«Хроники мёртвых городов – 3». Сборник рассказов

Три недели назад, в такой же дождливый вечер, возвращаясь на своём автомобиле с переговоров, я сбил ребёнка. Нет, не подумайте, у меня большой стаж вождения. За десять лет ни одной аварии и всего лишь пара штрафов за нарушение правил парковки. Для такого большого города – это ничтожно мало.

Зазвонил телефон. Отвлёкшись на него всего на миг, я совершил самую страшную ошибку в своей жизни. Оторвавшись от экрана, увидел стоящего на дороге ребёнка. Девчушка вытянула перед собой маленькие ручонки, словно пытаясь остановить ими автомобиль. А взгляд… Её взгляд, я запомню навсегда. Этот полный страха взгляд, как раскалённое клеймо отпечаталось в моей памяти.

Удар, ребёнок на асфальте. На несколько мгновений, я впал в ступор. Тишина и полное опустошение. Тьма обволакивающая со всех сторон и её глаза, испуганно и в тоже время осуждающе смотрящие прямиком в мою душу.

Мотнув головой, я вернулся в реальность. Осознание произошедшего, пришло мгновенно. Звуки, мысли, всё смешалось и окатило как ледяным дождём. Выскочив из машины, я склонился над неподвижным телом. Осторожно подняв её на руки, встал. Понимая, что «скорая», пробиваясь сквозь многокилометровые пробки, приедет не скоро, уложил малышку на заднее сидение и помчался в ближайшую больницу.

Её не спасли. Врач сказал, что от удара лопнул какой-то сосуд, от чего смерть наступила мгновенно. Позже, приехали родители девочки. Отец, мужчина немногим старше меня, не сдержался и врезал по морде. Я извинялся, предлагал помощь, но бьющаяся в истерике мать, осыпая проклятиями, послала меня ко всем чертям.

Выбежав из здания больницы, бросился прочь. Бежал куда глаза глядят. Через оживлённые дороги, тротуары, попутно врезаясь в прохожих. Споткнувшись, со всего маха упал в грязь. Вонзив пальцы в мокрую землю, плакал и кричал. От злости, обиды и ненависти к самому себе.

Потом, вроде немного пришёл в себя. Сильно зажмурился и в темноте «увидел» образ маленькой девочки. Стоит, смотрит на меня, укоризненно качает головой, иногда вытирая со щёк скатывающиеся слёзы.

– Прости. Прости меня, пожалуйста. Я не хотел. Это несчастный случай. Мне очень жаль.

Затем меня подняли на ноги. Запихнули в «УАЗик» с синей полосой на борту. Привезли в участок, где всю ночь допрашивали. Утром, отпустили под подписку о невыезде.

Грязный, с чёрными синяками под глазами, я похож на бомжа. В таком виде, пришлось добираться до дома. На протяжении всего пути, ловил на себе презрительные взгляды прохожих. Люди шарахались в стороны, что-то бормоча, но мне было плевать. На них, на себя. Жить не хотелось, от слова – совсем.

Войдя в квартиру, сбросил обувь, грязную одежду и в одних трусах направился на кухню. Распахнув холодильник, схватил с полки бутылку виски, отвинтил крышку, приложился к горлышку. Алкоголь, тут же разлился по телу приятным теплом. Истерика постепенно отпустила.

Переместившись в комнату, плюхнулся на кожаный диван, рассматривая кубки, почётные грамоты и благодарственные письма, вручённые за изобретение и введение в эксплуатацию «ГАС» – газовая отопительная система. Проще говоря, мне удалось перевести город на новый вид обогрева. Благодаря моей установке, инертный газ разгонялся до высоких скоростей в специально сконструированной сети отопления, выделяя при этом достаточное количество тепла, для поддержания комфортной температуры в домах. Эта система, оказалась в десятки раз дешевле традиционного, водяного отопления и менее вредна для экологии. Вскоре, весь город стал получать тепло прямиком из центра «ГАС».

Позже, о технологии узнали в других городах и за пределами страны. Контракт за контрактом, признание мирового сообщества, слава. Деньги полились рекой на мой банковский счёт. Но шиковать, я не привык. Львиную долю доходов отдавал на благотворительность. Ни коттеджей, ни вилл за бугром, ни автомобилей премиум класса не покупал. А зачем? Понты, для золотой молодёжи вещь важная, но не для меня. Квартира и та в здании центра «ГАС». Выходишь из дома, сразу попадаешь на работу. Удобно. А самое главное – всё всегда под контролем.

Полностью уйдя в работу, я перестал общаться с друзьями, ходить на прогулки и в принципе отдыхать. Ведение проектов, консультации, встречи, введение новых объектов в эксплуатацию, новые консультации – так выглядели мои последние восемь лет жизни. Ни семьи, ни детей так и не завёл. Всё некогда было.

Напившись, уснул. Всю ночь кошмары мучали. История, произошедшая днём, повторялась снова и снова. Несколько раз вскакивал на кровати. Потный, сердце стучит, отдавая в ушах. Понимал, что это всего лишь сон. Снова ложился, засыпал, но события не изменялись. Словно мчась по замкнутому кругу, вновь и вновь переживая аварию.

Следующий день прошёл как в тумане. Единственное, что помню: на улице темно, иду в магазин за очередной бутылкой. Мимо проходят люди, но я не смотрю на них. Кто-то врезается в меня плечом. Развернувшись, чтоб выдать невнимательному пешеходу всё, что я о нём думаю и вижу мертвеца. За ним ещё и ещё. Ужасных, изъеденных, полуразложившихся. Разинув свои гнилые пасти, что-то булькая и шипя, они начали окружать меня. Закричав от ужаса, рванулся прочь. Подальше от тварей заполонивших улицу. Сворачивая за угол, уже сам в кого-то врезался, сбивая бедолагу с ног. Извинился, встал, протянул руку помощи, но тут же отскочил в сторону как ошпаренный, понимая, что столкнулся с ещё одним живым трупом.

Подгоняемый паникой и выбросами адреналина, рванул к дому, мечась из стороны в сторону, стараясь как можно скорее убежать от жмуров. Ворвавшись в здание «ГАС», плотно запер двери. Взбежав вверх по лестнице, спрятался в квартире.

Немного успокоившись, решил, что это всего лишь игра воображения. Галлюцинации, навеянные совестью и беспокойной ночью. Сбросив всю одежду, вошёл в душ, но из него, вместо воды, хлынули кровавые струи. Испуганно отшатнувшись, споткнулся о борт кабинки. Упав, сильно ударился головой о пол, тут же теряя сознание. Но даже в том состоянии, вновь начал переживать ту роковую поездку.

Очнувшись, поднялся на ноги. Голова жутко кружилась и болела. Пошатываясь, в чём мать родила, держась рукой за стены, вошёл в комнату. Выглянул в распахнутое окно. По улицам ходили живые люди. Облегчённо вздохнув, оделся, выпил крепкого кофе, а затем занялся изучением бумаг и планов. Но, с наступлением тьмы, всё снова повторилось. Мертвецы, авария, истерика. И так, изо дня в день, на протяжении следующих трёх недель.

* * *

Истлевшая сигарета обожгла пальцы. Выбросив окурок, я встал, полный решимости, покончить с этим адом. Даже по телевизору, в какой-то передаче говорили, что мир наполняют твари принявшие облик человека.

– Что ж, достаточно вы меня мучали. Настал мой черёд, – прошептал я, направляясь к офису «ГАС». – Вы за всё заплатите.

Сегодня, я был готов поставить точку в этой истории. Отталкивая мертвецов встречающихся на пути, двигался вперёд. Цель ясна, план беспроигрышный. Пара манипуляций и всё. Войдя в здание, запер дверь, а затем переместился к центральному компьютеру, что управляет блоком разгона. Введя пароль, первым делом повысил давление в системе, затем выставил максимальную мощность ускорителя.

Помещение наполнилось гулом сирен аварийной сигнализации. Пол под ногами дрогнул. Раздался свист, за ним последовал оглушительный хлопок. Мощным потоком раскалённого газа, вдребезги разнесло стекло отделяющее меня от установки. Довольно крупный осколок вонзился в грудь. Сострадания к самому себе, я не испытал, боли, кстати, тоже.

Решив, что обязан увидеть свой план в действии, зашагал к лифту. Поднявшись наверх, вышел на крышу. Стоя на краю парапета, размышлял:

«Что меня ждёт там, за гранью жизни и смерти? Говорят, существует реинкарнация… Вот бы возродиться какой-нибудь птицей. Парить над землёй, ни в чём не нуждаясь».

Затем, вспомнил погибшую девочку. Вытащив из груди осколок стекла, бросил его вниз и закричал:

– Я даже не знаю твоего имени! Но знай – я не хотел, чтоб так вышло! Прости меня!

– Что ты наделал? – донёсся тонкий детский голосок из-за спины.

Обернувшись, увидел ту самую девочку, что попала под колёса моего автомобиля. Она стояла у дверей лифта, обняв плюшевого медведя. Я тут же узнал игрушку, оставленную на её могиле в день похорон. Дождавшись пока родственники покинут кладбище, подошёл к сырому холмику земли, усыпанному цветами, где с установленной у креста фотографии, на меня смотрела маленькая белокурая девчушка. Моля о прощении, посадил Топтыжку рядом с фото, а затем убежал. То ли от страха быть замеченным, то ли от взбунтовавшихся нервов.

Здание качнулось. Еле удержавшись на ногах, я наблюдал, как по всему городу ввысь взметаются столбы огня, рушатся дома, а по улицам в поисках укрытия мечутся не мертвецы, а обычные люди.

– Господи! Что же я натворил?!

Окинув взглядом крышу, понял, что девочка исчезла. Затем, бетонный парапет, ушёл из-под ног.

Падая вниз, окружённый огнём, осколками стекла, обломками зданий, гулом и истошными криками. Последняя мысль, промелькнувшая в голове, звучала как поставленная в моей жизни точка: «Добро пожаловать в ад!».

Горячий, сухой воздух, неожиданно наполнил мои лёгкие. Раскрыв глаза, понял, что жив и лежу в полости между бетонных плит. Всё тело наполняла боль. Голова кружилась. Медленно выполз из-под завала. В нос ударил запах серы и жжёной плоти. Пошатываясь, я вышел на улицу собственноручно уничтоженного города. Хотелось заплакать, но слёз не было. Душа рвалась на части. Сердце стучало подобно барабанной дроби. Упав на колени посреди полыхающего мёртвого города, я закричал от безысходности, угрызений совести и ненависти к самому себе, устремив взгляд на кроваво-красное небо, с которого хлопьями падает пепел.

Раздалось утробное рычание. Обернувшись на звук, заметил мелькнувшую тень. Рык повторился, но уже с другой стороны. Затем, пространство наполнилось гвалтом. И тут я заметил, что со всех сторон, на дорогу выскакивают мерзкие создания. Рогатые, звериные рожи, оскалены острыми зубами. Вместо ног копыта. Размахивая длинными хвостами, они медленно двигались ко мне, вытянув вперёд когтистые лапы.

– Я это заслужил! Это мой персональный ад! – закричал я, глядя на жаждущих разорвать меня в клочья демонов.

Один из них, сорвался с места, быстро приближаясь ко мне. Зажмурившись, вовсе не от страха, а скорее чтоб не видеть эту мразь, услышал тоненький голосок:

– Я прощаю тебя!

Вспыхнул яркий свет, пропали звуки. Даже стука собственного сердца не было слышно. А как только он погас, я раскрыл глаза и тут же обнаружил себя за рулём автомобиля. Резко ударив по тормозам и, тут же выскочил на улицу, уставившись на асфальт у переднего бампера. Никого.

По щекам покатились слёзы. Повернув голову, увидел ту самую девочку. Она стояла на тротуаре и с любопытством наблюдала за мной. К горлу подкатил комок. Сердце сжалось в груди. Встав на колени, я посмотрел на малышку и прошептал:

– Спасибо…

Ребёнок улыбнулся и убежал. Поднявшись на ноги, с чувством благодарности к этому маленькому, белокурому ангелу, зашагал к дому, оставив распахнутый автомобиль на дороге.

С неба лил дождь, а по щекам катились слёзы. Но в этот раз, не горечи, а счастья.

С неба лил дождь, а по щекам катились слёзы. Но в этот раз, не горечи, а счастья.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЗА СТЕКЛОМ ИЛЛЮМИНАТОРА

Автор иллюстрации – Нитки Ос

Татьяна Осипова

«РЕКВИЕМ»

Татьяна Осипова

Там не летают вороны,Там не струится лунный свет,Там холод смертью скованный,И путник, не найдя ответ,бредёт по мрачным улицам,Бредёт, он ищет рай,А двери все закрыты, пустотаиграет на осколках ран.Скажи мне, где встаёт заря,Скажи, когда дожди заплачут,Скажи, что я найду тебя,Скажи что отыщу удачу,Когда разрезав светом мглу,Раздвинет стены жизнь, и солнцеосветит лица, пустотуоставим мы на дне колодца.Она смеялась и звала,Цеплялась пальцами за спины,Но мы ушли, лишь зеркалаНапоминанием станут длинным.В них отраженье наших глаз,Всё что разрушили и сшили,играя реквием для васукором молчаливой пыли.

Марк Волков «ЛЕТНЯЯ ИСТОРИЯ»

Часть I

Вечная ночь за стеклом иллюминатора хвастала безукоризненной чернотой: ни единой звёздочки, хвоста кометы или росчерка метеорита не нарушали её покой. Вакуум и абсолютный ноль глубокого космоса заполоняли всё вокруг.

В центре галактики висела огромная чёрная дыра. Струи межзвёздной пыли водопадами обтекали её по кругу, встречаясь и перечёркивая надвое, словно лезвием ножа. Подобно гигантскому водовороту, дыра притягивала к себе всё, что попадало в поле гравитации. Даже нашей станции приходилось прилагать огромные силы, чтобы не сорваться с орбиты, став ещё одной песчинкой в потоке, следующем к ненасытной утробе.

Впрочем, по-своему дыра была даже прекрасна. Кто и почему дал ей столь непритязательное название? В сияющей короне из межзвёздной пыли и с круглой чёрной сердцевиной она походила скорее на Солнце. Чёрное солнце Вселенной.

Справа, захваченная течением, медленно плыла, вращаясь вокруг своей оси, ржаво-голубая планета. Наша бригада недавно вернулась оттуда и теперь заряжалась энергией в ожидании следующей высадки.

Планета была мертва. Цивилизация, населявшая её, давно сгинула, оставив после себя лишь руины городов и горы мусора.

Собственно, нашей задачей и являлась уборка этого мусора. В каком-то смысле в этой работе мы роднились с обмывальщицами, наводящими последний марафет на труп планеты перед тем, как она отправится в пучины небытия. Правда, романтики в этом занятии было немного: наших Хозяев интересовало лишь всё мало-мальски ценное, что можно с выгодой продать. Такие вещи должны быть отсортированы, скомпонованы по контейнерам и, впоследствии, загружены в трюмы звездолётов. А чёрной дыре останется лишь голый камень и горы того, что признано «неперспективным».

В грузовом отсеке царил привычный хаос: на полу валялся плюшевый заяц, разбитая кружка, дранные скафандры, кучи пустых обёрток и обрывки постеров. Однако ни завораживающее зрелище за окном, ни локальная помойка внутри станции и даже трещина, пролёгшая из конца в конец иллюминатора, не трогали нас. Ведь мы не были живыми в привычном понимании этого слова.

Креаклы, или «кибернетические механизмы Тепплера», как нас ещё называли в статьях, посвящённым робототехнике, получили широкое распространение, благодаря неприхотливости к условиям труда, возможности экономить на еде, воде и зарплате. Каждому в бригаде был присвоен индивидуальный номер: M-11, Q-54 или, как мне, L-76.

Правда, тайком от Хозяев, мы звали друг друга несколько иначе. Так, робот с длинными конечностями, что сидел сейчас рядом, закрыв сенсоры, имел прозвище Звяк-нога, за то, что однажды за нерасторопность кто-то из Хозяев ударил его так сильно, что внутри ноги замкнуло цепь. И теперь он ходил, постоянно подволакивая её за собой…

Исходя из срока службы, нас уже давно должны были списать в утиль, однако компанию с Сириуса, выкупившую роботов практически за бесценок у одного ушлого интенданта, меньше всего интересовали даты, пробитые в перфокарте техпаспорта.

Ждать полного цикла зарядки было скучно. Желая поразвлечься, я пододвинул близлежащий ящик и стал раскладывать содержимое. Из груды бумаг выскользнула книжка в твёрдом переплёте. Необычное название сразу же приковало внимание: «ХРОНИКИ МЕРТВЫХ ГОРОДОВ 3». Начертанное крупными чёрными буквами на стене старинного здания, изображённого на обложке, оно навевало чувство таинственности и мистицизма. Рядом из тумана хищно тянулись щупальца неведомого создания. На брусчатке мостовой лежал противогаз с горящими бирюзой глазницами, а ниже шли фамилии авторов: Сергей Кулагин, Тим Волков, Григорий Родственников, Виктория Радионова и многие другие.

Наобум раскрыв книгу примерно на середине, я прочитал: «Летняя история». Видимо, это было название чьего-то рассказа. Он начинался так:

«Раскалённое солнце близило размеренный шаг к ночлегу. Воздух был сух и неподвижен. От раскидистых лип по песку дорожек тянулись длинные тени, а в сплетении ветвей мелькало синее небо. Я летел во весь опор к графской усадьбе, нетерпеливо пришпоривая коня. Карман оттягивало письмо следующего содержания: „Мой дорогой, мой милый Гиппократ. Если ты ещё жив, здравствуешь и не забыл друга детства, то, ни секунды не медля, облачайся в свои белые одежды, седлай коня и, не позднее, чем третьего дня будь у меня. Нетерпение, с которым я ожидаю твоего приезда не ведает пределов, ибо я болен и склонен предполагать, что болезнь значительна. Жар сковывает мои члены днём, лихорадка вытрясает душу по ночам. Я измучился и изнемог. Уже не единожды из уезда призывался Платон Павлович, однако все, чего смог добиться сей доблестный муж – это многозначительное кряхтение, перемежающееся качанием головы. Ныне всю надежду составляет лишь то, что твой молодой проницательный ум приподнимет завесу интриги. Не напрасно же говорят, будто сам Господь вложил знания в руки лекарей. Твой А. П.“».

– Ага, – подумал я. Автор подражает слогу писателей ХIX века, хотя, надо заметить, это получается у него вполне сносно. Во время раскопок нам уже попадалась проза «Золотого века», я их частенько перечитывал, поэтому сразу же угадал стиль. Интересно, что же будет дальше?..

«Позади осталась деревня. Поднимаясь на холм, я видел верхушки крыш изб, утопающие в листве яблонь и вишен. Поодаль резало глаз светлое пятнышко – водная гладь небольшого озера.

Послеполуденный зной прошёлся по деревне пудовыми кулаками, примяв жизнь. Молчали куры, не мычала скотина, не гавкали собаки. Лишь комары ленивым звенящим облаком порой висели в воздухе. Мой Балун – серый в белых яблоках рысак знаменитой орловской породы, подаренный перед отъездом на учёбу графом – всхрапывал и прял мордой всякий раз, когда приходилось влетать в такое облако, однако я не давал замедлиться, правя твёрдой рукой его шаг.

Промелькнули и остались позади распахнутые ворота графской усадьбы, а мы помчали дальше, к дому. Два долгих года минуло с тех пор, как я видел эти места, а потому непроизвольно вертел головой, отыскивая различия. Впрочем, они были заметны и безоружным взглядом. Места изменились, и изменения эти вышли не в лучшую сторону. Песчаные дорожки устилали сухие ветки, клоки соломы и прочий мусор. Кусты заросли, клумбы засохли, фонтан заглох. На ступенях деревянной беседки валялся кем-то позабытый сморщенный сапог.

Вскоре впереди выросло знакомое с детства здание с фронтоном, поддерживаемым массивными колоннами, в промежуток которых поднимались ступени с каменными львами. Здесь случилось немыслимое: когда я уже собрался остановиться, Балун встал, как вкопанный, и я, потеряв стремя, едва не низринулся оземь.

– Худой знак, барин! – Покачал головой какой-то мужик, стоявший возле ступеней.

Памятуя о том, что будущему врачу не пристало веровать во всяческие предзнаменования и вообще следует иметь вид степенный и важный, я молча отдал повода, отстегнул от седла саквояж с медицинским инструментарием и, обивая хлыстом пыль с ботфортов, побежал в дом.

Меня никто не встретил. В воздухе стоял тяжёлый запах, который невозможно ни с чем спутать. Так пахнет в доме тяжелобольных. Я обошёл все десять комнат, но всюду царила пустыня.

Коридор первого этажа окончился двойными дверями, за которыми, насколько я помнил, располагалась столовая. Они были заперты. Я подёргал окованные бронзой ручки и собрался возвращаться в переднюю. Как вдруг услышал из-за двери справа быстро оборвавшийся то ли хрип, то ли стон.

Там кто-то есть? Я взялся за ручку, но меня прервал голос за спиной:

– Кто вы, и что здесь делаете?

Я обернулся. Позади меня стоял рыжий человек в одежде слуги. Его жёлтое, с усиками, высохшее лицо, с плотно сжатыми губами, буквально изливало злобу. Человек тяжело дышал, а его маленькие глазки исподлобья сверлили окружающее пространство.

– Я ищу графа. Я его друг, доктор, – смиренно представился я, обдумывая, как слуга сумел так быстро и незаметно подкрасться. Видимо, жара скверно подействовала и на мозги моего vis-a-vis, ибо он долго обдумывал ответ, словно совещаясь с кем-то, а после принял решение:

– Я провожу вас.

Повернулся и молча пошёл, выказывая этим незримый приказ шествовать следом. Я повиновался. Странное дело, я чувствовал подспудный страх перед слугой. Возможно, так подействовала непочтительность, с которой он говорил и вёл себя.

Поднявшись на второй этаж, мы вошли в зал, занимающий весь правый флигель. В помещении царил полумрак. Хотя полной темноты не было, солнце едва проникало сквозь зашторенные окна, рождая даже не свет, но слабую его копию, что я отнёс на счёт удушающего зноя. В центре зала за столом стоял граф и, склонившись над бумагами, о чём-то тихо втолковывал человеку в чёрном костюме с бабочкой, в котором я безошибочно узнал управляющего, Франца Иоганновича.

– Илья! Ты ли это? – вскричал граф, завидев нас. И пошёл, раскрыв объятия, навстречу.

– Кузьма, ты свободен, – сказал он после того, как мы троекратно облобызались. – Свободен, я сказал, – вынужден был повторить он приказ, когда увидел, что провожающий остался на месте.

На этот раз слуга нехотя поклонился и неспешно вышел.

– Это Кузьма. Не обращай внимания, он у нас слегка туговат в плане слуха. Поговаривают, будто такое приключается с людьми, которым в люльке на ухо наступил медведь. – Попытался перевести ситуацию в комическую граф.

Однако я видел, что вовсе не физический недостаток являлся причиной вызывающего поведения Кузьмы. Нет, это было нежелание признавать над собой власть другого человека, причём привычка старинная, укоренелая.

– Ах, ты нисколько не изменился! Всё такой же франт и повеса! – изрёк граф, поворачивая меня со стороны в сторону для блезира. – Сколько времени минуло с тех пор, как мы не виделись? Полгода? Год?

– Два. – Улыбнулся я. И высказал удивление продолжил: – Но ты вроде писал, будто болен? Однако картина, которую я наблюдаю ныне, твердит, скорее, об обратном?

– Многое… Изменилось с тех пор, – уклончиво отвёл глаза граф. – Впрочем, о делах чуть позже. Ты, верно, голоден с дороги? Прошу откушать, а я присоединюсь, как только закончу тут с Францем Иоганновичем.

Граф позвонил в колокольчик и на зов явились двое слуг.

– Проводите гостя в столовую и хорошенько накормите, – распорядился он.

Мы спустились. Впротиву верхнему этажу, в столовой правило бал солнце. Правда, особой духоты не наблюдалось. В приоткрытые окна со стороны озера залетал освежающий ветерок, донося аромат свежескошенных трав. Но даже ему было не перебить стоящий во всем доме неприятный запах. Запах болезни…

Я ел в присутствии слуг, подобно каменным львам, застывшим по обе стороны стола в ожидании, когда «барину» что-либо понадобится. Желая развеять скуку, я решил затеять с одним из них – Иваном – беседу.

– Весьма странная получается история, – посетовал я. – Мне сообщают, будто граф настолько болен, что даже не может шевельнуться. Я бросаю все дела, мчусь сюда, едва не загнав по дороге лучшего скакуна. И что нахожу? Граф находится в явном здравии. Как сие понимать?

Ваня засопел, закряхтел. И, переглянувшись с товарищем, наконец, решился ответить:

– Это верно, его сиятельству было очень худо. Так скверно, что уже никто и не надеялся на выздоровление. Но о дальнейшем его Сиятельство расскажут лично.

Иван застыл, больше не реагируя ни на какие вопросы, как ни я старался снова завести беседу.

Время тянулось, однако граф не появлялся. В глубине дома пробили часы – четыре раза, пятый. Начало смеркаться. Наконец, двери открылись, и в комнату быстро вошёл мой «пациент».

– Прости, Гиппократ. Дела. Проклятые дела завладели моим вниманием, – посетовал он. – Так много упущено за время болезни, что и не знаешь, за что хвататься.

– Кстати, насчёт этого. Как вышло, что ты так быстро пошёл на поправку?

– Сам не ведаю, – шутливо развёл руками граф. – Не иначе, как Божьей милостью. Уж так худо мне было, что и в гроб ложись. И вдруг – в один миг полегчало, словно ничего и не было.

– Стало быть, в моих услугах здесь более не нуждаются, и теперь я должен покинуть этот дом?

– Отнюдь, – нахмурился граф, – это верно, болезнь покинула меня. Но далеко не ушла, словно в насмешку поразив иную цель. Ты никогда не видал моей супруги?

– Нет. Я уехал чуть раньше и помню тебя молодым и неокольцованным самохвалом.

– А я тебя – бастрыгой и фанфароном!

Мы рассмеялись.

– Да, Илья, сколько воды утекло с тех пор, и многое стало не таким, как раньше. – Покачал головой граф. – Ну, пойдём.