Мои персонажи

– Думаю, не знаешь! Иначе бы не злился и не избивал меня!

– Да ты умник! – Альберт не стал дожидаться очередной затрещины, книжку, конечно, было жаль, но еще одного удара он мог бы и не вынести. Альберт всерьез опасался, что из-за тумаков толстого Бориса не сможет нормально учиться. А ему это было очень нужно. Очень. Так, как только может быть маленькому полу брошенному мальчишке, воспитанному двумя женщинами, никогда особенно не знавшими достатка. Альберту, как и всякому в его возрасте, гораздо больше, чем знать, как работает электричество, хотелось запрыгнуть на велосипед и лететь по мостовой, задыхаясь от восторга, наперегонки с ветром. Он даже вздохнул от такой заманчивой перспективы. Нет. Он пообещал Ба, что сегодня подготовиться к тестам по точным предметам. Еще одним отвлекающим фактором были слова. Слова возникали в голове Альберта постоянно, куда бы он ни шел и чем бы не занимался. С завидной периодичностью слова складывались в причудливые стишки и считалки. Ба думает, у него способности к литературе, а мама не верит, считая, что он просто хулиганит.

– Алекс??

– Добрый день, Лиз. Не удивляйся, что я здесь, не удивляйся, что ты здесь. Я знаю, ты очень переживаешь. Нам нужна твоя помощь. Я же о нем почти ничего не знаю. К тому же мы думаем, что он нас не слышит.

– Нет, Алекс, нет! Он слышит! Я точно тебе говорю. Слышит! Он всегда был таким чутким!

– Так, не плачь!

– Алекс!

– Что?

– Друзья!

– Друзья?

– У него их никогда не было, Альберт мне рассказывал.

– Хорошо. Друзья, так друзья.

Хотя, тесты подождут. Альберт вдруг вспомнил, что договорился о встрече с Александром. И хотя гнев матери представлялся субстанцией весьма неприятной, Александр был его лучшим другом, поэтому Альберт просто не мог его подвести. Альберт оседлал велосипед и направился к пристани. Там, не боясь воров – цена и состояние личного транспорта – лучшая защита для маленького бедняка, он бросил велосипед, и карабкаясь по камням, стал спускаться к реке. Александр уже ждал в их секретном месте.

– Ал, привет! Смотри-ка! Я раздобыл сборник поэтов–англичан. За такое нам может здорово попасть!

– Алекс! Как тебе удается доставать такие опасные книги? Не думаешь же ты ее себе оставить?

– Конечно, нет. Мать убьет, если увидит. Мы спрячем ее здесь.

– Мы?

– Да, о месте будем знать только мы двое. Ты же в курсе, у меня плохо с запоминанием местности, а тебе я полностью доверяю.

– Спасибо, друг!

– Хочешь? Это гораздо лучше, чем «Как работает электричество».

– Я… Ты же в курсе, я не знаю английского.

– А точно, я и забыл. Вот видишь. Я ужасно рассеянный.

– Ты просто… Творческий.

– Давай я тебе почитаю!

Tir`d with all these, for restful death I cry,

As, to behold desert a beggar born,

And needy nothing trimmi`d in jollity,

And purest faith unhappily forsworn…25

– Ничего не понимаю! – Алекс рассмеялся. – О чем оно?

– О том, что в жизни полно мерзости, но дружба, настоящая дружба стоит того, чтобы жить.

– Это хороший стих.

– Сонет. Правильно, сонет. Только своим не рассказывай.

– Что ты. Я помню, что в нашем Городе никто не любит сонетов.

– А я постоянно забываю об этом, хорошо, что у меня есть ты, друг!

* * *

– Тебя что-то тревожит, Ал?

– Нет, друг. Я просто мечтал вчера ночью, вот бы стать персонажем какой-нибудь крутой книги или хотя бы этого твоего сонета.

– Ох, не стоит, героям «англичанина» не очень-то сладко приходилось.

– Да не важно! Представь только! Мама бы смогла бросить работу, Ба никогда бы плакала из-за меня. Возможно, мы могли бы найти моего отца…

А еще мы бы гуляли каждый день, не таясь, и все время впутывались бы в приключения.

– Это можно устроить и без книги.

– Обещай, Александр, что когда-нибудь напишешь о двух бесстрашных друзьях, великих путешественниках и каскадерах, кавалерах какого-нибудь ордена смелых…

– И как же их будут звать?

– Алекс и Альберт. Можно сделать красивый вензель из двух «А».

– А хотел бы ты друг познакомиться с самой красивой девушкой на свете? А? – Александр подмигнул Альберту и, видя его смущение, ощутимо ткнул в бок локтем.

– Прекрати! Они никогда не посмотрят на малявок вроде нас… Я видел сегодня двух на площади…

– О, я не об обычных прохожих. Хотел бы ты встретить ту единственную, которая сделает тебя самым счастливым мужчиной на свете?

– Ты похоже перечитал этого своего «англичанина».

– Прости, я выражаюсь не как подросток, что не делает мне чести.

– Конечно, я бы хотел встретить такую девушку, только ведь у меня нет ничего, что бы я мог ей дать.

– Ты можешь отдать ей свое сердце, поверь, друг этого вполне достаточно. И просыпайся скорее. Я тебя жду.

* * *

Я не знаю, что говорить. Я не знаю, слышишь ли ты меня. Алекс думает, что слышишь. Хорошо, если так. Я ведь… Во мне нет ничего особенного. Нет его способностей. Хотя, этот дурак Андреас Валис, помнишь его? Конечно, помнишь, так вот, он считал меня необыкновенной. Не думай только, что подобный тип испытывал ко мне какие-то чувства. Нет же, глупый, не сердись! Он так говорил лишь потому, что никак не мог подобрать мне партнера и все вздыхал, глядя на результаты тестов. Ведь понимаешь, по всем параметрам этих математических расчетов выходило все так, как я и предполагала. Я самая обыкновенная. Только, наверное, невезучая. Так я считала, пока не встретила тебя. Будто мне выдали премию за все горы неудач. Ты помог мне поверить, будто существует во мне некое зерно, способное прорасти во что-то большее, чем я есть. Мне нужно было лишь немного подождать и терпеливо ухаживать за нашим дивным ростком, но я все испортила. Мне не стоило меняться, ведь ты увидел во мне нечто, что делало меня не такой как все, делало меня собой. Я постараюсь вспомнить. Ты только очнись, пожалуйста, ведь без тебя ничего не выйдет. Я навсегда потеряю себя. Глядя на Алекса, я вижу, как это больно. Просто он не говорит об этом. Не дает жалеть себя. Я тоже не дам, ведь он сделал меня сильнее. Но я по-прежнему люблю тебя. В твоей жизни уже есть одна идеальная женщина. Мне никогда не придет в голову конкурировать с ней. То, что она сделала, невероятно. Я приписывала твою необычность всего лишь странностям и среде воспитания. Тише. Я хочу, чтобы ты знал – мне все равно, что думают доктора. Все это глупые ярлыки. У Анны получилось, получится и у нас. Ты только просыпайся. Мы тебя очень ждем. Ты никогда не будешь один.

* * *

– Милый Данко, большинство людей, к моему сожалению, не являются образцами добродетели, хотя предпочитают скрывать от других свои пороки.

– Пороки?

– Плохие поступки, дурные мысли…

– Я должен тебе признаться кое в чем, мама.

– Да сынок?

– У меня были дурные мысли. По поводу учителя танцев. Я ненавижу его уроки.

– Зато прекрасно танцуешь.

– Я бы с радостью забыл это.

– Ты, правда, хочешь забыть? Но ведь придется учиться снова. Никогда не знаешь, что пригодится.

– Только не вальс!

– Зря ты. Но почему бы не попробовать, заодно проверим, получится ли у тебя помочь мне переписать сказку.

* * *

Ладонь Алекса замерла над листком бумаги. Вены на запястье вздулись. Жилка у виска сильно пульсировала. Он прижал руку к голове и зажмурился.

– Вам больно, господин писатель? Ничего, не все детские воспоминания отдают липовым цветом. Доктор, пройдите к пациенту. – Вошла София. Лицо ее скрывала медицинская маска.

– Зрительные реакции в норме. Сильное переутомление. Пульс учащен.

– Он может продолжать? – Спросил усиленный селектором голос.

– Я бы не рекомендовала.

– Значит, может. Вы свободны доктор.

– Но господин Ограничитель…

– Доктор София, Вы свободны. – Алекс ободряюще сжал ее руку, так, чтобы человек наверху не заметил. Филипп продолжал.

– Итак. Психея Кей. Кто она? Монстр или талантливый психолог? Этим вопросом задавались газеты, когда она отправила Вашего папочку в дурдом. А Вы ни о чем не подозревали. Бедный маленький Данко. Слишком благородный. И совершенно не умеет танцевать вальс. Но не теперь. – Ограничитель усмехнулся. – Чувствуете, давно забытая мелодия звучит у вас в голове. Я не учитель танцев, Данко, я не буду бить по спине. – Алекс дернулся, будто бы и вправду получил тычок в поясницу.

– Доктор Константин, приведите участницу № 3. Женщина. 36 лет. Иностранка.

В комнату вошла Валерия. Алекс, шокированный агрессивным потоком воспоминаний, не сразу понял, кто перед ним.

– Ну что же, вы, господин писатель, пригласите даму, иначе вам помогут сильные и молчаливые санитары.

– Подонок… – Алекс, стиснув зубы, пошатываясь встал из-за стола и побрел к Валерии.

– Вэл…

– Алекс… – Они встали в позицию. Валерия быстро зашептала ему в ухо. – Я понимаю, ты не в себе. Но, пожалуйста, держись. Все будет хорошо. У нас есть план.

– Разговоры! – Прогремел голос в селекторе! Мадам Повереску, я наслышан о ваших танцевальных способностях от мистера Джеймса, так продемонстрируйте же их. Говорить будете, когда я разрешу. – Вэл злобно уставилась в стену, через которую, по ее мнению, проникал четкий, несколько обезличенный голос. Заиграла музыка. Алекс повел партнершу по круглому залу, стараясь не задеть по-прежнему стоявший посередине стол.

– Восхитительно! Ваша матушка бы гордилась нашей медицинской лабораторией. Я ее бы тоже попотчевал стимуляторами, если бы она была жива. – Алекс непроизвольно сжал руку Валерии.

– Не слушай его. Не надо.

– Ах, эта госпожа Повереску. Она-то знает, как некрасиво погибла Психея Кей. И как близко вы забирались к старинному румынскому кладбищу и руинам клиники для психических больных. Какая ирония! Ваша мать, Алекс была душевно больной. – Алекс только сильнее стиснул руку Валерии.

– Об этом вы не можете помнить. Но я с удовольствием восполню пробелы. Я потратил столько лет, собирая по кусочкам Вашу биографию.

– Зачем? – Алекс резко остановился, прижав к себе партнершу.

– Раз уже сегодня первый день нашего долгожданного эксперимента, почти праздник, буду откровенен. Я Вас ненавижу, Алекс. И таких, как Вы, подобных Вам антисоциалов, мнящих себя творцами, тоже. Ваш друг Макс отвратителен мне. И еще один человек, которого я почти уничтожил, тоже чрезвычайно противен, но близок Вам. Именно поэтому он до сих пор жив. А господин писатель будет очень полезен мне. Я собрал неприятных людей в одном месте с одной лишь целью. Получить свое. И, кстати, вашего папочку я тоже на дух не переносил.

Глава 33. Passé simple

26

О Ветре, Мраке и Снеге

Человек почти не мог двигаться. Происходящее вокруг напоминало вязкий сон. Если бы не стихии, он давно бы остановился. Долгожданное падение. В небытие. Куда угодно, только бы перевести дух. Человек малодушно думал о смерти. Смерть возглавляла их странный отряд. Казалось, она была неутомима. Ни усталости, ни жажды, ни сомнений, ни страха. Смерть знала, куда идти. Человек нет. Даже никогда не умолкающий ветер притих и лишь тихонько подталкивал Человека вперед. Вслед за Смертью.

– Долго еще? – не выдержал Снег?

– Что, братец, тяжело? – усмехнулась Смерть.

– Не мне. Ты же видишь, он почти теряет сознание! – Снег указал на спотыкающегося Человека.

– Меня это не волнует. Я и без того пошла вашей троице на встречу. Гораздо проще было забрать его сразу.

– Прости его грубость, сестрица – Снег почувствовал сильный толчок в бок, но Человеку и правда нелегко. Неужели ты не видишь? Не чувствуешь?

– Неужели он не видел и чувствовал? Как думаете, почему Душа покинула его?

– Все совершают ошибки, – тихо ответил Мрак.

– Да, и за некоторые приходится платить очень дорого, – сказала Смерть и отвернулась от спутников.

* * *

– Итак, расскажите ему госпожа Повереску, где вы нашли могилу Психеи К?

– На старом румынском кладбище.

– Что находилось рядом?

– Вы уже упоминали об этом.

– Я хочу, чтобы наш славный писатель внес в автобиографию именно ваши слова.

– Зачем?

– Здесь не Вы задаете вопросы, госпожа Повереску.

– По-моему, Вы драматизируете. Излишне, я бы сказала. – Голос в селекторе зашелся хохотом, который вскоре перешел в хриплый кашель.

– Скажете тоже, Валерия. Или лучше Вэл? Как Вам нравится?

– Мне понравится, если Вы перестанете мучить Алекса.

– Кто такой Алекс?

– Издеваетесь?

– Ничуть. Если Вы, госпожа Повереску имеете в виду Вашего бывшего любовника, его зовут Данко. Очень романтично.

– Я не знаю, что означает это имя.

– А он знает, так ведь, Данко? – Алекс выразительно взглянул вглубь зеркальной поверхности, но ничего не увидел кроме двух отражений – собственного скрючившегося за столом и стоявшей с гордо выпрямленной спиной Валерии. Истинная дочь своего народа. Вдруг Алекс спросил:

– Кто я?

– В каком смысле? – уточнил селекторный голос.

– Национальность.

– Там, где Вы родились, это понятие было упразднено.

– Стало быть, Город.

– Он самый. Великий Город. Точнее предместье. Ваш папочка был весьма обеспеченным человеком. Талантливым.

– Кем он был?

– Архитектором. Вам нравится здание Департамента Прошлого?

– Это…

– Да, его работа. Что-то я слишком с вами разговорился. За дело. А то Госпожа Повереску уже заскучала. Доктор София! Доктор София! – скомандовал Ограничитель. – Дайте пациенту что-нибудь посильнее для пробуждения воспоминаний.

* * *

– Папа! Папа! Маргарита опять обиделась! Я решительно ничего не понимаю в женщинах!

– Ох, сынок, подожди, я не могу… – Красивый статный мужчина с ухоженной смолистого цвета бородкой зашелся кашлем, причиной которого была вовсе не простуда.

– Ничего смешного, пап!

– Да, да, сейчас… Иди сюда. Так что случилось с Маргаритой?

– Она выбрала неудачное место для пряток.

– И ты ее слишком быстро нашел.

– Точно! А что я должен был сделать? Если бы она нашла место поукромней! Хотя бы на чердаке или в гардеробе! За подставкой для зонтиков, наконец! Но она даже не постаралась!

– А может быть, она хотела, чтобы ты ее нашел?

– Как можно хотеть такого? Это же прятки.

– Порой угадать, что думают девчонки очень сложно. Проще дом построить.

– А ты играл когда-нибудь с мамой в прятки?

– Можно и так сказать. Только она искала меня.

– Тебе грустно, пап?

– Нет. Что ты, сынок.

– Покажи, что ты рисуешь?

– Ах, это. Смотри. Это здание, в котором будет храниться прошлое.

– Ух, ты! А как оно будет храниться? В банках?

– Ты опять решил меня насмешить, Данко? Здесь поставят много – много книг. А ученые люди станут их читать. А кто-то и писать. О том, что когда-то было или будет.

– Я бы хотел здесь работать.

– Пока оно только на бумаге.

– Это ничего, пап.

– Хорошо. Тогда придумай, какое воспоминание ты хотел бы законсервировать. Иди, расскажи Маргарите, и пусть предложит свое.

* * *

– Данко! Данко! Ты куда?

– Подожди Николай! Я видел. Видел ангела! Она восхитительна! Кажется, я влюбился! Я срочно должен все записать, законсервировать, чтобы никогда не забыть!

– Занятия через час. Не замечтайся!

– Ох, ты бы ее видел… Она, будто… парила по мосту.

– Как можно парить по мосту?

– Ты не понимаешь!

– Ага, куда мне до твоей тонкой душевной организации. Вы хотя бы познакомились?

– Нет. Тот дурацкий трамвай помешал. Она, должно быть, села в вагон. И он унес ее от меня…

– И в чем тогда смысл?

– Она прекрасна. Хотя, я почти не разглядел ее лица, но и этого уже достаточно. Я благодарен и за столь короткое мгновение. Единственную невстречу.

– Не увлекайся поэзией, друг. Это опасный путь. Лучше уж сочинять социальные ролики.

– Иди, уже! Ты слишком прозаичен для моего соседа по комнате!

– Профессор Гесин тебя поймет гораздо лучше.

– Ах, точно. Его задание еще не готово. Впрочем, оно тоже подождет! Мне скорее нужно записать свое видение. Ах, если бы мы все же познакомились, хотя почему же если? Решено. Мы познакомились.

* * *

Обернись, обернись… Прошу. Какая красавица! Улыбнулась. Так. Не время расслабляться! Вперед!

– Добрый день. Простите меня… Но я просто…просто не нахожу слов.

– Для чего Вам слова?

– Я не смог бы жить без них.

– Правда?

– И не смог бы сказать, что любуюсь Вами уже целых пять минут. Нет… Нет, это Вас ни к чему не обязывает. Даже, наоборот…Ну вот, обычно я гораздо красноречивей, это ваша вина.

– Моя?

– А чья же? Не позволительно быть такой прекрасной.

– Так, а не морочите ли Вы мне голову по поводу красноречия? Все спланировали заранее!

– Нет. Нет… Я бы не посмел.

– Еще как бы посмел. Я это вижу по вашим глазам.

– И какие они?

– Хитрые.

– Но я совершенно не такой.

– А какой?

– Не знаю. Обыкновенный.

– Опять обманываете!

– Я не специально!

– Меня зовут Лолита, если вы так хотите со мной познакомиться, но я предпочитаю «Лола».

– Очень хочу. Извините, а я Данко.

– А еще говорите, что обыкновенный.

– Это мама. Она любила русских писателей.

* * *

– Что я сделаю для людей? – сильнее грома крикнул Данко? – Ты ведь именно этого хотел, да, господин писатель? Вести за собой толпу, потряхивая пылающим сердцем? О таком будущем мечтал?

– Я не помню чего хотел, – Алекс с трудом разлепил покрасневшие веки. Вена на лбу сильно вздулась. По-моему, ты просто завистливый маньяк, ослепленный гордыней. Но оставим твой случай доктору Софии. Так я был знаком с Лолой?

– Отчасти. Ты превратил невстречу во встречу.

– Как это?

– Ах, господин писатель! Твоя сумасшедшая мамочка позаботилась о том, чтобы ты утратил большую часть своих способностей в случае, как ей казалось, непреодолимой опасности. Гениальная была женщина, чего уж там. Она сделала ключом пресловутую фразу. А кое-кто, ворвавшийся тогда в лекторий, та дурная старуха, которая спасла тебя, не преминула произнести эту банальность. То, что может Алекс – детский сад по сравнению с потенциалом Данко. Но ничего, мы над этим поработаем.

– Что ты такое говоришь, безумец? Как можно запустить потерю памяти с помощью фразы? – Алекс и Валерия слышали прерывистое дыхание через установленные по периметру арены колонки. Человека, издававшего звуки, судя по всему, переполняли эмоции. Двое переглянулись, решив следовать выбранной тактике и вытянуть из Ограничителя как можно больше информации. Настал черед Валерии разыгрывать простоту.

– Да, ээ… как Вас там? Господин Ограничитель, я тоже не совсем пониманию. Я, конечно, знакома с последствиями литературного гипноза, но представить такие изменения не могу. К тому, же не находите ли Вы, что это несколько не этично даже по отношению к собственному сыну?

– Вы говорите вздор. Этика. Какая к черту этика. Психея Кей плевать на нее хотела, и я с ней солидарен. Ваша… хм… общая знакомая поделилась с Вами, госпожа Повереску, прелюбопытнейшими архивными заметками. Помните того журналиста? Лишь он удостоился исповеди гениальной сумасшедшей. Только он. Разумеется, он опубликовал лишь крохи. Опять

Эта самая этика помешала ему, но… я раздобыл кое-что из его личных записей.

– И что там? Алекс мрачно вглядывался в зеркальную стену.

– Там очень много интересного для Вас, Данко и полезного для меня. Пишите.

* * *

– Мамочка, а что такое любовь?

– Любовь – необыкновенно красивое слово. Произнеси его вслух, только не представляй ничего нарочно, позволь твоему сознанию самому сочинить ассоциацию. Закрой глаза. – Мальчик послушался. – Давай!

– Любовь… – выдохнул Данко.

– Ну? Что это?

– Это… это не то запах, не то ощущение. Странное. Будто, знаешь, по венам в руке течет что-то теплое и золотистое, как мед.

– А на вкус?

– На вкус не знаю.

– Так, интересно. Значит, цвет и осязание. Хорошо.

– Что хорошо, мама?

– Все, сынок. Я хочу научить тебя кое-чему необыкновенному, раз ты, скажем так, пошел в меня. Я надеюсь, это защитит тебя от зла.

– Но какого зла, мам?

– Видишь ли, Данко, людям ужасно не нравится, когда кто-то не похож на них. Есть такое слово цвета лягушки – зависть. – Данко рассмеялся.

– Ну, ты и скажешь, мам. Тогда уж лучше желтоватой песчаной ящерицы, которая перегрелась и тем теперь делает языком вот так – мальчик высунул свой язык и зашипел, тогда настал черед Психеи вытирать слезы от смеха.

– Ох, сынок… Вдруг, она помрачнела. Возможно, ты достигнешь успеха иного рода и твои способности пойдут во благо. – Она погладила сына по голове. – И тем больше и опасней будет ящерица, которая станет охотиться за тобой.

* * *

– Значит синестезия? Она выявила у сына способности синестета и так поняла, что он обучаем? – Голос нервно бубнил за зеркальной стеной, забыв о людях на арене. Алекс схватился за голову. Из носа капала кровь. Валерия нервно кружила вокруг него, пытаясь хоть как-то помочь. Вдруг, будто опомнившись, она застыла, сняла туфлю и с размаху запустила ей в зеркальную стену. Бросок, несмотря на силу, никак не повредил поверхность.

– Да что же это такое? Он сейчас сознание потеряет? А этот варвар, знай себе, бубнит! Позовите уже доктора, наконец, и прекратите хотя бы ненадолго это зверство! Неужели не видите, ваш главный подопытный кролик вот-вот испустит дух! – Голос затих удивленный. Затем откашлялся и произнес, вернув прежнее самообладание.

– Вы правы, госпожа Повереску. Доктор София, пройдите к пациенту. Возьмите санитаров. Мы прерываемся на пять часов. Доктор Константин, подготовьте следующую пару действующих лиц. Госпожу Повереску изолировать. – Голос четко отдавал распоряжения, пока Валерия кипела от гнева.

– Что значит изолировать? Как Вы смеете? Я вам не рабыня! Я иностранная гражданка. – Голос усмехнулся. – В этом и соль, госпожа Повереску. Я могу делать с Вами все, что пожелаю. – Выдержав напряженную паузу ограничитель продолжил скучающим тоном, – В течение трех дней Вы, Валерия Повереску, прибыв в город, не явились в Департамент по делам иностранных сношений и не зарегистрировались, как того требует международное правило № 4567. Теоретически Вас, как нарушительницу закона, может задержать глава любого из Департаментов. Впрочем, я предпочитаю более простые методы. Вас, госпожа Повереску, нет в Городе. Никто не станет Вас искать.

– Но люди на входе видели меня и Лолу!

– Ах, это. Мало ли, кто шляется возле дверей.

– Вам когда-нибудь говорили, что Вы негодяй?

– Слишком часто, чтобы я забыл об этом, – произнес лишенный всяких эмоций голос. – Пять часов.

Глава 34. Imparfait

27

О Ветре, Мраке и Снеге

– Смерть, почему ты считаешь нас родственниками?

– А чем вы отличаетесь от меня? Бесплотные, всесильные, столь естественные в своем величии.

– Мы не одиноки. – Тихо ответил Снег.

– Что, прости?

– Я говорю, что у каждого из нас есть, чему радоваться. Ветер наполняет паруса корабля, от чего тот раздувается от гордости и мчится скорее в порт. А там, у причала уже стоит девушка с голубыми глазами, прижимая руки к груди в предвкушении встречи. Мрак дарит влюбленным часы уединения, а сам считает минуты до короткого свидания с Зарей, исполненного такой нежности, что даже солнце, закрывая глаза на законы дня и ночи, не слишком торопится занять место на небосводе.

– А я… Я дарю покой и умиротворение маленькому человеку, который прижав нос к стеклу, смотрит на фонарь, в свете которого медленно–медленно кружат тысячи снежинок.

– Но ты спускаешь лавины на ни в чем не повинных альпинистов! – зашипела Смерть. – Часы Мрака самые мучительные для одинокой истерзанной души! Знал бы ты, сколькие из них призывают меня, когда на земле наступает твое время. Ветер рвет паруса и крушит мачты, закручивает водяные воронки. Она не дождется тебя! Глупый моряк! Слышишь? Она никогда не дождется тебя!

* * *

Алекс проснулся с шумным вздохом. В голове до сих пор стоял чей-то злобный крик. Вытер вспотевший лоб. Вдруг он понял, что не один в комнате. Прищурившись, Алекс пытался разглядеть гостя.

– Ты?!

– Я.

– Но как?

– Доктор София. – Алекс улыбнулся.

– Прежде чем отключиться, я слышал, как этот маньяк вещал что-то про пять часов.