У нас темно. Долгая ночь в Электрическом городе

«Значит в нем что-то разладилось! – торжествующе подумал я – Какая досада».

Ни с кем не советуясь, наперекор возмущенной толпе я прикрыл свою развлекательную палатку и направился в сторону водяных горок.

– Перерыв десять минут по техническим причинам – бросил я посетителям – вы же не хотите случайно улететь на этой штуковине в космос – крикнул я самым возмущенным.

Быстро продвигаясь между зеваками, сокращая путь через служебные выходы, я добрался до комплекса горок «Осьминожица» – нелепого строения из восьми больших, средних и маленьких горок в цветах шевелюрных оттенков бабушек за семьдесят.

– Что тут у вас творится? – претворяясь администратором, без церемоний спросил я.

Стоявший рядом паренек из персонала затравленно посмотрел на меня и отвернулся обратно в сторону горок, как будто даже не услышав. Я проследил за его взглядом и тут же пожалел, что пришел. Первой я увидел белую простынь, накинутую на носилки. В память тут же врезался похожий фрагмент воспоминаний прошлого, словно зажеванная фотопленка, мозг подсовывал мне двойную экспозицию из разных временных отрезков: вот я смотрю, как бригада рабочих тащит носилки, с которых свисает бледная рука, и тут же я вижу два белых покрывала, лежащих бок о бок в морге, справедливости ради, меня тогда тоже никто не приглашал. Без разрешения я проскочил в морг вслед за дядей, пришедшим опознавать тела. Тетю скрутил сильный припадок и оставить меня было не с кем, а следить за мной и одновременно за своими нервами дядя не мог. Так что прямо из коридора, проскочив мимо дежурных, я забежал следом, надеясь увидеть родителей, я не верил, что они «куда-то уехали». То, что я увидел навсегда отпечаталось на документах моего будущего – опека и переезд к ближайшим родственникам. Диджей моего несчастного сознания постепенно стал подключать к реальности звук: я услышал детский истерический плач и приметил группку школьниц в полотенцах и купальниках, которым администраторша судорожно подносила нашатырь, на заднем плане уже знакомые мне два парня оцепляли желтой лентой закрытую и закрученную ракушкой розовую горку.

«И откуда только у нас взялась эта лента?» – невпопад подумал я, бодрым шагом возвращаясь на свое место. Никто меня тут не видел и меня никогда здесь не было.

Вернувшись после смены в номер, я методично умылся, почистил зубы, высыпал остатки таблеток в ладонь, запил водой и выбросил пустую склянку в мусорное ведро.

– Вчера у вас в парке нашли труп – вместо приветствия выдала Индия, держа перед собой газету.

«Проза жизни» прочел я название на обороте.

– У вас тут и газеты печатают – удивленно ответил я, пытаясь скрыться от ответа.

– Ты ничего не слышал? – повторила она.

– Нет, а что? – я виновато обмакнул в кофе пончик.

Этого я и опасался – ежедневный опрос свежих сплетен: кто и когда умер, сколько дней разлагался, какая предположительно была причина смерти. Брр. Вместо описаний я с удовольствием посоветовал бы им взглянуть на реальные трупы, но к сожалению, и врагу такого не пожелаю, а они к тому же тут мои единственные, так называемые друзья.

– Это Бетани Оукли – сказала Доминика, появляясь в дверях кафе, в руке она держала индентичную Индиной газету – та что с плаката, трупу около двух дней.

– Приятного мне аппетита – пробормотал я себе под нос.

– Что с ней случилось? – жалостливым тоном, но не без доли любопытства спросила Мэлоди.

– Похоже застряла в трубе, Бэтти Рид первой вчера скатилась с этой горки и… обнаружила её.

– То есть девочка въехала в разлагающееся тело? – зачем-то уточнила Индия.

– Прощай пирожное – вздохнул я, с омерзением отставляя тарелку – должно быть ты было очень вкусным.

– Бэтти оказали помощь и накачали успокоительными.

– А, хорошо – шмыгнула носом Индия – дети в этом возрасте быстро все забывают.

– Ну да, ну да – уверенный, что меня никто не слышет, поддакнул я.

Доминика со скепсисом посмотрела на Индию.

– Что? – уставилась та на нас.

– Ничего – бесстрастно ответил я, заслоняясь от нее добавкой кофе.

– Дети не забывают.

Индия пожала плечами и продолжила:

– Как она могла застрять в трубе? Горки закрывали на ремонт?

Рыжая голова снова обернулась в мою сторону.

– Я работаю в отделе наземных аттракционов – лениво ответил я – а не подводных.

При этом я вернул обратно на тарелку пирожное и принялся отколупывать от него безвкусный на вид ромашковый цветочек.

«Если вдуматься – размышлял я – парк развлечений почти идеальное место для убийства. Черт знает кто может прятаться за мехом того огромного желтого зайца, который зазывает тебя покататься в зачарованном лесу, и не кричит ли кто-то от ужаса, пока толпа вопит от страха на американских горках? А сколько неправдоподобных фотороботов могут составить все желающие, жующие горячие хот-доги, волонтеры. Да, парк развлечений мог бы быть отличным местом для убийства, в конце концов однажды здесь померла вся моя радость к жизни, а это уже прецедент».

– Наверное, закрыли на чистку – решила Мэлоди.

– И не заметили? – не согласилась Доминика.

– Может кто-то толкнул ее, нельзя же так неудачно съехать.

– К тому же с наступлением сильной темноты горки закрывают.

– Разумнее было бы не открывать их вовсе, в темноте легко убиться.

– Эти аттракционы пользуются большой популярностью, все жалобы на несчастные случаи администрация города отклоняет – сказала Индия – этот спишут туда же.

– Ужасная смерть – сказала Мэлоди хриплым голосом, несколько минут назад она подавилась крошками от вафель.

– Халатность – фыркнула Доминика, откусывая яблоко.

– Нет, демократия – вздохнула Индия – каждый сам принимает ответственность за пользование аттракционами при недостаточном освещении, Башня издала этот указ сразу после первого несчастного случая.

– А когда Геллерт придет? – перебил их я.

– Не придет, мы договорились встретиться вечером на вечеринке.

Я горестно вздохнул, тема разговора меня нисколько не вдохновляла.

– Трое пропавших и два трупа за месяц – подсчитала Мэлоди, увидев непонимание на лицах она пояснила – Девон Роуз нашли полусоженной за мусоркой у «Гвидо», Сэм и Сьюзи Крокетт не нашли до сих пор, и Розмари как будто бы тоже пропала… – конец фразы Мэлоди невнятно сжевала, погрузившись в размышления о долгом отсутствии подруги.

– Дело двойняшек закроют – уверенно заявила Индия – их вещи не нашли, очередная ничем не увенчавшаяся попытка покинуть город.

– А если у нас завелся маньяк? – с сомнением спросила Доминика – люди стали дохнуть на удивление быстрее, а нумизматы ни при чем, и это настораживает.

– Не похоже на маньяка – тоже решил я поделиться наблюдениями – слишком разные случаи.

– Но все тела были искалеченны, лицо Девон как будто сожгли кислотой, такое мог сотворить исключительно псих.

– Ха, значит под подозрением весь город.

– Думаете стоит объявить Розмари в розыск?

– Держись подальше от полиции – бескомпромисным тоном ответила Доминика – тебя же первую объявят виноватой, не посмотрят на твой вид девочки-одуванчика.

– Это точно – ответила Индия – полиция не станет разбираться, чем больше подозрительных лиц они поймают, тем будет лучше для отчетности.

– Что тогда делать?

– Ждать, может Розмари еще появится.

Такой ответ не слишком успокоил Мэлоди, она в нерешительности кусала губы.

– Даже не думай – увещевала ее Доминика – мы не будем выкупать тебя из- за решетки.

Эта ободряющая фраза все-таки заставила Мэлоди вступить на путь ожидания. И правильно, ведь, по-моему, ожидать стоило худшего, по крайней мере этот город пока не давал мне причин убедиться в обратном. Я закончил с кофе и стал бездумно размешивать ложкой муть в стакане. «Загадочные исчезновения и убийства, и никаких путей покинуть город – прекрасное начало для нового старта».

К вечеру мы встретились с Геллертом и пошли на заявленную вечеринку.

– Особо не обольщайся – предупредил он – за Центром все гораздо темнее, в прямом смысле.

Свернув с площади, мы направились по дороге, ведущей от скейтпарка к темным очертаниям трех высоких зданий. Доминика предупредила, что опоздает, так что мы двинули без нее. Я плелся в меланхоличном настроении, а вот ребята наоборот предвкушали веселый вечер. Они даже принарядились в какие-то самодельные костюмы, которыми их снабжала Мэлоди. На Индии было плохо скроенное кожаное кимоно с воротником под мех кролика, Геллерт красовался в изъеденном дыроколом жилете с цветочной подкладкой, так что узор проглядывал через дырки, а сама кутюрье оделась во что-то вроде перевернутых на манер рубашки джинс.

«Слава Богу, это никогда не войдет в моду» – подумал я.

Казалось, первый выход за пределы Центра должен был меня впечатлить, но окружающий пейзаж больше угнетал, в полной мере оправдывая убогость периферии. По дороге тянулись неприветливые участки, огороженные металлическим сетчатым забором, за ними скрывались заброшенные автомастерские. Во дворах валялись ни на что негодные запчасти и изрезанные шины, а возле проржавевших трейлеров хаотично лежало всякое барахло: старые бачки от унитазов, поломанные куклы барби, жестянки из-под супа, сигаретные пачки и телефонные трубки без проводов. Из одного такого трейлера невидимой тенью выплыл дряхлый мужик со склоченной седой бородой, сверкнув в темноте безумными глазами, при виде нас, он убежал в кусты. Пустующие участки были превращены в свалки мусора, от них на весь квартал разило ужасным запахом разложения. Редко где на пути нам встретился рабочий фонарь, почти все были разбиты и исписаны, хотя выглядели еще новыми, одним словом, тягостное впечатление производило это место, как будто из него высосали всю жизнь и, если бы не доносившийся издалека грохот хэви-металла, можно было бы принять его за пустыню мертвых.

Обойдя несколько пыльных пустых магазинов с разбитыми стеклами, мы свернули в неосвещенный двор и достали фонари. Отодвинув доски из кучи хлама, Геллерт постучал в спрятанную за ними металлическую дверь. Открыв прорезь на уровне глаз, щеколда отодвинулась, туда продемонстрировал свое лицо Геллерт. Щеколда тут же закрылась, заскрипел замок, тяжелая дверь с невыносимым протяжным скрипом отворилась внутрь черной дыры, оттуда поянуло сыростью и чем-то химическим.

«Прямо как в кино» – замечтался я, в предвкушении шагая в темноту.

По узким катакомбам, высвечивая путь фонариками, мы осторожно спустились вниз. Стены были исписаны выцветшими граффити, поверх рисунков тянулись ржавые трубы с вентилями, из которых шипела и клокотала вода. Кроме плеска капель и стука наших шагов, из темноты иногда доносило хаотичный визгливый крик, от этого мне казалось, что мы спускаемся в нацистскую пыточную для допроса. К концу пути каменные ступени развалились, пришлось опереться о шершавую и склизкую стену, чтобы не упасть. Геллерт, шедший впереди всех, нес в руках большую флуоресцентную лампу, на которую слетались бестелесные мотыльки – единственные прекрасные здесь замеченные создания ночи. Наконец, по стенам, словно рев троллей, стал прорываться звук демонического техно. Индия, заслышав его, посмотрела на меня и азартно улыбнулась. Мы вступили в самое пекло вечеринки, но из-за плотно висящего в воздухе дыма ничего не могли разглядеть, один свет стробоскопа вырывал из дыма конечности, которые то замирали, то ускорялись, схваченные световой судорогой.

Мэлоди, ухватив меня за руку, повела нас в глубину зала, дым плотной стеной замкнулся за спинами. Какой-то парень протянул нам по больничной плошке синей жидкости, на дне которой плавало несколько таблеток. Мэлоди ловким движением закинула их в рот и улыбнулась мне, приглашая сделать то же самое. Я колебался, гадая, какой эффект может оказать это снадобье, но вспомнив свисающую из-под простыни руку и пустую склянку на дне мусорной корзины, решил избавиться от обоих воспоминаний – пстой стаканчик вернулся на поднос.

Гости вечеринки опирались о стены, лежали на полу, сидели в позе лотоса, стояли пошатываясь, и все явно ловили приход. Некоторые вдыхали голубой дым из прозрачных полых трубок, этот дым и висел в воздухе, отделяя зазеркалье от реальности. Доминика объяснила мне, что это один из самых дорогих наркотиков в городе – нумизмат, стоит одну монету мелкого наименования. Монеты потом сбывали азиатской мафии, которой было запрещено появляться на территории Центра, а именно в Центре и по заброшенным территориям к северу от него было богатое месторождение: форинты, центы, франки, кроны, медяки, не представляющие больше денежной ценности. От их стоимости остался лишь металл, его мафия собирала, сортировала и переплавляла для собственных нужд. Естественно, с годами запасы обнищавшей экономики начали истощаться, монеты находились с трудом, добычу начали перепродавать на черном рынке в три раза дороже. Охотники за металлами, наркоманы и просто безработные рыскали по городу с металлоискателями собственной сборки в надежде найти одинокий дублон и жить на него целый месяц. Это было сродни второму пришествию Золотой Лихорадки, существовали целые группировки Сталкеров, которые не искали монеты сами, а выслеживали охотников и жестоко отбирали у тех добычу. Ради безопасности охотникам тоже пришлось объединиться в группы, и когда банды сталкивались, конфликт никогда не заканчивался миром – дележ переходил в поножовщину. Сама по себе бедность не порок, но ее редко посещает добродетель, и в большинстве случаев, дармовая выручка обходится беднякам за чужой счет.

Потолкавшись в толпе под бодрый трек, я отошел от безумствующих и присел в конце зала. В неоновом свете у людей в подвале были непропорционально длинные руки, они походили на гигантских пауков, лапы которых перекрывали пути к отступлению. Эта толпа вызывала у меня отторжение, но я все равно остался и попробовал все, что они могли мне предложить: редкий дым из полых трубок; взрывающийся порошок, от которого немеет язык; упаковку радужных капсул, из которых мне досталась оранжевая кроха со вкусом апельсина и параноидального бреда и, наконец, четверть кубической таблетки, эффект которой местные умельцы смогли увеличить до 112 часов. Где-то играла музыка, люди смеялись, а я не знал из-за чего, но смеялся вместе с ними. Я был зажат в слипшейся толпе, ее искусственное веселье и грохочащая мухзыка лились в меня, заполняя пустоту. Время замерло. Я оглянулся: Геллерт чувствовал себя в своей атмосфере, с каким-то типом они глупо смеялись и выпускали дым через ноздри. Поодаль, Индия и Доминика тоже смеялись и мне показалось, что их зубы постепенно множатся, становясь похожими на стаю акул. Стены начали оплавляться, сползая вниз точно плавленный воск. И тут внезапно все мое веселье сошло на нет. Музыка превратилась в гул, я как будто был заперт за толстым стеклом, всматривался в мутные силуэты по ту сторону, но в очертаниях не мог различить ни одного человека. Звук перешел на невыносимый скрип, как-будто где-то одновременно точили тысячу топоров и пил. Я в ужасе закрыл уши. Все заполонило дымом, а я был один. Остался один, выкинутый за борт общей стратосферы. Еще немного и они перережут мне кислородный шланг. У меня возникло странное ощущение, казалось, что в этот момент жизнь замкнулась на спирали. Все это спираль, а я разворачиваюсь вместе с миром, опоясываю круги вокруг вечности, которая тоже представляет собой спираль, туда и обратно. Тени преследовали меня, охотились за мной, горбясь, я пробивался сквозь толщу людей, боясь прикоснуться к ним. Я попытался прикоснуться к ним, но руки просочились через плоть. Эти люди больше не принадлежали моей реальности. Больше не существовало реальности. Только неразумная огромная пустота, бессознательная коллективная иллюзия из тел.

– Иди на огонек, иди на огонек – услышал я тихий голос.

Я помнил только обрывочные эпизоды, в голове все продолжало двигаться, во рту было сухо.

– Иди на огонек – повторял кто-то.

Я принял вертикальное положение и увидел крохотное пламя от спички, слабо виднеющаяся в этом свете, ко мне тянулась рука. От неожиданности я отпрянул, но увидел знакомую татуировку – ко мне тянулась рука спасения в лице Геллерта. На ощупь я пополз в его сторону. Геллерт тряс лампочку, пытаясь добыть немного света, затем, не произнося ни звука, он велел следовать за ним. Я осторожно крался по его следам, боясь на кого-нибудь наступить. Мы остановились, Геллерт наклонился над чьим-то телом и пальцами раскрыл лежащему один глаз, направив слабый свет лампы на зрачок. Так же быстро он разжал пальцы и проделал эту же процедуру с другим человеком, тот закрылся руками, прячась. Мы переходили от одного тела к другому. Паника, засевшая у меня где-то в желудке, поднималась к горлу – зрачки многих людей не реагировали на свет. Я затрясся от ужаса, осознавая, что нахожусь в комнате, состоящей на треть из трупов. Я заозирался по сторонам, в темноте ничего не было видно, но я почти в обморочном состоянии был готов уворачиваться от хладных, тянущих свои лапы, тел. Геллерт нашел того, кого искал, хоть Мэлоди и не подавала признаков жизни, ее зрачки сузились от света. Гел отдал мне лампу и взвалил девушку на руки, в беззвучном жесте я понял, что надо искать остальных. Рыжие волосы Индии я нашел в конце коридора, нечаянно на них наступив. Индия, свесившись, лежала поперек сидящей Доминики, а Доминика выронила ее голову и отчаяяно пыталась одной рукой прикурить.

– Нужно уходить – сказал Геллерт, тряся Доминику за плечо – сама идти сможешь?

Она медленно кивнула, и я помог ей подняться, Индию тоже пришлось тащить на руках. Геллерт повел нас к выходу. Я еле поспевал за ним, попеременно смотря под ноги и отодвигая волосы Индии, закрывавшие мне обзор. От коридоров уходило множество коридорчиков, я боялся свернуть не туда и остаться в этом потустороннем лабиринте.

«Какое счастье, что Геллерт в сознании» – я периодически оборачивался и следил, идет ли за нами Доминика.

Пройдя несколько пролетов, я подумал, что неплохо было бы уже где-нибудь забрезжить свету, но с сожалением вспомнил, что никакого света тут нет. Вдалеке послышались возня и крики, инстинкты мои были в боевой готовности и только ждали момента, чтобы разродится нервной истерикой. Геллерт выругался и прокричал, не оборачиваясь:

– Облава уже началась! Слышишь сирены? Они вынесут трупы, а остальных повяжут! Нужно ускориться!

«Ускориться, легко ему говорить» – думал я, по два раза проверяя ногой землю, часть ее как будто бы растворялась под каждым моим шагом.

Крики стали громче, мне казалось, что из коридора к нам мчится стая адских гончих псов. Топот приближался, от стен отлетали команды «быстрее» и «хватайте», но мне слышался только прерывистый злобный лай. Я вжал голову в плечи, пытаясь спрятаться.

«Хорошо быть черепахой» – не очень кстати решил я, уставившись на руку и пытаясь превратить ее в черепашью лапу.

Геллерт в это время остановился перед ржавой лестницей, ведущей к люку в потолке. Он уложил отключенное тело Мэлоди на землю, вскарабкался вверх и откинул крышку. Я ждал, и я увидел, как из дыры в потолке заструилось чудесное золотое сияние, можно сказать круговой портал в Элизиум, который спасет нас от цепных псов Тартара. С потолка не заструилось ничего, ни звездочки, ни лучика, ни крохотного огонька от папиросы проходимца, мы все еще были в Тартаре, но видение было настолько сильным, что я мог учуять цветочный запах с полей самого Парижа. Геллерт подтолкнул меня в бок и видение рассыпалось. Плохо чувствуя руки, я подал ему Индию, затем помог втащить Мэлоди.

– Черепашки ниндзя жили в канализации – вяло проговорил я, зависнув на пол пути к лестнице – Гел-л-лерт, тебе не кажется, что это похоже на канализацию? Где же черепашки…

– Забирайся же, ну! – кричал Геллерт сверху, пытаясь дотянуться до меня рукой.

Уже с внешней стороны люка он протягивал руку Доминике, когда мы услышали приближающийся бег. Моему сердцу неожиданно стало тесно в грудной клетке, оно забилось как ненормальное, стремясь выбраться. Гел все еще втягивал Доминику, а я уже начал карабкаться вслед за ней. Прямо за спиной я слышал тяжелое дыхание и скрежетание челюстей. Забыв, как дышать, я резко подтянулся на руках к верхним ступеням, откуда за шиворот Геллерт втащил меня на улицу. Крышкой люка мы прижали тянущиеся из-под земли руки и поверх свалили груду камней, лежащих здесь на всякий случай. Снизу послышались ругательства, псы решили попробовать выломать крышку, груда камней затряслась, но пока не двигалась с места. Геллерт развернулся и пару раз несильно ударил меня по лицу.

– За что?! – как мне казалось заорал я, хотя фраза выходила изо рта не меньше пятнадцати секунд.

– Что у тебя за приход такой, ты очень невовремя ничерта не соображаешь – пробормотал он – на держи вот, они могут выломать люк, сматываемся отсюда.

– Так это все-таки канализация?! – воскликнул я, взваливая на плечи протянутую мне Индию, пощечина возымела некоторый эффект – ее тело больше не казалось мне таким невесомым, как раньше.

– Она самая – улыбнулся Геллерт и как могли, мы быстро направились в сторону доков.

Трудно было сказать, что радовало меня больше всего: яркий опыт галлюциногенов, копы, которые не оказались адскими псами и не утянули меня в тартар, или же факт того, что мы не остались лежать в канализации с печатью смерти на сетчатке глаза, вместо фейс-контроля.

Глава 8. Ловцы удачи

На следующий день я вяло притащился на работу. С момента обнаружения трупа, в парке стало безлюдно, только редкие посетители и сами работники катались на аттракционах, отчего в воздухе висела атмосфера вечеринки одиноких лузеров. Я по полчаса катался на карусели, обняв пластиковую белую лошадь в нарисованных голубых ленточках. В обнимку мы медленно разъезжали кругами и разноцветные огоньки сливались у меня перед глазами в одно пятно – 112 часов действия таблетки еще не закончились. Впрочем, эффект шел на спад, и с каждой минутой на душе у меня становилось тоскливее. Каждый день по кругу, прямо как на этой карусели, каждый день темнота, подавляющая сознание. Я хотел увидеть хотя бы декоративное солнце, подобие нормальной жизни, которую у меня отняли, взглянуть одним глазом и убедиться, что она где-то еще существует.

– Вот бы с этого колеса осмотреть границы города – взвесив кое-что в уме, произнес я, впервые с интересом взглянув на колесо.

– Не выйдет – отозвалась Доминика, которая от скуки пришла составить мне компанию – темно.

– Без тебя знаю, что темно – отмахнулся я.

– Да и что ты хочешь там увидеть? – без интереса спросила она, лениво затягиваясь сигаретой.

– Хочу увидеть, как отсюда выбраться, пойдем-ка прокатимся.

Доминика безразлично повела плечами и, выпуская пелену дыма в рот прохожим, побрела за мной. Мы прошли мимо огромной медузы, вместо щупалец которой на длинных цепях висели сиденья с откидным верхом, обогнули полосатую палатку с хот-догами, голубой фургончик с карамельными яблоками и втиснулись в конец скромной очереди на колесо. Купив билеты, мы забрались в кабинку и медленно покатили к воображаемым облакам. Свысока я мрачно взирал на разбитый участок разноцветной юдоли, дававшей нам приют. Отсюда казалось, что город берет чужое счастье, кладет его на свою электрическую наковальню, бьет сверху железным молотком, высекает сгустки горячего неона и щедро поливает им окна, вывески и двери своих кафе, потому что кроме них на мили окрест не было видно ровным счётом ничего.

На следующее утро я решительно заявил ребятам следующее:

– Нужно попробовать пересечь границу!

Это предложение не произвело эффекта, на который я рассчитывал. Индия даже не поменялась в лице, девочки продолжили отрешенно помешивать кофе, Геллерт неспеша отодвинул газету.

– Мы даже не знаем, где она кончается – сказал он.

– Или начинается – ответила Доминика.

– Разве это не одно и то же? – с раздражением спросила у нее Индия.

– Не одно – многозначительно сказала Доминика, подняв вверх только что облизанную ложку.

– Нужно осмотреть город сверху – не сдавался я.

– Ты уже пытался – тем же философским тоном продолжила Доминика – ничего не видно.

Я взглянул на Мэлоди, ища поддержки. Она метала взгляды из стороны в сторону, посматривая то на нас, то на Индию, и не выдержав, выпалила:

– Я согласна с Оливером! Мы никогда не искали выход, разве не стоит хотя бы попытаться? – умоляюще посмотрела она на друзей.

– Была бы возможность, мы бы уже попробовали – ответил Гелерт, поднимая к лицу газету.

Мэлоди послала мне извиняющийся взгляд.

Не дождавшись поддержки, я решил расспросить на тренировке Йохана. Уж кто-кто, а он бы наверняка попробовал выбраться, меня только смущала мысль, почему он до сих пор этого не сделал.

Усмехнувшись, Йохан немного помедлил с ответом:

– Ты, конечно, не первый, кто задает подобный вопрос, но поверь, милый друг, если бы я знал, где тут выход, то давно бы улизнул в эту форточку.