Дети Зари. Книга третья. Песнь жар-птицы

Эмилия очутилась в пустыне. Куда ни глянь, бескрайние пески. Невысокие барханы вздымались и опускались вплоть до горизонта, словно морская рябь, только не синяя, а желто-оранжевая. Это было красиво – и одновременно жутко. Она попыталась идти, однако ноги вязли в горячем песке до середины икры, раскаленный воздух обжигал лицо, им невозможно было дышать. «Ну все, пора просыпаться», – сдалась она.

И тут появился кот. Вынырнул из тени бархана, как рыжая пена на золотистых волнах, и замер, глядя на Эмилию хитрыми глазищами.

– Барбаросса? – с надеждой прошептала она. – Или Барбос?..

Кот нетерпеливо вильнул пушистым хвостом, дескать, какая разница?

– Ну извини, – спохватилась Эмилия. – Я готова, мой проводник!

Кот развернулся и скользящей трусцой двинулся по оранжевому морю. Эмилия последовала за ним, шагая точно по отпечаткам маленьких лап. Удивительно, но она больше не проваливалась в песок и не страдала от жары: босые ступни приятно щекотало сыпучее тепло. Не поднимая глаз с вереницы круглых отметин, она шла себе и шла… И не заметила, в какой момент пустыня закончилась: теперь она шагала по крупному, плотному песку дорожки.

Эмилия невольно остановилась. По обе стороны от тропы зеленели узкие полосы газона с крапинками белых маргариток. А дальше начинался сад – сотни, тысячи всевозможных деревьев. В воздухе стоял аромат цветов. Она пригляделась: одни деревья еще только распускали почки, другие цвели, третьи были увешаны сочными плодами, а некоторые уже сбрасывали побуревшие листья. В этом саду одновременно правили все времена года!

Кот, поджидавший ее на тропинке чуть впереди, призывно мяукнул, и Эмилия поспешила вслед за ним. Но не прошла и двух десятков шагов, как рыжий проводник прыгнул в сторону и исчез в цветущих кустах. «Пришли», – поняла Эмилия.

Тропинка упиралась в круглую поляну, посреди которой росла яблоня. Та самая сказочная яблоня с серебряными ветками, золотыми листьями и яблоками из чистого яхонта. На нижней ветке сидела жар-птица – тоже та самая, из детской книжки с картинками: на голове сверкает корона, крылья и свисающий до земли хвост переливаются всеми цветами радуги.

Сказочное создание повернуло к ней голову – и оказалось, что это уже не птица, а дева. Прекрасная дева с пламенеющими рыжими космами ниже пояса, фарфорово-белой кожей и изумрудными глазами. Лицо с тонкими нежными чертами, неуловимая улыбка на губах… Малышка Эль, только повзрослевшая – как на портрете Тобиаса!

Эмилия бросилась было к ней – и замерла. Глаза… В глазах девы не было ни радости, ни печали – совершенно никаких чувств.

– Где моя дочь? – спросила Эмилия с вызовом.

– Твоя ли? – пропел мелодичный голос.

– Где Элинор?

– Дома.

– Кто решил, где ее дом?

– Она сама, – последовал бесстрастный ответ.

– Я могу увидеть ее?

– Чужим туда нет входа! – дева-птица слегка подалась вперед, певучий голос прозвенел неожиданно властно: – Передай это тому, кто ищет!

– И не подумаю!

– Дерзишь? – изумрудные глаза округлились совсем по-птичьи.

– Извини, – пожала плечами Эмилия. – Но любовь нельзя лишать надежды.

– Ах, любовь… Безрассудство, тоска и алчная тяга распоряжаться чужой судьбой – вот что такое ваша любовь!

Ей показалось, или лицо девы на миг утратило безразличие? Но если даже и так, то всего на миг.

– Отнюдь, – возразила Эмилия. – Ты что-то путаешь.

– Я?! – в этот раз зеленые глаза действительно полыхнули гневом, а радужное платье заискрилось от взмаха рук-крыльев. – Ты забываешься, женщина! Я бы могла оставить тебя вечно блуждать в пустыне подсознания, но пожалею – все же ты вырастила мою девочку. Уходи! Уходи и никогда больше не ищи дорогу сюда!

Сверкающая птица стрелой взмыла в воздух и растворилась, будто радуга, только сверху донесся затихающий звон:

– И своему рыжему бродяге скажи, чтобы в мой сад больше не лазил! Еще раз увижу…

И тут Эмилия проснулась.

Приподнявшись на локте, Теренс тревожно смотрел на нее. А в ногах сидел Барбос – уши поджаты, шерсть дыбом. Едва Эмилия шевельнулась, кот спрыгнул с постели и сиганул в открытую форточку.

– Ты где была? – с видимым облегчением спросил Теренс. – Я уже хотел тебя будить, но кот не дал.

– И хорошо, что не разбудил, – Эмилия положила голову мужу на плечо. – Я была в Заколдованном Саду…

– Час от часу не легче! Тебе своего сада мало?

– Я не шучу.

– Извини, я просто испугался за тебя, – Теренс поцеловал ее в макушку. – Продолжай.

– Это сад из одной старой сказки… У моей бабушки была целая коробка диафильмов – это такие…

– Знаю.

– Все нормальные дети перед сном смотрели мультики, а мы с сестрой просили бабушку показать диафильмы. Она вешала на шкаф белую простыню, выключала свет, и появлялись картинки с текстом внизу. Сначала нам его читала бабушка, а повзрослев, уже мы сами. Мой любимый диафильм был, знаешь, какой? «Сказка про Ивана-царевича и Жар-птицу». Так вот, сегодня во сне я побывала в саду этой самой Жар-птицы. И даже с ней разговаривала!

– И почему меня это не удивляет? – снова вздохнул Теренс.

– Погоди, я еще не все рассказала, – Эмилия приподнялась на локте и посмотрела мужу в глаза. – У этой Жар-птицы было девичье лицо – в точности такое! – и она показала на портрет, который стоял на тумбочке, прислоненный к светильнику.

– Это была Элинор? – нахмурился Теренс.

– Нет. Хотя в первое мгновенье я тоже подумала, что она. Но Жар-птица сказала, что Элинор сейчас дома и назвала ее «своей девочкой» …

– Это все?

– Почти. Она выгнала меня за дерзость.

– Совсем не сказочный конец, не находишь? – хмыкнул Теренс.

– А еще велела передать тому, кто ищет Эль, чтобы больше не искал, а Барбосу – чтобы больше в ее сад не лазил!

– И ты передашь?

– А зачем? – пожала плечами Эмилия. – Они все равно не послушаются – что Вик, что кот…

Спустившись на кухню, чтобы приготовить завтрак семье и гостям, она застала Барбоса у плиты рядом с пустым блюдечком. Кот поднялся ей навстречу и потёрся о ноги.

– Проголодался, рыжий бродяга? – она почесала кота за ухом. – Заметь, это не я тебя так назвала… И что, ты больше не будешь лазить по чужим садам?

Барбос посмотрел на хозяйку так, словно она сморозила величайшую глупость, и принялся вылизывать лапы. Эмилия пригляделась: в свалявшейся шерсти блестели золотые песчинки.

– Ну-ну! – усмехнулась она и налила коту полное блюдечко сливок.

***

Супруги допивали кофе, когда сверху кубарем скатился Виктор. Клим и Тобиас шествовали следом, неся на плечах своих вчерашних наездников: счастью близнецов не было предела.

– Мам, пап, я гений! Я такое придумал! – в избытке чувств Вик схватил маму и закружил по кухне, Барбос еле успел удрать у него из-под ног.

– Верни меня на место, гений! – рассмеялась Эмилия. – Лучше сядь и спокойно расскажи. И вы, дети, большие и маленькие – давайте завтракать!

Вик уже успел поведать друзьям свой замысел. Они одобрительно кивали, слушая рассказ приятеля, но не забывали при этом прикладываться к чашкам и тарелкам. Сам Вик от возбуждения не мог ни есть, ни пить.

– Думал я, думал, как же мы будем искать нашего предка в сибирской глуши, и вдруг меня осенило: а ведь старец-то – продвинутый пользователь, судя по ноутбуку в избушке! По крайней мере, с интернетом дружит. А что если не мы будем его искать, а он сам захочет нас найти? Надо только сделать так, чтобы новость о нашем прибытии появилась в сети и, возможно, в газетах…

– Что-то в этом роде? – Теренс протянул сыну лист бумаги. – Я тут кое-что накидал, может, подойдёт?

Вик пробежался глазами распечатку.

– Ну пап, ты даешь! Получается, нас с тобой одновременно осенила та же мысль?

– Так бывает в слаженной команде, – подмигнул сыну Теренс.

– Клим, Тоб, послушайте! – и Вик зачитал вслух: – «Что ищут в Шории западные СМИ?» – это заголовок. Интригующее начало, а?

– Ты давай дальше читай, – сказал Клим, накладывая себе в тарелку еще полдюжины горячих оладий.

– Читаю: «История Горной Шории полна загадок. Одной из них заинтересовались даже западные журналисты. Настолько, что организовали экспедицию в горный край, сохранивший первозданную природу, окутанный преданиями и легендами. Вот что рассказал нам руководитель группы Виктор Эрхарт, известный журналистскими расследованиями в сфере культурного наследия: «Недавно к нам в руки попал один исторический документ – пока не буду раскрывать, какими путями – свидетельствующий о том, что некий иеромонах Илларион нашел прибежище в лесистых горах где-то на стыке Саян и Кузнецкого Алатау. Убегая из горящего монастыря, он унес с собой бесценные рукописи: информация, сокрытая в них, может здорово подкорректировать наше представление об истории одного королевского рода. У нас есть основания полагать, что хотя бы часть этих документов уцелела. И есть догадка, где их искать. Если нам повезет, мы, конечно же, поделимся своей находкой с мировой общественностью!» Группа в составе трёх человек прибывает такого-то числа в такой-то населенный пункт». Ну и как вам?

– Чувствуется рука мастера, – одобрил Тобиас.

– Зачетно! – кивнул Клим, не отрываясь от завтрака. – Если наш старец следит за местными новостями, должен клюнуть. Только надо доработать легенду на тот случай, если нас перехватят настоящие журналисты.

– Например?

– Например, каковы наши с Тобом функции в экспедиции?

– Что ж, дельное предложение, – Вик быстро вошел в роль «руководителя исследовательской группы». – Пусть Тоб будет фотографом, а ты… носильщиком.

– Что? – оладья, которую Клим собирался отправить в рот, шлепнулась обратно в тарелку.

– А что? Раньше в экспедиции всегда нанимали носильщиков – ну не самому же руководителю поклажу таскать!

– Верблюда себе найми, – посоветовал Клим. – Или осла!

– Для горной местности лучше подойдут яки, – на полном серьезе вставил Тоб. – Я читал, яки выдерживают морозы ниже сорока, да и молоко у них очень питательное.

– А что, это идея! – согласился Вик, старательно изображая, будто делает пометки на бумажной салфетке. – Вдруг мы там до зимы застрянем – Сибирь, как-никак! На одних сухарях долго не продержимся. Клим, ты умеешь яка доить? Вернее, ячку…Или как там жена яка называется? Мам, как правильно, ячка или якиня?

Тоб прыснул и тут же прикрыл рот салфеткой. Близнецы покатились со смеху. Старшие Эрхарты тоже хохотали в голос. А ребята, войдя во вкус, продолжали лицедействовать. Принялись обсуждать рацион экспедиции на год. Клим предложил взять побольше муки, поскольку он знает отличный рецепт пельменей «по-сибирски»:

– Тесто обычное: мука-вода-соль. Пока подчиненные возятся с тестом, руководитель, – Клим кивнул на Вика, – занимается начинкой: берет ружье и идет в тайгу на медведя…

Неизвестно, сколько еще длился бы этот спектакль, если бы его не прервал звонок Кауница-старшего. Ответил Теренс.

– Да, Рауль… Да, есть новости, – утирая выступившие от смеха слезы, он вкратце рассказал, что им удалось вчера выяснить. – Кстати, понадобятся твои связи с российскими СМИ: нужно разместить одно объявление… Да-да, «подсунуть утку» … И «ловить на живца», совершенно верно…

Остальные ждали, чем закончится разговор.

– Рауль просит прислать текст по электронной почте – надо только определиться с датой и местом прибытия, – нажав отбой, сказал Теренс.

– А как там мама? – осторожно поинтересовался Клим.

– Аглая сказала, что никогда не сомневалась в силе вашего воображения.

– Это комплимент или упрек? – полюбопытствовал Вик.

– Это констатация факта, – улыбнулась Эмилия, поглаживая кота, свернувшегося клубком у нее на коленях: видимо, рыжий бродяга решил пока воздержаться от прогулок даже в собственном саду…

Глава 6. Между прошлым и будущим

«Зверюгу» пришлось оставить на парковке варшавского аэропорта. Клим договорился с однокурсником, что тот перегонит автомобиль обратно в Калининград. Искатели понятия не имели, насколько затянется их сибирская экспедиция и каким образом они будут добираться обратно. Пока их волновало только одно: как бы не опоздать к часу Х.

Лететь было недолго – два часа до Москвы, оттуда пять до Новокузнецка. Куда дольше проболтались в ожидании посадки и пересадки, а еще плюс шесть часов к Гринвичу. Вот и получилось, что в дороге ребята провели почти двое суток – минус два дня из пяти отпущенных.

С тяготами ожидания каждый справлялся по-своему. Клим и Виктор решили отоспаться впрок. Вначале они и вправду умудрялись засыпать всякий раз, как только принимали сидячее положение. Ну а когда спать стало уже невмоготу, оба погрузились в чтение.

А Тобиас, казалось, был только рад вынужденному бездействию: в кои-то веки он мог спокойно порисовать. Специфический гомон в залах ожидания было ничто по сравнению с бесконечной суетой в школе и дома. Он пожалел лишь об одном – что взял с собой мало альбомов; поэтому при первой же возможности прикупил еще несколько блокнотов для зарисовок.

Вот и теперь он покрывал очередной лист быстрыми штрихами, поглядывая в окно поезда, который мчал путников к месту назначения. Хотя мчал – слишком сильно сказано. Электричка мерно следовала со всеми остановками, дабы путники могли как следует рассмотреть невиданные пейзажи. Дикие леса, горы, реки – сибирская природа, конечно же, впечатляла. Но больше всего глаз европейца поражал вид деревень и шахтерских поселков – вот это выглядело действительно дико. Причем дикость эта не будоражила, в отличие от природной, а вгоняла в депрессию.

– Еще два часа пилить! – уныло пробормотал Виктор, в сотый раз глянув на часы. По шоссе доехали бы в два раза быстрее, вот только их целью было не быстрее доехать, а максимально «засветиться».

– Всего два часа, – поправил его Клим. – Представь себе, сколько времени люди сюда добирались еще каки-то сто лет назад: погрузился весной в повозку – и аккурат к зиме доехал! «Ямщик, не гони лошадей…» – пропел он страдальческим голосом, и стайка девчонок через проход дружно захихикала.

Трое приятелей и без того привлекали всеобщее внимание, где бы ни появлялись – на улице, в транспорте, на вокзале. Что выделяло их из толпы: добротная амуниция, рост выше среднего или ясные лица? Так или иначе, они то и дело слышали в свой адрес разные замечания, один раз даже робкое «хэллоу». Народ здесь был не слишком приветливый, но и не равнодушный – и это обнадёживало.

– Кстати, что вы там говорили о субъективном восприятии времени? – спросил Тобиас, не отрываясь от рисования. – Вы обещали мне рассказать. Только человеческим языком, без этих жутких терминов!

Клим и Виктор, математики до мозга костей, с пониманием переглянулись: что поделаешь, гуманитарий!

– Ты имеешь в виду дисторсию? – снисходительно брякнул Галицкий.

– Это когда у меня день пролетает в одночасье, поскольку я весь в работе, а у вас, бездельников, оно ползет черепашьим ходом? – парировал Тобиас, переворачивая лист альбома. – Хочешь, нарисую твою скучающую физиономию? Подаришь маме…

– Чтобы детей пугать? – Клим добродушно рассмеялся. – Расскажи ему, Вик. Ты глубже эту тему изучал, а я так, прошелся по верхам…

Виктор, изнывавший от скуки, с удовольствием согласился.

– Вопреки бытующему мнению, депрессия обычно повышает способность воспринимать время точно, – начал он тоном заправского лектора, – поскольку в подавленном состоянии человек меньше фокусируется на внешних факторах…

– Это называется «депрессивный реализм», – прервал его друг-художник. – В свое время я прочитал столько учебников по психологии и психиатрии, что наверняка сдал бы экзамен на степень бакалавра.

Он не стал уточнять, с чего вдруг увлекся наукой об «исправлении души». Приятели были в курсе, сколько страха натерпелся Тоб в детские годы, свой необыкновенный дар принимая за психическое расстройство. И отнюдь не просто так он считал Эрхарта-старшего своим наставником: именно отец Вика объяснил перепуганному юнцу происхождение и суть его уникальных способностей. «Видящие Суть» – так называли в Дхаме мастеров его рода.

– Я знаю, что говорят о времени психологи, – продолжил Тобиас. – Что в психике человека нет специального механизма для отсчета времени, поэтому для этих целей используются все уровни психического отражения. Время не является непосредственным стимулом – нет материального объекта, который воздействовал бы на рецепторы воспринимающего его человека. Поэтому мы можем использовать только такие понятия, как «чувство» или «осознание» времени… Вы лучше поведайте мне о понятии времени с точки зрения современной физики.

– Ты имеешь в виду пространственно-временной континуум? – уточнил Виктор. – Так тут, собственно, и нечего рассказывать: это общепринятая на данный момент физическая модель нашей Вселенной, где время считается четвертым измерением, дополняющим три пространственных…

– А поскольку этот континуум есть математическая абстракция, то в природе его не существует! – скептически добавил Клим.

И тут же за его спиной раздался возмущенный возглас:

– Как это не существует? А что же тогда измеряют мои часы? – смуглый черноволосый паренек вскочил с соседнего сидения, потряхивая модными часами на запястье. Его приятели дружно закивали.

– И мои! А мой смартфон? – загалдели девчонки справа, демонстрируя свои телефоны и часы.

Оказалось, беседу троицы с интересом слушали сидевшие поблизости старшеклассники: судя по разговорам, они ехали на экскурсию в Шорский национальный парк.

– Отвечай уже! – поторопил Тоб растерявшегося «лектора». – Видишь, племя младое интересуется.

– Ну ладно, раз публика настаивает… – Виктор приосанился, чувствуя на себе взгляды слушателей и особенно слушательниц. – Во-первых, я говорил о математической модели пространства-времени. Наша наука еще только приближается к пониманию того, что из себя представляет мироздание. Можно сказать, ученые все еще находятся на первой стадии познания: «Я знаю, что ничего не знаю» …

– Так ведь это еще Сократ сказал! – встрял другой подросток, стройный блондин с умным улыбчивым лицом – он подсел к девчонкам, чтобы лучше слышать. – Неужели наука за две с лишним тысячи лет ни капельки не продвинулась?

– Почему же, продвинулась – и в микро, и в макро, – с готовностью ответил Вик. – Да только после каждого научного открытия всплывает все больше загадок, и чуть ли не всякая новая гипотеза опровергает предшествующую… Однако мы говорили о времени. Насколько велик прогресс человечества в понимании этого явления?.. Так и быть, давайте начнем с того, что же все-таки измеряют ваши часы… Все часы в мире идут с одинаковой с скоростью, верно?

– Естественно! – отозвался смуглый парень с соседнего сидения. – Иначе какой в них смысл?

Вик обернулся на него, перевел взгляд на его товарищей – и внезапно просиял.

– Близнецы? То, что нужно! Идите-ка оба сюда!

Два длинноногих подростка, похожих как две капли воды, в одинаковых джинсах и худи, ловко переметнулись на сидение напротив Вика, рядом с Климом. У них и стрижки были одинаковые, только у одного густая челка свисала налево, а у второго направо.

– Наглядно демонстрирую так называемый «парадокс близнецов»! – объявил Вик аудитории, которая росла на глазах: еще с полдюжины ребят подтянулись к своим одноклассникам. – Итак, если мы отправим одного их этих молодцов – скажем, левого – в космическое путешествие на о-очень большой скорости, а второго, правого – прости, приятель, ничего личного! – оставим на Земле, то, вернувшись домой, наш путешественник увидит, что его брат-близнец стал почти стариком, в то время как сам он почти не изменился: по часам звездолета пройдет пять лет, а на Земле – все пятьдесят. Кто мне скажет, почему?

– Для объекта, движущегося на очень большой скорости, время течет медленнее! – быстро ответил светловолосый парень, окруженный хихикающими девочками.

– Молодец! Не перевелись еще умники на земле русской, – хмыкнул Виктор. – Может, ты нам скажешь, как движется время?

– Из прошлого в будущее, конечно.

– В принципе верно. Ход строго вперед принято называть «стрелой времени». Но тогда откуда взялось понятие спирали времени – все, наверное, слышали такое?

Школьники молчали, переглядываясь и пожимая плечами. Виктор повернулся к Климу:

– Можешь объяснить молодежи своими словами, без формул? Боюсь, у меня не получится.

– Если только очень приблизительно… – Клим нехотя привстал, окидывая взглядом слушателей.

Те разом притихли и почтительно воззрились на двухметрового атлета. Климу стало смешно. Но он взял себя в руки и начал вполне серьезно:

– Время и пространство, как вы понимаете, взаимосвязаны. А поскольку все тела во Вселенной – планеты, звезды, галактики, да и сама Вселенная – постоянно вращаются, причем как вокруг собственной оси, так и по орбите, то в сумме такое двойное вращение приводит к спиральному движению всего, в том числе и времени. Короче говоря, время бесконечно изменяется, циклически повторяясь на более высоких уровнях развития материи.

– А почему тогда говорят, что прошлого уже нет, будущего еще нет, а есть только настоящее? – спросила девчонка, рядом с которой стояла зачехленная гитара.

– Что, песню вспомнила? Про миг между прошлым и будущим? – подмигнул Вик девчонке, отчего та зарделась. – Да, так понимают время романтики: туристы, буддисты и барды. А некоторые ученые, наоборот, считают, что настоящее – это фикция, реально существуют только прошлое и будущее. Именно так сегодня понимается время в математике…

– А как насчет путешествия во времени? – ухмыляясь от уха до уха, полюбопытствовал один из близнецов, правый. – Оно возможно в принципе?

– Пока наука пришла лишь к тому, что движение из настоящего в прошлое возможно на субатомном уровне: обнаружены так называемые античастицы, которые двигаются назад во времени… А как давно, по-вашему, люди стали интересоваться подобными вопросами? – вдруг спросил Вик, хитро прищурившись.

– Лет сто назад… – прозвучал несмелый ответ.

– Когда стали сочинять фантастику! – сказал кто-то, и все рассмеялись.

– Когда появилась идея машины времени! – с довольным видом заявил блондинистый умник, затесавшийся среди девчонок.

– Все мимо! – усмехнувшись, подытожил Виктор. – Недостатком воображения наши предки никогда не страдали – даже в доисторические времена, задолго до появления научно-фантастических романов. Я тут недавно читал, как Платон в трактате «Государство» в четвертом веке до нашей эры разбирал популярный древнегреческий миф. Если коротко, Платон полагал следующее: когда боги управляют миром, время идет вперед, а когда перестают управлять – оно движется назад; каждый такой цикл длится многие века.

– А что насчет ясновидящих? Ну, людей, которые видят будущее? – очень серьезно спросила девочка с гитарой.

Ей ответил Виктор, так же серьезно, вмиг отбросив шутливый тон:

– Официальная наука, увы, толком не может объяснить феномен ясновидения. Поэтому предпочитает молчать. Хорошо хоть не отрицает, как было принято до недавнего времени. А ты что скажешь, Клим?

Галицкий пожал плечами:

– Если люди еще не изобрели машину, которая могла бы перемещать их во времени физически, это еще не значит, что они не могут путешествовать мысленно.

– В воображении? – разочарованно скривилась девчонка.

– Ну почему же? Человек – часть пространственно-временного континуума, а мысль – тоже форма материи. Просто мы пока мало знаем о ее возможностях… – добавил Клим, впрочем, довольно неуверенно.

От конфуза его спас один из педагогов, сопровождавших ребят:

– Подъезжаем! Всем приготовиться к выходу!

– К выходу в открытый космос… – вполголоса заметил Вик, наблюдая, как юные слушатели, толкаясь в проходе, разбредаются по своим местам.

– Ты чего? – подозрительно сощурился Клим. – Испугался, что ли?

Это было бы более чем странно: Виктор Эрхарт вообще не ведал чувства страха. Это и имел в виду его отец, намекая на «бесшабашность некоторых».

– Да нет, просто вдруг накатило, – смущенно признался Вик. – Такое ощущение, будто мы пересекли не полконтинента, а полгалактики…

– И через пару минут высадимся на незнакомой планете… – подхватил его мысль Клим.

– В надежде, что нас встретит человек, то есть представитель нашей собственной расы, каким-то чудесным образом прибывший сюда раньше нас! – закончил за всех Тобиас и аккуратно убрал блокнот с карандашами в оттопыренные карманы брюк.

***

Таштагол, районный центр, встретил путников холодным дождем. Оставив Тобиаса караулить багаж внутри небольшого аккуратного вокзала, Виктор и Клим пошли ловить такси: гостиница, где они забронировали номер, находилась не в самом городке, а ближе к живописной горной вершине, под которой раскинулся горнолыжный курорт Шерегеш.

Тоб сидел, привалившись спиной к рюкзакам, и силился разобраться в необычном ощущении, «накатившим», как оказалось, на всех троих одновременно. Откуда вдруг взялось это чувство, будто они ступили на чужую, вернее, чуждую им территорию? Горы как горы: поросшие хвойным лесом гранитные массивы, не больно-то и высокие, около полутора тысяч метров, сверху изъеденные ветрами и тающим снегом, снизу – подземными водами. Да и люди как люди: одни работают на рудниках, другие на турбазах; только шорцы, исчезающее коренное население, по-прежнему занимаются традиционными промыслами и сохраняют веру в духов, доброе верховное божество и его злобного брата…