Полная версия
У нас темно. Долгая ночь в Электрическом городе
– А что было потом?
– Потом было еще много летних сезонов, кроме последнего, когда надо было готовиться к экзаменам. Второй раз я уже не надеялась на чудо, зубрила и ездила в составе команды болельщиков, никаких шеренг – рассмеялась она. В детстве мы так много готовы отдать свободе, да? Перестать делать то, что указывают, начать совершать собственные действия, жаль, что все жертвы приходятся на детство, а потом остается только смотреть на последствия. Я научила вскрывать замки и остальных, правда они не так хороши в этом, Индия говорит, что я могу открыть любой замок в городе, хочешь и тебя научу?
– Хочу.
Глава 6. В Заповеднике
– Меня зовут Алиса, а – Какое глупое имя! – нетерпеливо прервал ее Шалтай. – Что оно значит? – Разве имя должно что-то значить? – проговорила Алиса с сомнением. – Конечно, должно, – ответил Шалтай-Болтай и фыркнул. – Возьмём, к примеру, моё имя – оно выражает мою суть! Замечательную и чудесную суть! А с таким именем как, у тебя, ты можешь оказаться чем угодно. Ну просто чем угодно!
Льюис Кэрролл «Алиса в зазеркалье»О дивный новый мир открывался за раздвижными створками супермаркета. Открывался этот гигант всего раз в несколько месяцев, а большей надобности и не было. Самому копить фишки на стоящую покупку было слишком сложно и волезатратно, поэтому ребята собирали мелочь и оптом покупалм упаковки батареек, спичек, зефир, горючее и прочие бытовые товары, так выходило дешевле. Что до остального, то материальный мир не слишком интересовал их: одежду они скупали в комиссионках или доверяли шить Мэлоди, посуду собирали в старых трейлерах, а супермаркете покупали только необходимое, плитку или вышедший из строя чайник. Изредка на праздники они скидывались кому-нибудь на новую куртку или на подарок ко дню рождения.
Судя по ажиотажу, весь Центр собирался в супермаркет как на праздник, но девочки общий энтузиазм не разделяли.
– Сам увидишь – сказала Мэлоди – протолкнуться будет негде.
Индия, не вынимая палочку чупа-чупса изо рта покивала головой и добавила:
– Славно, что тебя еще не выперли из Центра.
Ни Геллерт, ни Доминика прийти не могли, потому что вход осуществлялся по удостоверениям, но Геллерт всегда ждал их неподалеку и помогал нести коробки. На этот раз почетную миссию доверили мне. Чтобы занять очередь, вставать пришлось в 4 утра, что уже убавило очков от моего любопытсвтва, но даже встав раньше будильника, мы все равно не были первыми, у двери на раскладных стульях и матрасах уже заседали люди.
– Заводы объявили забастовку? – спросил я, зевая.
– Старожилы – ответила Индия – заняли очередь с ночи, чтобы не угодить в толпу.
– А что, кто-то планирует вынести двери? – усмехнулся я, облокотившись о стену дома – почему мы не взяли стулья?
– Коробки в зубах понесешь? Подожди, к вечеру еще причалят с других кварталов, кто-то всегда пытается проникнуть без пропуска.
Я тяжело вздохнул, укладывая голову на стену:
– Разбудите, когда откроют.
– Ты уже решил, что попросишь бесплатно?
– Бесплатно? – не понял я.
– Ты не рассказала? – повернулась Индия к Мэлоди.
– Что? – Мэл быстро разлепила веки и сделала вид, что не спит.
Индия покачала головой:
– У тебя к пропуску прикреплен талон новичка, в первый поход в супермаркет можно попросить что-нибудь бесплатно, товар или услугу. Одна местная фирма устроила такую акцию для прибывающих, правда есть ограничения по стоимости.
– Ну еще бы – понимающе хмыкнул я – наверняка там еще сноска со звездочкой: «Приобретайте все, но ничего из того, что может скрасить ваше пребывание в нашем чудесном городе!».
– Не паясничай, лучше подумай, что тебе нужно.
– Вряд ли в продажу поступили билеты на обратную дорогу – лениво ответил – и что обычно просят?
– По-разному, от купонов на шоколадный торт до апартаментов в дорогом отеле на одну ночь.
«Шоколад, конечно, полезен при депрессии – подумал я – но едва ли шоколадный торт сможет сейчас поправить мое психологическое здоровье». Можно было бы попросить годовой запас антидепрессантов, но я быстро отказался от этой идеи – не смогу попросить таблетки перед девчонками, тем более, что не позже, чем вчера, соврал им, что дела мои идут отлично, строго по расписанию и рецептуре.
– Нет, мне ничего не нужно.
– Акция разовая, подумай хорошенько.
– Может ты по чему-нибудь скучаешь? – попробовала помочь мне Мэлоди.
«Хмм, дайте-ка подумать, может быть по нормальной жизни?!» – с сарказмом подумал я, а вслух ответил:
– Немного грустно без музыки, все мои плейлисты остались в телефоне, а он давно сдох.
– Проси кассеты! – воскликнула Мэлоди – плеер можно купить, а вот с кассетами сложнее, стоят дорого и выбор небольшой, местные все раскупили.
– Кассету – поправила Индия – можно попросить только один предмет.
– Всего одну – задумчиво повторила Мэлоди – тогда думай.
Думать мне не хотелось. От скуки я обернулся, за нами уже начала скапливаться метровая очередь, люди с конца нетерпеливо поглядывали, не открываются ли двери. Когда же они открылись, то из-за пропускной системы скопилось еще два или три десятка человек, так что огромной универмаг быстро и под завязку набился народом. Бедные старожилы, еле поспевали хватать свои товары вперед более шустрых покупателей с галерки. Я отметил, что большинство из людей вообще не собирается ничего покупать, они только глазели на витрины, перегораживая спинами полки и забивая проходы.
Протиснувшись мимо стоек с видеоиграми, книгами, картами, шахматами, мы нашли аудиокассеты. Точнее их напечатанный список, самих кассет, как книг и даже шахмат, не было. Я догадался, что они должно быть входят в категорию дорогих товаров, которые можно легко схватить, спрятать и унести, поэтому их не выставляли на полки. За кассетами следовал целый оазис пластиковых растений, а дальше в углунебольшой островок серебристых курток из новой коллекции, их, точно стая чаек, облюбовала группа школьниц, восторженно обсуждающих модный покрой. У стенда напротив с тем же азартом парни спорили по поводу цвета кроссовок. Догнав девочек в бытовм отделе, я застал их за подсчитыванием фишек и спором, стоит ли брать упаковки пива или лучше потратить деньги на жидкость для розжига.
– Чем мы будем костры разжигать?
– Возьмем пару пачек зажигалок и хватит.
– От них ничего не горит – спорила Мэлоди.
– Нужно лучше зажигать.
Пока меня не заметили, я осторожно отступил в тень полок с бобами и попутно спихивая банки в тележку, стал раздумывать, какую все-таки кассету попросить. Закончив со спорами и отметив галочками все товары, мы двинулись в очередь на кассу.
– Ты первый – подтолкнули меня Мэлоди с Индией.
Я впихнул удостоверение новичка в считывающий аппарат и бестолково принялся ждать, что последует за этим. Аппарат загорелся зеленым огоньком и оттуда раздался электронный девичий голос:
– Рипэйл Энтерпрайзерс, добро пожаловать, Оливер, что я могу для вас сделать?
Приветствие застало меня врасплох, к тому же голос из аппарата показался мне смутно знакомым, я обернулся на Мэлоди и она ободряюще покивала головой в сторону микрофона на стойке.
– Эээ, я бы хотел приобрести кассету группы Джефферсон Эйрплэн – по-идиотски пробормотал я, воззрившись в ожидании на датчик.
– Ваш заказ принят – тут же отозвался голос – ожидайте одну минуту.
На экране рядом с микрофоном загорелась горизонтальная зеленая линия и раздался монотонный, противный писк. Секунд через тридцать звук прекратился, включилась красная лампочка, и кассовая лента пришла в движение. Ровно посередине две ее пластины разъехались в стороны, и в образовавшееся пространство, сомкнув пустоту, поднялась третья. На ней сиротливо лежала прозрачная кассета с бумажной биркой на бечёвке, на бирке было написано название группы.
– Ваш заказ готов – раздался радостный робоголос – приложите талон к кассовому аппарату.
Под впечатлением от таинственного появления кассеты, я рассеяно полез в карман джинс за талоном. После выполнения процедуры табло погасло и автоматический голос добавил:
– Рады приветствовать вас в нашем городе, желаем приятного времяпровождения.
– Повезло – сказала Мэлоди – меня приветствовал голос похожий на Дракулу.
– И что ты попросила? – спросил я, перекладывая покупки в коробку.
– Набор для электриков «Сделай сам» – ответила она – ребята хотели попробовать подключиться к городской станции и провести электричество на Свалку.
– И как получилось?
– Йохана ударило током, но попробовать ведь стоило.
Я вздохнул, лучше бы Мэлоди попросила шоколадный торт и съела его ни с кем не делясь. На выходе я понял, почему девочки не сильно радовались походам в супермаркет. Нагруженные до зубов коробками с провиантом и бытовыми принадлежностями, мы с трудом просочились через очередь, а у дверей меня чуть не сбила с ног группа восторженных школьников, еще немного и все батарейки бы покатились по полу, как замороженный горох.
Вечером, по пути к Заповеднику, Геллерт нагнал меня и с любопытством спросил:
– Что попросил?
– Джефферсон Эйрплайн.
– Все таки нашел билет в один конец – одобрительно подмигнул он.
Я удивился, не ожидал, что он поймет, но все же добавил:
– Вообще то я хотел Боуи, но пришлось брать что было.
Мы отошли на самый край опушки и там разожгли костер. Пока мы с Геллертом раздували угли, девочки доставали все для пикника.
– Может поделишься, что с тобой произошло? – без предисловия спросила Доминика, когда мы устроились.
Возарилось молчание, на меня уставились несколько пар выжидающих глаз.
– Ты ведь потерял не только родителей? – осторожно спросила Мэлоди.
– Расскажи – ободряюще добавила Доминика – мы все тут рассказывали страшные истории.
– Да, считай, что ты не полноправный гражданин без этого.
Я не спеша потер руки друг о друга, хотя они не мерзли, и с неохотой ответил:
– После переезда к бабушке с дедушкой у меня была подруга – и привычным бесцветным голосом, каким я обычно разговаривал с психотерапевтом добавил – она помогла мне адаптироваться в новой школе, хотя сама была на несколько классов младше. Непросто бывает новичку влиться в коллектив в выпускной год. Мы быстро подружились, но она болела и за несколько месяцев до моего выпуска умерла.
– Это так печально – грустно посмотрела на меня Мэлоди – мы очень тебе сочувствуем.
– Знаю – кивнул я, на секунду мне показалось, что они начнут коллективно подражать моим эмоциям, чтобы разделить боль близкого, я уже видел такие зрелища на общих терапиях и нечто похожее однажды в школьном театре.
– У тебя было время с ней попрощаться – участливо сказала Доминика – это хорошо, лучше так, вот родители Мэлоди бросили ее, оставив в неведении, да и моя история не лучше, а у Индии… не напомнишь, кто у тебя умер? – посмотрела она на Индию, щелкая пальцами, пытаясь помочь себе вспомнить.
– Не столь важно, Доминика – приторным голосом произнесла Индия, участливо посмотрев на меня – как ты себя сейчас чувствуешь? Потери даются тяжело, так что нормально, если ты все еще скорбишь – сказала она – мы понимаем, почему ты… – она не договорила фразы, оставив скорбную нить, протянутую ко мне.
– Все нормально – ответил я, не поддавшись на предложение изложить историю из первоисточника – то есть то, что я сделал было глупо. К тому же она сказала, что я должен отпустить ее. Уже несколько недель она лежала в больнице и однажды, пока я держал ее за руку, она улыбнулась и сказала, что когда придет время, я должен буду отпустить ее.
– Тебе стало лучше после таблеток? Ты ведь не сделаешь это снова? – серьезно спросил Геллерт.
– Какой разговор – с улыбкой ответил я – конечно мне стало лучше, все это уже позади. дядя с тетей должно быть понимали, что мне нужен новый старт, вот отправили меня сюда – я продолжал улыбаться, но мне было не по себе от собственного голоса. Я звучал, как ведущий радиоперадачи, который перепутал Рождество с Хэллоуином, а перед глазами у меня маячило неочертанное нечто, то ли лицо, то ли простынь, то ли туман.
– Да, кстати – спохватился Геллерт – на вот, держи.
– Что это? – спросил я, принимая сверток.
– Разовая бесплатная акция от нас – рассмеялась Мэлоди – подарок в честь приезда.
Я развернул бумагу, внутри лежал новенький водонепронецаемый фонарик, я видел такие сегодня в отделе супермаркета.
– Спасибо – обрадовался я, переключая режимы, фонарь практически заменил мне здесь телефон, я не расставался с ним ни днем, ни ночью.
– Городок у нас, конечно, тот еще, но может со временем тебе понравится – подмигнула Индия.
– Но что все-таки случилось с городом? – спросил я, подбрасывая в огонь ветки, от костра запахло смолой и мазутом – неужели никто не знает?
– Когда солнце только зашло – ответил Геллерт – и пришли эти так называемые сумеречные времена – краем рта улыбнулся он скрытому во фразе каламбуру – людей еще интересовали причины, так начали появляться первые копатели. Они обходили территорию, отмечали местность на карте, искали следы прошлого, пытались составить общую картину, но не нашлось ни одного человека, который бы самолично застал эти изменения, свидетели то ли прятались в страхе, то ли умерли, унеся разгадку с собой.
– Может они даже умерли с приходом тьмы – сказала Доминика – солнце напоследок ярко вспыхнуло и сожгло их заживо.
– Сомнительно – высказался Геллерт – но каким-то образом эти люди исчезли. Новые жители тоже пытались найти ответы, они пользовались записями первопроходцев, но все без толку, вот Индия тут дольше всех и ничего не знает.
В подтверждение его слов Индия покивала головой, она наблюдала, как плавится и капает на землю ее зефир, нанизанный на палку.
– Не будешь есть – отдай мне – тут же крикнула ей Доминика.
– Потомки все это дело забросили, сейчас уже никому нет дела, куда солнце исчезло и почему, просто пытаемся выжить во тьме.
– Но остались записи? – уточнил я.
– Пожалуй, где-то и остались – пожал плечами он.
– А как вы живете без больниц? Мэлоди сказала тут полная антисанитария.
Геллерт принялся вбивать в землю колышки для чайника, так что за него продолжила Индия:
– В Центре есть несколько врачей, и Иностранный квартал поставляет лекарства собственного производства. Только накопить на них сложно, и больные умирают раньше, чем удается получить рецепт.
– А роддомы, детские сады?
– Больше всех детей в Розовом квартале, их там кто может, тот и воспитывает. А в Центре детей практически нет, и никто не рожает, город поддерживает демографию искусственно. Как только количество людей сокращается, приходит новый поезд.
– Бойся поезда – ужасающе скорчила лицо Доминика – если приходит новый, значит скоро наступит твоя смерть – она театрально взмахнула руками, отчего по земле заплясали страшные тени.
– Собачься чушь – возразила Индия, вскинув голову – если бы не поезд, к нам бы не приехал Оливер, правда? – льстиво сказала она.
– Неправда – ответила Доминика, принявшись скручивать сигарету – кто-то всегда должен умереть, чтобы приехал поезд, а ты представляешь, сколько в нем сидячих мест? А стоячих? Ты уж прости – обратилась она ко мне – но ты явно прибыл на смену какому-то смертнику и, если это придаст твоей жизни больше смысла – вряд ли это был достойный человек.
Я поглубже вжался в складной стул. Значит вот кто я – пришелец, отправленный на искусственное усыновление, еще одна единичка в ряду из нулей и палочек. Еще один солдат прибыл в строй, еще одна жертва, брошенная в пасть электрического монстра. Интересно, он ест только грустных или берет любых, чтобы сделать их таковыми позже? Эта мысль впилась в меня, точно вошь. И чего я нагнетаю, ведь в мировом масштабе своим рождением мы и так заменяем кого-то, буквально вытесняя его с планеты, и в этом счастье младенцев, не обладать столь сокровенным и приятным знанием убийцы. Но знание держится тайно, а когда сообщают напрямик, словно я заменил людей, которых здесь знали и возможно любили, уже невозможно избавиться от мысли – а достоин ли? Достоин ли я по праву рождения или должен заслужить свое место в армии живых? Или же, будучи переселенцем, я лишен всех прав вовсе. Вода в котелке забурлила.
– Оливер, не подашь кружки? Они в моем рюкзаке – попросил Геллерт.
Продолжая пребывать в мрачном мысленном путешествии по философским развилкам самоедства, я полез за кружками. Когда чай разлили, я очнулся и бодро, но неутешительно спросил:
– А вы не задумывались о наследии динозавров?
– Ты про парк юрского периода? – откликнулась Доминика, осторожно накапывая что-то в чай – да, отличный фильм – таёжной настоечки?
– Я о том, что они оставили нам кучу торфа, который мы усердно эксплуатируем.
– И? – спросила Индия, подставляя свою кружку для настойки.
Я замялся, стоит ли делиться этой мыслью, но зная, что больше поделиться будет не с кем, продолжил:
– Если упразднить их исторический виток, сами по себе динозавры были бессмысленны, так что, если мы тоже? В таком случае мы вовсе не должны заслуживать свое место на планете и ей без разницы приходят на нее плохие люди или хорошие. Что, если планета – это Электрический город в масштабе, который складирует своих жертв ради торфа, костей и предметов искусства для будущих жителей Земли.
– Странно, тебе то еще не наливали… – пробормотала Индия, вскинув брови.
– Будущих жителей Земли это что… вроде пришельцев? – натянуто спросила Доминика.
– Вроде будущих цивилизаций после нас – неуверенно ответил я – для жителей, которые любят кальций и черные квадраты…
– И мусор – добавила Мэлоди.
– Много мусора – покивал Геллерт.
– И чем они по – твоему будут лучше нас, достойнее? – с вызовом спросила Индия.
– Может они будут питаться мусором, а их желудки переработают его во вторсырье! – радостно предположила Мэлоди – хорошо бы это были механические котики!
– Так, я смотрю хороший таежный урожай настоялся – с профессорским видом отметила Доминика – и эффект такой быстрый, надо будет еще заказать.
– Ха-ха – ткнула ее Мэлоди, лихорадочно поблескивая глазами в темноте.
– И на смену мусорщикам смогут прийти достойные представители – задумчиво рассудил Геллерт, подперев подбородок рукой – это бы придало нашей жизни смысл. Отсюда все войны, эпидемии и распри – искусственная замена живого на мертвое в ускоренном режиме, а может алгоритм, который ищет избранных.
– В таком случае, слепой пулеметчик управляет этим вашим алгоритмом – высказалась Доминика, доливая остатки.
– Избранных для чего?
– Ну может для установления связи с другими цивилизациями или изобретения нового оборудования.
– Еще один, «достойные представители» – передразнила Геллерта Индия – это кто? Гринпис что ли? И в чем тогда был бы смысл? Жить на убой?
– Может снова придут динозавры? – с надеждой сказала Мэлли.
– Зачем им столько вторсырья – возразила Индия – как по мне, человечество – сорняк, корень которого сложно вырвать, так что наверняка появится труппа хиппи, которых по счастливой случайности заморозило в огромном леднике второго ледникового периода, и они с радостными песнями, распивая свежевыжатый сок из морковной ботвы, пойдут по очищенной планете продавать экологический продукт, восставшим из криокамеры, Президентам и Папе Римскому. А что? – посмотрела она на нас – корпорации не дремлют.
– А королевская семья?
– Уже анахронизм. Затем они размножатся, и имея в крови горючую смесь из жизнерадостного активизма, жажды власти и таланта к демагогии построят новый мир, который закончится третьей мировой. Конец.
– Ты забыла добавить, что кто-то из хиппи станет божественным мессией – добавил Геллерт.
– Сразу все, не зря же они целой труппой пережили ледник – с сарказмом вклинился я – оставив внукам розги правления, покатят в мировое турне, нести свет и молитвы к спасению.
– В одеждах из переработанной резины и пластика – притворно-мечтательно вздохнула Индия и рассмеялась.
– Очень пессимистично – печально ответила Мэлоди.
– Очень оптимистично – с удивлением сказала Доминика – если в наше время изобретут криокамеры я, пожалуй, соглашусь пошарить тут по лесу в поисках границы.
– Мечтай – усмехнулась Индия – вход только для президентов.
– И миллиардеров – добавил я.
– Ну и ладно – сникла Доминика – сдалось мне это ваше будущее.
Все рассмеялись, но это не отменяло факта того, что будущее существовало для кого угодно, даже для механических котиков, спящих президентов или везучих хиппи, но только не для нас. В нашем мире не существовало фантазии об обретенном ксанаду, и должно быть еще многие поколения после будут гадать, что же именно они строят на наших костях. Да, к тому времени наши кости уже будут подмяты под фундамент, и каждый будет пристраивать к этому зданию какую-нибудь уродливую пристройку, намереваясь изменить весь комплекс к лучшему. Хорошо бы у строителя имелся чертеж, а на нем генеральный план, иначе для чего все это? В воздух, словно чернила, стала заползать тьма.
– Сыграй что-нибудь – попросила Геллерта Мэлоди, закидывая последние ветки в костер.
Геллерт поднял гитару и с видом средневекового барда церемонно опустил пальцы на струны.
– Эта песня о городе, в котором солнце есть только у меня – рассмеялся он и начал играть.
В отблеске оранжевых искр мелькнуло его черное, вытатуированное на руке солнце, такое далекое, похожее на символ древних цивилизаций. И он запел грустную балладу о прекрасной Солнечной принцессе, которую похитил огромный Ночной Волк и заточил в своих четырех королевствах. И плачет принцесса, моля возлюбленного своего о спасении, но Месяц появляется только ночью, он слеп и не знает, что не приходит Солнце на Землю с восходом. Тогда цветы нашептали травам, чтобы рассказали те Месяцу о случившемся. Огорчился Месяц и стал снаряжаться в чертоги Ночного Волка. Одну ночь для выкупа собирал он с неба звезды, другую ночь собирал метеоры, третью ночь, охотился за кометами, но, когда пришла пора отправляться в путь, превратился Месяц в сестру свою Луну. И решила Луна, что не хватит места двум принцессам на небосводе, не стала она спасать возлюбленную брата своего, выбросила звезды в темную бездну и стала сиять одна, словно наливное яблоко. Спустя много суток пришла наконец очередь Месяца, и узнал он, что потухло от горя его Солнце, рассыпалось черным песком по морским берегам, где топчут его теперь босые ноги людей. Тогда взял Месяц самую острую саблю и заколол себя в живот. И не стало на небе ни Солнца, ни Луны, ни Месяца, остался лишь огарок свечи, полыхающий во тьме ночной.
– Это что выходит, луна гермафродит? – брезгливо спросила Доминика, когда Геллерт закончил петь.
Мы расхохотались, покачав головами.
– Все влюбленные прокляты – заявила До – моя мать всегда сравнивала отношения с чисткой яблок, чтобы счастливая семья съела на ужин пирог, ты бережно очищаешь ножом кожуру с яблока. Стоит на секунду задуматься – снимешь слишком толстый слой, повредив плод, а можешь перестраховаться и снять слишком тонкий, такой, когда лезвие ножа врезается в палец. Всегда есть выбор, кто будет страдать, осталось выбрать яблоко ты или нож.
– Разве нельзя обойтись без страданий вовсе? – недовольно спросила Мэлоди, получше укутываясь в свою безразмерную куртку.
– Ты действительно в это веришь?
Мэлоди не ответила, лишь ближе придвинулась к костру, обиженно надув губы.
– А где сейчас твоя мама? – поинтересовался я.
– Последний раз мы с ней виделись в комнате свиданий, в тюрьме. Она там отбывает срок за убийство моего отца – как ни в чем не бывало отвечала Доминика – в конечном счете яблоко всегда отправляется в двухсотградусную духовку. Так что не будь яблоком, Оливер – усмехнулась она и подняла вверх флягу в импровизированном тосте.
– Как ты себя чувствуешь, находясь столько времени в темноте? – спросил я у Геллерта на обратном пути, мы шли немного впереди, девчонки отстали, распевая на всю округу песни.
– Не знаю, обыкновенно, наверное ко всему можно привыкнуть, если перестать замечать действительность – неопределенно ответил он – скучаешь по солнцу, а?
– Пожалуй, что скучаю – ответил я, не вдаваясь в подробности.
– С новичками всегда так, Оливер. Хотел бы я тебя обрадовать, что со временем станет легче, но если тоска твоя настоящая, то срока годности у нее нет.
Глава 7. Дыра
В начале рабочего вечера я как обычно скучал, но к половине девятого в очереди почувствовалось необычное возбуждение. Привычный гам толпы постепено стихал, на смену ему пришел тихий шепоток. Немногое может лишить моих посетителей дара речи, поэтому крайне медленно отрывая корешки от билетов, я стал прислушиваться к разговорам в очереди. С выпученными глазами, они обсуждали что-то про аквапарк. В это же время мимо меня выхрем пронеслись два парня из сервиса, в работу которых входило слежение за идеальным функционированием «Джеллилэнда».