуан Игнасиос, вы похоже в который раз обознались, неужели со спины не видно.

– Зинаида Павловна, зареклись ли вы в последнем слове о причастности к богу, упоминая о содеянном?

– Бог соизволил, человек придумал закон, обманув бога, что бог соизволил, и бог соизволил, что человек обманул, а обман соизволен человеком к богу и богом к человеку.

– Отпустите её. Свершилось правосудие. Она не достойна смерти, пусть мучается. Следующий.

– Но этого не может быть, дайте мне ещё один шанс.

"Из диалога безсмертных на распродаже смерти"

– Тётя Марина, знаете чем обусловлена эволюция?

– Чем?

– Тем, что она не прервалась до сих пор и ваша внутренняя амёба восхищается вами, какая вы большая и сильная.

Человек, как и любая другая форма жизни живёт влечением, которое имеет всевозможные разные формы, и если влечение исключается тем или иным образом, это создаёт болезнь, патологию, либо это обретает не естественную форму. Прежде чем избавить человека от пагубного влечения, нужно создать другое влечение, иначе вы получаете боль, идущую в мир людей, а боль это страх, жадность, потворство, агрессия. В современном же обществе чаще принято отнимать влечение или заменять благоприятное пагубным, что видно по всем окружающим социальным тенденциям. Вместо организованности влекущего стремления мы получаем субъективный суррогат взаимообмана и имитации благочестия с культом развлечений, где влечение реализуется в самой безтолковой форме, в потребительстве безполезных вещей отвлекающих всякое разумное влечение. И в обеспечении этой системы циркулирующим оборотом, человек становится бездушным конформистом, продуктом воссозданного им кокона не выходящим за узкие и скудные пределы паутины.

Мой сюжет неисчерпанный, я таю в тебе чередой, и чувство влюбленности прохожее, по миру, по задворкам, вдоль земли и неба, некою расхожестью,

Будто так положено, ведь происходит всё заслуженно, только потому, что не происходить не может,

Хоть не ищи здесь лучшего и справедливого, лишь видеть суть учись, так любое явление видно, слышно, чуется без всякой сути,

Как было, так никогда не будет,

Как будет, так никогда не было,

Жизнь твоя необратимо форму наполняет мира, привычно и неповторимо.

Конформисты это те, которые готовы ради сиюминутного чувства комфорта или наживы забыть обо всей вселенной.

Вечность бы искал, но уже всё здесь и эта форма невиданных воздействий проявляет суть, изгибы судеб набрасывая в этюдах будучи сотворённой продуктивной прогрессией, замечательным образом оказавшись уместной, благоволит вселенная, всё пишется её строками, и отголоски только прочитанных писем ещё не померкли резонерством эха отозвавшись во мне, шёлковой сетью сплетений в источниках света, что охлаждается о небыль и вновь себя дарует первозданным мерам.

Невольностью мгновения проходит томный быт,

Словно забытое шествие по аллее,

Цветами усеянной,

Пестрят не имея назначения,

Но продолжаясь, продолжаясь,

Исходит нежный трепет,

Лелеет лепестками свет,

Никто ничего не сдерживает, лишь траекторией воли,

Дарует творческий жест,

Позволен самой скоротечностью,

Вершить обрамляя контуры форм,

Житейских и вселенских.

Чему могут научить волюнтаристы? Да ничему! Но имея в себе некое подобие успеха или желание мнить то успехом, они изрядно пытаются чему-то учить. Так мы получили волюнтаристский мир людей, множество пренебрежений объективными вещами, и как соответствие тому, множество проблем глобального характера. Вследствие волюнтаристического подхода разжигались все войны и допускались все оплошности. И дело не в том, допускать или не допускать ошибок, дело в том, чтобы брать в учёт хоть что-то кроме личной прихоти и частной привилегии, и желательно фундаментального характера, физику и биологию, то есть обходить зверский метод построения отношений, вражду и конкуренцию (паразитарность посредством привилегирования бестолковых вещей тождественных биологическому успеху), не оставляя никакого выбора перед конструктивным подходом и творчеством (выработка наиболее приемлемых подходов). Понимаю, обезьяна не хочет ничего делать, она хочет быть главной и чтоб за неё всё делали, но это разрушает мир, на этом же строятся все гуманистические подходы, это паразитарность под личиной каких угодно благодеяний. Именно так обманывает себя мозг семи миллиардов приматов, он стремится паразитировать, как можно экономнее и как можно более выгодней, и это заставляет его имитировать перед воссозданным образом успеха порой сложные вещи требующие самоотдачи, в чём собственно и заключается самоотдача, но при этом мы получили такую ситуацию, где привилегии стали настолько разрозненными и произвольными, что при всей техногенной обеспеченности люди воссоздали условия отношений подобно в джунглях, но уже на глобальном уровне. Если у человека не хватает рассудка определить свои приоритеты приемлемым и конструктивным образом, учитывая фундаментальные достижения в науке и технике, тогда он не должен определять приоритеты, поскольку он лишь ублажает прямые инстинктивные потребности, этим ему стоит заняться в наиболее подходящих условиях. Нужны условия для реализации любой жизненной энергетики, для любой её формы. Кому-то трудиться на фабрике, а кому-то не создавать помехи, то есть создавать возможность воплощать стремление в форму наибольшего приемлемого результата не отнимая это системой ценностей и прочими процессуальными процедурами оформления неких привилегий или документов, способные люди должны применяться и применять свои способности логистично.

Неопределенность, неопределенность даёт возможность определиться, выработка приемлемости сквозь падение, ведь возможно отрастут в падении крылья, а может само падение уже полёт.

Хлестает о скалы отчаянный ветер тяжёлые волны, рвёт их, всплески рыданий окропляют утёсы,

И паром бездыханный умолк вдали на грани горизонта, скользит по черте отделяющей от мира неведомого, который не видно, но не зря паромщик, вёсла его вслед за ширмой пути оставляют следы, а у ног раскиданы золотом круглых монет, что взгляд отзеркалив последний уходящего тела, прибили киль к потаённой воде, словно якорь тянет с небес для исполнения последнего дела.

– Что предпримите, сударь, когда во вселенной погаснет свет?

– Я соизволю двигаться, чтоб не замёрзнуть.

Жизнь не проверяет функции, они производятся выживанием и результатами. Конформизм оставляет людей в студенческом состоянии.

Есть разные люди, но среди всех людей можно обнаружить замечательную вещь, люди радуются тому или наделяют вниманием то, что провоцируют, ожидают или содержат в воспоминаниях, это замыкает общественность так плотно, что порой там ничего не просачивается за её пределы, то есть развитие пресекается, укореняются системы, которые позволяют выживать отдельным кругам лиц, лишь сегменты упускающие из вида большинство фундаментальных основ и их деталей, это просто статистический отсев рвущегося инстинкта, ничем не приукрашенного, гребущего под себя и не дающего грести никому. Стоит только взглянуть вокруг и всё становится очевидно, каждый рвёт своим голодом и на этом строится так называемая общественность. Нет ничего важнее, чем приспособление человека к окружающей среде доводя это до совершенства, но взгляните вокруг и только задумайтесь о том, как это всё устроено, на каких принципах, сколько нищеты, безтолковых вещей. Задумайтесь над тем, во что превращается человек. Всякое видел, но чтоб выводить кого-то из себя и пристально смотреть на это, как выводимый из себя выходит из себя психически, эмоционально, поведенчески, при этом делая то намеренно, это низость психологии, мол, смотрите, он ненормальный. Так изживались из поколения в поколение все обладатели мозгов, непониманием обузданным жадностью и социальной конкуренцией (враждой, недоверием). Взгляниете на то, как устроено общество. В этом столько же хорошего, сколько безнадёжности.

Пой каравелла, пой, пусть наполнится трюм эхом волн, пусть бочонки с вином друг о друга трутся со скрипом и голодом пьянства, нектар небес раскачивая, а тот в скором времени головы раскачает, пронесётся сквозь жизни инерцией, послевкусием опавшей пыльцы со звёзд, для тех, кто испил сок блаженный, для тех, кто вознёсся с его пьянящей бурей в неведомость, заимствуя прекрасы сопутствия, с той вершины, куда вино льётся ручьём, словно в бездну, словно безумствующий изливается грёзами и буйствует впадая во вселенную агонизируюшим потоком безконтрольных чувств.

Свои же возгласы изволив, отдаёшь на опеку заботы, но в виде ином, распыляя некую форму, что ненароком в свет явившись не по своей воле мнит то явление собой,

Так в кою пору и за кого принять, позабыть или вспомнить, вновь или вспять,

Но движим пыл суетой одной воли или феноменально физикой, кто зовёт её роком, ну а кто мечтой обзывает,

Я же чувствую любовь, жизнь для жизни, смерть для смерти, нечто к соответствию и нет больше ничего, что могло быть больше безконечного, от звука к звуку, от поцелуя к поцелую порождая то, что им же именуя провозглашая толком, сутью, быть ради сего готовым, быть вовсе, во всё, словно впоследний раз коснулся того, что жизни твоей стоит, чтобы ещё раз коснуться, бредя сквозь заторы судеб, к истоку чувства всем существом протянувшись, что однажды зажглось и не тухнет.

Всё истина, и заблуждения тоже.

Надо ничего не заканчивать…

Вездесуща безконечность и жизнь этим есть. Продолжайте каждый вдох выдохом, пока выдыхать будет нечего. Каждый шерох пускай утонет в созвучиях собственных, разнося в непомерность меру себя. Так всё случается и ничего не имеет завершения окончательного, так ничего не имеет значения изначально, равноценно сколь является значимым ситуативно.

Нету в мире ничего, кроме той угоды, что рукою промеж строк норовит затронуть струны нервных спаек, загустелых свертков полотна, разукрашенных сопутствием и переживанием каждого шевеления мига, в свету воплощая каждым плоти колебанием, слогая тот образ, то чувство, за которым уносится, что именуется жизнью, миром, вселенной, любовью,

Слышится тихий шёпот сегодня, из неведомой тиши его пение доносится, это его непокорность, всеобъемлющим тоном, везде и повсюду, мы лишь на него отклик, констатация произросшая в нечто большее, чем просто слушание, у нас есть голос и он произносит задуманное.

Стуженный, лаженный, в саже весь, с ушей дым, с глаз огонь, брови косами, когти счесанные, ноги босые! Что за смерд?

–-Повальный мятежник!

–-Правильно дети.

Маниакальность, одержимость, безумие? Да бросьте, вы похоже взбреднули. Видите ли, чувства не знают границ, и поэтому душой именуются, что уметнуть, что заблудиться, и вновь где ни будь ввергнет плоть в жгущую суть,

Лишь за ней непробудно сквозь томный век следует шаг за долгое шествие под всплески тревоги, уняться не могут, неутомимые ноги, свежий путь обволакивают, словно чужие, душу разыскивая, в чувствах сердцу близких, с которой не чая рассудка разминулся, разогнав акустический стук струн натянутых сосудов под давлением пульса.

Моих тревожных дней задвижки сорваны, оборвана с вечера штора, и лодка несёт по ту сторону, куда западает закат,

И возможно должно быть и быть не должно невозможное, молекулярная азбука, как азбука морзе, морит колеблющей моросью, и аромат морской кромсает остатки изодранной ветрами души,

Вот они новости, слышится, как с края мира стекает море взволнованное, подобно скатерти натянутой съежает вместе с блюдами за похотью капризных рук и от пьянства тяжёлых.

Как я люблю, как сильно, несоизмеримо я люблю, эти горы, эти реки, море, и тот укромный дивный пруд, где лебедя спящего качнуло волной вздымленной с ветром, а сом пастью своей хлюпнул воздуха побольше зачерпнув, там звезды плывут по гладкой поверхности блеска, соскальзывают со своей перманентностью, тащат луну ко дну, по тёмной, насильно, чтоб не было видно, кратеры её пронизывают своею нежною силою, и жмут,

В листве таящей некий зверь воспевает, прозорливое существо, толи хрипит, толи пытается харкнуть матом, но в горле пересохло, "я вижу, как видел и раньше, не прячся, не пряч свои округлости съестные, не губи мою радость"

Замерев застывши дыханием пытаюсь не слышать, но вижу вылазит мохнатый полу бог/полу зверь, на плече с золотою лопатой, и на последок "век учись, век прощайся, молодой человек"

Чёрная кошка влияет хвостом, чёрная кошка глазами блистает, уводит свой взор за жертвой парящей под мировым потолком, а ночь опускается, и скрип мелодичный луны полной стонами каится, тьму наполняя собой,

Ласковый мех блеском пронзает, звёзд отнимая покой, грация неспешного темперамента, ввысь уметнувшего голода, туда, где жертвенное существо небеса ублажает, истекая кровью, потрохов обнажённых, возносится, возносится в пропасть, обретая свободу, крайность переступив,

И от туда, словно глядит в морскую воду в глаз светящихся её огни,

Обоюдная вожделённость, хищников страстью взволнованной, мимолетным касанием внутренней дрожи, пролитой из глазниц мольбы.

И живём мы в мире, где по всем сферам преобладает тварь, нежели творец. Начиная с общественного социального строя, заканчивая основной массой мировых тенденций. То есть, по большей части обстоятельства и ситуация определяют человека, нежели человек их. Это очевидно и по неуправляемости многих мировых процессов, по их инертности, где инициатива носит форму адаптации, а ни созидания, то есть инстинкт и бессознательность (зависимость) преобладают над осознанностью. В тот момент, когда соотношение тварь/творец склоняется в сторону твари, мы имеем большинство деструктивных элементов в мироустройстве человека, мы имеем разрушительную и расточительную конкуренцию, мы имеем стопор развития науки, образования, медицины, мы получаем болезни, которые всё сложнее и сложнее лечить, стремясь по инерции к той точке, когда вылечить их будет невозможно. Творчество в любом своём проявлении стремится избежать этого, оно стремится обуздать тварей, когда твари всей своей сущностью сопротивляются тому нагнетая деструктив, предпочитая зависимость и инертность в колее гибели, дабы сиюминутно выжить, нежели созидание, которое способно и умереть, но только ради творения, жизни. Поэтому твари опасны, их зависимость может сгубить всё, особенно если эта зависимость глобальна, они не смотрят ни на что и не учитывают ничего, кроме своих привычек и потребностей.

И когда обстоятельства инициируют твои привычки в большей степени, чем ты созидаешь инициативу формообразования ситуации, тем больше ты уподобляешься твари, и тем менее являешь собой творца, тем более зависим и тем сильнее твои привычки.

Любая инициатива может иметь форму только творческих лидерских качеств, что есть

лидирующая позиция в процессуальном становлении обстоятельств. Иначе инициативы нет, она не проявляется, не передаётся, не перехватывается. Ошибок не существует, есть опыт, есть память, и если ты ещё дышишь, значит опыт и память стоит применять. Если нет опыта, памяти, нет и тебя, но не стоит путать воспоминания с восприятием происходящего, эти вещи порой несовместимы. История человечества и всего живого не знает и не имеет аналогии, этот процесс необратим, как жизнь каждого из нас, как каждый случай из жизни, и именно поэтому воспоминания нельзя путать с восприятием происходящего, но с учётом того, что без воспоминаний нет понимания всего только что упомянутого.

Будущее – это синтез воспоминаний и естественных потребностей организма. Под естественными потребностями подразумевается состояние обусловленное принципом "вечно что-то мешает и постоянно чего-то не хватает" или "всё ништяк, я очень сыт, но в будущем не помешает ещё разок". Будущее невозможно избежать, без явных психических или физических нарушений морфофункциональных качеств организма.

Любой пессимизм или отрицательное проявление психики обусловлено большой затратностью энергии нервной системой, и поэтому любая раздражительность или суицидальность это дефицит веществ в ЦНС. И чем более затратнее и активее ЦНС, тем сильнее дефицит. Есть и паталогии, которые выражаются более систематически, что можно наблюдать во многих клинических картинах психиатрической практики, но тем не менее дефицит питания для нервной ткани это регулярное явление, поскольку это интенсивная ткань, она мало запасает и постоянно циркулирует. Поэтому отсутствие успеха\счастья оказывает негативный эффект, поскольку затраты так или иначе производятся, а если результата нет, это не способствует выработке удовольствия на гармональном уровне и совместно с затратами это вызывает отрицательную реакцию или отрицательную симтоматику. Нервной системе необходима любовь, еда, хороший сон, отсутствие дыма, который спазмирует сосуды и снижает питание нервной ткани, необходим результат своих действий, иначе это ситуативная шизофрения, где производится усилие, обильное действие нервной ткани, но результата её действий нет, то есть получая стимул в ходе такой деятельности, запоминать нечего, ЦНС не получает успех, это отчуждение, поскольку создаёт прямой разрыв между стимулом и результатом, это способствует нарушению, то есть ничего хорошего ожидать не приходится в таком случае, и более того, мозг начинает искать успех самостоятельно, дабы сэкономить энергию и компенсировать затраты, сняв напряжение, в случае чего мы получаем верующих фанатиков, неисправимых, нервозных, бестолковых, компенсаторное расстройство. Нервная ткань постоянно циркулирует, выживает, и компенсирует это успехом в виде удовольствия, сна, радости и питания. Если физического или хотябы морального успеха нет, это создаёт разлад в психике, и тогда можно видеть счастливые лица психонавтов, компенсирующих стресс вселенной, богом, и чем угодно. Некоторые любят расчленять себе подобных или вскрываться, поскольку простейший выход в достижении успеха всегда изобилует самодурством, это компенсация недостатка или депривации в состоянии антагонизма, своего рода скудный аффект, вызванный не столько провоцирующим стимулом извне, сколько его отсутствием на гормональном или морфологическом уровне, либо любым другим фактором, создающим нехватку. Думаю о недостаточности можно и подробнее, но боюсь чаще всего она неисправима.