Соцгород – 2 против секты

– Ну, скажи! Скажи!

Смеркалось. Навалились тучи. Вот-вот гроза взовьётся жгутами овсяных молний. Клубника протухнет от духоты в багажнике «Лады-калины».

– Аля, у меня и так день тяжёлый был! Тебе-то там хорошо – розовые фламинго, белые вороны, птицы хвостатые…а я от усталости еле сижу. Да ещё на обочине дороги у леса. Успокойся уже…

Видимо, Нестор молился отчаянно, так ему снова хотелось увидеть меня. Эх, ты дурачок молоденький…

Не суждено! Ищи себе ровню. По возрасту. Образованию. Мыслям и чаяниям. И нашёл Нестор подобную. Имя сказочное – Елена. Полноватая. Широколицая. Замуж хочет. Всё, как надо. Переспали. Понравилось.

– Возьми кредит на свадьбу! – приказала Елена. – Мне рожать пора. Но я беременеть буду только тогда, когда поженимся.

– Хорошо! – согласился Нестор и поехал в банк на Московское шоссе.

Но что-то не заладилось в этот день. Очередь была приличная. Пришлось ждать. Несколько раз Нестор выходил на крыльцо, покурить. И вдруг видит: на кольце машина нарушает. Прямо-таки прёт не по правилам. Ей все гудят, шумят, она едет себе. Нахалка!

Нестор взял свой жезл, оставленный на время в служебном авто. Встал на обочину и остановил гражданку.

«Прёт, словно жить надоело…»

И прямо-таки растерялся. Женщина разговаривала по сотовому телефону, ехала наобум, правда скорость была маленькая.

– Нарушаете? – привычно заглядывая в салон, спросил Нестор.

– Да сестра-сектантка звонит из Индии. Не могу не ответить.

– Так нельзя…

Это была она – та, о которой он мечтал. Грезил. Сходил с ума. Не спал. Не ел почти месяц. Пытался забыть. Чуть не женился на другой.

– О! – воскликнул Нестор, опешив.

– Ах, это опять вы! – усмехнулась я. По телефону продолжала вещать Алька, как всегда про пеликанов, тучных коров, сады розовые, плоды наливные. «Скажи, хари Кришна». «Алька, меня гаишник остановил. Всё, покудова!

Нестор смотрел на меня: кулончик на шее с аметистом, стриженные ногти, накрашенные ярким лаком, обтягивающие джинсы и кофточка с глубоким декольте. Там плавно колыхались груди.

– Вы меня извините, я сейчас! Я…хотите немного денег? Ой, что я говорю, взятка – это уголовщина.

– Поехали! – Нестор сел в мою машину. Жезл нахально торчал из его потных рук. Лицо опять залил яркий румянец – заря на восходе… Было смешно! И неожиданно.

– Куда? – удивилась я.

– На дачу. У вас она, кажется, тут недалеко?

– Зачем? – удивилась я.

– Картошку сажать! Грядки полоть! Вы соображаете, что творите? А? – Нестор вскипел. – То там нарушаете, то тут! Правил не учили? Права куплены?

– Да, куплены, – согласилась я. – И правила плохо знаю. И знаки путаю. Думала, обойдётся. Так нет же, вы всё время меня ловите! Нестор! Поймите, у меня беда: сестра в секте состоит! Всё время названивает из Индии с чужого номера. Если я не беру трубку, она начинает звонить соседям, детям, внукам моим. И мужу! Позорище! Ходит в какую-то простынь обвязанная. Всех в свою секту зовёт. Посреди площади танцует…не знаю, что делать! Вот в церковь ездила молиться к батюшке Сергию.

– А он что? – Нестор вытянул ноги, устроившись на переднем сидении. Жезл ему явно мешал. Он переложил его на заднее сидение.

– Сказал: надо сорок дней на коленях пред иконами стоять. Молить, чтобы одумалась сестричка…

– Я хотел видеть вас. И поговорить. И мне много надо сказать!

– Например?

– Выходите за меня замуж!

– Только этого мне не хватало! – я прямо-таки подпрыгнула на переднем сидении. – Мне сорок дней молиться надо! И дети у меня. И муж. И старость не за горами!

Я от страха перекрестилась…

Лицо у Нестора было краснощёкое. Выражение глаз детское. И мне стало жалко его.

– Пожалуйста…– прошептал Нестор.

– Нет! – строго сказала я. – Штраф. Лишение прав. Отстранение от вождения. Тюрьма. Всё, что положено. Но только не это! Вы что, с ума сошли? Я вам незнакомая женщина. Мне уже ой, сколько много лет. У меня своя жизнь! У меня чтение! Доклады! Симпозиумы! Конференции! И дача. И семья! И сестра! И муж!

– Я проверял – вы в разводе! – покачал головой Нестор. Он взял мою ладонь в свой тяжёлый кулак, затем прислонился к моей руке и зарыдал.

Ужас! Как неловко! Как странно!

Замуж за Саныча я вышла по указке Альки. Всё время была верна ему. Терпела измены, скандалы, запои.

– Вы проверяли? Зачем? Какое вам дело? Развод – это формальность. Из-за споров о недвижимости. У нас совместный быт и хозяйство.

– Но на дачу вы ездите одна. И сами клубнику собираете…

– Ну и что? Саныч ослеп. Оглох. И много пьёт. Но это не ваше дело!

Нестор вздохнул. Только слёзы текли по его румяным, как булочки, щекам:

– Полина…простите…я…да, это звучит нахально из моих уст…простите…

Он как-то неловко отодвинулся. Обмяк. Спина его ссутулилась.

– Вы, правда, никогда мужу не изменяли?

Я отрицательно покачала головой. Нестор открыл дверь и вышел из машины. Его жезл предательски темнел на заднем сидении моей машины. У меня отчего-то закружилась голова…этот запах одеколона, терпкого табака, орехов и чего-то домашнего…ужас! Надо закрыть платком нос, чтобы не вдыхать, не думать, не очаровываться.

– Ладно. Садитесь! – приказала я Нестору. – Поедем. Всё-таки надо поговорить…

Как-то всё пошло странным образом. Мы вошли в дом. Сели на диван. Он снова поцеловал мою ладонь. Затем затылок. Глаза. Плечи. Живот. Грудь. Сама не знаю, но я оказалась в кровати, укрытая одеялом, разнеженная, без чулок, без бюстгальтера, без кружевного белья. Нестор гладил меня по затылку. Как будто бы я маленькая девочка. Говорил какие-то сладко-уменьшительные слова. Но я никак не могла расслабиться. Забыться. Нестор ждал терпеливо. Он сказал:

– День. Ночь. Утро. Всё твоё. Не волнуйся. Получится.

Он задремал. Я легла под него. Раздвинула ноги. И поняла: вот она музыка любви. Я долго и мучительно трепыхалась, как рыба-карась, мне было так сладко и так нестыдно за себя. Так уютно.

Но надо было ехать. Везти продукты Снычу.

– Я сдаю свою дачу на лето, – предупредила я Нестора, – продолжения не будет…

– Какова цена аренды? – розовые щёки слегка побледнели. Нестор надела брюки, застегнул рубашку.

Я назвала завышенную цифру. Я понимала, что у Нестора нет денег. Он сам сказал, что ездил в банк, хотел взять кредит, а тут я на дороге криво еду…

– Сейчас переведу тебе на карточку. За все три месяца! – чеканно ответил Нестор.

– Договор тоже подпиши!

– Хорошо! И деньги, и кольцо, и договор! Всё для тебя, любимая!

Я пропустила слово «кольцо» мимо ушей. Хотя хотела переспросить: зачем мне, старухе, украшения? Лучше бы серьги…или кулончик, или цепочку…

Нестор поцеловал меня. Поцелуй, как музыка. Как танец. Как маленькая жизнь посреди смертей. Ибо люди смертны. Живучи. И тщеславны.

Телефон пикнул: это Нестор перевёл деньги.

– Как ты быстро! Встретил, увидел, заплатил! – улыбнулась я.

– Не ершись! Пусть будет так, как будет…тем более у меня как раз сегодня была зарплата, премия и дежурство в две смены.

Я не знала, что у Нестора есть невеста. Что они встретятся вечером. Нестор скажет Елене, что кредит не дали. Елена повернётся спиной к нему, вздохнёт и ответит: тогда сегодня секса не будет. У меня овуляция. Боюсь забеременеть. А без печати в паспорте – для меня не приемлемо. Сначала – свадьба. «Свадьбы не будет!» – ответит Нестор. «Почему? Из-за кредита?» Елена скажет: я тебе позвоню позже! Обязательно…Не звони! У тебя – овуляция. Везде овуляция. Всегда овуляция. Весь твой мир овуляция.

И все эти полгода – коту под хвост. А Елене уже тридцать шесть! И пухленькая она. И лицо круглое. И талия заросшая жирком. Тьфу…как обидно!

– На кого ты меня променял? На старуху?

– Ага! Больше было не на кого!

– А чё так?

– Я мир спасал от аварии. И сам попал в неё – всё сердце изломалось…О, эти пухлые ляжки, вожделенные груди, розовая жилка на виске…

Лена ушла. И унесла свою овуляцию в дали дальние.

Нестор постоянно думал обо мне. Каждую минуту. Он был из разряда тех мужчин, которые уходят в любовь с головой. Нестор постоянно думал о том, как я сижу, хожу, лежу. Как я рулю, как пересекаю перекрёстки. И он представлял, что у меня в это время происходит под юбкой: как расправляются и сжимаются складки кожи, как округляется пупок, как двигается живот, какое тёплое у меня тело. Это его сводило с ума. Он постоянно говорил о том, как жаждет меня, как сходит с ума. Это было похоже на наваждение. Я ему отвечала: что занимаюсь более глобальными проблемами. То есть Соцгородом. И сектой. Меня просто распирало от того, что многие мои друзья перешли на сторону врага. Что они жили, как водомерки, скользя по поверхности. Их интересовали только личные заслуги: престижи, деньги, получение грамот. И их семьи.

– А кто будет спасть весь мир?

– Полина, милая Потя, дорогая моя…что тебе до всего мира? Ты лучше определись с маленькой его толикой: со мной, семьёй, мужем. Скоро лето закончится. Моего отца выпишут из больницы, где мы будем встречаться?

– Нестор, мест полно. Гостиница, съём квартиры на пару часов, уютные кафе. Просто улицы, чтобы погулять, площади, чтобы потанцевать, река, чтобы смотреть на звёзды…мне сейчас надо закончить пару докладов, к конференции готовиться надо! И как-то надо спасать Альку.

– Это бесполезно…секты кровожадные существа…

– Ещё скажи, что у них когти, клыки!

– Сядь ко мне на колени, Потя! Просто прижмись ко мне. Я всё время думаю о том, что у тебя внутри: в сердце, душе…

– По-моему, ты думаешь только о том, что у меня под юбкой, какого цвета трусики. И что под ними…

Я послушно взобралась на колени к Нестору. Обняла его.

Он запрокинул мой затылок. Крепко стиснул шею, впился губами в губы. Он не верил, когда я Нестору говорила, что чувствую себя женщиной в возрасте. Что у меня не такая стремительная походка, что я плохо сплю, что мне снятся глупые сны. Что боюсь много не успеть. Не достичь. Не догнать.

И всё-таки, кто будет спасть весь мир?

Ночью мне опять снились плачущие женщины – Мира и Елена. Я у них отбивала их мужчин. Гладила их тела под одеялом, под шёлковой простынкой так, что тела вздыбивались, вожделенно взмывали. И я ощущала сладкую истому. Пахло клевером, каким-то дурманом. И более ничего.

Секта – не от Бога, она всегда от анти-бога. Секты бывают ново-языческие, пост модерновые, ультра передовые. Они бывают кровожадными и более-менее спокойными. Но все адепты стремятся как можно больше вовлечь в секту людей. Иногда целые государства, материки уходят с головой в секту…

Соцгород против секты!

Он един.

Он равенство, братство, любовь к ближнему, в нём – не убий, не укради, не измени, не поддайся искушению…

АЛЬКА-ГАЛКА

Явь или сон? Иду, запинаясь о кочки. Несу ребёнка. Чужое дитя. Шепчу, молю, заклинаю: «Спаси и сохрани его!»

Всё произошло внезапно. Нестор, ревнивый, скучный, вдруг ожил и предложил мне поехать, чтобы отвезти гумманитарку. Я не успела спросить, куда? Он коротко добавил: «Мне нужна твоя помощь. Собирайся. Завтра утром заеду».

Какая помощь? Чем я могу помочь?

Собираться, но как? Что взять с собой.

И завтра – это во сколько?

Словом, я согласилась. Это была пора, когда шёл сбор денег для Донбасса, продуктов, вещей. Мы все понимали: надо делать, идти и помогать.

Это звучало, как негласный девиз – иди и помогай. Чем можешь. Как можешь! Иди и не спрашивай. И это было романтично. Ревнивый Нестор стал обычным – весёлым, подвижным, всё прощающим, не обращающим внимания на взгляды мужчин в мою сторону. И это правильно! Мелкое отступило, пришло что-то большое, вселенское. Там люди: старики, женщины, дети. Ты нужен не только для сидения на диване перед телевизором. Ты – важен, ты востребован.

Я взяла неделю отпуска. Приготовила Санычу еды – полный холодильник. С собой взяла всё необходимое. Даже соль и спички. Много лапши Доширак, печенья, лекарства, бинтов, разных порошков для кишечника, анальгина запихала в рюкзак больше десяти пачек.

Я плохо разбиралась в географии, никуда не выезжала кроме Турции, Туниса, Кипра. И один раз летала на симпатичном Ил-е в Сочи. Нестор ехал целеустремлённо: это была его командировка по службе. Или точнее, от службы потому, что волонтёрно и добровольно. Он останавливался на заправках и покупал много еды, пил кофе, поэтому Воронеж мы минули на вторые сутки. Пограничник спросил шепеляво:

– Шо же вас побудило?

Нестор ответил:

– Душевный порыв…

– Шо же так? Усе в Россию, а вы наоборот?

– Так мы вернёмся обратно: отвезём необходимое – и назад.

– Все так говорят, да немногие делают! Тоже мне романтики…

– Людям нужно помогать…

– Ежжайте!

Произнёс работник на границе. И долго чесал затылок, глядя нам во след. Дорога была пыльной. И чем ближе мы подъезжали к Мариуполю, тем пыли было больше.

– Нестор, ты знаешь, куда ехать? Мы не заблудились?

Я начала тревожится. Мне показалось, что Нестор повернул куда-то правее. Тянуло гарью. Опустился туман.

– Хорошо. Давай передохнём. Косточки разомнём.

Нестор остановился у обочины. Я решила спуститься в лес.

– Ты, Полина, аккуратнее там: могут быть мины или снаряды. Их тут тоннами валяется…

– Хорошо! – я сознавала: что помогать людям надо, но Нестор, мне казалось, поступил не обдуманно. Скоропалительно. Мне было неуютно и тревожно. Но я молчала. Лишь вздыхала украдкой. Но в лесу было хорошо, птицы пели, кузнечики скворчали. Солнце едва пробивалось из-за туч. Сизые дымы обволакивали пространство. Но я шла и шла. Словно хотела отдалиться подальше от реальности.

И вдруг позади, на дороге, где остался Нестор, раздались голоса. Затем что-то рвануло. И я подумала: война! Вот она. У меня заколотилось сердце. Я присела за деревом. Бедный, бедный Нестор – романтик хренов, неосторожный! Ну, точно, не туда свернул. Наверняка здесь нацики! Я плотнее прижалась к стволу дерева: что это вяз, дуб? Всё равно. Снова рвануло на дороге, но уже более осмысленно. Мне показалось, что остановилось что-то тяжелое, нет, не машина, а автобус или тягач. Раздались оглушительные крики. Треск. Вой. Машина Нестора подпрыгнула и загорелась. Рядом перевернулся автобус с беженцами. «Видимо, нарвались на врагов!» – подумала я.

Беженцы стали заложниками…а раненые остались на дороге.

– Но что же с Нестором? Где он?

Я острожно начала возвращаться к дороге. Приседая и прячась. Но выйти не решилась, легла в ямину, в сухую траву, накрылась веткой, обстрелянного дерева и так пролежала до вечера.

Машина Нестора вся выгорела вместе с нашими вещами и документами. На земле лежали тела убитых. Их вещи. Сумки, авоськи, корзины, чемоданы. Нацики уехали. Живых не было никого, кроме мальчика, которому было лет пять. Он тяжело дышал. Но не плакал. А лишь скулил. Я подошла к нему, лежащему возле рва. И сразу поняла: ребёнок не ранен, а просто ушиблен сильно. И напуган. Я осмотрела его, ощупала, перевернув на бок. На затылке шишка, скорее всего, сотрясение мозга. Руки, ноги целы.

– Нестор! – выкрикнула я. – Ты где?

И поняла: звать глупо. Скорее всего, его вместе с живыми захватили в плен.

– Где твоя мама? – спросила я ребёнка. Он не ответил, а лишь заскулили ещё тревожнее.

– Тихо! Тихо! – приказала я, оттаскивая ребёнка подальше от края рва.

Я открыла сумочку мёртвой женщины: там были документы, паспорт, какие-то салфетки и прочие мелочи. Затем подтащила к себе валяющийся рюкзак: в нём были тёплые вещи ребёнка, свитера, термос с чаем. Пакет с бутербродами. И таблетки, таблетки. Марля. Тряпки.

Ребёнка пришлось нести на руках. Он прильнул ко мне, трясясь и воя. Маленький, беззащитный. На его ладошке было написано: Костров Коля. Видимо, мать его опасаясь смерти, сделал надпись фломастером синего цвета. «Очень приятно, а я тётя Потя!» – усмехнулась я, неся Коленьку через лес. Темнело. Становилось непроглядно. И я поняла: надо заночевать где-нибудь в частном секторе, в крайнем домике. Потому, что на наше счастье показалась окраина города. Или деревня. Или село. Мне было всё равно…

До ограды было метров двести.

Двести…

Груз двести.

Шагов двести.

Травинок двести.

Меня качало от усталости. Коленька крепко заснул… И тут я увидела, что в плетёной люльке, на дереве сидит снайпер спиной ко мне и целится из автомата. Или ружья. Я не разбиралась в оружии.

– Ага, гад, по людям стреляет! Не даёт им выйти!

Я живенько присела на корточки. Подстелила куртку и положила на неё ребёнка. Стала наблюдать. Прошло минут двадцать или больше, а может меньше и вообще не двадцать, но снайпер вылез из люльки. Потянулся. Автомат прислонил к дереву и пошёл вперёд. Не знаю, может по нужде или так прогуляться перед сном. Но я, как ненормальная вскочила на ноги, рванулась вперёд, схватила автомат и нажала на курок. Точнее, всё было медленнее: я присмотрелась, куда пошёл снайпер, посчитала, сколько он сделал шагов. Подумала: сейчас иди никогда. Точнее высчитала свою скорость бега, и поняла – успею схватить в руки автомат. И успею выстрелить. Либо мы с Коленкой – либо он, это гад!

Вообще, я всего два раза стреляла в тире. И один раз в техникуме при сдаче норм ГТО, раньше были такие сказочные соревнования! Стреляла я хреново. Но помнила, как надо нажимать на курок, что бывает сила отдачи и синяки на плече. И ещё помнила странное выражение: калашом от живота. Мне такие противные вещи писал на фейсбуке русофоб сбежавший в Иллинойс.

– На, сука! Получай! За маму Коленьки! За похищенного Нестора. За русских! И против твоей жалкой гнусной русофобии хрен эмигрантский!

Я услышала вскрик снайпера, укокошившего тысячи русских. Его гневное: откiда ты, дура, взялась! И увидела, как снайпер рухнул, обливаясь кровью! Ужас. Ужас! Пальцы сами нажимали на курок. И я кричала: калашом от живота! Тра-та-та!

Я лупила до тех пор, пока не кончились патроны. Ты сам пришёл убивать меня! Моими руками убивать меня! Я тебя не звала!

Коленька даже не проснулся. Может, я не орала, как оглашенная? И, может, пули летели неслышно? Может, я вообще не стреляла? И никакого снайпера не было в сетчатой люльке на дереве? И разве в люльке удобно? Внизу под деревом стояла алюминиевая кружка с чаем. И валялись галеты. Немецкие со вкусом сосисок. Я их съела. И даже чай выпила. Механически. Словно я робот. Словно я «руси партизанш»!

Коленьку я тащила с трудом. У меня руки онемели. Ноги были, как ватные, не мои, а чьи-то чужие деревянные, дубовые…

Крайний дом оказался не тронутым, даже стёкла не разбиты. И двери легко открывались. И кровать с одеялом, с простынями и подушками. Можно было раздеться до белья. Помыться в ванной, точнее ополоснуться из ведра: лицо, шею, руки. Двери в ванную красивые с цветными стёклышками… Война ушла далеко. Её не стало. Видимо, на этой окраине был последний снайпер, который держал в страхе окраину. А теперь он валятся в земляничной траве и его скоро раздерут голодные псы города.

Нацизм – это кровавая секта.

Жуткая, страшная.

Люди, оболваненные призывами секты, одурманенные её парами, её лекарствами, борщевичной похлебкой амфетамина, вы же такие же русские. Малороссы, окраинные русины, вы же наши братья, обманутые, объегоренные, обмайданенные, еврофильные, уставшие от мизерных зарплат, от правительств, от горя…

За что воевали? За еду? За деньги?

Где жизни ваши, ибо тела ваши врыты в тугую и плакучую землю великой Руси.

Наравне с Коленкой я вывезла ещё несколько детей, пару котов и даже попугайчика в клетке. На утро нас с Коленькой нашли чеченцы и позвали на эвакуацию. При мне были чужие документы, вещи, чужой ребёнок. Но никто ничего не спрашивал, люди были подавлены свалившимся на них горем, они были молчаливы. Чужое горе не давало мне раскрыть рта. Я только слышала: Мамаша с дитём езжайте, мамаша с дитём садитесь. Уймите своих кошек в клетке, держите попугая. Пейте чай. Он с малиной. Дети были все испуганные.

Коленька меня тоже называл мамашей.

Нам – налево, мамаша!

Дай попить, мамаша!

Ну, мамаша, так мамаша. Приедем на место, разберёмся. Со мной было ещё четверо деток, две девочки и два мальчика. Один совсем грудной. Я его прижимала к себе, кормила смесью молочной и обтирала салфеткой его розовые складочки, перепелёнывая на заднем сидении машины.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.