
Полная версия
Конан-варвар. Неизвестные хроники
Действительно, как бы компенсируя бурные события в тёмном лесу и на его границе, пустыня не баловала варвара разнообразием ощущений и впечатлений. Вредоносных и злобных созданий больше не встречалось. (Мелкие чёрные жуки, брызгавшие в его сторону вонючей жидкостью из брюшка, и затем поспешно удиравшие при его приближении, явно в счёт не шли. Как и крохотные ящерицы, обитавшие обычно под корнями кустов верблюжьей колючки и саксаула. Эти просто хлопали на него хитрущими глазками с вертикальной щелью зрачка.)
Что же до людей, то только на пятый день ему встретились их следы. Но, к сожалению, следы остались от давно умерших, или просто покинувших свой, сейчас заброшенный, город.
Да, здесь был целый город.
Когда-то, судя по полузанесённому беспощадными песчаными наносами, каналу, здесь не ощущалось недостатка в воде. Но так было очень давно: по-крайней мере, несколько веков назад. Варвар не увидел ни одной крыши – сгнившие перекрытия давно рухнули вовнутрь, создавая странную иллюзию беззащитности всего сущего перед неумолимым временем. И хоть дождей здесь не бывало, глинобитные стены сверху пообвалились, и выглядели сильно попорченными песчинками, всё время несомыми неугомонным ветром.
Полупустые оболочки никому не нужных теперь величественных зданий в центре, в отличии от домов бедноты у окраин, сохранились получше, но и они не служили больше никому. Так же, как не радовали больше ничей глаз и прекрасные настенные фрески и мозаичные полы, украшавшие некоторые строения внутри.
Раса, населявшая эти места, судя по изображениям, походила внешностью на туранцев или иранистанцев: смуглые, невысокие, с раскосыми глазами – да и белая удобная одежда наподобии хеджабов – у женщин, и простых балахонов – у мужчин, выдавала жителей жаркого климата.
Они тоже охотились, трудились, воевали, пировали, торговали. Все эти, такие нелепые среди всеобщего запустения, картины когда-то бурлившей жизни и суеты, столь характерные для больших государств и их городов в период расцвета, показались Конану теперь такими жалкими и ничтожными! Особенно – на фоне торжества необъятного моря песка, угрюмыми неумолимыми волнами подступавшего к мощной когда-то, а сейчас – полуобвалившейся наружной стене, и вихрями носившегося по полузасыпанным улочкам.
Конечно, варвару и раньше неоднократно случалось бывать в давно заброшенных, или полуразрушенных войнами, городах. Но здесь…
Он почесал затылок: неужели вот это – тот самый, легендарный, Город Теней?
И чем же таким «неотразимым» эти руины смогут его заманить?!
Чушь собачья. Городом Теней здесь на пахнет. Просто – ещё один сдавшийся на милость стихии город, жители которого устали бороться с ежедневным упорным натиском пустыни, и, плюнув, и побросав жилища, откочевали в более гостеприимную местность!
Дворец Правителя не поразил. Конан обошёл его буквально за несколько минут весь – ни фрески, ни выложенные мозаикой бассейны внутри комнат, его не впечатлили: видал и пороскошней! Зато вот лестница, начинавшаяся за троном того, кто здесь правил, и ведущая вниз, варвара заинтересовала.
Жаль только, что она оказалась тоже до половины засыпана вездесущим песком.
Копать, или стремиться во что бы то ни стало побывать в незнакомых подземельях, Конан не собирался. Зато подумал, что в соседнем, широком и просторном зале, служившим, очевидно, для заседаний Дивана, очень даже неплохо можно переночевать.
Когда со скудным ужином было покончено, он лёг на свою подстилку, повернулся на спину. Обратил взгляд вверх. Вот уж чего не отнять у Восточного неба – так это его загадочности и красоты! И звёзды-то здесь кажутся словно ярче, и словно – больше их. И мигают как-то совсем уж загадочно и с хитрецой: словно приглашают разгадать их древние загадки!..
Он не заметил, как уснул.
А он точно – уснул. Потому что разбудил его плачь.
Но откуда здесь могут быть живые, да ещё плачущие, люди?!
Бесшумной смертоносной кошкой Конан двинулся на звуки, сжимая в одной руке верный меч, другой поправляя перекосившуюся во время сна набедренную повязку.
Плакала женщина. (Ну, кто бы сомневался! Во всех ловушках и западнях Конану, неизменным оставалось одно: наживка! Мужчину лучше всего ловить на… Да, женщину.)
Она сидела на непонятно откуда взявшемся троне. Да и зал повелителя города оказался почему-то покрытым крышей! Киммериец не без удивления отметил, что видно всё внутри стало гораздо хуже: свет звёзд уже не проникал беспрепятственно во дворец.
Понимая, что деваться некуда, и «комедия» будет всё равно разыграна, раз уж появился он – живой зритель, Конан, не торопясь и уже не скрываясь, подошёл. Он не боялся: хотели бы убить – убили бы во время сна. А здесь, вероятнее всего, от него опять чего-нибудь потребуют. Как услугу за сохранённую жизнь.
– Приветствую тебя, о печальная незнакомка. – Конан заговорил на иранистанском, так как фрески сказали ему о близости этого народа к этой расе, – Поведай мне, в чём твоё горе? Могу ли я, Конан из Киммерии, как-то помочь тебе?
Незнакомка перестала рыдать, и подняла на него лучистые заплаканные очи.
Одета в полупрозрачно-воздушные восточные одежды, скорее, открывающие, чем скрывающие!..
Красива – нет, правда: очень красива. И не восточной, экзотически-специфичной красотой, когда за эталон принимаются крохотные, зато наштукатуренные по краям, узкие глазки, амфорообразное, без особой талии, упитанно-плотное тело с коротковатыми ногами, и жёлто-коричневый цвет кожи.
Нет, незнакомка напоминала, скорее, бритунийку: кожа – белей снега, глаза – в поллица, ни следа кокетства-жеманства, которым славятся восточные красотки, грудь – выше всяких похвал! Талия – тонкая, точёная. Бёдра – не безобразно полные, как вот именно – у восточных женщин, а – пропорционально стройные. Ноги очень длинны. Это Конан отметил, уже когда незнакомка встала. Чтобы заговорить с ним:
– Здравствуй, Конан из Киммерии. Благодарю за твоё сочувствие и любезное предложение помочь. Позволь представиться. Я – Мадина-бону, дочь Бобура пятого, правителя когда-то гордого и могучего Манангана. А помочь… да, помочь мне ты, похоже, в силах. Вот только… Захочешь ли ты это сделать – я пока не знаю.
– Не захотеть помочь столь прекрасной госпоже я могу только в том случае, если ты потребуешь чего-нибудь неправедного. Например, убить невинного человека. Или помочь разорить какую-нибудь страну, с которой твой отец в своё время…
– Нет-нет, Конан-киммериец, вовсе нет. Ни с кем мой отец не воевал, и в гибели нашей страны и Города совершенно не виноват никто из людей!
(Ну вот. Сейчас начнётся, подумал варвар: женщина скажет, что это – проделки очередного негодяя-мага. И нужно будет разыскать его да пристукнуть, чтоб чары, наложенные на Город исчезли… И так далее. Бэл раздери! Везёт же ему на такие дела!..)
– Гибель нашего Города – сейчас его называют Городом Теней! – дело рук чародея. После того, как заклятье было наложено, отец убил его. Сам. В открытом бою. А тело мага даже сожгли по нашим традициям. Но это…
Не помогло!
И вот я прошу тебя, Конан, воин из Киммерии – помоги нам!
– Что я должен буду сделать? – Конан решил вокруг да около не ходить, а сразу поставить вопрос конкретно.
– Ну… Это – не будет так сложно, как сражаться с коварными чародеями, или простыми воинами… Или идти за тридевять земель в поход. Нет. Всё проще.
И сложнее.
Тебе надо будет просто… Подарить мне ребёнка!
– Постой-ка! – Конан, разумеется, буквально облизывался на роскошное тело, и очаровательное лицо… Но чтобы вот так: сразу – и – в постель!..
Не-ет, такого с ним ещё точно – никогда!..
– Уважаемая Мадина-бону! Ты что же – предлагаешь мне, Конану-киммерийцу…
– Ну да, о могучий и желанный воин из далёких северных стран! Мне нужно возродить мой народ и Город из тьмы небытия! А для этого, согласно заклинаниям, снимающим Проклятие, я должна зачать и родить ребёнка от… Живого мужчины!
– А ты сама… Не живая?! – волосы на затылке киммерийца зашевелились сами по себе, несмотря на всё его мужество. Одно дело – маги и чародеи! Противники-враги.
Другое – заколдованная женщина! Которая пусть и не хочет его смерти, но…
– Разумеется, нет, о Конан! Я – призрак! Да и как бы иначе я могла ожидать тебя все эти долгие, долгие годы?!
Киммериец сглотнул. Вот теперь он был абсолютно уверен – проклятый Норт не сможет увидать его глазами женщины! Потому что женщина-то… Призрак!
А ещё на краешке сознания мелькнула мыслишка, что женщина эта – так выглядит, и столь желанна и соблазнительна как раз потому… Что он себе свой идеал возлюбленной именно так и представляет! И для другого – и она была бы другой!..
Он вдохнул поглубже:
– Знаешь что, уважаемая… э-э… Дух Мадины-бону. Прости, но я отказываюсь!
Будь ты – нормальная женщина, ну, как я привык – из плоти и крови! – я бы, пожалуй, помог бы тебе. И твоему Роду и Городу.
А вот заниматься этим – с привидением!.. Нет уж, благодарю покорно!
Да и плохая примета – спать с Призраком!
– А разве киммерийцы боятся Духов? Или верят в плохие приметы?! – теперь она обходила по кругу вокруг варвара, проводя маленьким изящным пальчиком по его могучей груди, плечам и спине, и кидая такие многообещающие взгляды, что восточным чаровницам и не снились! – Где же твоя хвалёная храбрость и мужская стать, воин?!
– Нет! Моя мужская стать… Привыкла к обычным женщинам – из плоти и крови! А не к бесплотным… – однако поглядев вниз, Конан заметил, что волнующие нежные прикосновения, и животные, возбуждающие флюиды, исходящие от этого великолепного, поистине божественно совершенного, вожделённого тела, сделали всё, что надо. Он-то, может, и не готов помочь женщине-принцессе…
А вот его большой друг – готов!
Но так Конан не был не согласен. Поэтому попытался развернуться и просто убежать – не сражаться же ему в самом деле, с соблазнительницей, чтоб доказать, что он её не хочет! Он её хочет! Ну, местами… Но его разум не желает этого, этого…
Кощунства!
Ноги, однако, не послушались киммерийца.
Они словно приросли к месту! И как Конан не дёргался, с центра зала он сдвинуться уже не мог!
– Ах, вот как, храбрец из Киммерии! Мы не пугаемся чародеев и колдунов, драконов и волшебных монстров-страшилищ. Не боимся сотен обычных воинов. А тут – испугались одного маленького и к тому же – прекрасного, Духа Женщины? – иронии в чарующе-медовом голосе не уловил бы только мозаичный пол, упорно не желающий отпускать ступни варвара! – Ну так я всё равно получу, что хочу!
– На Ложе его! – это было сказано куда-то за спину, приказным жёстким тоном.
И сейчас же набежали (Откуда взялись?! Словно и не было их до этого!) гибкие и стройные, воздушно-невесомые девушки! Из одежды на них имелись только лёгкие газовые накидочки, обёрнутые вокруг бёдер. Но тела их вовсе не были бесплотны!
Хватка маленьких ручонок на своих руках, ногах, и торсе, показалась Конану поистине – бульдожьей! Деловито и быстро его куда-то повлекли-понесли!
А куда же, как не на ложе?!
– Эй, эй! Прекратите это! Отпустите меня! Да чтоб вас!.. – он брыкался изо всех сил, – Я вам не каплун на вертеле! Ничего у вас не выйдет! – он повернул пышущее гневом и возмущением лицо к Принцессе, – Ещё ни одной женщине не удавалось изнасиловать киммерийца!!!
– А ничего. Всё когда-нибудь происходит в первый раз. Обещаю: тебе не будет больно! – Мадина-бону шла рядом, хитро-плотоядно оскалив в улыбке восхитительно ровные остренькие зубки, блестящие, словно жемчужины.
И как киммериец не дёргался, как не сопротивлялся, напрягая все свои тренированные варварские мускулы, какими проклятьями не сыпал на головы девушек и их Госпожи, против лёгоньких женских ручек они оказались так же бессильны, как брызги волн полуденного прибоя, пытающихся разбить гранитные утёсы берегов его родины!
Распятый на чёртовом (Довольно, кстати, удобном и мягком!) ложе, он рычал и плевался, когда Мадина-бону приблизилась, снимая ту немногочисленную условность, что заменяла ей одежду. При этом она обворожительно виляла и покачивала тем, чем нужно вилять и покачивать, чтоб ещё сильней распалить в мужчине страсть, и весьма хищно улыбалась, словно собиралась не использовать его, а попросту – съесть!
Он, поняв, что все попытки освободиться и избежать унизительной «миссии» не удадутся, затих – чтоб не дать ей насладиться триумфом. Но уж глядел на нее!..
– Не сердись, о Конан. Варвар из варваров, могучий воин. И не сопротивляйся тому, что предначертано мне! Это – мой Долг! Я не могу поступить по-другому. Именно этого ждёт от меня мой отец. И мой народ. И – обещаю! – ты останешься абсолютно…
Невредим!
Но чтоб скрасить тебе чувство… недовольства, (Назовём его так!) я могу сказать: ни одного другого мужчину, лучше подходящего для моей Цели, моей Миссии, я не знаю!
Так что для меня – честь стать твоей!
И я постараюсь, чтобы тебе было…
Как можно приятней!
Позже Конан вынужден был признать, что так… Приятно – мягко говоря! – ему, действительно, ещё никто не делал!
И пусть его мужские достоинства на этот раз использовались несколько… необычно, к концу действа он со всей самозабвенностью отдавался порывам страсти, и того, что будила в нём эта неземная, но и столь вожделенно-обольстительная женщина-дух.
В глазах оседлавшей его партнёрши он видел всё: и преисподнюю бушующих страстей, и райское блаженство, и… Её радость!
Не столько от утех с ним, но – от выполненного Долга!
Конан знал, понимал, что его используют! Это было и унизительно, и постыдно. Хотя он не мог не признать: ощущения от их близости у него – не просто восхитительные, а – чертовски восхитительные!..
И…
И разве можно и правда – отказать преданной своему народу Принцессе, и послушной дочери своего Отца, в её желании как можно лучше исполнить предначертанное ей Судьбой?.. Её «Долг»?! Да и просто: разве можно отказать – ЖЕНЩИНЕ?!
Вот и он – не смог…
Утром он еле поднялся со своего ложа.
Все мышцы занемели, и во рту пересохло, словно не пил трое суток! Но…
Но никакой крыши в соседнем зале не было! Как и ничьих следов на песке на полу!
Сон!
Сон?! Но почему тогда всё тело болит, словно по нему протопало стадо слонов?!
Ох…
Нужно уносить ноги, пока ещё во что-нибудь здесь, в Городе Теней, не вляпался!
Но по старой памяти искателя сокровищ он чисто автоматически обошёл ещё раз дворец правителя, и даже, не торопясь, более тщательно, обыскал его руины.
Ну и ничего. Даже лестницы, обнаруженной за троном вчера – уже не было. Словно её и никогда не было!
Разумеется, найти хоть что-то интересное оказалось невозможно – сколько поколений кочевников могло беспрепятственно растаскивать наследие, оставшееся от неизвестного народа… С другой стороны, найди он сейчас клад, потащил бы он его с собой?..
Вот то-то и оно!
В его суме – только необходимые для выживания вещи, и она – тяжеленька! Лишняя бесполезная тяжесть сейчас ему ни к чему. Хотя… Найди он что-то – уж не поленился бы перепрятать понадёжней!
Оглядевшись на прощанье, Конан покинул дворец.
О не то – приснившемся, не то – действительно произошедшем, он вспоминал теперь с ощущением неловкости. А ещё – стыда и какой-то неудовлетворённости.
Теперь он и правда, не сможет сказать, что ещё ни одного киммерийца не изнасиловали. (Да ещё как!..)
И пусть он действительно получил море удовольствия, и ему было… Хм-м… да, приятно…
Но он предпочитал всё же быть сам – сверху! И быть при этом – свободным!
Так что он подумал, что вряд ли когда расскажет об этом приключении хоть кому-то. Будь то верные друзья-соратники по славным делам, или любимая женщина, или придворный летописец, желающий увековечить для многочисленных наследников-потомков подвиги славного Короля Конана…
Однако маленький сувенир на память о мёртвом городе-призраке из пустыни ему всё же достался. Уже выйдя из шикарных, когда-то отделанных изразцами, парадных ворот дворца, он оглянулся ещё раз.
Что это? На уровне его лица в одной из стен выпало несколько кирпичей, которыми, похоже, когда-то была заложена маленькая ниша.
Он подошёл. Отбросил оставшиеся кирпичи – вернее, их труху.
Да, внутри что-то лежало.
Маленький полупрозрачный флакончик с туго притёртой пробкой. И в нём – какая-то тягучая зеленоватая жидкость. Как-то сразу Конану пришла в голову мысль о том, что это, возможно, эликсир, как-то связанный с магической защитой дворца – от врагов, от сглаза, от враждебной магии.
Интересно, сохранил ли он свои защитные свойства?.. Может, стоит взять его с собой? Ему сейчас не повредит никакая помощь. А эта вещица – может оказаться пополезней кольчуги и оружия.
Решено. Раз уж Кром (Или – ночная посетительница?!) послали ему эту склянку, то, разумеется, так тому и быть.
Завернув сосудик в лоскут материи, он спрятал свёрточек на дно сумы, с чувством неловкости буркнув себе под нос: «Ну, спасибо, любезная Мадина-бону!»
Город он покинул, больше не оглядываясь. Располагаться в таком месте на днёвку всё равно нельзя: ничто так не привлекает змей и скорпионов, как полуразвалившиеся глинобитные стены. Так что варвар спокойно отшагал до следующего места отдыха не меньше пяти миль.
Эта днёвка, как и следующая, прошла спокойно. Что, впрочем, как и всегда, не ослабило бдительности киммерийца: спал он чутко. Но кроме обычных звуков пустыни ничто больше не тревожило его сон и отдых.
Итак, на седьмой день пути через пески воды оставалось на три дня, и он ещё сократил и без того скупые глотки, которыми запивал пищу. Её, кстати, тоже оставалось не густо – не больше, чем на неделю. С вожделением облизываясь, он теперь почти с ностальгией вспоминал о печени динозавра, и обо всём разнообразии, пусть свирепой и клыкастой, но – дичи зачарованного леса. Монотонность и бесплодность песков утомила его даже больше, чем предыдущие бурные схватки. Всё же в лесу он не мог пожаловаться на… скуку.
А здесь, среди пустоты бескрайних барханов…
Остаётся только вспоминать о волшебных видениях. И надеяться на то, что их с Мадиной-бону ребёнка ждёт счастливая судьба!
И радоваться, что, действительно, у самого Конана ничто кроме чувства собственного достоинства и гордости…
Не пострадало!
5. Напарник.
– Слушайте, жители Биркента, и уважаемые гости нашего города, и возвестите тем, кто не слышал! Мы, Падишах Мохаммад шестой объявляем своим Словом свою волю!
Завтра, с рассветом, любой пожелавший сможет войти в главные ворота дворца, и отправиться на поиски принцессы Малики! Тот, кто невредимой выведет её наружу, получит прекрасную Малику в жёны, половину земель падишахства, а после нашей смерти – и все земли! И мешок золота в приданное!
Войти в ворота дворца и попытаться спасти принцессу может любой! Будь то знатный, или простой, неродовитый, человек! И если такой простой человек спасёт принцессу, он немедленно причисляется к родовой знати Биркента! Будь то житель нашего города, или самой отдалённой страны!
Таково наше, падишахское слово, и такова наша, падишахская, воля!
Слушайте же, жители Биркента, и уважаемые гости города, и возвестите тем, кто не слышал! Мы, Падишах Мохаммад…
Казённо-равнодушный и профессионально звонкий голос глашатая с отменно чёткой дикцией, без помех доносился с противоположной стороны базарной площади, с помоста, используемого обычно для публичных наказаний: от порки нерадивой рабыни, до отрубания кистей рук ворам, или уж – голов – государственным изменникам. И слушать его ничто не мешало.
Потому что никто не смел нарушать тишину во время такого объявления: под страхом лишиться болтливого языка, или ещё какой части тела, произведшей бы шум – угрюмо-деловые стражники заранее взяли в кольцо огромную, пышущую жаром от полуденного летнего солнца яму, с пылью почти до щиколоток, что в Биркенте гордо именовалась Главной базарной площадью.
Поэтому разносчики, торговцы, покупатели, и просто оказавшиеся здесь в это время люди, застыли, не смея даже приоткрыть рот, и лишь косились на отблёскивающие надраенные кольчуги, и оружие сардоров. А уж они у Мохаммеда шестого были ничего себе – откормленные, хваткие и крепкие на вид.
Конан, уже не обращая внимания на ставший привычным за последнюю неделю крепкий букет запахов: свежих лепёшек, конского пота, навоза, готовящегося плова, жаренной рыбы, дынь, и, разумеется, вездесущей пыли, стоял, оперевшись спиной на стену лавки жестянщика. (Тоже, конечно, прекратившего на время оглашения падишахской воли свой перестук молоточками-чеканами по котелкам-казанам и чайникам.) Послушал ещё немного. Собственно, он все условия отлично расслышал и в первый раз, но хотел послушать и во второй – вдруг чего из «условий» добавится. Или наоборот – пропадёт.
Ничего не добавилось. Но и не пропало – слова «мешок золота» приятно грели душу возможностью легко (как он себе это представлял) подзаработать!
Зато вот парнишка рядом с ним, еле протолкавшийся через толпу угрюмо насупившихся, задумчивых, сжимавших кулаки и хмурящих брови, или наоборот – радующихся предстоящему действу, претендентов, и просто – свидетелей, вздрагивал, и хватался за грудь именно при упоминании государственным глашатаем имени принцессы.
Не иначе – воздыхатель.
Конан усмехнулся про себя: а что? Ему такой повредить не сможет, а вот помочь в случае чего…
А почему бы и не попробовать, в самом деле? Ведь никто не запрещает договариваться и заключать союзы: вон, пятеро заговорщически перешёптывающихся в тени соседней (с посудой) лавки молодых парней в костюмах знати, и с дорогим оружием у пояса, явно решили объединить усилия. С тем, чтоб уж сделать дело, а потом между собой как-нибудь всё поделить.
Ага, смешно: поделить, как же!..
Восток! Тут делёж прост: тому, кто коварней всех, и умело всадит по самую рукоятку нож в спину излишне доверчивого, или не вовремя отвернувшегося «союзничка», всё и достанется. Ну, если и правда – удастся принцессу «вывести» из проклятого дворца…
Конан подошёл к парнишке, кусавшему губы и переминавшемуся с ноги на ногу явно в сомнениях: что же делать дальше, и как достойным образом подготовиться для сложной задачи! На тонкое костлявое плечо варвар положил огромную лапу:
– Что, паренёк? Небось, спать не можешь из-за мечтаний о Малике?
– Что?! Кто ты? Чего тебе надо?! – на обернувшемся чересчур порывисто лице вспыхнул огонь румянца, и парнишка, поняв, что его «вычислили», покраснел ещё гуще.
Конан, которого ситуация несколько забавляла, сказал:
– Я – Конан-киммериец. Проездом в вашем Биркенте. Но уже успел наслушаться ваших местных… Хм-м… Легенд. А надо мне – мешок с золотом, который тут обещали за пустяковую работёнку. А поскольку ваша принцесса (Воздадим хвалы её прелестям и красоте!) – при всём моем безмерном к ней и её отцу уважении! – мне без надобности, как и половина этого вшивенького падишахства, я подыскиваю напарника для завтрашнего дельца. Если у нас получится – он заберёт эти самые полпадишахства и принцессу…
А я – мешок с золотом. Справедливый делёж?
– С…Справедливый. А… Почему ты говоришь это – мне?
– Потому что, как мне кажется, ты тут – единственный человек, действительно беспокоящийся о судьбе этой самой Малики, – при упоминании этого имени мальчишка снова дёрнул плечом и вспыхнул, лишний раз подтвердив подозрения Конана, – А не мешка с золотом и дармового титула придворного лизоблюда!
Паренёк опустил голову вниз, к стоптанным и выгоревшим туфлям, искоса глянув в сторону дворца, и опять закусил губу. Но когда поднял взгляд, Конан поразился: тот пылал такой страстью, что если б у варвара и имелись сомнения, то тут же исчезли бы:
– Твоя правда, чужеземец из Киммерии! Я… Я жизнь готов отдать за спасение Малики из лап этого… Этого… Не знаю, кого! Но в прошлый раз не смог участвовать: не хватило денег на госпошлину!
– Ну-ка, ну-ка, поподробней: что ещё за госпошлина?
– Ну, как, что за… – паренёк, казалось, опешил. Но быстро сообразил, – А, ты же чужеземец! И условий всех предыдущих попыток в день Марпита, нашего священного праздника, не знаешь! Так вот: после первого раза, три года назад, падишах решил, что незачем попросту пропадать деньгам богатых претендентов на звание наследного Принца. И определил сумму налога, который завтра с утра будут взимать чиновники, отвечающие за сбор претендентского налога. Ну, то есть – с каждого желающего войти в отпертые ворота дворца!
– Так значит, ты…
– Да, я, наконец, набрал денег достаточно, чтоб заплатить. Ну, и оружие кой-какое прикупить…
– Ага. Отлично. Что ж, парень… Кстати, как твоё имя?
– Садриддин.
– Что ж, Садриддин, согласен ли ты объединить наши усилия на условиях, которые я предложил?