Гусь

– Докладывайте, Борни, – привычно начал глава СЗА. – Какова ситуация в палаточном лагере?

– Странные люди разбредаются по всей Аскерии, попрошайничают, к ним присоединяются малорейтинговые жители. Попрошаек становится всё больше и больше. Уже некому удерживать странных людей в пределах территории лагеря. Все силы офицеров СЗА брошены на сбор и доставку странных обратно в лагерь.

– Полное безобразие! – размахивая огромными ручищами, Рэйф заходил по кабинету. – Богатая и успешная Аскерия никогда не видела и не знала нищих. Это позор и близкий конец идеологии Достижений.

– Согласен с вами. Многие офицеры СЗА говорят об этом же.

– И что? Эти странные оказывают сопротивление? Безобразничают?

– Никак нет. Ни одного случая. Они ведут себя мирно и спокойно.

– А как Сурри? Инспектирует?

– Раздаёт листовки, проводит беседы, – усмехнулся Борни. – Но странные всё-равно уходят из лагеря попрошайничать.

– Борни! – Рэйф тяжело сглотнул. – Мы с вами уже давно вместе. Вы же понимаете, что всё решает оружие?

Борни кивнул и еще сильнее вытянулся.

– Вы хоть осознаёте, что оно в Аскерии давно заржавело? – Рэйф перешёл на хриплый шёпот.

– Никак нет, – отчеканил Борни. – Верные вам офицеры СЗА уже много лет, так же как вы, перебирают каждую деталь своих пистолетов, держа их наготове. Наше оружие всегда готово стрелять.

Борни с гордостью достал свой пистолет из потайной кобуры и продемонстрировал Рэйфу.

– Прикажете действовать? – глаза Борни, готового к исполнению, светились ясностью и простотой.

– Применим план «Б», – заговорщически произнёс Рэйф.

Рэйф начал на листе рисовать понятные только им двоим схемы. Борни кивал и делал пометки в гаверофоне.

– Выполняйте! – удовлетворенно потирая руки, Рэйф вернулся за стол.

Оставался один ход в его партии, партии Рэйфа. Он потянулся за гаверофоном.

– Сурри! – начал Рэйф. – Переживаю, как там ваши дела по инспектированию палаточного лагеря.

– Рэйф! – Сурри захлебнулся традиционным восторгом. – Благодарю за беспокойство! Как я и ожидал, всё идёт успешно.

Глава СЗА раздражённо застучал пальцами по столу.

– Признаю вашу правоту, – Рэйф выдавил из себя эти слова, как зубную пасту из пустого тюбика.

– Рэйф! Ну что вы? – голос Сурри ликовал. – Это наша с вами общая победа! Это дань нашему великому союзу!

– Вы уже сообщили о результатах инспекции Мистеру Гаверу? – перебил его глава СЗА.

– О, нет! Я должен был сначала сообщить об этом вам, – ехидно заметил Сурри.

– Поставьте под письмом Мистеру Гаверу и мою подпись, второй после вашей, отдавая дань справедливости.

– Рэйф! Низкий вам поклон! Мы понимаем друг друга с полуслова.

– Так и есть! – подтвердил Рэйф и отключился.

Ловушка, подстроенная Главой СЗА, захлопнулась. Игра начала приносить ему удовольствие. Игра, финал которой маячил высоко на вершинах Аскерии. Он вытащил сигарету и закурил.

– Ну что, Мистер Гавер? До встречи! – сказал он сам себе, на миг испугавшись этих слов.

30

Встречи Гуса и Линды стали постоянными. Они гуляли по саду, много разговаривали и даже часто спорили, но непременно в конце вечера Линда играла для Гуса. Музыка объединяла их в ином пространстве, снимая всякие противоречия. Чувства, очищенные от шелухи аскерийских установок, вырывались на свободу, сливались со звуками скрипки, смешивая и объединяя в одно целое две разные личности.

Души сотканы из одного материала, и лишь разум придаёт им оттенки, отделяющие одно живое существо от другого.

Такой непохожий на остальных аскерийцев молодой человек удивлял Линду, сбивал с толку. Она уже давно умело пользовалась своим женским кокетством и красотой в отношениях с мужчинами. Это оружие побеждало всегда, и Гус не стал исключением. Однако вся её победная величественность осыпалась под словами Гуса, открывая незнакомую, неузнаваемую Линду, которую уже не помнил никто, даже она сама… Мир вокруг, как детская раскраска, стал проявляться яркими пятнами, одновременно притягивая и пугая Линду. Она не желала становиться другой, но и без Гуса уже не могла.

– Гус, милый Гус! – в одну из встреч проговорила Линда. – Я обещала вам показать жизнь, настоящую жизнь! Хотите?

– С вами мне всё интересно! – ответил Гус.

– Тогда мы завтра едем в гаверомаркет!

– Гаверомаркет? Это что такое?

– Это место, где продают одежду, продукты!

– А зачем нам туда ехать, у меня же есть одежда?

– Одежда и продукты бывают разными.

– Не понимаю!

– А это не страшно! Лучше один раз купить, чем сто раз подумать! Ну что, собираемся?

Взявшись за руки, они вышли из дома, сели в клаер и направились в крупнейший гаверомаркет Аскерии. В полёте Линда поймала взгляд Гуса, который скользил по её идеально стройным ногам. Ранее робкие, но сейчас уже уверенные поцелуи сильного молодого мужчины её будоражили. Влечение норовило перейти в более решительные действия, но торопиться не стоило. Системность и последовательность никогда не подводила её в жизни. Жесткое следование алгоритмам она впитала с детства от деда. Он называл любовь химическим процессом, который подлежит такому же контролю, как и всё остальное в жизни. На все возникающие ощущения и чувства Линда мгновенно навешивала ярлыки, плотно упаковывала и раскладывала их по полочкам, закрывая каждую ячейку на замок. Жалость как слабость. Благодарность как обязанность вернуть долг. Счастье как материальный достаток и новые события. Не позволяя себе выпускать их наружу, она не чувствовала любовь, она анализировала её, считая умение управлять любовью своим высшим Достижением.

Клаер приземлился на стоянке, обозначенной специальным знаком с большой буквой «З».

– Что это за знак? – с интересом спросил Гус.

– Это знак особого статуса стоянки, не все имеют право здесь ставить свои клаеры.

– А какая разница клаеру, где ему стоять, он же не живой!

– Клаеру без разницы! – засмеялась Линда. – Владельцам клаеров не всё равно. В этом месте комфортнее, чуть ближе ко входу.

– На десяток метров, не больше!

– Вот этот десяток метров и отделяет одних от других!

Гус поднял глаза вверх. Громадина гаверомаркета возвышалась над людьми. Разноцветные баннеры разных размеров, облеплявшие фасад, рябили в глазах, словно пытаясь перекричать друг друга. У Гуса закружилась голова. Он почувствовал себя маленьким и беспомощным. Люди, как муравьи, сновали туда-сюда непрекращающимся потоком. На входе в гаверомаркет стояли стеклянные вращающиеся по кругу двери-вертушки, которые заглатывали порциями людей и выплёвывали их.

Просочившись сквозь стеклянную карусель, Гус и Линда оказались внутри гаверомаркета. Звуки, издаваемые людьми, уборочными машинами, громкоговорителями, эскалаторами и движущимися деталями рекламных объектов перемалывались в один общий протяжный гул. Бесчисленное количество стеклянных магазинов и бутиков пестрели разнообразными товарами. Запахи кофе, бытовой химии, парфюмерии, свежего хлеба, сладостей, кожаных изделий набрасывались на покупателей с разных сторон, заманивая в свои сети.

Минута, вторая, третья, – и в обычном человеке под воздействием запахов, звуков и красочных упаковок рождался охотник. Капканы-двери щёлкали своими механизмами, занося его то в одну, то в другую сторону охотничьей тропы.

– Стреляй! Забирай добычу! – призывали продавцы.

– Пли! Попал! – победно вскрикивал охотник, стуча заветный пин-код пластиковой карты на терминале или шелестя наличными.

Озираясь, сравнивая себя с другими охотниками, человек хватал добычу, направляясь к выходу. Ещё оставались патроны, ещё был порох в пороховницах кошельков.

– Возьми меня, ты можешь! – вопили рекламные плакаты и стойки на пути охотника.

И тут уже добыча начинала атаковать охотника, пытаясь упасть в его переполненные пакеты. Охота набирала обороты, и уже невозможно было понять, кто здесь охотник, а кто – добыча. Опустив головы, охотники-жертвы торопились, переходя на бег в сторону дверей-вертушек, понимая уязвимость своих желаний.

С рекламы на Гуса глядели абсолютно одинаковые, по-инкубаторски счастливые люди с фальшивыми улыбками.

– Чем их так всех обрадовали? – спросил Гус.

– Это же реклама! – засмеялась от души Линда. – Не существует этих людей, они просто нарисованы, чтобы вдохновлять покупателей.

– Не существует? А вот этих Кинусов я уже видел, – удивился Гус, тыча пальцем в огромный плакат в витрине магазина сантехники.

В левой части плаката из душевой кабины выглядывало вытянутое, вероятно от счастья, лицо мамы Кинусов. С мокрой пряди её волос капала вода, демонстрируя, что процесс использования душа уже завершился, вызвав восторженные эмоции женщины. В правой части рекламы изображалась ванна, до краёв наполненная пенной водой. Над пенной гладью возвышались озорные головы детей Кинусов. Мальчики весело смотрели друг на друга, разделяя братскую радость от нахождения в просторной ванне. В центре плаката красовался глава семьи Кинусов, облокотившийся о бачок унитаза. Устремив блаженный взгляд на потребителя, он светился неподдельным удовольствием от регулярного использования рекламируемого изделия. Убедительность рекламного плаката завершалась броской надписью «Кабинка, ванна, унитаз приводят Кинусов в экстаз».

Молодая белокурая аскерийка, нагруженная пакетами с покупками, пытаясь разглядеть время на экране гаверофона, цокая каблучками, бежала к выходу. Задев пакетами Гуса, блондинка споткнулась. Яркие баночки и коробочки с косметикой рассыпались из разорвавшегося пакета и поскакали по гладкому полу. Нагруженный рыболовными принадлежностями толстый краснолицый мужчина наступил на ярко-красный тюбик помады. Поскользнувшись, он не удержался на ногах и, непроизвольно ткнув удочкой вперед, с размаху влетел в стеклянную витрину магазина зоотоваров. Осколки дождём посыпались на краснолицого. Обитатели чудом не разбившегося аквариума с ужасом выпучили свои рыбьи глаза на застрявшую в осколках витрины удочку.

– А-а-а! – заорала блондинка, обхватив руками щёки. – Моя новая косметика! Сколько гаверов пропало!

Увидев, стрелку на тонких чёрных колготках, оставленную пакетом, она зарыдала, и крупные слёзы полились по лицу, смывая яркий макияж.

– Не плачьте, пожалуйста! Это я виноват! – засуетился возле неё Гус, подбирая рассыпавшиеся тюбики и баночки.

Блондинка не унималась, отмахивалась от него руками и продолжала выть.

Линда рванула под руку Гуса, оттащила его от блондинки. Он еще долго с жалостью оглядывался.

Плачущая девушка продолжала размазывать по лицу разно¬цветные слёзы, однако уже активно стучала наманикюренными длинными ноготками по экрану гаверофона и фотографировала неудачливого рыболова, запутавшегося в своём снаряжении.

Молча, стерев улыбку с лица, Линда быстрым шагом вела его по гаверомаркету подальше от неприятной сцены. Крепко вцепившись в рукав его куртки, она невольно пыталась присвоить Гуса, украсть его для себя у остальных. Неужели он становится так важен для меня, думала Линда, закусив губу.

– Хватит оглядываться! Подумаешь, какая-то раззява устроила цирк, рассыпала дешевую косметику. Наверняка у нее проблемы с балансом. Она не заслуживает твоего внимания! – фыркнула Линда.

– Неужели тебе совсем её не жалко?

– Да с чего мне её жалеть? Я её знать не знаю, – Линда покраснела. Схватившись за сердце, она закатила глаза и облокотилась на Гуса.

– Что с тобой? Тебе плохо? Давай присядем где-нибудь? – засуетился он.

Гус заботливо взял Линду под руку и, заведя в ближайшее кафе, усадил на диван.

– Что будете заказывать? – перед ними возникла фигура официанта с маленькими черными усиками.

– Заказывать? – удивился Гус. – Линде немножко плохо, мы тут посидим у вас, пусть она немного придёт в себя. Не тревожьте нас, пожалуйста.

Официант занервничал, переминаясь с ноги на ногу.

– Э… – начал он в нерешительности. – Видите ли, у нас тут кафе, надо что-то взять, заказать, чтобы посидеть.

– Так мы ничего не хотим! – твёрдо ответил Гус. – Я же поясняю вам: девушке плохо…

– Да, да! – вмешалась в разговор Линда, спасая психику официанта от нарастающего замешательства. – Мы закажем что-нибудь, принесите нам кофе, пожалуйста.

– О, у нас десять сортов кофе! – приходя в себя, привычно начал официант. – Вам какой?

– Нам самый крепкий! Какой у вас самый крепкий?

– Эспрессо! Советую фирменный аскерийский эспрессо, он подороже классического эспрессо, но зато обладает потрясающим вкусом Аскерии.

– Два аскерийских эспрессо, пожалуйста!

– А к ним? Пирожные, штрудели, мороженое – всего более ста наименований! – подчеркнул официант, протягивая толстое меню.

– Пока только эспрессо!

– Я оставлю вам меню, может, вы всё-таки что-нибудь выберете, – погрустнел официант, удаляясь.

Гус смущённо слушал диалог, переводя глаза с Линды на официанта. С недавних пор он не любил их, они казались ему навязчивыми людьми.

– Как ты себя чувствуешь? Не понимаю, почему здесь просто нельзя посидеть? – задал Гус вопрос.

– Спасибо, мне уже лучше! Гаверомаркеты – это территория гаверов! Здесь всё что-то стоит, за всё необходимо платить. Теперь тебе понятно, зачем необходимы гаверы? – пояснила Линда.

– Выгоднее же тогда заплатить как можно меньше? Почему ты заказала дорогой кофе?

– Мне бы не хотелось, чтобы люди видели, что я пью дешёвый кофе. Всё-таки я – композитор и должна держать марку…

– Думаешь, на тебя сейчас кто-то смотрит? – спросил Гус, оглядываясь.

– Нет, не думаю, но это стало привычкой! С детства! Дед постоянно подчёркивал, что вести себя надо так, как будто ты на сцене.

Черноусый официант принёс кофе, аккуратно поставив чашки перед клиентами.

– По-моему, не важно, как пить кофе и где! Кофе, он и есть кофе! – смутился Гус от её прямого взгляда.

– Сейчас допьём кофе и пойдём покупать тебе туфли! – сменила тему Линда.

– Туфли? Зачем? У меня же есть обувь!

Линда покачала головой и заговорщически посмотрела на Гуса. Оставив чаевые официанту, Линда и Гус вновь нырнули в шумный мир гаверомаркета. Бегущие лестницы извивались, блестя стальной чешуёй, пронизывали здание снизу доверху, перенося аскерийцев с этажа на этаж. Покупательская лихорадка у людей сменялась задумчивостью и опустевшим взглядом, лишь только они ступали на движущиеся ступени. Каждый для каждого – никто. Незнакомец рядом с незнакомцем. Одинокие люди в потоке. Контакт под запретом анонимности. Плечом к плечу, часто касаясь друг друга, они скованы кандалами условностей и цепями правил. Смотреть прямо в глаза – вызывать тревогу, находиться очень близко – нарушать личное пространство. Великий спектакль большой толпы покупателей по сценарию Достижений под названием гаверомаркет. Все сюда! Отдыхать, покупать, просто проводить время! Можно отказаться, можно не ходить, бросить вызов всем, выделиться из толпы. Можно просто начать думать! Очнуться, осознать, перестать убегать от себя. Сложно. Легче, гораздо легче остаться таким, как все, быть полноценным членом общества, растворяя себя в толпе, теряясь в пучине незнакомых, но похожих на тебя аскерийцев.

– Видишь, Гус? Это магазины обуви! Их много! Сейчас я буду тебя удивлять! Я открою перед тобой ранее неведомый мир! Хочешь этого? – глаза Линды пылали огнём.

– Давай! – Гус оживился.

– Смотри! Вот, первый из них! Заходим?

Они пересекли порог магазина и погрузились в толчею. Зал кишел людьми, которые мерили обувь, стояли у стендов, рассчитывались у кассы. Большие плакаты «Скидка 70%» и «Распродажа» украшали стены магазина. У самого входа потный мужчина средних лет старательно зашнуровывал ботинки.

– Ну как? – спросил он обмахивавшую себя газетой стоявшую рядом с ним женщину.

– Да, нормально! Главное, цена хорошая, не модничай, выбирай сегодня. Завтра скидки могут закончиться.

– Немного жмут! – скривив лицо, проговорил он, смахивая со лба очередные капли пота.

– Разносишь! Тесные ботинки разнашиваются. Ещё детям надо обувь покупать. А тут – цена! – наседала на него женщина.

– Рассматриваете покупку в кредит? – перед Гусом с Линдой возникла милая девушка небольшого роста в синем фирменном костюме гаверодома.

– Нет, нет! – сразу отреагировала Линда. – Давай померяем что-нибудь? – обратилась она к Гусу.

– Так всего много! Я даже не знаю, с чего начать? – ответил Гус.

Линда подозвала продавца. Молодой парень неприметной наружности понимающе кивнул и исчез, вернувшись через несколько минут с коробкой.

– Присаживайтесь! – пригласил он, указывая на потёртые сиденья.

Продавец поставил перед ним коробку и исчез. Нехотя Гус начал надевать туфли. Рядом с ним на соседнее сиденье плюхнулась полная женщина, потеснив его.

– Ох, как же быть то? – запричитала она. – Где же взять такую обувь, чтобы налезла. – У вас что, вся такая жёсткая? А помягче нет? Ничего не подходит… – обратилась она всё к тому же неприметному продавцу.

– У нас вся обувь хорошая, вся подходящая! Только сегодня каждая вторая пара обуви со скидкой семьдесят процентов, – не глядя на неё, заученно ответил продавец.

– Каждая вторая? – женщина выпучила глаза. – Это как? Все чётные пары со скидкой семьдесят процентов?

– Я же сказал: каждая вторая, а не все чётные! – занервничал продавец.

Гус натянул туфли себе на ноги, встал, попробовал пройтись, поймав на себе изучающий взгляд Линды.

– Ну как? Удобно? Нравится? – саркастически спросила она.

– Не очень, если честно! – пожал плечами Гус. – Как-то они на другие ноги, как будто. Великоваты.

– Снимай! Размер поменьше принесём!

Линда дождалась продавца, он равнодушно сложил туфли в коробку и вяло поплёлся за новой парой обуви. Толстуха окончательно сместила Гуса со своего сиденья, безуспешно меряя одну пару за другой и трагически причитая над уходящими с завтрашнего дня скидками. Мимо, опустив голову, прошёл с коробкой тесных туфель в руках потный мужчина, подгоняемый женой, всё также машущей уже изрядно потрёпанной газеткой. Душная атмосфера магазина истекала потом, людским нетерпением, смешанным с радостью скидок. Продавец принёс новую пару обуви. Гус снова обул туфли и, встав, сделал попытку пройтись.

– Ну как? – прищурилась Линда. – Снова неудобно?

– Да знаешь, также! Только они маловаты, совсем тяжело будет ходить!

– Какая беда! – хлопнула в ладоши Линда. – А между ними размера нет. Выбирать придётся между «жмут» и «большие».

Гус умоляюще посмотрел на неё.

– Ладно! Снимай! Идём отсюда! – сжалилась она.

Гус почувствовал явное облегчение. Но на этом его мучения не закончились. Они зашли еще в несколько обувных империй с одинаково неприметными усталыми продавцами, к месту и не к месту тараторившими заученные рекламные тексты, и не нашли там ничего подходящего.

– Сейчас мы заглянем вон в тот, с золотистой вывеской, – победно сказала Линда.

В салоне магазина оказалось значительно меньше народу, чем в предыдущем.

– Добрый день! – проворковала миловидная стройная брюнетка, заглядывая в глаза посетителям, поправляя аккуратные кудряшки. – Желаете чаю?

– Если можно, воды, – жалобно попросил Гус.

Проведя их к центру зала, она усадила Линду и Гуса в мягкие кожаные кресла. Искусственно поддерживаемая прохлада торгового зала и тихая спокойная музыка расслабляли. Выпив воды и немного передохнув, Гус начал приходить в себя.

– Посмотрите на этого молодого человека. Разве сложно будет подобрать ему туфли, в которых он будет счастлив? – подняла глаза на брюнетку Линда.

– Непременно! – продавщица окинула изучающим взглядом Гуса, и, щёлкнув пальцами, загадочно удалилась.

Через минуту перед ним стояла элегантная пара обуви. Брюнетка осторожно помогла ему надеть стильные чёрные туфли. В это время за спиной Гуса возникла вторая девушка с другой коробкой. Обувная карусель завертелась вокруг него. Одни туфли сменялись другими. Линда, устроившись в кресле напротив, блаженно улыбалась. Гус только успевал замечать одни за другими туфли на своих ногах. Девушки так умело перемещали их с его ног в коробки, что он сбился со счёта.

– Линда! – улучив паузу между примерками, тихо проговорил Гус. – Посмотри, цены здесь в несколько раз выше.

– А ты молодец! Быстро заметил разницу! – улыбаясь уголками губ, негромко ответила Линда. Тебе какие туфли больше нравятся?

– Все хорошие! – просияв, ответил Гус. – Во всех удобно!

– Да, неужели? – Линда наклонила голову набок.

– Мне не нужны эти туфли! Я и так счастлив, в своих! – уверенно проговорил Гус. – Зачем ты привела меня сюда?

– Я хотела сделать тебе подарок!

– Обуть как куклу? Я не кукла, я – человек! – сказал Гус и тут же осёкся.

Глаза Линды сверлили его, проникая в самую суть.

– Что ты сказал? Повтори! – Линда сдвинулась на край кресла, приблизившись к нему.

– Я – человек! – твёрдо и очень громко повторил Гус. – Прости, я не буду покупать себе эти туфли сегодня. Спасибо вам! – обратился он к девушкам с коробками в руках.

Линда в замешательстве встала с кресла.

– Мы уходим! – отчеканил Гус, беря её за руку, направляясь к двери.

В молчании они вышли из гаверомаркета, сели в клаер и взмыли в небо.

31

Сумерки медленно поглощали Аскерию, вспыхнувшую миллионами огней как на земле, так и в небе. Клаер Линды с огромной скоростью удалялся от мерцания аскерийской жизни. Редкие клаеры пролетали мимо. Небо пустело, возвращая себе истинный нетронутый вид.

– Прости… – Гус первым прервал молчание.

Линда посмотрела на него. Внутренний свет клаера неярко очертил фигуру Гуса. Красивое, ровное, уверенное лицо, показавшееся в этот момент Линде давно знакомым. Она хотела ответить, но губы плотно сжались, словно не желая выпускать слова наружу.

Линда резко повернула клаер. Зачем ты это делаешь? Вопрос к самой себе также остался без ответа. Беспорядочная толкотня мыслей, запутавшихся в противоречиях, накрыла тупой головной болью. Воздушная машина распарывала вечернее небо, унося мужчину и женщину далеко за пределы Золотого района.

Остановившись, клаер завис. Под ним плескалось море. Ледяные волны пенно и гулко хлестали по каменным изваяниям, сопротивляясь надвигающейся зиме. Им аккомпанировала тишина, звонкая и чистая, не сдобренная человеческим шумом. Утопающее солнце таяло в воде, растекаясь оранжевыми бликами. Голые деревья, местами припыленные белизной, застыли на берегу, прислушиваясь к водным переливам.

– Это наше с дедом место. Он часто привозил меня сюда… – глотая слёзы, тихо сказала Линда. Задумчивая, сбросившая оковы сильной, ответственной, уверенной женщины, она смотрела на закат. Маленькая, уставшая, обиженная девочка.

– Прости… – Гус осторожно прикоснулся к её руке и уткнулся носом в выскочившие из причёски пряди каштановых волос. – Прости, прости… – шептал он. Нежнейший цветочный запах, исходивший от волос, переплетался с тонким запахом самой Линды.

Она тихонько заплакала. Гус целовал и гладил её волосы, едва касаясь пальцами. Нащупав губами мягкую бархатистую кожу, он заправил её локоны за ухо, и медленно стал покрывать поцелуями шею и открывшееся, так возбуждавшее его маленькое ушко. Слизывая слезинки с лица, он подобрался к полуоткрытым губам. Невыраженное, долго томившееся внутри наконец-то ринулось наружу. Короткие поцелуи нарастающей мелодией слились в один долгий и страстный порыв. Впервые вместе они начали писать музыку своей любви. Ноты инстинктивно вставали в ряд. Мозг взметнулся последними мыслями, уступив место пустоте. Разуму было отказано в контроле. Голый, первозданный инстинкт накрыл их, круша и уничтожая условности и различия, Достижения и балансы. Осталась лишь страсть, неумолимое стремление окунуться в бесконечный единый поток. Всё напряжение дня утонуло в пучине нахлынувших чувств.

Гус прижался сильнее к трепещущему женскому телу. Слыша отдающийся в голове стук собственного сердца, он почувствовал слабое биение еще одного. Дыхание участилось. Линда не сопротивлялась. Откинув голову назад, она закрыла глаза и полностью отдалась нарастающим ощущениям. Расстегнув пуговицы блузки, молодой человек провёл ладонью по её вздымавшейся круглой оголенной груди. Соски затвердели. Линда обняла Гуса, и едва касаясь ногтями кожи шеи, завела пальцы обеих рук в волосы на затылке, крепко сжав их в кулачках. Волна возбуждения пробежала по мужскому телу, поднимая волоски, и водопадом рухнула в низ живота. Атака твёрдой мужской сути развивалась стремительно, проникая всё дальше и дальше, в самую сердцевину женской тайны. Как можно быстрее достигнуть заветной цели. Заставить трепетать, сделать остановку невозможной. Глубже, ещё глубже. Гус становился сильнее с каждой секундой, ощущая лишь самое начало сладости своего движения. Энергии мужчины и женщины объединились в нечто целое, стремясь к ещё большему единству. Уподобляясь им, тела пытались проникнуть, слиться и перемешаться, но лишь ритмично двигались навстречу друг другу. Время рухнуло, неслышно разбившись на маленькие осколки. Пространство просело, оставляя Аскерию в другом измерении. Началось! Великое, ни с чем не сравнимое таинство! Истинно человеческое, без вранья и условных обёрток. Соната сути жизни переливалась, извивалась, менялась, сверкая блеском человеческой природы. Вселенная вздрогнула в миллиардный раз. Взобравшись на высоченную гору ощущений, Гус и Линда с негромким криком рухнули вниз, в перину спокойствия, обновленного перерождения. Фатальное расслабление завлекло в пучину особого, только этому мигу свойственного, покоя. Подобно наркотику очерчивая безысходность этой зависимости, играя звёздный гимн незавершённости человека, повторяемости и ненасыщаемости жизнью.