Из ада в рай – Божий промысел. Книга 1

Ехали мы с комфортом, без особых приключений добрались до Бийска. Наш добрый покровитель отправился дальше на Восток, очевидно ближе к Японии. Его миссия по отношению к нам, как я думаю, была предопределена свыше. Без его помощи нам бы из этого кошмара не выбраться. Бабушка пошла к начальнику вокзала, представилась, показала документы:

– Здесь я отбывала ссылку, здесь родился мой сын, который защищает нашу Родину. Я в таком состоянии не могу быть в зале ожидания. Пожалуйста, помогите.

Начальник посмотрел и с удивлением спросил:

– Как Вам удалось перенести эвакуацию?

Бабушка показала сопроводительный лист. Начальник с сочувствием и может даже страхом (как бы чего не случилось):

– Посидите здесь, пожалуйста.

Он быстро вышел. Надо сказать, что в то время были специально люди, которые встречали эвакуированных. Он пошёл искать кого-то из них. Если кто видел человека на последней стадии рака желудка, когда, кажется, из организма высосаны все соки – серый скелет и только, тот действительно представит, что даже находиться рядом с таким человеком страшно. А вдруг он тут при тебе отдаст Богу душу. Естественно, у начальника вокзала было желание сделать всё возможное быстро и наилучшим образом.

Через несколько минут он вернулся с двумя краснощёкими сибирячками. Они спросили у дедушки, чем можно помочь. Дмитрий Иванович показал адрес, по которому они жили, когда бабушка отбывала ссылку, и попросил, если возможно, всех разместить в этом доме. Посоветовавшись, Вероника и Галя предложили нам пожить у них пока они осмотрят дом и решат, как нам там устроиться. Галя пошла улаживать всё, чтобы поселить нас у себя дома.

– Может вы чайку хотите с дороги? Небось озябли, мороз-то сегодня крепчает, – предложил начальник.

– Покорнейше Вас благодарю. Там в зале сидит моя внучка и невестка. Они, поди, совсем окоченели, если можно им по стаканчику чаю. Вы уж простите меня за смелость просить об этом.

Дмитрий Иванович потупил взгляд. Начальник вокзала (имя его Василий Петрович) проникся особым чувством к Валентине Антоновне и Дмитрий Ивановичу.

– Что ни говори, ведь вы наши земляки. Здесь пускали свои корни, может здесь и закрепите. Кто знает, как жизнь повернёт. Приглашайте их сюда. Война – не время для церемоний.

Мы с мамой действительно окоченели. На улице мороз до 20 градусов, на меня одели всё, что было, и все-таки я была в летнем пальтишке. Вероника принесла нам чай с хлебом и сибирский мёд. Сама убежала помогать Гале. Во время чаепития мама рассказывала свою историю, как мы выбирались из самой, можно сказать, пасти фашистов. Василий Петрович не мог сдержать слёз.

– Мне жаль, что я сижу здесь, просился на фронт, меня не взяли. После 70 не берём. Война – дело серьёзное, это не дом старости. Вот и сижу здесь, гостей принимаю. Ваша история запала мне в душу. Что я могу сделать? Я просто клянусь, что сделаю всё, что в моих силах.

Скоро подоспели Вероника с Галей:

– Всё готово. Подвода подана!

Валентину Антоновну замотали в одеяло и понесли на сани. Маме и дедушке дали по полушубку. А меня мама взяла к себе на руки. Сели на сани и покатили. Снежок поскрипывает, морозец щёчки пощипывает.

Подъехали к рубленой сибирской избе. Первым делом, нас в баньку. Берёзовым веничком отхлестали. Маме и дедушке дали по стаканчику самогоночки, чтоб кровь разогнать. Накормили, чем бог послал, да и спать, что ни говори – утро вечера мудренее.

– Мама, а тут немцы бомбить не будут?

– Нет сюда фрицы не достанут. С божьей помощью да с помощью добрых людей мы далеко убежали от немцев.

– А папа скоро придёт?

– Внученька, Аннушка моя, а кто же немцев бить будет? Так-то фашист и сюда доберётся. Вот перебьёт папа всех гадов и приедет.

Дедушка встал, подошёл ко мне и тихонько, как бывало папа, спел:

– Спи моя радость усни…

И я погрузилась в сладкий детский сон.

На утро после завтрака мама с дедушкой и тётей Галей сели на сани и покатили искать тот дом. А я дома с бабушкой осталась. Бабушка кушать ничего не могла. Попросит только глоточек воды горло промочить, я ей дам из ложечки, и она меня благодарит.

– Спасибо, моё солнышко. Расскажи мне стишок.

– Муха, муха цокотуха,

Позолоченное брюхо

Муха по полю пошла,

Муха денежку нашла.

Стихотворение длинное, и я знала почти всё. Я думаю, многие дети любили и любят Корнея Чуковского. Учить его легко. Стихотворение написано для детей, но в нём большой смысл. Это настоящий детский роман «Война и мир». Бабушка слушала, по щекам её текли слёзы радости, восторга и печали.

Я села у окошка и пальчиком протаивала дырочку в снежных узорах, смотрела, что на улице делается, и сообщала бабушке:

– Мама и дедушка приехали!

В сенцах послышался шум – наши вернулись и гостью с собой привезли. Я побежала встречать. Дедушка с гордостью представил меня незнакомой женщине:

– Это наша надежда, наша внучка Аннушка!

– Вот ты какая, маленькая героиня. Дмитрий Иванович мне все уши прожужжал. Я – тётя Настя, знаю твоего дедушку и бабушку, и твоего папу много лет. Ведите меня к Валентине Антоновне.

В маленькой комнате на топчане лежала Валентина Антоновна. Увидев её, Настя остолбенела. Какое-то время не могла справиться с собой.

– Валентина Антоновна, милая моя, я уж не надеялась, что свидимся когда-нибудь.

На лице бабушки, казалось, только глаза были живые и светились всё тем же добрым светом.

– Настенька, как ты живёшь?

– Да так отшельником. Данил мой был славный охотник. Да уж лет десять, как пошёл на охоту зимой, да и не вернулся. Все глаза выплакала. Порой сижу зимой одна, печку топлю. Кажется, кто-то в окошко стучит. Оборачиваюсь – глянь, а там Данилко весь обросший прямо ко стеклу прислонился. Я бегом дверцы открываю – нет никого. Что ж это я, умом что ль двинулась? Катеньке моей 22 годочка, здесь недалеко в колхозе живёт. Зовёт меня. Хорошо, что вы приехали. Будет кому дом сторожить. Моё святое дело – уже внуков нянчить.

Всем, наверное, любопытно, как Дмитрий Иванович и Валентина Антоновна очутились в ссылке в Бийске. Дмитрий Иванович – уроженец Петербурга, сын купца средней лиги, получил образование в Московском коммерческом училище. По тем временам – это было престижное учебное заведение, дающее не только экономическое, но и гуманитарное образование. Довольно глубоко преподавалось естествознание, английский, французский и немецкий языки. Вернулся в родной Петербург. Имел хорошую должность. По молодости увлёкся марксизмом – само название главного труда Маркса «Капитал» возбудило интерес экономиста. Весь кружок накрыли с поличным во время собрания. И, хоть Дмитрий был далёк от мысли «Весь мир насилья мы разрушим», всё же за компанию получил по полной – 10 лет ссылки в Сибирь.

Бабушка родилась в губернии недалеко от Полтавы в семье крестьянина-середняка. Она была единственным ребёнком. И родители старались дать ей хоть какое-то образование. Ей больше всего хотелось лечить людей. Не могу сказать, где она получила среднее медицинское образование (по нашему понятию это соответствует квалификации фельдшер-акушерка). По своей особо чувствительной душе она старалась помогать бедным людям, даже участвовала в каких-то экспедициях. Безусловно, попала в поле зрения таких же романтиков, мечтавших облегчить жизнь людей. Со всем пылом включилась в революционную борьбу. Это – участие в нелегальных кружках, распространение листовок. И, как часто это кончалось, однажды всё-таки попалась. Была арестована и осуждена, и отправилась по этапу в Сибирь. Как говорится, пути господни неисповедимы. Встретились две половинки и слились в одну. И с Петрограда, и с Полтавы дорога в Бийск была очень тяжёлой. Дмитрий Иванович тяжело заболел. Валечка ухаживала за ним и выходила. С тех пор они были неразлучны. Дмитрий Иванович решил в Бийске построить дом за околицей. Привлекало ещё и то, что недалеко была больница, в которой работала Валентина Антоновна. Она не только помогала врачу на приёме, но и часто ездила по домам принимать роды. Тем была и знаменита, и почитаема. Работа акушера очень ответственна, бывают случаи чрезвычайно сложные, но, согласитесь, одна из самых важных и почётных. Встретить появление нового человечка – это такая радость, которую трудно с чем-либо сравнить.

Тётя Настя поделилась мыслями вслух:

– Сколько детишек, которых Вы принимали, теперь уже своих детей имеют. Я даже знаю некоторых. Попову помните, а Скворцову? Я думаю, они были бы рады увидеть свою крёстную маму.

– Настенька, прошу тебя, никому не говори, что меня видела. Мне и перед тобой стыдно. Я не хочу людей пугать.

Настя поняла свою оплошность и вскоре заспешила домой.

– Завтра я соберу вещи, только не знаю, как в Никитово добраться.

– Не волнуйтесь, мы завтра с Ириной подъедем утром, я её оставлю в доме и потом Вас отвезём.

Желание Галины поскорее всё уладить можно понять.

Через пару дней всё было приведено в порядок. Устроились в санях, как можно с комфортом. Бабушку завернули в то же тёплое одеяло. День выдался ясный, морозец послабел. Я с детским любопытством взирала на мир. Ехали с одного конца города в другой по мосту через Бию – место довольно широкое, где река Бия сливается с Катунью. Улочками – переулочками, и вот уже не улицы, а отдельные дома на расстоянии друг от друга и совсем рядом лес. Наши сани остановились.

У меня сохранились довольно чёткие воспоминания о том доме, где мы жили. Впереди был палисадник, огороженный невысоким заборчиком, у которого от старости выпали штакетники, покосившаяся калитка вела вглубь. Дом небольшой, настоящий сибирский, из рубленого леса. На нас смотрели два оконца. Дедушка не удержался:

– Узнаёте своих? Приюти и обогрей. Послужи, как раньше служил.

Первую внесли бабушку. Положили на кровать возле окна. Именно в этой комнате 23 сентября 1912 года Валентина Антоновна родила мальчика Диму. Мы с мамой устроились в небольшой комнате напротив. Мне купили шубку, шапку и валенки. По утрам мы с дедушкой ходили в сказочный лес. Под Новый год мы пошли по тропинке далеко в лес. Снег под ногами поскрипывает, сверкает, искрится. Ели в роскошных белых шубах. Дедушка рассказывал мне волшебные сказки про деда мороза и снегурочку, мне казалось, что я живу сама в сказке. Дедушка выбрал маленькую ёлочку, срубил и мы вернулись домой.

– Бабушка, бабушка, посмотри, что мы принесли! Ёлочка теперь у нас жить будет!

Но бабушка ужасно мучилась. Она стонала, плакала. Ей невозможно было помочь. Дедушка много времени проводил с ней. Когда я подходила, бабушка брала мою ручку и успокаивалась. Ещё я помню, как дедушка ухаживал за её ногами. Он осторожно садил её, обкладывал подушками, ставил тазик с тёплой водой и садился на табуретку, долго сосредоточенно подстригал и обрабатывал ногти.

Дедушка всё же решил вызвать врача. Больница была совсем недалеко. Василий Семёнович – старичок с белой острой бородкой, очень похожий на Айболита, не мог сразу узнать Валентину Антоновну, но узнал Дмитрия Ивановича.

– Валечка, пойдём к нам в больницу, я постараюсь облегчить твои страдания.

Почему я так уверенно пишу, что больница была рядом – я отчётливо помню, как весной ходила в больницу сама через сосновый бор. На яркой изумрудной зелени красовались одуванчики. Я собирала их и несла к бабушке. Меня пропускали в маленькую палату, и я ставила цветочки в стакан с водой. Бабушка чаще всего спала. Я брала её за руку, иногда глаза открывались, и на лице появлялось что-то наподобие улыбки. Скоро бабушка умерла. Гроб вынесли из больницы. Василий Семёнович постоял немного: «Прощай, Валя. Отмучилась. Теперь отдыхай. Мне нужно идти».

На кладбище за повозкой шли только свои: дедушка, мама и я.

Дедушка шёл молча, подходя к могиле, сказал:

– Отправляем бабушку в другой мир. Когда-нибудь встретимся.

Мама всю дорогу причитала:

– Заступница ты моя, на кого ты меня оставила. Ты всегда, во все тяжкие часы была рядом. Ты – мой ангел-хранитель. Пусть же земля тебе будет пухом.

Несколько дней дедушка был угрюм, почти не разговаривал и не выходил из своей комнаты. Как-то вечером мама пришла с работы. Дедушка позвал её и сказал:

– Я уже месяц тому получил извещение «Старший лейтенант Дмитрий Дмитриевич Степанов пропал без вести». Здесь ничего не поделаешь. Надо идти в военкомат и оформлять пенсию.

– Как пропал? Надо ещё писать, может найдётся.

– Я писал много раз, вот что мне пришло.

Мама заголосила так, что мне стало страшно. Дедушка прикрикнул на неё:

– Прекрати истерику, не пугай ребёнка!

Я легла на кровать и тихо хлюпала в подушку. На второй день дедушка устроил для меня день памяти об отце. Он показывал мне коробочку, где хранились волосики, ноготки моего папы, когда ему было всего годик, и именную серебряную ложечку с памятной гравировкой. Буква «Д» изображена в форме сидящего ребёнка и две точки словно глазки смотрят на Вас. Под этой фигуркой дата рождения 23.IХ.1912г. Теперь эта ложечка со мной в Англии, и 23 сентября я всегда вспоминаю день рождения моего папы.

Несмотря на все сложности эвакуации, они взяли с собой как самую большую драгоценность всё, что осталось от отца. Иногда Дмитрий Иванович рассказывал, как Дима играл на скрипке, и птички подпевали ему, и тут начиналась сказка. Я помню, как дедушка читал мне гимн Советского Союза «Захватчиков подлых с дороги сметём», и у меня перед глазами проходили полки наших солдат и зарево войны.

У них был один сын и я, любимая внучка. Отношение к детям у них было какое-то особенное, очень трогательное. Эта черта, возможно, передалась мне по наследству. И я, следуя той традиции, привезла в Англию бирочки из роддома, волосики, которые состригла в год моей любимой доченьки Ирины.

      Прошло много лет. В 1988 году мы с Иришенькой поехали в путешествие по Телецкому озеру. На обратном пути решили заехать в Бийск. Я вспомнила большой мост в месте, где сливаются широкие извилистые сибирские речки Бия и Катунь, притоки Оби. Остановились в гостинице. Пытались что-то найти: дом, могилки, но, к сожалению, ничего не нашли. Спросить было не у кого. В синем безоблачном небе над городом кружили орлы. Они – долгожители, может и знают, но секрет не выдают. Зашли в одну уютную православную церковь, помолились за вечный покой и славу моих незабвенных Валентины Антоновны и Дмитрия Ивановича. Ещё и ещё раз вспомнила, как дедушка любил со мной ходить по тропинке в лес. Рассказывал мне дивные сказки о том, что все деревья слышат и понимают нас, о чем стучит дятел. Немного на мою долю выпало тепла и ласки, поэтому я дедушку не забуду никогда. И дочери наказала, чтобы помнила. Может, кто прочитает эту повесть, вспомните, пожалуйста, доброго человека, который оставил след на всю Вашу жизнь, помолитесь за него и за Дмитрия Ивановича.

Недолго мама с дедушкой уживались мирно. Приехала, откуда не знаю, их приёмная дочь Ася. Историю её появления в семье Степановых я не знаю. Но у меня сохранилась семейная фотография ещё со дня, когда была регистрация мамы с папой. Три года у них не было детей. Они подали заявление в загс только тогда, когда родилась Таня в 1936 году. Танечке было 7 месяцев, и они пошли в загс. До этого Дмитрий Иванович всячески препятствовал этому браку. Свадьбы никакой не было, просто небольшой праздничный ужин. Навечно осталась фотография того дня. Почему-то лицо Аси выжжено папиросой. Я спрашивала у мамы, что бы это значило.

– Это Дмитрий изувечил. Он был возмущён её беспардонным желанием распоряжаться им. Ася, очевидно, сама метила в невесты и устроила настоящий скандал прямо в загсе.

И на этот раз она удачно выбрала время, чтобы раздуть пожар. Она приехала днём, когда мама была на работе. Во время войны таких дам я просто не видела: в элегантном костюме, туфли на каблуках, приличный перманент.

– Дмитрий Иванович, как жаль, что я не застала Валентину Антоновну.

Дедушка как-то притих, воспоминания разбередили свежую рану, и слёзы потекли сами собой. Я постаралась уйти с глаз. Устроилась на кровати в нашей комнате.

Ася, высказав соболезнование, сказала:

– Вам нужна поддержка, и я останусь у Вас на какое-то время. А это кто у Вас там?

– Это внучка Аннушка.

– А она, эта деревенская серость, тоже здесь?

– Ирина на работе, к вечеру придёт.

– Дмитрий Иванович, Вам бы чайку попить и отдохнуть.

Ася готовила Дмитрий Ивановичу чай, а сама как лиса:

– О, я помню Вашу невестушку «Бо що це? Куди ти лізиш?». Меня просто тошнило от её слов. Я не могла понять, как Дима, такой интеллигентный, воспитанный молодой человек, мог близко подойти к такой деревенщине.

Дедушка отпил глоток чая, поставил стакан и тоже погрузился в воспоминания. Ведь Ася ковырнула самое больное. Он сопротивлялся этому выбору сына как только мог, но был счастлив воспитывать внуков и старался приглушить неприязнь к невестке. Ася как ножом полоснула по старой ране.

– Что скажешь, Ася, судьба. Любовь зла – полюбишь и козла.

Дедушка прилёг, отвернулся к стенке и продолжал дискуссию уже сам с собой. Ася подошла ко мне и шёпотом приказала:

– Выйди на кухню, я здесь отдохну!

Я села на маленькую скамеечку возле печки. Было как-то неприятно, от этой красивой тёти веяло каким-то холодом, хотелось убежать куда-нибудь и спрятаться. Я вышла во двор, побегала за бабочкой, присела на пенёчек: «Хотя бы мама скорее пришла». Вот и мама идёт.

– Мама, мама к нам какая-то тётя Ася приехала, я боюсь её.

Мы зашли в дом. Ася лежала на нашей кровати.

– Ты що тут розляглась як паночка. А ну-ка, шмаляй отсюда.

– Ты мне не указ. Я приехала к Дмитрию Ивановичу и здесь буду жить.

Мама пошла на кухню, зажгла керосиновую лампу, постелила нам на топчане, мы поужинали, и мама взялась за свою работу. Каждый вечер она вязала тёплые носки на фронт. Хотя было ещё лето, но бойцов много, и нужно успеть одеть всех.

Уже на второй день Ася показала свои когти. Мама тоже не лыком шита. Тут начались настоящие баталии. Не только звучали, что называется, отборные русские слова, но и вихрем разлетались вещи, всё, что попадётся под руки. Дедушка тоже вспомнил старое.

– Деревенская серость, уймитесь же наконец. Смотреть противно.

Дедушка хлопнул дверью и ушёл в лес. Дошло до того, что две женщины вцепились друг другу в волосы. Дело кончилось тем, что мама забрала меня и какие-то вещи и переехала со мной на квартиру.

Этот дом напоминал общежитие или детский сад. Местные жители приютили эвакуированных с детьми. Детей было много, и мне было не скучно. Сибиряки – это особый народ. Несмотря ни на какие невзгоды по вечерам собирались на гулянки, пели, танцевали. Пристраивались дети всех возрастов, и я не пропускала ни одной сибирской посиделки. Я научилась петь. До сих пор помню песню (больше никогда её не слышала и вдруг сейчас вспомнила). Это поразительно – забываю, что делала вчера, долблю английские слова – очень трудно оседают. Порой трудно вспомнить русские слова, которые употребляю каждый день, а события детства и даже слова песни помнятся до сих пор.

       Как-то раз вечерком лейтенант молодой взял корзину цветов в магазине

       Ярким взором огня он взглянул на меня и унёс моё сердце в корзине.

       Зайдите на цветы взглянуть

       Всего одна минута

       Приколет розу вам на грудь

       Цветочница Анюта.

       Там, где цветы всегда любовь

       И в этом нет сомнений

       Цветы бывают ярче слов

       И лучше объяснений.

Правда, такого детства, как принято, что тебя водят за ручку или кто-то присматривает, как ты гуляешь, у меня не было. Я помню, летом 1942 мне уже было почти 4 года. Мама купила мне розовое вельветовое платье. Пошёл дождь, и я после дождя залезла в лужу. Ох и было мне. Меня так избила верёвкой мама, что это осело в памяти на всю жизнь.

Но я не только не обижалась тогда, но даже не плакала. Может, если бы я заплакала или попросила прощение, сердце мамы смягчилось бы. Так нет же, я, как партизан. И поэтому всю свою обиду, всё напряжение она вылила на меня. Она говорила, что её больше всего злило, что я молчу. Ведь всё-таки ребёнок, а не пискнет. Я даже сейчас помню страшное выражение её лица. Я вам скажу, дети войны – это не дети, это взрослые маленькие человечки-партизанчики, готовые выдержать любые испытания.

Из этого скученного общежития мы перебрались на новую квартиру. У нас была отдельная маленькая комната. Мама работала на мясокомбинате грузчиком и отметчицей, фиксировала в тетради сколько товара отправили, поэтому отлучиться с работы во время дежурства ей было нельзя. Наша квартирка находилась напротив мясокомбината. И всё же мама  по несколько суток не приходила с работы. Зимой холодно, я укутаюсь в одеяло и лежу в кровати. Кто-нибудь из её смены может раз в сутки наведается и всё. Так долго продолжаться не могло. Мама отдала меня в детский дом. Не знаю, почему-то мне там было очень грустно. Если Вы помните, в Анапе я была контужена, и эти последствия были мучительны для меня. Имея сознание взрослого человека, я была чрезвычайно угнетена своей ущербностью. Забьюсь где-нибудь в уголок и тихо плачу. Жду не дождусь, когда мама придёт. Мама приходила редко, спрашивает меня: «Как тебе здесь?» – «Хорошо»,–  а у самой слёзы. «Я соскучилась».

Помню, она посадит меня в саночки, и мы едем по мосту через речку. Мост длинный, зеркалом блестят Бия и Катунь. А между ними деревья, наверное, берёзы, украшенные белым инеем. Это просто волшебная красота. Переночую и на второй день возвращаюсь. Летом мама меня забрала в нашу коморку. Я свободно одна гуляла на улице.

Ещё очень интересное событие хочется вспомнить. Дирекция и профсоюз мясокомбината решили послать детей своих сотрудников в оздоровительный пионерский лагерь. Лагерь был в лесу, вернее в тайге. Дети в основном были пионерского возраста и я, малявка, с ними. Мама напросилась сопровождать и присматривать за детьми. В её обязанности входило следить, чтобы дети были сыты. В лагерь снарядили две бортовые машины. Полдня ехали просекой. Остановились на широкой поляне. Развернули палатки. Развели костёр. Днём было всё замечательно – и игры, и песни, и сольные выступления – тут и я отличилась. Вкусная каша с мясом, чай с пряниками. Все возбуждённые легли спать. Взрослые – мама, одна вожатая и шофёр – остались дежурить по очереди у костра. И вдруг вой волков. Все проснулись. Дежурные подбросили дровишек в костёр. Волчья стая была большая и наглая. Шофёр достал какие-то железяки и начал греметь. Волки отступили. Такую ночь забыть нельзя.

Мама перешла на другую работу в больницу, и пришлось поменять квартиру, так как эта комнатка была для сотрудников мясокомбината. Теперь – в землянку, где жила её подруга с сыном примерно моего возраста, может немного постарше, и ещё одна семья с двумя девочками. Возможно, чтобы вместе пережить. Для многих это необычное, экзотическое жильё. Снаружи холмик, открываешь крышку и спускаешься по лестнице как в погреб. Внутри две небольших комнаты, посередине железная печка. Мне там было хорошо, мы как будто сроднились – все проявляли заботу друг о друге. Если наши мамы были на работе, старшие девочки были за взрослых – и ужин приготовят, и за печкой проследят.

Мама прослышала, что война близится к концу, и засобиралась на Украину. Что её так гнало не знаю, мне трудно судить. Характер у неё был крутой, может ей хотелось как-то пробраться в Цехановец и попробовать поискать Славика. Эта рана осталась открытой на всю жизнь, но так и не удалось осуществить хотя бы поездку. Мы много писали, но ответа чаще не было или был отрицательный.

Я никогда не забуду прощания с дедушкой. Конечно, я часто вспоминала дедушку, но никогда не просилась. Я вообще ни о чём не просила. Что мама скажет – это закон и обсуждению не подлежит. Если иногда случался грех, я чувствовала себя бесконечно виноватой. С рабской покорностью принимала всё. В ненастный осенний день мы подошли к знакомому дому. Палисадник зарос бурьяном, везде сыро, калитка, казалось, покосилась ещё больше. Мы постучали в дверь. Тишина. Ещё раз. Наконец послышался в сенцах шорох.

– Кто там?

– Это я, дедушка!

– Аннушка, внученька моя родная, как же я соскучился по тебе. Иди ко мне,

радость моя. У, покажись, какая ты стала большая!

Я даже на цыпочки привстала.

– Уж куда там барышня! Раздевайся, чайку попьём с медком. Вот у меня и хлебушек есть.