Стратегия Александра Невского

Третий период, приходящийся на время существования Российской империи (XVIII – начало XX века) имел одновременно два различаемых проявления. С одной стороны, борьба с Российской империей как с покровительницей восточных христиан в Европе и на Ближнем Востоке. Эта тема присутствовала, в частности, в развязывании Крымской войны, поводом к которой послужил вопрос о праве контроля над христианскими святынями в Иерусалиме. С другой стороны, борьба секулярной части западного мира с православной Российской империей как главным реакционным препятствием дальнейшей секуляризации. Особо остро это столкновение было проявлено во время европейских революций 1848–1849 годов.

Четвертый период соответствует времени существования СССР (XX век). Советский Союз являлся государством с атеистической идеологией, и борьба с ним для консервативной части западного общества преподносилась в качестве борьбы с «безбожным государством». Большое внимание в критике СССР уделялось нарушению прав верующих, в том числе, православных. Образ «крестового похода против» коммунизма использовался в риторике американских президентов Г. Трумэна и Р. Рейгана. Определение Рейганом СССР как «империи зла» было дано в контексте его рассуждений о «Божественных ценностях». С СССР боролись с позиций тех ценностей, против которых шла борьба в периоды конфронтации с Российской империей. Это приводило русских мыслителей в эмиграции, например И.А. Ильина, к пониманию, что борьба против России будет вестись Западом в любом случае136.

Пятый, современный, период определяется многими экспертами и политиками в качестве времени «новой холодной войны» во взаимоотношениях России и Запада. В ней существует и религиозный аспект. Среди обвинений, предъявляемых современной России – союз политического режима с Русской Православной Церковью. Запад в этом конфликте выступает уже не как защитник «Божьих ценностей», а с прямо противоположных позиций. Нынешние российские симпатизанты Запада характеризуют Православие как «главный источник гомофобии в России».

Из проведенной периодизации можно сделать следующие выводы. Религиозный конфликт между Россией и Западом исторически воспроизводим. Инициирующей стороной религиозных войн выступал преимущественно Запад137. Конкретное содержание позиций в этих конфликтах менялось. Следовательно, религиозная тема использовалась в качестве прикрытия иных планов. Сущностью этих планов являлось стремление Запада к глобальному доминированию, главным препятствием чему и выступала Россия. Выход из тупика религиозных конфликтов может быть найден только через отказ от идущего из глубины веков «прельщения мировым господством».

Глава 3. Юг: искушения унией и первая цивилизационная

Катастрофа Второго Рима

Геополитическим Югом для Руси выступали в XIII веке две цивилизации – цивилизация православной Византии и цивилизация стран ислама. В начале столетия обе они испытывали колоссальное давление католического экспансионизма. Однако ответ, данный ими на вызов агрессии со стороны Запада, имел принципиальные отличия. Византия не только рухнула в 1204 году политически, но и проявила готовность пойти на компромиссы в вопросах о вере. Как следствие, даже восстановившись в 1261 году, она утратила фактически роль ядра единой Православной цивилизации.

Исламский мир, напротив, нашел внутренние ресурсы для сопротивления, склонив со временем чашу весов в свою пользу. Вместо арабов на передний край борьбы выдвинулись мамлюки. Исламизация же Золотой Орды существенно расширила геополитические масштабы цивилизации Ислама.

В представляемом разделе акцентированное внимание будет уделено цивилизационному кризису Византии и ее греческих наследников. Этот кризис мог быть транслирован из центра цивилизации на ее периферию, каковой выступала Русь в рамках единой тогда еще православной общности. Однако кризисные процессы были остановлены, и русский ответ (ответ Александра Невского) оказался в итоге принципиально отличным от греческого.

Катастрофа Православной цивилизации: падение Царьграда

После 1204 года пойти на выстраивание альянса с католическим Западом было бы шагом крайне сомнительным как в стратегическом, так и нравственном смысле. Разграбление Константинополя крестоносцами раскрыло сущность западной агрессивной политики, дезавуировало образ христианских рыцарей и развеяало все возможные иллюзии по поводу отношения католиков к православным.

Безнравственным оказывался каждый шаг в истории Четвертого крестового похода (1202–1204). Вначале происходит отказ от плана переправки рыцарей в Египет для войны в Святой Земле ввиду отсутствия средств для погашения услуг венецианских перевозчиков. Святая Земля, как оказалось, уже не была целью похода138.

Венецианцы предложили рыцарям погасить долги за счет взятия города Задар на побережье Адриатического моря, находившегося под властью христианского венгерского короля и являвшегося торговым конкурентом Венеции. Папа Иннокентий III, получив информацию об этом, запретил поход под угрозой отлучения от Церкви. Но с мнением папы не посчитали нужным считаться. В 1202 году Задар после двухнедельной осады был взят штурмом и подвергнут разорению139. Иннокентий III поначалу действительно отлучил всех участников разграбления Задара от Церкви, но далее сохранил отлучение только в отношении венецианцев.

Для крестоносного войска задача похода окончательно оказывается подменена. При вступлении крестоносцев на территорию Византийской империи возникает намерение вмешаться в политическую борьбу в Константинополе. Приведение к власти в Византии своей креатуры могло бы, по представлениям участников крестового похода, решить и финансовые проблемы.

Крестоносцы брали Константинополь в действительности дважды в интервале двух лет. Первый раз, – восстанавливая на престоле Исаака II Ангела, второй – низвергая уже саму византийскую власть в пользу латинян. Еще в 1195 году император Исаак II Ангел (ок. 1156–1204) был свергнут своим братом Алексеем III Ангелом (ок. 1153–1211) и ослеплен. С того времени он находился в заточении в константинопольской темнице. Крестоносцы на основании обращений сына Исаака Алексея, ставшего в итоге соправителем отца, решили вмешаться. Сегодня это назвали бы «цветной революцией»....

С помощью крестоносцев Алексей III Ангел был 1 августа 1203 года низложен, и власть Исаака Ангела восстановлена, но уже под контролем католиков и ненадолго. Впрочем, сам Исаак по прошествии восьми лет заключения плохо осознавал реалии своего положения. «Но то ли еще толковал царь! – поражались современники. – Он говорил, что создаст всемирную монархию, выжмет сок из всех народов, сам пойдёт в Палестину, освободит её и приобретёт славу ливанову, а измаильтян оттеснит за реку Евфрат, возьмёт в плен и вообще разгонит всех язычников»140.

Среди народа между тем зрело недовольство. Греки были возмущены фактическим всевластием латинян, ненависть к которым переносилась на императора. В результате народных выступлений и политических интриг у власти в начале февраля 1204 года оказался Алексей IV Дука Мурзуфл. Возведение его на престол не было согласовано с крестоносцами, это их возмутило, и они пошли на то, чтобы «разрубить Гордиев узел». К штурму имперской столицы их мотивировали накапливаемые веками несметные сокровища Константинополя – по-прежнему богатейшего города мира. Участникам штурма Католическая Церковь отпускала грехи. Стоит ли говорить, что после взятия города началось беспрецедентное по масштабам мародерство. Осквернялись православные храмы. Константинопольские реликвии похищались и рассредоточились по разным уголкам Европы, но больше всего их попало в Венецию и Рим.

Крестоносцы действовали по плану. Они четко представляли себе целевой замысел штурма Константинополя: приведение к власти латинского правителя и раздел сфер влияния. Еще за месяц до штурма военный предводитель Четвертого крестового похода Бонифаций Монферратский и венецианский дож Дандоло заключили договор, предопределявший на десятилетия судьбу бывшей Византийской империи. Договор включал восемь пунктов:

1) Взять Константинополь вооруженной рукой и установить в нем новое правительство из латинян;

2) Город предать расхищению и всю добычу, сложив в одном месте, разделить полюбовно: три доли из добычи должны идти на погашение долга Венеции, четвертая доля – на удовлетворение частных претензий Бонифация и французских князей;

3) По завоевании города 12 избирателей (по 6 от Венеции и Франции) приступят к выборам императора;

4) Тот, кто будет избран императором, получает четвертую часть всей империи, остальное делят поровну венецианцы и французы;

5) Та сторона, из которой не будет избран император, получает в свою власть собор Святой Софии и право на избрание патриарха из духовенства своей земли;

6) Договаривающиеся обязываются год прожить в Константинополе, чтобы утвердить новый порядок вещей;

7) Из венецианцев и французов избрана будет комиссия из 12 лиц, на обязанности которых будет лежать распределение ленов и почётных должностей между всеми участниками похода;

8) Имеющие получить лены, дадут императору вассальную присягу, от которой освобождается лишь дож Венеции141.

Константинополь был взят крестоносцами 13 апреля 1204 года. Обращает на себя внимание тот факт, что при разграблении столицы Византии они не просто не церемонились с Православной Церковью. Их действия зачастую переходили грань, за которой начиналось кощунство. Известный российский византолог Ф.И. Успенский приводил на этот счет следующие свидетельства латинских и греческих источников: «В особенности нужно отметить варварское отношение латинян к памятникам искусства, к библиотекам и святыням византийским. Врываясь в храмы, крестоносцы бросались на церковную утварь и украшения, взламывали раки с мощами святых, похищали церковные сосуды, ломали и били драгоценные памятники, сжигали рукописи. Частные лица составили себе богатство в это время, и потомство их в течение целых столетий гордилось похищенными в Константинополе древностями. Епископы и аббаты монастырей впоследствии подробно описали в назидание потомству, какие святыни и как приобрели они в Константинополе. Хотя они описывали историю хищений, но называли это святым хищением»142.

Приводимое далее Ф.И. Успенским описание показывает патологическую ненависть латинян к Православию, приводившую их к системному святотатству. Для того чтобы показать системность, а не прецедентность погрома Православия в Византии, приведем соответствующий фрагмент исследования Успенского целиком:

«Дошло составленное греками перечисление преступлений, совершенных латинянами в святом Константинополе при взятии, помещенное в рукописи вслед за перечнем вероисповедных грехов латинян. Они, оказывается, сожгли более 10 000 церквей (!) и остальные обратили в конюшни. В самый алтарь Святой Софии они ввели мулов для нагрузки церковных богатств, загрязнив святое место; туда же впустили бесстыжую бабу, которая уселась на патриаршем месте и кощунственно благословляла; разбили престол, бесценный по художеству и материалу, божественный по святости и расхитили его куски; их вожди въезжали в храм на конях; из священных сосудов ели вместе со своими псами, святые дары выбросили как нечистоту; из другой церковной утвари сделали пояса, шпоры и прочее, а своим блудницам – кольца, ожерелья, вплоть до украшений на ногах; ризы стали одеждой мужской и женской, подстилкой на лужах и конскими чепраками; мраморные плиты из алтарей и колонны (кивориев) поставлены на перекрёстках; мощи они выбросили из святых рак (саркофагов), как мерзость. В госпитале святого Сампсона они взяли иконостас, расписанный священными изображениями, прорубили в нём дыры и положили на так называемом цементе, чтобы их больные отправляли на нём естественные потребности. Иконы они жгли, топтали, рубили топорами, клали вместо досок в конюшнях; даже во время службы их священники ходили по положенным на пол иконам. Латиняне разграбили могилы царей и цариц и «обнаружили тайны природы». В самых храмах они зарезали многих греков, священнослужителей и мирян, искавших спасения, и их епископ с крестом ехал во главе латинской рати. Некий кардинал приехал в храм Михаила Архангела на Босфоре и замазал иконы известью, а мощи выбросил в пучину. Сколько они обесчестили женщин, монахинь, скольких мужчин, притом благородных, они продали в рабство, притом, ради больших цен, даже сарацинам. И таковые преступления совершены против ни в чем не виноватых христиан христианами же, напавшими на чужую землю, убивавшими и сжигавшими, снимавшими с умирающих последнюю рубашку! Горе греков, поругание их святынь отозвалось по всему православному Востоку, включая и Русь, и залегло глубоко, оставило глубокий след в душе греческого народа. Бесплодны были попытки примирения, вражда к латинству, доселе скорее литературная, стала стихийной»143.

Надо понимать, что погром Константинополя был для православных не только свидетельством о трагедии Византии. Он предупреждал о том, что может произойти, если католики будут допущены в твой дом. Отсюда, в частности, следовала непримиримость подхода в отношении латинян и князя Александра Невского. В значительной степени она диктовалась византийским уроком.

Папа Римский Иннокентий III занял первоначально в отношении константинопольских событий резко критическую позицию. Но крестоносцы адресовали ему письмо, убеждая, что взятие Константинополя есть свершившийся факт. В итоге папа был вынужден признать произошедшее, не придав большого значения погрому православных. Вероятно, такая двойственность в оценках Иннокентия III определялась стремлением соблюсти моральный облик при явно безнравственных деяниях144.

Русское эхо падения Царьграда

Реакцию на Руси на падение Константинополя можно оценить по дошедшей в трех группах списков «Повести о взятии Константинополя крестоносцами (фрягами)»145. Автор повести сообщает о грабежах и бесчестиях, учиненных крестоносцами. Вместе с тем осуждаются греки, распри которых и привели к катастрофе. В этом смысле обнаруживается перекличка с обстоятельствами второго падения Византии в XV веке146.

Насколько Александр Невский был вообще погружен в контекст византийской катастрофы? Казалось бы, в источниках нет упоминаний о его осведомленности о произошедшем. Если исходить из позитивистского принципа работы с историческим материалом, следовало бы сказать: оснований для предположения нет. Но мы в данном исследовании руководствуемся не методологией позитивизма, а методологией сценарных возможностей и исторического контекста. И эта методология позволяет утверждать прямо противоположное: Александр Невский глубоко сопереживал случившемуся в Византии. Когда Александр Ярославич впервые в 1228 году отправился на новгородское княжение, архиепископом в Новгороде был Антоний (Добрыня Ядрейкович), оказавший, как полагают, большое влияние на воззрения и психологию молодого князя. В 1200 и в 1208 годах Антоний совершал паломничества в Византию, что нашло отражение в сочинении «Паломник»147. После второго паломничества он поместил в сочинении рассказ о взятии Царьграда крестоносцами. Информация была почерпнута им от прямых очевидцев. Таким образом, именно архиепископ Новгородский являлся одним из тех, кто доставил на Русь известия о константинопольской катастрофе. Допустить, что, находясь в контакте с молодым князем, он умолчал бы о случившемся со столицей Православного мира, не представляется возможным.

Новгородская первая летопись сообщала, будто бы Антоний привез в Новгород из византийского паломничества Гроб Господень. Привезенная реликвия стала главной новгородской святыней, хотя, очевидно, речь могла идти вероятнее всего о какой-то частице Гроба. Мог, конечно, Антоний привезти и некую подделку под иерусалимскую реликвию, которых тогда было много в Византии148.

Однако высказывается мнение, что это был подлинный Гроб Господень. И будто бы походы католиков против Новгорода были вызваны стремлением завладеть реликвией. Что же, запрос на исторические сенсации никто не отменял.

Взятие Константинополя крестоносцами в 1204 году было для православного сознания не меньшей катастрофой, чем новое его падение в уже в XV столетии. Оказался утрачен центр Православной цивилизации. В возникшей на развалинах Византии Латинской империи управляли французы-католики, официальным языком являлся французский149.

Падение Византии практически означало не только то, что не существует более Восточной Римской империи, но и делегитимизировало существование всего выстраиваемого вокруг нее Православного мира. Существование этого мира полагалось возможным только при наличии центра христианской ойкумены, как последнего и финального (в проекции истории) мирового царства. Падение Византии могло иметь три следствия: 1) признание легитимности Римской империи Запада и религиозное подчинение папе; 2) восприятие происходящего в качестве непосредственного начала апокалипсических событий, наступление последних времен; 3) выдвижение идеи нового строительства империи, восстановление Православной Римской империи.

Линия Даниила Галицкого, который был не одиноким в своем выборе в пользу Запада, соотносилась с первым подходом. Второй подход имел также широкое распространение на Руси, будучи выражен в подъеме эсхатологических настроений, восприятии нашествия монголов в качестве знамения Апокалипсиса (приход народов Гога и Магога). Александр Невский, по-видимому, действовал сообразно с третьим из возможных подходов, проводя курс на восстановление Восточной христианской (православной) империи теми средствами, которые были тогда для него возможны. В этом отношении можно говорить, что идеи, положенные в основание будущей концепции Третьего Рима, ее проектная линия были выдвинуты еще в XIII столетии. Условно эта линия может быть определена как проект Александра Невского150.

Византийский император в Галиче: политическая игра Романа Мстиславича

На Руси не только получали информацию о произошедшей в Византии катастрофе. Она оказалась определенным образом вовлечена в развязку истории со свержением византийского императора. Свергнутого в результате первого штурма крестоносцами Константинополя (1202 год) императора Алексея III Ангела (старшего брата восстановленного на престоле Исаака II Ангела) в возникшей неразберихе потеряли из виду. В результате ему удалось, прихватив с собой 10 кентинариев золота и дочь Ирину, бежать в Адрианополь. А вот далее он и оказывается на Руси: в городе Галиче у князя Романа Мстиславича (ок. 1150–1205)151. Об этом независимо друг от друга сообщали более поздние польские (Ян Длугош) и итальянские («Новая церковная история») источники. Россия не единожды принимала у себя низвергнутых «цветными революциями» «диктаторов».

В Галиче Алексей III мог пребывать не позднее 1205 года, времени убийства Романа Мстиславича поляками. Роман имел большие политические амбиции. Объединив Галицкое и Волынское княжества, он в 1203 году установил контроль и над Киевом. Не исключено, что в это самое время византийский император был уже (или еще) в Галиче, придавая вес политике Романа. В.Н. Татищев приписывал галицкому князю выдвижение в то же самое время – 1203 год – русского имперского проекта. Проект содержал идеи модернизации коллективной княжеской обороны Руси и изменение системы передачи власти. Безусловно, нахождение рядом с ним фигуры императора давало такому амбициозному князю, как Роман Мстиславич, шанс развернуть большую политическую игру. После смерти в 1204 году Исаака Ангела Русь могла позиционироваться в качестве центра пребывания единственного легитимного византийского императора. Как преемница Византии, она могла бы стать главным противовесом (более легитимным, чем Никея) Латинской империи. И не случайно в этой связи, что в 1203–1204 годах папа Иннокентий III предлагает Роману Мстиславичу в обмен на переход в католицизм коронацию в качестве короля русских. Возможно, папское предложение содержало и обращение об отказе галицкого князя от замысла по восстановлению Византии. Убийство Романа Мстиславича поляками в 1205 году было особенно выгодно Риму, так как устраняло потенциального актора борьбы против Латинской империи.

Алексей III после смерти Романа в стремлении восстановиться на византийском престоле пытался сделать ставку на других акторов – правителя Северного Пелопоннеса Льва Сгура, Эпирский деспотат и, в конце концов, на мусульманское государство – Конийский султанат в Малой Азии. Дальнейший поиск им союзников указывает, что и ранее в Галиче он находился в соответствии с определенным политическим замыслом.

Латинская империя: уроки для России

Период с 1204 по 1261 год в истории Византии – время существования Латинской империи. Идеологически он характеризуется историками как франкократия152. Понятие «Латинская империя» не было, правда, официальным. Империя называлась в этот период Константинопольской, или Романией. Но сущностно она была именно латинской (католической), и православные в ней оказались на вторых ролях153.

Католиками являлись все императоры Константинопольской империи. Поначалу предложение стать императором было адресовано венецианскому дожу Энрико Дондоло, но тот отказался. Дожу на это время было уже 97 лет. Но сама идея провозгласить константинопольским императором лидера тогдашней европейской финансовой олигархии заслуживает особого внимания. После отказа Дондоло осталось два кандидата на императорский пост: граф Фландрии Балдуин Фландрский и непосредственный руководитель крестового похода Бонифаций Монферратский. При лоббировании венецианцев императором стал Балдуин I (1171–1205). Однако через год он был взят в плен во время войны с болгарским царем Калояном и умер в заточении. Новым константинопольским императором стал его брат Генрих I Фландрский (ок. 1174–1216), при котором, собственно, и складывается фактически новая система управления империей154.

Главными бенефициарами Четвертого крестового похода и создания Латинской империи оказались венецианцы. Сделанные ими приобретения позволяли дожам гордо величать себя «властителями четверти и полчетверти Византийской империи»155. В самом Константинополе под их контролем находилось три из восьми городских кварталов. Венецианцы имели свой суд. В императорском совете они были представлены половиной заседателей. И всё это при том, что именно венецианцы проявили себя наиболее безнравственно и были, казалось бы, отлучены папой от Церкви.

Нельзя сказать, что православные в Латинской империи были в положении репрессируемого населения. Церковная иерархия продолжала существовать, сохранялись и некоторые налоговые послабления. Но очевидной была вторичность Православной Церкви по отношению к Католической и вторичность православных по отношению к католикам. Под управление латинского прелата был передан Афон, что само по себе могло быть оценено как небывалое кощунство. Потребовалась папская булла 1214 года, предоставившая Святой Горе автономию в отношении латинян. Рим пошел на такую уступку, как полагал Ф.И. Успенский, признавая высокий уровень благочестия обители156. Защитницей Афона выступила и супруга короля Латинской империи, крещеная в Православии дочь царя Калояна Мария Болгарская, оставившая по себе на Святой Горе добрую славу.

Если Балдуин I не скрывал своего презрения к грекам, то Генрих I действовал более гибко. Часть греческой аристократии стала встраиваться в новую систему управления. Это требовало от нее признания франкократии, что было, безусловно, проявлением коллаборационизма.

В 1213 году по инициативе папского легата кардинала Пелагия Альбанского была предпринята попытка введения унии. Над Православной Церковью в Византии нависла реальная угроза оказаться поглощенной католицизмом. Но на тот момент это было чрезмерно радикально и грозило непредсказуемыми потрясениями. В результате Генрих I остановил реформу. Это было интерпретировано как заступничество императора за православных и повысило его авторитет157. Но надо понимать, что вопрос об унии в какой-то перспективе должен был быть поднят снова.

Не имея опоры среди местного населения, не обладая цивилизационной идентичностью, Латинская империя была обречена. Урок ее падения и восстановления Византии важен, в том числе, и для современной России.

Для того чтобы произошло цивилизационное восстановление Византии, потребовалось чуть более полувека. В России на этапе постсоветского транзита также сложился свой аналог режима «франкократии». Но, как и в Византии, даже раньше, чем в ней, далее проявили себя цивилизационные силы. И в этом отношении современные параллели с фигурой Михаила VIII Палеолога также не лишены оснований.

Генрих I Фландрский, желая привлечь для поддержки Латинской империи людские ресурсы из католических стран, которых явно не хватало для удержания греков, обращался в Рим с предложением по отпущению грехов всем направляющимся в бывшую Византию, по аналогии с отпущением грехов участникам крестовых походов. Однако это было бы чрезмерным решением, окончательно подменяющим смысл движения крестоносцев. Папа Иннокентий III в итоге встретил инициативу Генриха холодно158.