У нас темно. Долгая ночь в Электрическом городе

– Йо-хо-хо – по-пиратски пропел в ответ на приветствие Йохана Геллерт – а я думал, ты догниваешь в какой-нибудь канаве.

– Ах так и есть, так и есть! – воскликнул Йохан – ведь наш славный город еще та канава – расхохотался он – однако, я все еще жив, как только что пойманная на крючок рыба.

– А по запаху так и не скажешь – прогнусавила за моим ухом Доминика.

– Слышал у вас новенький – расплылся в улыбке Йохан, взглянув на меня – свежее мясо вот оно как, а?

– Посвежее некоторых! – снова с сарказмом подала голос Доминика, которая деловито выступила из-за спины Геллерта.

– И барыга- Доминика здесь! – хлопнул в ладоши Йохан – какая приятная и неожиданная встреча!

– Если думаешь, что твое наглое воровство уже забыто, то сильно ошибаешься – с вызовом бросила ему девушка и направилась к барной стойке.

– Пусть так – примирительно поднял Йохан ей вслед руки, и снова повернув голову на нас, словно старушка, заполучившая на распродаже подделку под английский чайный фарфор, запричитал, взглянув на меня – ах хорош, хорош!

– Чего это с ним? – косясь, спросил я у Мэлоди.

– А он всегда радуется новеньким, потому что большая половина старичков отказывается иметь с ним дело.

Она кивнула в сторону поджидающей бармена Доминики:

– В прошлом месяце До была на сделке в Иностранном квартале, и там появился Йохан, увел товар прямо у нее из-под носа. Сделка сорвалась, у Доминики потом была куча неприятностей, но с Йоханом такое часто случается, влипает, куда не следует.

Я внимательнее присмотрелся. Излучая радушие, совершенно безобидный с виду Йохан беседовал с Геллертом, затем повернувшись к нам, затараторил:

– Идемте-идемте, выпьем вместе пива! – толкнул он нас в недра бара, подальше от слеклоглазых завсегдатаев.

– Ну и как ты тут освоился? – осведомился он, отпивая половину пива и доливая в кружку сидр – уже захотелось вскрыть от тоски вены?

На этих словах Геллерт поперхнулся, Индия принялась с силой хлопать его по спине, а Мэлоди в суматохе подавала предупреждающие знаки, проводя большим пальцем по шее, округлив глаза и кивая на меня, но Йохан, казалось, ничего не замечал.

– Уже пытался – усмехнулся я, находя настойчивые жестикуляции Мэлоди забавными – но сегодня ребята отвели меня в скейтпарк, теперь думаю повременить с кровопусканием.

Йохан, не обративший никакого внимания на то, что происходит вокруг, казалось и сейчас не слышал в моих словах двойного смысла, он радостно закивал головой:

– Скейтпарк! Наверняка ты свалился с доски как куль муки с полки – сказал он – но ничего, пару моих первоклассных уроков и будешь специалистом экстра класса – он поднял вверх указательный палец – и если этот увалень – Йохан показал на Геллерта – предложит тебе уроки, смело отказывайся! Только мое чертовское обаяние способно заставить людей воспарить над бездной, в смысле бетоном – он широко улыбнулся и поднял над столом кружку, призывая всех за это выпить.

Мы со стуком чокнулись. Я заметил, что Геллерт, отпивая пиво, истерично смеется в стакан, и решил подыграть Йохану в его же манере:

– По рукам – заговорщицки ответил я – но учти, если через месяц я не буду летать на скейте, звание мистера обаяние перейдет ко мне.

Йохан состроил кислую мину:

– Прости, друг – ответил он – безнадежно, даже звание мистера очаровашки тебе не светит.

Я обменялся с Геллертом понимающими взглядами, тот продолжал сдерживать смех.

– А это звание уже за мной! – невнятным тоном заявила Мэлоди.

– Ба – спохватился Йохан – очаровашка Мэлли права, боюсь остались только прозвища из категории депрессивных, а они все за Геллертом. Так что проси, пусть отпишет тебе титул угрюмочного или жизнедефицитного – милостиво разрешил он и знаком показал бармену повторить.

– А мне он понравился – сказал я, вываливаясь из дверей, нагруженный литрами пива пополам с сидром, под конец вечера Йохан смешивал всем это зелье в самых разных пропорциях – занятный персонаж.

– Поверь мне, дорогой, это ненадолго – ответила Доминика, которая кажется никогда не пьянела.

– Это правда – согласилась Мэлоди, старательно пытаясь поднести спичку к сигарете – от ЙоЙо одни неприятности, уж ты нам поверь – икнула она, многозначительно округляя глаза и качая головой.

– Он всего то стащил у вас маковые коробочки, не такое большое преступление – развел руками Геллерт, мирно улыбаясь – они бы все равно не взошли.

– Они и на его маковую настойку не настоялись – гнула свои Мэлоди – может это были последние семена во всем городе.

– Бьюсь об заклад, так оно и было – ответила из-под фонаря Доминика.

– Вот! А я о чем – благодарно посмотрела Мэлоди на подругу – а закончили они в желудке у Йохана.

Я чуть не подавился сигаретой от смеха:

– Он что их съел?

Мэлоди снова округлила глаза, отчего стала похожа на возмущенную учительницу:

– Представляешь! Съел! Съел в надежде получить маковую эйфорию.

Геллерт, уже давно покатывающийся о смеху, без сил прижался спиной к витрине, половина его шарфа подметала асфальт.

– Чего вы тут ржете, кони? – выходя из бара, спросила Индия, она остановилась в дверях, пытаясь в прохладном воздухе проветриться от перегара.

– Вспоминаем, как Йохан сожрал наш бесценный мак – ответила Доминика.

– Лучше вспомните, как он, объевшись грибов, делал реверансы перед вышибалой в Яме, приняв того за Английскую королеву – улыбнулась Индия.

Услышав это, мы с Геллертом больше были не в состоянии держаться на ногах, расселись на асфальте, и сталкиваясь лбами, зашлись в приступе беззвучного смеха.

С тех пор почти все свободное время я проводил в скейт-парке, осваивал трюки и набивал шишки. Йохан оказался на удивление толковым учителем, трижды в неделю мы отрабатывали пройденное, а затем отправлялись на встречу с ребятами в какой-нибудь бар. С Йоханом невозможно было провести и минуты без шутки, так что мне все время было весело, я даже отполовинил дозу ежедневных успокоительных. На алкоголь я тоже ввел ограничения, я как будто одновременно крутил с двумя подружками, с осторожностью следя, чтобы они не встретились. Если на площадке кто-то предлагал мне выпить, то я принимал предложение только для того чтобы залить спиртом ссадины, и никогда не ходил катать после попойки, хотя до мотеля добирался на доске. Это было мое любимое, четвертое время суток, когда все мысли из головы выветривались спиртом и ветром, никого не было рядом, и темнота из врага на короткое время превращалась в друга, становилась соратником моего дезертирства от реальности. Она заговорщицки наполняла улицы холодной свежестью мятежа и дарила ощущение свободы, пока ее окончательно не успел захватить ночной плен.

Как-то на вечерней тренировке я больно приземлился на бок и ударился о бетон.

– Пойдем ка присядем – сказал Йохан, помогая мне подняться.

С его помощью я доковылял до выступа.

– Хочешь? – предложил он, когда я аккуратно присел рядом, разгибая и сгибая ушибленную руку.

– Полагаешь, витамины помогут мне устойчивее стоять на ногах? – спросил я, едва взглянув на таблетку в виде розового медвежонка, которую он протягивал, я определил ее назначение сразу же, словно заправский фармацевт.

– Это, мой славный друг, кое-что получше витаминов. Правда этот – он взглянул медвежонку в глаза – самый убогий экземпляр моей коллекции.

– Что, антидепрессант? – с напускным безразличием спросил я, в городе лгунов мне к этой минуте уже должны были греть местечко мэра.

– Вроде того – передал он мне таблетку – этот самый легкий в иерархии местных наркотиков, но можешь начать с малого.

– По-твоему у наркотиков есть иерархия? – улыбнулся я, вертя медвежонка между пальцев.

– Конечно – с серьезным видом ответил он – есть значит наркотики- хохмари – вариант твоего покорного слуги – он сделал вид, будто снимает невидимую шляпу – наркотики астральных путешествий, их принимают те, кто даже чихом не может поддержать светскую беседу, так дальше значит унылые наркотики для депрессивных, наркотики- ворожеи, начнешь видит всякую дичь – Йохан театрально развел руки – и наконец наркотики-убийцы, хотя ты ведь знаешь, все наркотики убийцы – с радостью закончил он, отправляя такого же медвежонка себе в рот.

– Даже хохмари? – с намеком спросил я.

– Даже хохмари – ответил он – а те, кто настаивает, что смех продлевает жизнь, ничем не отличаются от утверждающих, что умрешь от смеха: и те, и другие никак не могут определиться с количеством. Но от фармакона держись подальше, будут предлагать, сразу заноси таких в черный список. Самый страшный местный наркотик, встретился с ним, считай, что пожал руку старухе-смерти.

– Я не собираюсь принимать их – ответил я, возвращая ему медведя – и даже начинать с малого.

Он изучающе посмотрел на меня, даже в серьезных намерениях его не покидала привычная насмешка, но Йохан только хмыкнул, будто смеясь над втайне придуманной шуткой, и спокойно ответил:

– Поглядим.

Тут он заметил движение сбоку и обернулся. За нами наблюдал невысокий парнишка, с вожделением посматривающий на розового медвежонка в руках Йохана.

– Ну что ты там стоишь, слюни пускаешь – прикрикнул на него Йо – давай топай сюда.

Тот осоловело поплелся в нашу сторону.

– Хочешь? – снова задал Йохан искушающий вопрос.

Малец робко облизнулся.

– Ну а деньги то у тебя есть?

Наш неразговорчивый клиент порылся в кармане и протянул раскрытую ладонь, на которой лежала крохотная фишка. Йохан сквасился, еще раз взглянул на сопящего розовощекого мальца и покровительственно гаркнул:

– Давай сюда свой фунт стервлингов.

Место фишки занял медвежонок, лежащий на спине и улыбающийся в небесную пустоту. Йохан убрал плату и достал из кармана еще горсть белых пилюль.

– Держи на сдачу.

Лицо клиента прояснилось, к поверхности закупоренных пор подступило счастье, и он пару раз благодарно моргнул, затем повернулся и флегматичной походкой направился к стадиону. Йохан озадаченно покачал ему вслед головой:

– Главное, чтобы все сразу не сожрал – вздохнул он – а то заработает расстройство желудка.

– Ты что дал ему пустышки?

– Ничего себе пустышки! – возмутился Йохан – чистый витамин А, B и D – в наше сумрачное время, позвольте заметить, незаменимый продукт. Немного там и веселящих пилюлек, немного снотворного, этот малолетний наркоман потерянную ночь примет за лучший приход в своей жизни, а проспался, считай еще один день пережил. Но тшш, вообще- то я так больше не делаю после случая в Яме.

– А что там случилось? – с любопытством спросил я.

– Ай – махнул он рукой – подошел ко мне один иуда, на вид такой же выпускник детского сада, и попросил продать таблеток, я горсть витаминов ему и насыпал. Так вот этот малой оказался сыном аптекаря.

«Я – говорит – эти ваши витамины с пяти лет жру, во мне уже не витамин D, а целый дигидрат солнечного света в квадрате, давай – говорит – нормальные колеса, а то быстро разнесу, кто тут нолики толкает».

Пришлось задаром отвесить ему мой лучший товар, а то знаешь какая в Яме конкуренция, один Крот толкал в Бетоне паль, ему однажды его товар же и скормили, пускал кровавую пену еще добрых полчаса как откинулся.

– А ты достаешь витамины и таблетки? – спросил я – Ты ведь не живешь в Розовом квартале.

– Зато Розовый квартал живет во многом благодаря мне – недовольно ответил он – секрет фирмы, но если что – заказывай – подмигнул он и поднялся – еще по кругу и в бар. А там уже как в роллер-дерби, пока не свалит!

Перед сном я заглянул в свою банку, достать вечернюю дозу антидепрессантов, таблетки брякали на самом дне.

– Ну а вы из какой иерархии? – посмотрел я на них – для тех, кто носит титул жизнедефицитный?

Глава 5. Доска объявлений

– Смотрите, еще одно – Мэлоди ткнула пальцем в плакат на стене.

На листе было схематично опечатано лицо девочки, а внизу подпись: «Пропала, просьба сообщить всем, кто видел».

– Розмари так и не появилась на работе – пробормотала Мэлоди, изучая портрет неизвестной, на вид той было не больше пятнадцати лет.

Мы двигались по улице услуг, здесь, на кирпичной стене пестрым покрывалом висели объявления о найме, пропажах и слепых свиданиях.

– Ставлю пивной галлон, что она сбежала со своим дружком в лес – ответила Доминика, срывая флаер с приглашением на вечеринку в честь солнечного равноденствия, в программе были обещаны ритуалы и мастер-классы по созданию оберегов – как эта чертовщина до сих пор процветает – проворчала она, комкая плакат – солнца сто лет в обед нет, а они все хороводы вокруг него водят, никак не успокоятся.

– Тебе то что? – спросил я, просматривая рабочие вакансии.

– А ничего – с подчеркнутым безразличием ответила она – только этот бизнес – рассадник сумасшедших, а их и так в городе полно.

– И не предупредила? – с сомнением сказала Мэлоди, продолжая рассматривать стену.

– Все устраивают побеги тайно, это правило, а если бы ты сдала ее полиции?

– Не суди по себе! – возмутилась Мэлоди – мы были отличными подругами.

– Подругами! – передразнила ее Доминика – На пару вдыхали стиральный порошок в своей прачечной? Все знают, что Розмари законченная наркоша, а тебе так я приношу лучший товар. А то объявление о продаже отреза ткани в маковую головку? Это же я тебе принесла!

– Да, да, спасибо – ответила Мэлоди.

– И часто у вас пропадают люди? – поинтересовался я.

– Не часто – ответила До – пропавшие сами находятся на Свалке, а тех, кто сбежал, никто не ищет.

Доминика поспешила скрыться за нужной нам дверью тату-салона.

– Кажется, она оскорблена до глубины души – усмехнулся я, взглянув на Мэлоди.

– Тому объявлению срок был с неделю, а ткань выкупил Йохан, принес в качестве извинений, сказал, что заменит мне «утраченный» мак. Не говори Доминике, а то взбесится.

Мы тоже зашли внутрь. Индия опаздывала, в ожидании мы присели на пуфик в углу. В зале был ажиотаж, грохотала музыка, но через нее все равно пробивалось назойливое жужжание иглы. Минут через десять Индия вбежала внутрь и первым делом окликнула патлатого парня в углу.

– Утро, Вилли.

Парень меланхолично кивнул.

– Хотим в солярий сходить.

– Угу – вновь кивнул он, и не отрываясь от машинки, добавил – вы бы заканчивали сюда ходить, вдруг кто-то узнает.

– Да кто узнает – с веселой угрозой спросила Индия – ты же нас не сдашь?

– Я то не сдам – замялся он, желая сказать что-то еще, но Индия, хлопнув его по плечу, воскликнула:

– Вот и славненько, ключи верну на стойку, а время в тетрадку!

– У нас есть на это деньги? – спросил я, пока мы поднимались на этаж выше.

– Вилли пропускает нас бесплатно и откручивает счетчик.

– Так мы восполняем дефицит солнечного света – ответила Доминика, водружая на нос огромные солнечные очки в пару к необъятных размеров пляжной шляпе, украшенной буажными цветочками по бокам, вместе с неизменным леопардовым пальто это выглядело комично.

– Вы его заставляете? Не видно, чтобы он горел желанием вам помогать.

– Наверное, невидимое лунное затмение – отмахнулась Индия – обычно он не такой смурной.

После мы отправились на обед в сеть быстрого питания «Ханишер». Для города это было типичным видом заведения, и, если бы в него зашел прибывший иностранец, то сразу бы понял, что пора делать ноги. В кафе не было лампочек, а над столами висели специальные приспособления для подвешивания фонарей, так что обед ваш проходил в потемках, как на семейном сборище вампиров. У входа всегда стояли автоматы, в которых обычно продают жвачку, только здесь вместо нее, опустив фишку, можно было купить батарейки.

Наспех покончив с обедом, Индия поторопилась уйти:

– Опаздываю на работу – объяснила она.

– А где ты работаешь?

– Проектирую выставку для городского музея – с гордостью ответила она – Иностранный квартал прислал нам техногенные цветы, они станут главным событием выставки.

– Техногенные? – сморщилась Доминика.

– Увидите – обиженно ответила Индия – мы планируем скоро закончить, и, Оливер, не забудь, мы завтра идем в супермаркет.

– Не забуду, мы сегодня идем за хворостом, на завтра все будет готово.

В последний день месяца ребята собиралась в Заповеднике, так называлась территория недалеко от Центра и лесополосы, там сохранилась небольшая поляна с кустарниками и карликовыми деревьями. Местные географы считали, что солнце больше всех освещает эту местность, поэтому растениям удалось выжить. В существовании солнца они не сомневались, но не могли привести никаких доказательств, почему его не видно. Эта группа активистов ревностно оберегала от любой деятельности свой маленький участок живой природы, они разбили на поляне несколько грядок и безуспешно пытались вырастить что-то съедобное. Вдали от поляны сделали кострища и устраивали там посиделки до самого комендантского часа. Вход на территорию был свободен, но ломать и собирать деревья было строго запрещено, поэтому на вечер распределялись дежурные: одни заготавливали хворост и собирали по заброшкам ветошь для розжига, другие приносили спички, горючее и еду. В группе отдыхающих было заявлено человек сорок, но к полуночи на свет приползали все окрестные ребята и клошары, костровой всегда в возмущении пытался выгнать их, но в итоге сдавался, любезно предлагал чай и разрешал погреться у костра.

В этот раз хворостом занималась группа Мэлоди, и чтобы самолично изучить окрестности, я вызвался пойти вместе с ней. Мэлоди встретила меня в рабочей экипировке: на ней поверх огромного свитера был надет рабочий комбинензон, шапка с ушами и резиновые сапоги. Такую же пару она выдала мне.

– В целях безопасности, по лесам разбросаны осколки курительных колб, встречаются и шприцы, хотя давным-давно вышли из моды. В прошлом году – рассказывала она по дороге – Энтони Блумквист наступил на колбу и порезал ногу, умер через неделю. Колба была очень старая, аж позеленела, и он наверняка не продеценфицировал рану, но все равно теперь ходим в сапогах, за Центром сплошная антисанитария. Старшие говорят, что раньше через шприцы каждый второй мог заразиться и умереть, но сейчас никто не заражается, потому что наркотики начали делать в таблетках.

– А кто их делает? – запыхавшись спросил я, пытаясь угнаться в гору за Мэлоди.

– Иностранный квартал, там много умельцев. В таблетках наркотики стало легче распространять, и хотя Центр и борется с нелегальными продажами, дилеры Розвого квартала уже давно заполонили наши аптеки. Сейчас невозможно отличить, что ты пьешь: таблетку от головы или что-нибудь запрещенное. А если знать, что покупать, то в аптеках Центра можно раздобыть легкие наркотики.

– Только легкие?

– Тяжелые к нам не доходят. Розовый квартал боится злить Центр, поэтому мы с ребятами ходим в Дыру, и Доминика иногда приносит что-нибудь – не смотри так – с горечью добавила она, поймав мой взгляд – все их принимают, ты и сам не знаешь, когда начал.

– Не запрещено ходить в Яму или в Дыру? – решил перевести я тему.

– Не особо. Из Центра можно перемещаться по всему городу, кроме леса, он под запретом, а в других кварталах небезопасно и центровые туда не ходят. Раньше полицейские вылавливали тех, кто бродит после комендантского часа и выписывали суровый штраф – нарушитель выселялся и лишался всех привилегий, поэтому Геллерт живет в другом районе, но со временем меры упразднились, полицейские отряды расформировали, чтобы немного подзаработать, они теперь устраивают облавы на несанкционированные вечеринки, а так все тихо.

Из рассказов Геллерта я уже знал, что только Центр с учетом новых потребностей был отстроен заново и сиял, словно серебряная ложка на на именинах младенца, а все что осталось за его чертой превратилось в памятник. Общежития университетов развалились, заводы забросили. Аварийные дома под снос и опустевшие универмаги догнивали как свидетельство сущестования некогда нормальной жизни. Городские крысы морадорстовали над этим, забирали все, что пригодно для быта, растаскивали рудимент цивилизации на растопку и металлолом, превращали промышленные предприятия в наркопритоны. Некоторые люди пробовали изменить этот уклад, уходили подальше от пороков города в лес, подальше в глушь, но не выдерживая тишины и темноты, перебрались обратно, поближе к Бетону или Свалке, а те, кто остался, вконец одичали или спятили.

Мы поднялись на пустынную опушку. Я представил, как рано утром тут могло бы всходить солнце, пробиваться лучами сквозь кроны, можно подставить лицо и греться, наслаждаясь птичьим пением или тишиной утреннего леса. Я тряхнул головой и зловещее видение исчезло. Реальность был иной. Под ногами хаотично рос колючий бурьян, высохший, как старый дед, на вершине качались деревься, тонкими кривыми ветками указывая, в какую сторону нам следовало бы убраться подальше.

Все надели толстые перчатки и разбрелись в разные стороны, я оглянулся в поисках Мэлоди, но она уже исчезла, какой-то парень пришел мне на помощь, показав границы участка.

– Дальше все равно не пройдешь – крикнул он – упрешься в лес.

У него я не стал любопытствовать насчет леса. Пытаясь выяснить, нельзя ли выйти таким путем из города, я наслушался немало небылиц. У горожан на лес была маниакальная фобия, как необразованные крестьяне на мрачном хуторе, они сочиняли страшные и неправдоподобные рассказы: то по лесу бродили зомби и демоны, то призраки предков Главной Башни, искавшие в лесу закопанный в молодости клад. Подтвердить или опровергнуть эти истории никто не мог, потому что согласно всем без исключения байкам, из леса никто и никогда не возвращался.

На обратном пути Мэлоди пошла проводить меня до мотеля.

– Приятного аппетита, мистер Баффин! – пожелала она, увидев скрюченного хозяина за обедом, тот хмыкнул что-то невразумительное.

– Мой ключ, пожалуйста – попросил я.

– Не имеем в наличии.

– Но я же сдавал его на стойку!

Он медленно отодвинулся вместе со стулом, открывая обзор на ключницу, на стене висели ключи абсолютно от всех комнат, кроме моей.

– Наверное, сложил в рюкзак – пробормотал я, отходя от стойки.

– Интересно, где он раздобыл грибы… – поинтересовалась Мэлоди, пока мы поднимались на второй этаж.

– Подозрительно похожие я видел на кухне под раковиной, в объятиях пушистой черной плесени.

Она недоверчиво посмотрела на меня, затем с отвращением резюмировала:

– Ну и гадость.

– Это ты еще не пробовала его фирменный чай, настоенный на мышином помете – с раздражением ответил я – они живут слева, справа и напротив меня, уверен, с удовольствием пользуются бесплатным буфетом.

– А у меня в мотеле уже все передохли. Миссис Крэстоу, хозяйка, берет к завтраку на вынос лимонные пирожные и съедает их по дороге, так что мышам даже крошки из коробки не достаются. Познакомить их что ли.

– Лучше не надо – обеспокоенно ответил я – еще заработает несварение желудка, пусть лучше живет с иммунитетом к разложению.

Я не столько переживал за здоровье мистера Баффина, сколько за расходы по оплате моего номера. Миссис Крэстоу брала за свои посредственные номера втридорога, и теперь мне было понятно, куда уходят ее добавочные проценты – не каждый питается коробкой пирожных на завтрак. Возле двери я перетряс рюкзак, но ключа не нашел.

– Ну все – воинственно поднялся я с пола – сейчас ему не поздоровится, может уже и ключ съел.

– Брось, Оливер, может ты его потерял. Ты не открывал рюкзак на опушке?

– Нет. К тому же на ключе огромная бирка, я бы заметил.

– А вдруг нет? Не переживай, если ключ потерялся, его кто-нибудь обязательно найдет и вернет.

Я вздохнул:

– А сейчас как попадать? Я не пойду просить у него запасной ключ.

– Хорошо, что я решила тебя проводить – хитро улыбнулась она – отойди-ка в сторонку.

Покопавшись в сумке, Мэлоди подсела к замочной скважине.

– Где ты научилась вскрывать замки? – с изумлением спросил я, заглядывая в проем открывшейся двери.

– В детском доме.

– А – растерялся я – не знал, что ты, в смысле…

– В смысле сирота – подсказала она.

– Я думал, что в таких заведениях учат приличным манерам – хмыкнул я.

– Учат – с улыбкой подтвердила она – и католическому образованию.

– Тогда как получилось, что ты вскрываешь двери? – спросил я, приглашая ее присесть.

– Когда я там жила – немного подумав, начала Мэлоди – старшие ребята никак не хотели брать меня в команду по футболу. А мне очень хотелось, вот ты не представляешь насколько! Летом они выезжали на соревнования между приютами, и мне это казалось мечтой, наконец покинуть ненавистные стены приюта, погулять на солнышке, сбежать в нормальную жизнь длиной в месяц. С командой еще отправляли группу болельщиков, но туда я попасть не могла, входили только отличники. На этот месяц в приюте оставались одни зануды, как ты верно сказал, жаждавшие получить приличные манеры. Им больше нравилось дышать сыростью бетонных стен, за лепкой такой же сырой глины в их механических воспитанных пальцах. Это были прилежные ученики, застегнутые на все пуговицы, вместо досуга они по шеренге ходили в часовню и читали молитвы, доедали все до последней крошки, клали подушки уголком кверху. У них были свои мечты, они надеялись втретить в дверях приюта такого же застегнутного на все пуговицы директора и занять место в его конвеерном семейном предприятии. Они считали, что выученная программа даст им больше шансов, зато воспитатели нарадоваться не могли на тишину, установившуюся в стенах дома. Банальная и оттого смертельная скука, но мне удалось уговорить старших взять меня в команду за куль конфет. Все сладости хранились на кухне, в шкафчике под замком, пришлось провести несколько бессоных ночей, чтобы вскрыть его. Да – рассмеялась она – я сидела, тряслась от страха, ковыряясь украденными шпильками в замке. Жалкое зрелище, но мне тогда было всего девять. На третью ночь замок поддался, помню, как я бесшумно пробиралась к кроватям, прижимая куль конфет к груди, мысленно ступая босиком по траве, вместо холодного пола. Наутро разразился феноменальный скандал, всех выстроили по линейке и строго допрашивали. Наверное, они бы даже наказали нас, но автобусы уже были заказаны, а в лагере стелили койки. Меня взяли запасной, я не сыграла ни одной игры, зато носилась вдоль кромки поля, во все горло скандируя название команды. И мешок конфет этого не стоил, старшие пожалели меня или проверили на прочность. После игры кофеты раздавали в избытке представители компании, на попечительстве которой находился наш приют.