Отцовская книга. Объединённая версия. Пока не поймёшь истинную ценность Знаний, твой жалкий удел – лишь покупать вещи

– Ладно, хорош философию разводить, а то не удержусь, разрыдаюсь, – весело проговорил Верега.

И, обменявшись радостно блестевшими, слегка безумными взглядами, три пары ног, принадлежащие друзьям, усердно потопали дальше на поиски подходящих для строительства плота деревьев. Возле излучины реки, среди обширных лиственных угодий Верега заприметил отдельные островки хвойных представителей лесного товарищества, что, надо сказать, его явно и глубоко порадовало.

– Наконец-то! Нашли то, что нам нужно. Хороший плот делается из сухостоя, кстати, определить сие можно по звучанию древесины, при ударе обухом топора дерево своеобразно зазвенит, – начал свою лекцию Верега. Пригодными для нашей цели являются многие деревья, но лиственные породы в большинстве случаев гнилые внутри, такое дерево быстро намокает и тонет, поэтому, по опыту, лучше искать ель или сосну. Вот к ним-то мы сейчас и подходим, – и Верега, мысленно извинившись перед Лесными Духами и испросив у тех помощи, начал энергично простукивать деревья. Отобрав нужные, он продолжил свой подробнейший инструктаж:

– Я выбрал вот эти три рядом стоящие сосенки и вон ту березку, … валить их будем в сторону реки, так что для начала нам нужно расчистить путь до неё и положить поперёк движения через каждые пару метров длинные жерди-слеги, по которым мы, собственно, и станем, со всей своей решительностью, вытаскивать к месту сборки готовые к транспортировке конструкционные составляющие нашего будущего плота.

После того, как все приготовления были закончены, Верега закрепил тонкое ножовочное полотно на заранее подготовленной деревянной дуге и сделал надрез на одну треть толщины первого ствола со стороны валки дерева, затем сделал такой же надрез на ширину ладони выше первого, несколькими сильными ударами топора выбил древесину из образовавшегося проёма, немного передохнул и надпилил дерево на противоположной стороне чуть выше уровня второго разреза, в это отверстие забил небольшой клинышек и, дождавшись нужного наклона кроны под порывом ветра, двумя резкими движениями быстро подрубил лесного гиганта. Огромная сосна рухнула точно в выбранном направлении. Верега заулыбался:

– Однако, помнят руки ещё…, – вздернув подбородок и выставив на всеобщее обозрение свои обильно подернутые мозолями лапищи, с нескрываемой гордостью проговорил довольный собой лесоруб. Заметили, какой разрез я сделал на противоположной стороне дерева…, так вот, сие имеет под собой очень важную основу, не сотвори ваша надёжа и опора в моём мужественном лице этого, то вот эта вот сосна, всей своей немаленькой массой, падая, могла бы отпружинить на несколько метров назад, где вы, сотоварищи мои беспечные, собственно говоря, и стояли. Чувствуете длань профессионала…? То-то же. Как же вам всё-таки повезло, что отправился я с вами, други вы мои, в некоторых вопросах весьма и весьма беспомощные, – произнося последнюю фразу, Верега расплылся в широченной улыбке.

– Да, да, несомненно, ты очень ценное приобретение для нашего похода, – рассмеялись его друзья, и, недолго пребывая под впечатлением от увиденного, общими усилиями быстро свалили оставшиеся деревья.

Очистив их от сучьев, будущие мореплаватели распилили стволы на шестиметровые бревна и с помощью верёвок по слегам перетащили все к берегу реки для последующей сборки плавательного средства. Затем Верега двумя топорами расколол ствол березы в длину: врубая один топор в середину дерева, в образовавшуюся щель забивал другим клин, вытаскивал первый топор, и всё повторялось. После этого он обтесал половинки березы так, чтобы получилось подобие бруса, затем отпилил четыре двухметровых отрезка и выстругал четыре пятидесятисантиметровых клинышка.

– Эти двухметровые бруски – будущие поперечины, называются ронжины…, к ним мы будем привязывать основные бревна, чтобы получился став плота, его основа.

– А чем привязывать будем, верёвок у нас явно не хватит, – спросил втянувшийся в работу Рагнир.

– Будем использовать вицы. Разводите с Габринусом костёр, а я принесу подходящие для нашей цели деревца.

Когда костёр разгорелся, вернулся Верега, неся с собой целую охапку тонких, три-пять сантиметров в диаметре, стволиков березы и молодой ивы. Заставив Рагнира распаривать их в пламени костра и наказав не допускать обгорания, а тем более обугливания коры, сам он стал вырубать в стоящем рядом с ними небольшом сухом дереве станок для формирования виц. Сделав выбоину в стволе, как при валке деревьев, Верега стал углублять ту вниз, формируя своеобразный зуб. После этого в комель распаренной ивы, предварительно расщеплённый пополам, он вставил середину небольшого куска верёвки, свободные концы которой связал, сформировав окружность, закрепил в узле этой окружности палку, помогающую ту скручивать, а вместе с ней и само деревце, закрепленное своей верхушкой с помощью клина в вырубленный им станок, а именно в пространство между зубом и серединой ствола сухого дерева. Таким образом, распаренная и скручиваемая ива постепенно расщеплялась на очень прочные и довольно эластичные продольные волокна. Для предотвращения же перекручивания и последующего разрыва последних, одновременно со скручиванием вокруг своей оси, стволик постепенно обматывался и вокруг самого дерева, в котором был закреплен. Закончив с вицами, Верега замочил те в воде во избежание их засыхания и стал раскладывать с Габринусом и Рагниром на деревянных подложках-слегах подготовленные бревна, толстыми концами в одну сторону, тонкими – в другую, формируя корму и нос будущего судна. Самые толстые стволы деревьев укладывались по краям плота для повышения его остойчивости-устойчивости, кривоватые – горбом вниз. На расстоянии примерно семидесяти сантиметров от обоих краев конструкции, поперёк её длины, по нижней поверхности, в древесине вырубались канавки для крепления виц. Сверху же, вдоль прорубленных внизу канавок, Верега уложил одна на другую по две поперечины-ронжины и закрепил те длинной веревкой из связанных друг с другом деревянных волокон с крайним бревном плота, затем той же самой верёвкой обвязал с ронжинами все нечётные стволы, потом другой верёвкой точно также связал все чётные, не забывая следить, чтобы вицы утапливались в прорубленные снизу борозды для предотвращения повреждений оных подводными камнями. Когда с вязкой плавсредства было покончено, Верега взял подготовленные до этого клинышки и вогнал те при помощи топора и деревянной прокладки с четырёх сторон между двумя уложенными друг на друга поперечинами, распирая их и таким образом затягивая узлы, скрепляющие с ними бревна. В итоге получился готовый плот, размерами примерно два на шесть метров.

– Так, теперь отходим все от нашего покорителя морских просторов на пару метров…, – с серьёзным видом проговорил Верега, – и ждём….

– Чего ждём…?

– Когда Красота сего творения проникнет нам в Душу, – улыбаясь, ответил главный плотостроитель.

– А откуда у тебя такая уверенность, что он вообще поплывёт? – спросил Рагнир.

– Всё дело в правильном дереве, – Верега подобрал валяющийся рядом округлый сосновый спил и кинул тот в реку. Смотри, если дерево погружается в воду не больше чем наполовину, то это есть подходящее дерево. Опыт! Сам себе поражаюсь… Ну, откуда в столь бесподобном теле ещё и столь незаурядный ум!

– Да, уж, от скромности ты, мой незаурядный друг, явно не умрёшь, – смеясь проговорил Габринус. Ну, что, на сегодня, я полагаю, всё…, да и проголодались мы все уже весьма изрядно.

– Это, уж, точно, приободрился Верега. Рагнир, подкинь-ка дровишек в костёр, а то он что-то слегка заскучал…, я же в качестве заключительного аккорда сегодняшнего благословенного дня, шесты нам пойду вырежу, …нужно будет обжечь их для завтрашнего сплавления.

Вернулся он через полчаса, неся с собой четыре жерди, длиною с плот, толстые концы которых друзья совместными усилиями тут же обожгли в огне и отложили в сторону, как и всю накопившуюся за день усталость. Ощущение не зря прожитого дня убаюкивало и успокаивало их взбудораженную нервную систему, привнося в вечерний отдых нотки тягучего приятного блаженства. На костре неспешно пыхтел котелок со сладким крепким чаем, вяленая оленина радовала вкусовые рецепторы, а уютное дружеское молчание благоволило размеренному течению мыслительных процессов, и наши путешественники, поддавшись очарованию такой ненавязчивой атмосферы, в конце концов расслабились. До заката оставалось еще пару часов, спать вроде пока никому не хотелось, тогда Верега, не привыкший долго сидеть без дела, собрал в кучу множество оставшихся после постройки плота тонких веток, взял посудину, в которой они готовили еду, и начал оплетать её ими, превращая в некое подобие корзины.

– Тебе помочь? – спросил Рагнир.

– Нет, мне в радость. Я в своей стихии. Это моя вотчина. И помощи здесь мне не требуется, благодарю.

Спустя некоторое время, всемогущий повелитель своей вотчины вытащил из создаваемой конструкции оплетаемую основу и слегка заузил отверстие. В получившемся горлышке он соорудил что-то вроде дверки, открывающейся внутрь и постоянно находящейся с помощью стопоров в полузакрытом состоянии. Через сию дверку, по его задумке, рыба должна была свободно проникать внутрь, а вот выбраться обратно уже не могла. Закончив с этим, Верега побросал внутрь новоявленной емкости всё съедобное содержимое своих карманов: тут были и крошки, и зерна, даже кусочек несъеденной оленины пошёл в ход, затем он привязал к ней длинную веревку, свободный конец которой прикрепил к стоящему рядом с водой плоту, после чего, чуть поднатужившись, забросил импровизированную корзину подальше в реку. Друзья же его, с комфортом расположившиеся возле костра, внимательно следили за разворачивающимся у них на глазах увлекательным действом.

– Ты, я вижу, никак не уймёшься, – улыбаясь, констатировал Габринус.

– Завтра ещё спасибо мне скажете за мою энергичность.

– Нелегко быть благодарным, когда друг твой не дозволяет помочь себе в его начинаниях…, особенно когда эти начинания целью своей имеют всеобщую пользу. Таково уж свойство всех Благородных Душ – нам ничего не надо даром. Ты ведь и сам, друже мой, я уверен, так чувствуешь. Когда тебе помогают в чём-то или преподносят подарок, всегда же хочется какимнибудь образом достойно отдарить этого человека, что-то хорошее сделать ему в ответ. Только чернь любит получать всё нахаляву. А ты, друг мой, излишне самостоятельный, трудился сегодня, без всякого преувеличения, аки Титан, Батыр или Герой былинный. Так почему не позволяешь нам помочь тебе хоть в малом, чтобы почувствовать сопричастность свою к твоим безусловно великим свершениям…, почему не позволяешь разделить тяжесть трудов твоих праведных и смягчить, тем самым, Совести нашей болезненные укоры.

– Рад, конечно, что вы, други мои словоохотливые, столь высоко оценили потуги мои сегодняшние, – расхохотался Верега. Но, послушайте, дайте и мне познать Вершину Величия своего и насладиться самосозерцанием себя в этом моменте. Мне действительно приятно быть первым там, где я могу использовать все Знания свои и Умения, где я вполне себе компетентен и самодостаточен, где я могу поднять вес, что будет не по силам многим другим…, а если же сие ещё и пойдёт на пользу вам, братья мои, Совестью изрядно наделённые, то Радость верного сотоварища вашего усилится многократно. И поймите, я ни в коей мере не хотел уязвить Гордости вашей трепетной, продемонстрировав сегодня Силу свою могучую и неутомимость, познания свои обширные и скромность безграничную… Ведь счастлив я дарить их вам.

– Ну, раз мотивы твои столь благородны, то позволяем тебе усладить Душу свою нелёгким трудом во благо похода нашего общего.

– Воистину!

Тем временем Солнце опустилось за горизонт, знаменуя конец этого дня и неся свет свой другому, нижнему миру, под сенью которого взращиваются под стать нам достойные противники наши. Обычные звуки смолкли, но обрели силу иные, ночные звуки…, слышнее стал шум ручьёв, шелест листьев, дуновение Ветра, на небосклоне взошла блистающая серебром Луна, и место стоянки друзей накрыло шатром из мириадов Звёзд, рассыпавших завораживающее холодное сияние своё среди чернеющей мглы ночи.

– До чего же красиво, – выдохнул Рагнир.

– Да…, к этому невозможно привыкнуть.

– Подумать только, как дневному небу удается скрывать такое… Целый мир, прячущийся за ослепительно ярким светом Солнца.

– Мир глубок и неоднозначен…, также, как и сам человек…, также, как и его поступки. Запомни, не бывает поступков абсолютно хороших или абсолютно плохих. Многие видят только одну сторону Правды, а ведь у каждого она своя. Вроде, посмотришь на человека и видишь, что поступает он неправильно, но стоит только изменить угол зрения, изменить точку обзора, и оценка твоя может поменяться…, немного поменяться или же полностью перевернуть тебе восприятие ситуации. Никогда ещё абсолютная однозначность толкования не приводила к истине. А в человеке, даже самом злом, на твой взгляд, может быть сокрыто столько достоинств, столько душевных сокровищ, о которых ни он сам, ни окружающие его люди просто не догадываются. Присмотрись к людям повнимательнее, и ты найдешь заросли добродетелей и тысячи поводов любить и уважать их. Выходи из плена стереотипов и навязанных тебе суждений, вдыхай полной грудью чистый, суровый, свежий Ветер, вон из удушливого смрада чужих мнений, прочь от гнилостного запаха разлагающихся душ, доверься себе, своему Чутью, Крови своей, в ней Сила и Мудрость Предков твоих, тебе стоит лишь прислушаться… Подумай…, разве всё, что говорят тебе…, чему учат тебя – Правда…? Взять к примеру Любовь к Людям…, Любовь к Человеку…, разве должна она непременно выражаться в сострадании к нему…, разве это крест, к которому пригвождают всех, кто любит людей…? Нет, говорю я тебе, Любовь выше всего этого, выше любого сострадания и выше любой жалости, ибо она хочет создать то, что любит…, то, что видит…, то, во что верит…, даже если для самого человека это пока не очевидно – она хочет создать Будущего Достойного Человека, и для этого она будет делать всё, что требуется…, она будет делать всё, чтобы приблизить миг его триумфа. Вот, взгляни на себя…, ты испытываешь сострадание к людям, и это есть хорошо, это говорит о том, что не стал ты ещё циником с холодной и безжалостной змеиной душой…, но прими совет старика…, смотри, не захлебнись в нём…, смотри не захлебнись в сострадании своём…, ибо приведёт это только к величайшей глупости твоей…, учись всегда правильно расставлять приоритеты и соизмерять последствия своих решений. Будущему Достойному Человеку, Человеку с большой буквы, нужны Воины с непреклонные душой, а не маленькие жалостливые девочки, трогательно подтирающие слюни за пухлыми изнеженными душонками…, нужны Мужество и Храбрость, а не малодушие и трусость, чтобы сделать то, что должно…, чтобы сделать то, что необходимо… И если ты действительно любишь людей…, если твоя Цель – сделать мир лучше, ты должен, и ты обязан быть твёрд и видеть не только то, что лежит на поверхности…, но и читать в глубине Человеческих Душ.

– Ладно, сотоварищи мои, звёзды звёздами, но и время для отдохновения нашего выделять нужно, – зевая посетовал Верега.

– Согласен, всем спать. Утро вечера мудренее.

Второй день путешествия подошёл к концу.

.***

Проснувшись, Рагнир подошёл к реке, чтобы умыться. Над её поверхностью висела густая молочно-белая, похожая на вату, полоска утреннего тумана. Тонкие лучи пробуждающейся Зари, искрящиеся от преломления в незаметных глазу капельках влаги, яркими стрелами пробивали себе путь в утренней предрассветной дымке. Юноша запустил руки в холодную, почти ледяную, воду и омыл ею своё лицо…, та слегка пахла тиной, но освежала превосходно. Набрав котелок для чая, Рагнир собрался было идти назад, но увидел приближающегося к нему Верегу.

– Ну-с, посмотрим, что преподнесла нам река, – и, заразительно потянувшись, знатный кораблестроитель энергично стал вытаскивать заброшенную с вечера корзинку. А преподнесла нам река…, река преподнесла нам… ого-го, что она нам преподнесла! – вырвалось у него. Даже я не ожидал такого, – плетёная ёмкость была больше, чем наполовину, забита мелкими юркими рыбёшками. Похоже, Духи Реки благоволят нам – сегодня нам выпал шанс отведать наивкуснейшей копчёной живности. Рагнир, ольхи я здесь вроде не наблюдаю, а вот осина, вижу, растёт прямо за твоей спиной…, короче, нам нужно пару веточек.

– Понял, сделаем.

Осторожно срезав несколько тонких ветвей, юный падаван прикрыл место среза мхом, и друзья с добычей отправились будить Габринуса… Но будить того не пришлось, он уже проснулся и раздувал огонь.

– А вы, я смотрю, особо не торопились, – улыбнулся седовласый лекарь.

– На то была причина, – и Верега поднял вверх корзину, полную копошащейся рыбы.

– И кто же, позвольте узнать, всю эту радость чистить будет – подмигнул Габринус.

– Ну, даже не знаю…, есть какие-нибудь идеи…, быть может, доверим эту честь Рагниру, чтобы Жизнь мёдом не казалась, ведь, как ты там говоришь…, мы рады всему, что закаляет…

– А то, конечно, рады! Безмерно, я бы даже добавил!

– Да, уж, как ни странно, но речи ваши, дедовщиной откровенно попахивающие, неожиданностью для меня, увы, не стали, – вздохнул Рагнир и принялся за чистку рыбы.

Верега же, тем временем, с каким-то странным упоением резал на сантиметровые кругляшки веточки осины и кидал те на дно котелка. Покончив с сим занимательным процессом, он разложил поверх древесных фрагментов уже очищенную и натёртую солью рыбу, закрыл все это дело крышкой и поставил на огонь. Бесподобные ароматные флюиды стали настойчиво заполнять окружающий воздух. Через пятнадцать-двадцать минут ожидания друзья, уже будучи не в силах терпеть и распираемые до невозможности голодным любопытством, с жаром распахнули импровизированную коптильню и тут же всем гуртом одновременно нырнули в неё своими алчущими взорами. Картина, представшая пред ними, оказалась достойной их тяжким томлениям: рыба обзавелась насыщенным бронзовым загаром и столь восхитительным амбре, что повара-самоучки практически захлебнулись потоком исторгающейся из слюнных желёз жидкости. С трудом сглотнув весь ёе немалый объем, наша нетерпеливая троица, несмотря на то, что рыба была очень горячая, принялась ту моментально разделывать на ближайших к костру остатках брёвен и жадно поглощать не успевающие ещё остывать куски.

– Да, Верега, надо признать, вчера ты был абсолютно прав. Сегодня я с превеликим удовольствием приношу тебе, о, воплощение вселенской проницательности и безбрежной житейской мудрости, огромную благодарность за проявленную прошлым вечером исключительную энергичность, невероятную прозорливость и чуткое понимание потребностей сотоварищей своих, не обладающих, как оказалось, и долей всей полноты громады опыта твоего и навыков необходимых. В свою же очередь, предлагаю вам, любезные сотрапезники мои, утолить чувства наши, в пути слегка поистаскавшиеся, в сие чудесное утро не чаем, как обычно, а превосходным крепким кофе из тайных моих запасов.

И Габринус, во внезапном порыве щедрости, достал из своего ранца небольшой холщовый мешочек, до верху забитый обжаренными зернами. Измельчив часть их в ступке и немного прокалив на костре, он залил получившийся порошок холодной водой, добавил сахар и поставил на огонь. Доведя напиток несколько раз практически до кипения, человек огромной Души, разлил тот по небольшим костяным кружечкам и осторожно передал друзьям.

– Знаете, а утро неплохо начинается, – порадовался Верега, пробуя приготовленный кофе.

– Ну, и как…? – поинтересовался Габринус, всем своим видом внимая только-только готовящейся обрести звучание похвале.

– Главное, много…, – ободряющим голосом ответил его друг.

– Ну, а тебе как…? …Ты же не разочаруешь старого седого лекаря!? Можешь не стесняться в нескончаемом количестве комплиментов.

– Нет, ну, конечно, то, что кофе так мало, несомненно придает ему определённый шарм…, и, вероятно, это обстоятельство должно, по всей видимости, повышать ценность сего напитка…, но, положа руку на сердце и ни в коей мере не желая никого обидеть, – Рагнир красноречиво посмотрел на учителя, – не нравится он мне, и всё тут.

– Слова не мальчика, но мужа! Горжусь тобой! …И тобой, Верега, кстати, тоже. Я рад, други мои бескомпромиссные, что у вас столь взыскательный вкус, и вы не стесняетесь выражать его, возражая мне даже в выборе напитков, и происходит сие, несмотря на то, что глыба интеллекта моего и гора непререкаемого авторитета грозной тучей нависает над головами вашими, – разулыбался Габринус. Всё одинаково приемлемо для еды – это мнение свойственно, разве что свиньям! Всегда оценивайте и вырабатывайте свой собственный вкус, отличный от других, как в еде, так и в жизни, и никогда не стыдитесь его. Создавайте свои ценности, свои понятия Добра и Зла, развивайтесь, совершенствуйтесь, это ваша Жизнь, только ваша, и только вы несёте за неё ответственность. Запомните, если вы не решите и не оцените, то решат и оценят за вас, а последствия будете расхлёбывать именно вы, поэтому никогда и никому не позволяйте управлять вашей собственной Жизнью, даже если ума и опыта у них палата… Вместо этого, лучше ошибайтесь сами, падайте сами, набивайте себе шишки и не вздумайте бояться этого…, в вас есть абсолютно всё, чтобы достойно встречать удары Судьбы, чтобы подняться после каждого из них, в том числе и самого сокрушительного, ведь вся Мощь и Сила, всё Мужество и непоколебимый Дух Предков Ваших – всё это неразрывно вплетено в вас, это ваша неотъемлемая часть, …к тому же, научившись вставать, вам уже будут не страшны никакие падения, а любые трудности будут вас только закалять и преподносить в качестве Дара бесценную возможность проявить себя, что, в конечном итоге, позволит будущему безусловному и неизбежному Величию вашему, наконец-то, принять достойного отпрыска в свои объятия. И ещё, запомните, оставайтесь всегда самими собой – это и есть наипервейшая основа и залог настоящего неподдельного Счастья. Делайте всегда то, чего жаждет истинное нутро ваше…, если же заметите вы, что вкус ваш кому-то не по нраву…, ну, что ж, какое вам до этого дело? Поверьте мне…, и на самые редкие лакомства всегда найдётся свой ценитель.

– Ну, а если, предположим, меня подмывает совершить злое деяние, что я должен сделать…? Поддаться ему или же сопротивляться сему желанию?

– Мы уже касались подобного вопроса. Во-первых, следует понять, сам ли ты определил, что сие деяние – есть зло…, является ли это решение полноправным и независимым вердиктом Совести твоей…? Или же всё-таки в критерии разделения поступков на добрые и злые вмешались догмы, навязанные тебе обществом…? В том случае, если полученные выводы были сформированы под влиянием указующих норм и принципов дня сегодняшнего, то просто отбрось те в сторону и загляни внутрь себя самого, проведя собственную всестороннюю их оценку, ведь это твоя Жизнь, и только ты устанавливаешь в ней правила. А Добро и Зло, как я уже и говорил, – всего лишь обыкновенные символы и преходящие понятия. Допустим, сейчас один поступок считается Злом, но завтра он же будет представлять из себя несомненный и безоговорочный оплот самого что ни на есть Добра и классифицироваться как бастион истинной добродетели. Поэтому, запомни, ты всегда сам должен формировать свой мир, сам должен определять возможность реализации в нём тех или иных поступков, своими категориями Добра и Зла при этом оперировать…, должен создавать свои Ценности и жить, всегда ориентируясь только на показания своего собственного внутреннего компаса – Совести, и никак иначе. Да, вполне вероятно, что показания его будут довольно часто совпадать с общепризнанными, и сие есть хорошо, но это вовсе не будет означать, что все истины нашего времени, пусть им и тысяча лет, и покрылись они уже налётом благородной плесени…, как будто плесень действительно может облагородить…, нужно принимать как данность, к тому же следует учитывать, что миром сейчас правят далеко не самые чистые и здоровые Души. Ну, а теперь, задумайся вот над чем…, если твоя породистая и без всякого сомнения благородная натура чувствует, что планируемый поступок – Зло…, но, понимая и принимая это, всё равно не отказывается от возможности его дальнейшего воплощения, то есть в прицел Совести твоей он попадает лишь отчасти, и причиняемое в данном случае Зло рассматривается тобой скорее, как вынужденное, и, в какой-то мере, даже оправдываемое событие…, оправдываемое, конечно же, не людьми…, в особенности являющимися жертвами его…, хотя, кто знает…, но, прежде всего, самой Жизнью…, и свершение оного кажется бескорыстию твоему правильным шагом, так как конечная цель видится тебе довольно ясно, и Цель эта – Благо. В таком случае, я говорю тебе, не сопротивляйся порывам дерзновенным своим и делай то, что задумал, в надежде, что будущее всё же найдёт и для тебя определённую толику оправдания…, если же нет…, не страшно, твоих собственных Сил, чтобы принять все последствия своих решений, у тебя, друг мой, более, чем достаточно. Поверь мне, их точно хватит, чтобы, свершив то, что было необходимо…, то, что считал ты правильным, не дать погрязнуть себе в трясине уничтожающего самобичевания и позволить Духу своему взлететь над зыбучими песками нелепых саможалений и жалких самопоглаживаний, не растеряв при этом и малой крупицы завоёванного тобой в нелёгкой борьбе драгоценного Счастья, …их определённо хватит, чтобы расчистить Путь свой от тысяч подстерегающих тебя коварных сомнений и сотен связывающих свободный полёт познающей мысли душевных терзаний, встряхнуться, взъерошить чуб, наполнить грудь чистым свежим морозным воздухом и двинуться дальше по Великому Пути Созидания и Развития. Кстати, заметь, вариант, в котором ты просто сдался, задвинул куда подальше тревожащие Душу вопросы и безвольно плывёшь по течению, я даже не рассматриваю…, по причине полной абсурдности сего предположения…, не та у нас с тобой порода, брат, слишком многое нам дано, чтобы мы избегали ответственности. Ну, а теперь, давай подведём некий итог всему вышесказанному: определяющим фактором в реализации своих желаний для по-настоящему сильного человека, каким ты без всякой доли иронии и являешься, должен стать видимый их конечный результат, а именно будущее Всеобщее Благо, ни больше и ни меньше…, и происходить сей процесс обязан при выполнении лишь одного непременного условия – невинности испытываемых тобой чувств. Это условие я упомянул далеко не просто так…, в нём таится огромная для нас опасность…, пойми, если вдруг кто-то начинает искать в общем благе собственную выгоду, то становится сие началом его саморазрушения и предвестником грядущего краха когда-то могучей и непоколебимой веры в самого себя и в своё, озаряемое этой верой, светлое и счастливое будущее, Совесть ведь никто не отменял… И остановить сей процесс, в случае его запуска, будет весьма и весьма затруднительно, хотя, в принципе, и возможно…, нет на свете ничего невозможного. Вот ещё что…, надо признать, есть люди, которые лишь через Зло способны прийти к полному осознанию своего, пусть и несколько витиеватого Пути Развития. Они незримо чувствуют, как должны жить, достойная их цель витает в воздухе, но не могут они до неё дотянуться, не могут ухватить её, а вокруг все твердят им, что делать, к чему стремиться, чего желать, навязывают свои личные убеждения и истины, быть может, в какой-то мере и правильные…, но, увы, не становятся они их собственными, не чувствуют они сродства к ним, и потому не может никакая созидающая мысль укорениться в их скудной закисленной почве. А между тем злой поступок всё горит и чешется, и все мысли их целиком заполняет, …заполняет, не оставляя ничего, кроме этого въедливого и никогда непрекращающегося зуда, не дающего не то чтобы увидеть, а даже представить себе какой-нибудь мало-мальской возможности вырваться из его удушающего плена. Ну, и о каком, скажите мне, развитии тут вообще может идти речь…? Так поддайтесь же ему, наконец, – говорю я им, – вскройте уже свой нарыв и успокойтесь, ведь любое злое деяние в итоге всё равно послужит Добру, отвернёт оно от неправильного пути огромное количество людей, нарезающих затейливые фигуры по периметру вашего жизненного пространства…, всколыхнет неприятие его их застывшие в болотной трясине Души, выведет те с мелководья на достойную глубину и отвесит со всей возможной страстью столь необходимый им пинок, от которого вновь разгорится жаркое кроваво-красное пламя их уже было практически погасшего развития, и восстанет тогда из пепла в ореоле сияющей Славы дремлющий Дух их Великих Предков, и Солнце взойдёт у них над головами, и Луна обратит на них свой благостный взор, а Звёзды воспоют в одах Радости… Ой, пардон…, что-то опять я слегка увлекся… Ну-с, продолжим…, Злодейство…, ах, да…, если, уж, без него никак, то прошу, не вздумайте делить его на несколько мелких в глупом убеждении, что несколько меньших зол избавят вас от желания большого Зла, …нет не избавят, …смахните уже с доски всё то, что является камнем преткновения к дальнейшему Развитию вашему, освободитесь, разорвите сковывающие вас цепи и выпустите на свободу Величие Духа своего и дарованную вам огромную Силу…, а когда пробьёт час Злодеяния вашего, то примите его, …осознайте его, …скажите себе, что это именно то, чего желал я тогда, это именно то, чего хотела Воля моя…, затем оцените поступок свой…, осудите себя за него… и примите от самого себя наказание, ведь наказание есть неотъемлемые Честь и Право для любого преступника, и тогда сможете возвыситься вы над поступком своим и получить столь долгожданное успокоение, …момент же сей станет одним из высших в вашей Жизни. И поймите, я ни в коем случае не оправдываю вас, я не оправдываю злое…, я лишь хочу показать, что и у вас есть свой собственный путь к Величию…, Путь, осенённый созидающей мыслью, Путь Развития, который вне всякого сомнения послужит ступенью к Будущему Достойному Человеку, ведь к нему ведут тысячи широких дорог и миллионы малозаметных тропинок, и нет какого-то одного правильного маршрута, у каждого он свой. И знайте, конечно, никакое наказание не сотрёт свершенного вами, не уберёт вину с лица вашего, но не вздумайте бояться поступка своего, не становитесь курицей, чей разум гипнотически застывает, когда палач, прежде, чем отрубить голову, проводит блестящим лезвием топора перед её глазами. Вы совершили то, что совершили, чего желало нутро ваше, чего хотела Воля ваша. Этого не изменить. Пусть же послужит деяние сие Добру и становлению лучшего человека, а осознание последствий его, как своеобразного блага, позволит вашей тревожной мечущейся душевной субстанции, наконец-то, ощутить под ногами настоящую твёрдую землю верно выбранного жизненного пути. Вот такое вот вам моё наставление… И ещё, Рагнир, не думай, что каждый, кто идёт по Пути Развития и Созидания, вышагивает лишь посреди кустовых роз Добра. Добра не существует без Зла…, они взаимосвязаны и тесно переплетены друг с другом. Все, кто хочет созидать и развиваться, хотят Власти, как бы отталкивающе это на первый взгляд ни звучало, хотят установить доктрину свою повсеместно, хотят создать достойный себя мир, перед которым смогли бы преклонить колени…, но чтобы создать его, они будут вынуждены разрушить старый, и неважно, частично или полностью, чтобы уже на его основе или же на обломках оного творить и взращивать своё собственное любимое детище. Пойми, ну, не смогут две равновеликие силы с пересекающимися интересами мирно сосуществовать друг с другом на одной территории…, да и не нужно это Жизни…, противоречит сие самой её концепции, противоречит самому её смыслу. Все творцы нового, все без исключения, просто говоря о своих истинах, о своих ценностях, о своих понятиях Добра и Зла, по сути, уже противопоставляют их старым убеждениям, то есть, пусть даже в большинстве случаев и неосознанно, но со всей определённостью пытаются разрушить последние…, пытаются обратить те в прах, верша этим над ними своё самое настоящее насилие, иными словами, творят Зло, но во Зле этом заложено и подлинное Благо, ведь даёт оно росток будущему и неизбежному Развитию нашему, таким образом, постоянная борьба Добра и Зла – это и есть истинная основа Жизни, именно Борьба их, кто бы что ни говорил, а посему Добро необходимо Жизни в той же мере что и Зло, и Природа как высшее олицетворение её Мудрости – яркое тому доказательство, там Зло всегда служит Развитию и Высшему Благу. Без Зла Добро дряхлеет, мельчает и вырождается. Волки вырезают слабых и больных овец в стаде, благодаря чему здоровое стадо живёт. Но в любой настоящей борьбе необходим баланс сил, то есть противники должны быть примерно равны, или, если использовать тот же образный ряд, в стаде должно быть достаточное количество здоровых баранов с крепкими рогами, способных дать достойный отпор хищникам…, в противном же случае всё это перестанет быть борьбой, красивой и выразительной, и превратится в обыкновенную бойню, в которой рано или поздно будут гибнуть все: и овцы с баранами, и волки, так как последним из-за свойственной им ненасытности вскоре придётся вспомнить, что такое нестерпимое чувство голода. А наша с вами Жизнь, как и любая настоящая Борьба, согласитесь, всё-таки невероятно красива…, красива в бунтующем противоборстве, положенном в её основу…, в безжалостной войне определяющих понятий, в смертельных поединках достойнейших Врагов, и не стоит принижать её слабостью своей и жалким малодушием, сильные свежие могучие Ветры нужны ей по обе стороны баррикад…, способные буйствовать и низвергать потоки, нужны крепкие поджарые Воины, что в силах разрушать скалы, а не пришибленные инфантильные создания, наложившие вечный целибат на мужественность свою и начинающие трясти нижней губой при малейшем, даже воображаемом, подозрении на опасность. Так вот, если захочешь ты полнее прочувствовать суть самой Жизни, а я уверен, что ты не преминёшь обогатить себя сим Сокровенным Знанием, – улыбнулся Габринус, – … если захочешь соприкоснуться с Мощью и Величием Духа её, если страстно возжелаешь ощутить жар дыхания её на коже своей, то всё, что тебе будет нужно, так это задать себе простой вопрос: что есть Красота…? Откуда она проистекает…, где её истоки…, в чём они…? Слегка поразмыслив, ты поймёшь, что проявляется она в тот момент, когда некая огромная Сила, этиология её здесь не столь важна…, это может быть и Сила Духа, и Любовь, и Мужество, и Верность, или любой другой её спектр, но, главное, когда Сила эта, превосходящая и самодовлеющая, оказывая милость, нисходит в видимое пространство, то именно в этот самый миг мы и начинаем всем своим существом ощущать подлинную мелодию Красоты…, мелодию, которой преисполнены Горы, встающие непреодолимой стеной на пути ярости разнузданной стихии…, мелодию, которой пропитаны уже пожившие ветви кустарника, насильно изгибающие себя дугой в сторону от живительного света Солнца, дабы дать возможность окрепнуть ещё только начинающей свой Путь молодой и зелёной поросли…, мелодию, которую вбирает в себя улыбка матери, при взгляде на своё набирающее Силу чадо…, – вот такое вот снисхождение Силы и зовётся у нас Красотой… Внесу, наверное, ещё пару штрихов к сему портрету, … лучшего понимания твоего для… Когда сильный человек, пресытившись Силой и Могучестью своей, снисходителен к более слабому, то лишь тогда раскрываются в полной мере все грани Красоты его и Благородства; когда же, в противоположность сему, слабый, мня себя сильным, тешится над ещё более слабым, то в этом случае наружу лезет одно жалкое и неприглядное безобразие его. Поэтому, друг мой…, Всегда и при любых обстоятельствах Свято Храни Героя в Сердце своём, Героя, Сильного Духом и Непреклонного, Храни его как Высшую Надежду свою, и никогда, слышишь меня, не вздумай терять присущего тебе Благородства…, ведь пока его ощущаешь ты, чувствуют его и остальные. Да, быть может, всем мешает Благородный, всем стоит он поперёк дороги, всех нервирует, ведь новое хочет создать он, тогда как те, кто кормится в настоящем и имеет здесь хоть толику власти, старое жаждут сохранить, и даже когда они поднимают лик его на знамена свои, то является это не чем иным, как обыкновенной попыткой убрать преграду с собственного пути. Возможно, когда-то и были сии представители рода человеческого созидателями, точнее не они, а Предки их, Силой Меча и Слова нарождавшие свой мир…, Королями и Князьями, Царями и Конунгами были они, утверждавшими железной рукой повсюду Волю свою, сами были властители эти в ответе за свой народ, и головы они свои складывали за свои убеждения, именно свои головы, а не подставляли под топор чужие. Но не достоин стал сейчас народ таких Королей, обмельчало нынешнее племя, чернь повсюду, куда ни глянь, чернь внизу, чернь наверху, марширует длинными стройными рядами справа и слева от нас, ничего не жаждущая, акромя собственного комфорта, – жалкое зрелище, тощие чахоточные душонки. Все равны, как на подбор, с одинаковыми мелкими навязанными желаниями, в безумном самодовольстве мнящие себя славными продолжателями Великих Пращуров своих. Не понимают они, что разложилось уже величие их, сгнило под тяжестью лет, опарыши завелись в когда-то сильном и могучем теле, мелочное благоразумие трусов и боязливая осмотрительность возобладали над Гордым Сильным и Дерзновенным Духом, а Мужество и Храбрость сменилось жалким звоном монет. Но, помяните Слово моё, грядёт суровый свежий Северный Ветер, снесёт он яростными порывами своими ваше чванливое самодовольство, бичём Гнева своего сотрёт напыщенность с ваших напомаженных и лживых физиономий, Диким Табуном пронесётся он по вашим жалким угодьям, и земля задрожит у вас под ногами, и небо опрокинется на головы ваши, пока не придёте вы, наконец, в себя, и не почувствуете на кончике языка своего истинный вкус настоящей, стоящей, Жизни…, пока не разгорится бушующее Созидающее Пламя в Душах ваших…, и не обратится блеяние ваше яростным рыком Льва.