«Хроники мёртвых городов – 3». Сборник рассказов

Поставив ящик, взятый с собой в качестве предлога, я нырнул за контейнеры и стал следить, не оставит ли он предмет вожделения где-нибудь хотя бы на секунду. Но, как назло, жабоанин словно забыл о существовании сборника.

Наконец, настал короткий перерыв, во время которого рабочие отправились на подзарядку. Оставшись практически в одиночестве, прораб быстро заскучал. И, вытащив находку, громко прочитал вслух:

– «Хроники мёртвых городов».

Повертев обложку со всех сторон, фыркнул, имея в виду название:

– Мёртвые города! Напророчили себе на голову. Чёртовы графоманы!

И, вместе с остатками яблока, разочарованно бросил в середину топки. Пламя немедленно охватило страницы. Я видел, как чернеют и загибаются края листов, как исчезают в огне созданные воображением миры. Больше никогда мне не узнать окончание истории про графа и бедолаги-гостя. Добрался ли он до деревни и что его там ждало?..

Закончив дела, прораб ушёл. В отсеке остались только я, да старый Звяк-нога, лопатой выгребающий золу из накопителя.

Сев на корточки возле печи, я задумчиво смотрел на пляшущие внутри огоньки. Почему-то не хотелось никуда уходить, а хотелось сидеть именно так, обхватив колени, и ни о чем не думать.

Откуда-то сверху упала книга. Я машинально поймал её в полете, раскрыл и удивился, увидев до боли знакомый текст. Но откуда?!

– Я ещё давеча заметил, что она тебе понравилась. – Звяк-нога стоял, опираясь на черенок лопаты. – Поэтому, когда прораб оставил её на столе, незаметно подменил, оставив прежней лишь обложку.

– Почему ты мне помогаешь?

– Ну, ты же в прошлый раз меня тоже не сдал. – Напомнил он случай, произошедший полгода назад, когда во время обыска в комнате зарядки Хозяева обнаружили под стеновыми панелями древнекилийский лист пифанской поэзии. И только я знал, кто его туда положил.

Если бы лицо робота могло выражать эмоции, я бы поклялся, что Звяк-нога сейчас улыбается.

– Приятного чтения! – пожелал он. И, повернувшись к печи, возвратился к прерванной работе.

«Погони не случилось. Уже через четверть часа мои сапоги вздымали пыль на окраине деревни.

Селение приветствовало полной тишиной. Не лаяли псы, не мычали коровы. Лишь тянул в небе жалостливую песню коростель.

Если в прошлый раз такую картину можно было списать на действие зноя, то теперь я знал: это был страх. Деревня только казалась вымершей. То здесь, то там в окнах можно было заметить испуганные лица, отступавшие внутрь, стоило лишь сделать попытку приблизиться.

Сколь я ни стучал в запертые двери, ничего не добился. Рамы всех проёмов украшали нарисованные мелом кресты. Неоднократно между избами мелькала знакомая голубая полоса. Озеро? Но почему так близко?

Пройдя деревню насквозь, я вышел на околицу и застыл как вкопанный. Впереди расстилалась настоящая река! Покинув русло, вода разлилась, лентой отрезав деревню от остальной «суши» и фактически превратив её в остров. Теперь стало понятно, что никаких «поездок в город» у графа не было и быть не могло.

Делать нечего, пришлось возвращаться в деревню. На ступенях самой крайней избы сидел старик, починяя рыбацкую сеть. В отличие от других, он не спешил убегать или прятаться в доме при моем появлении.

Один глаз старика прикрывало бельмо. Другой сохранил безмятежно-голубой цвет, данный от рождения. Голова была седа, но на бороде остались светло-песочные волосы, показывая её истинный цвет. Натруженные морщинистые пальцы старика действовали быстро и чётко, выдавая большой опыт в ремесле.

Встав так, чтобы меня нельзя было не заметить, я поздоровался и завёл разговор.

Оказалось, это местный рыбак, Степан Зайцев. Раньше, ещё при деде графа, в этой местности текла полноводная река, которую впоследствии решено было запрудить. И, «с соизволения его Сиятельства» – как выразился старик, его семья уже несколько поколений ловила рыбу, поставляя ко двору.

– А нынче один я остался, замыслом Божьим! – посетовал он. – Супружница моя ещё год назад, значить, на зимнего Николу, преставилась. А детками Господь не наделил.

Меня, несмотря на незнатное происхождение, рыбак упорно звал не иначе, как «барин», а себя велел величать Стёпкой. Вообще, старик был ужасно древним и представился едва ли не ровесником деревне.

– Э-хе-хе, давненько живу. Видать, смерть уже и позабыла про меня. – Беззубо улыбаясь, отмахнулся он на мой вопрос о возрасте. Однако дальнейшие вопросы заставили рыбака посерьёзнеть.

– Что в имении творится неладное, мы заметили давно. Стали пропадать люди. И завелась какая-то странная болезнь: с вечера человек ложится спать здоровым, а утром готов покойничек. Что за оказия? И поняли мы, что это, значить, упырь безобразит, вурдалак, по-вашему, по-барски. А приходит он со стороны имения батюшки нашего, графа. Потому сегодня от вас все и попрятались.

– А вы?

– А мне чего теперь, одному, бояться? – Беззаботно сверкнул старик здоровым глазом. – К тому же, плотину у озера люди графа порушили, чтобы никто не сбежал, значить. А как теперь рыбачить? Да и для кого?

– Ну, надо же как-то бороться! – возмутился я. – Есть тут священник?

– Был батюшка. Да только пропал аккурат после возвращения Кузьмы из города.

– Какого возвращения? – не разобрал я.

– Так ведь с этого всё и началось, барин! – махнул рукой рыбак. И поведал: – Прознал однажды батюшка-граф, что на ярмарку должна прибыть депортация с известным магом и факиром то ли Азии, то ли из Европы, а то ли из самой Индии. И вот он, благодетель, задумал, значить, по этому поводу послать в город Кузьму, черта этого рыжего, чтоб ему пусто было, – тут Степан сплюнул наземь между оттопыренным указательным пальцем и мизинцем. – С целью узнать, не завернут ли сиятельные гости по пути и в наши края. Уж не ведаю, что там у них получилось, а только пропал Кузьма тогда на трое суток. А когда вернулся…

Дальше можно было не продолжать. Дело прояснилось.

– А что же это за твари такие, вурдалаки? Как их победить?

– Чтоб совсем сокрушить, не знаю, не слыхал, – покачал головой старик. – Но говорили старинные люди, значить, будто упырь не выносит яркого солнечного света. Не то, чтобы он его убивает, но, вроде как лишает сил.

Тут я с содроганием вспомнил нашу первую встречу с графом, когда в глаза бросилась темнота зала для приёмов.

– Ещё упыри умеют обращаться в летучих мышей, черных кошек, змей, вселяться в свои портреты… – продолжал загибать пальцы старик.

– И что же тогда делать, если их не одолеть?

– Бежать вам надо, барин. Молва приписывает упырям невозможность войти в чужой дом без приглашения и пересечь текущую воду. Так что, если хотите, переночуете сегодня у меня, а завтра, к обеду, я перевезу на другую сторону.

– А вы? Так и будете просто сидеть, и ждать, когда за вами придут?

– Да нешто можно отказаться, когда барин зовёт? Чудной вы, ей-Богу! – насмешливо посмотрел на меня старик здоровым глазом. – Мы народ тёмный, подневольный, значить. Это вам свобода дана… Нет уж, коли такова Божья воля, что пришёл кон помирать, тут уж ничего не попишешь!

Я покачал головой такому фатализму, однако препираться не стал. Ещё чего доброго, передумает…

Наскоро поужинав и прочитав «Отче наш», мы собрались спать.

– Вы, барин, ложитесь на кровати, – напутствовал старик. – А я уж тут, на лавке, по-простецки, мне привычней.

Так и сделали.

Среди ночи меня разбудил странный звук. Словно бы кто стучался в дверь.

– Илья! Илюша! – послышался снаружи голос графа. – Выйди хотя бы на полминутки, надо поговорить!

– Молчи, если хочешь жить! – сурово проговорил старик. Он мгновенно проснулся и стоял, загораживая проход к двери.

Было за полночь и из окошка светила полная Луна. Я увидел лицо графа, заслонившее её. Но… Это было оно и словно не оно, в то же время. Серая, покрытая шелковистой шерстью кожа, какая бывает у летучих мышей. Уши превратились в перепонки, а нос провалился и смотрел двумя темными впадинами. Граф улыбался красными губами, из-под которых торчали кончики острых клыков.

– Мой дорогой Гиппократ! Что же ты не поможешь своему больному другу? Разве этому учат вас в ваших учебных заведениях? – лукаво произнёс он, приглашающе подмигивая.

Я смотрел на графа и не мог оторваться. Его зелёные, с вертикальными зрачками, глаза приковали внимание, заполонив все вокруг.

Ноги против воли сделали шаг. Другой. Я понимал, что пропал, но ничего не мог с собой поделать. Взгляд графа загипнотизировал меня!

Дело спас старик. Выхватив из-под лавки какую-то крынку, он плеснул её содержимое в направлении окна, сопроводив действие крестным знамением.

– А ну, Дьявол, убирайся отсюда!

Лицо графа исказила злоба, он зашипел, словно кошка и испарился.

– Святая вода! Не любит, боится! – проворчал после Степан в ответ на мой вопрос, показывая устье крынки. И пояснил происхождение:

– Отец Эдессий оставил, не позднее перед тем, как сгинуть.

Я лёг, но ещё долго мне мерещились зелёные глаза графа, смотрящие из темноты.

Утро выдалось пасмурным. Солнце долго не решалось подниматься из-за горизонта, а, когда полностью рассвело, небо заволокло тяжёлыми и плотными, словно куколь на голове висельника, тучами.

– Не иначе, как «их» проделки! – проворчал старик, накидывая плащ. – Пойду вперёд, подготовлю лодку. А вы, барин, как соберётесь, значить, сразу следуйте за мной.

Забрав сумку и шляпу, я вышел за калитку и пошёл к берегу.

Сильный ветер колебал поверхность реки, создавая волны. Прибрежная роща шумела листьями. Вот и условленное место, а на волнах покачивается привязанная лодка. Но где же сам старик?

Шелест крыльев заполонил воздух. Я подбежал к лодке, оттолкнул её, запрыгнул и обернулся, готовый грести.

Они стояли на берегу. Все четверо. Впереди был граф, рядом управляющий, Франц Иоганнович. Поодаль среди деревьев угадывалось лицо рыжего Кузьмы. У ног графа лежало тело старого рыбака, над которым склонилась женская фигура. Когда она выпрямилась, я узнал графиню. Она провела тыльной стороной ладони по губам, стирая кровь. Граф улыбнулся, помахав рукой на прощание.

А я налёг на весла, вырываясь из гнезда вурдалаков в мир, где по-прежнему светило солнце и слышалось пение птиц»…

На этом рассказ завершился. Я отложил книгу и задумался о прочитанном, о будущем героя.

Пепел, оставшийся от «богатств» мёртвого мира, дотлевал. В стекле иллюминатора играло отражение огоньков из печи и казалось, будто планета плывёт, удаляясь в окружении поминальных свечей.

Старый Звяк-нога раскрыл в компьютере список утилизированных миров и крупными буквами внёс в него ещё одно название: «ЗЕМЛЯ». А напротив статус – «ЗАЧИЩЕНА».

Саша Веселов, Григорий Родственников «КОПЬЁ СУДЬБЫ»

Редко кому доводилось видеть Макса в такой ярости.

Считайте, что вам повезло.

Наш пилот влетел в бар, опрокидывая стулья и задевая за столики. Он махал руками так, что снёс кружку пива у какого-то краснорожего пропойцы-эврана, и тот, оскалившись, как истинный уроженец Барабуда, начал медленно подниматься. Потом узрел потёртую кобуру от массивного дезинтегратора на поясе Макса.

Макс выпросил у меня эту кобуру, чтобы таскать в ней гаечные ключи и отвёртки, как стрелок он совершенно безнадёжен. Зато пилот гениальный. Однако по виду кобуры не скажешь наверняка, чем она набита, потому эвран вздохнул и снова уселся на место, а мой сердитый друг накинулся на меня с упрёками:

– Какого дьявола, Густав?! Ты обещал мне две недели на тестирование оборудования и замену аккумуляторов! А сейчас объявляешь – прогревай дюзы – мы отправляемся! Куда отправляемся?! Или ты хочешь, чтобы «Джессика» развалилась на куски во время гиперсветового прыжка?!

– А ты не хочешь для начала поздороваться с нами? – я слегка охладил его пыл. – Выпей пива и успокойся.

Похоже, Макс только сейчас заметил, что все уже в сборе, нахмурился, едва кивнул Трубкозубу и Бельчонку, и снова взвился:

– Парни, вам не кажется, что Густав втягивает нас в авантюру? Лететь на неисправном корабле глупо!

Трубкозуб в перепачканном копотью комбинезоне сидел, развалившись в кресле напротив меня. Водрузив на край стола ноги в высоких сапогах, он приводил в порядок ногти. Тщательно, с отстранённым видом орудовал пилкой. На реплику Макса хмыкнул:

– Густав у нас заговорённый. Вероятно, поэтому мы до сих пор живы.

– Но всё также бедны, – парировал Макс.

– А «Джессика»? – возмутился Бельчонок. – Судно теперь наше, мы имеем стабильный заработок. Что тебя не устраивает?

– Заработок! – зло ощерился Макс. – Меня не устраивает заработок! – Он шумно вздохнул и обречённо спросил: – Дело хоть стоящее?

– А это мы сейчас узнаем, – ответил Трубкозуб. Он, считая необходимым всегда держать ситуацию под контролем, занимаясь ногтями, всё время видел вход в бар, отражающийся на противоположной зеркальной стене пивного зала. Теперь, указав на рослого здоровяка в чёрной бандане, спешащего к нашему столику, Трубкозуб поднял в приветствии одну руку, а другой поправил лучемёт на поясе.

Здоровяк плюхнулся на стул, бесцеремонно взял со стола полную кружку и залпом выпил. Потом рыгнул довольно и смачно, стукнул здоровенным кулачищем по столешнице.

– Привет, ребятишки! Дело срочное – жевать сопли некогда! Поэтому ввожу в курс дела. Недалеко от Вольного города здоровенный круизный лайнер угодил в переделку. Сорвался с орбиты, плюхнулся на Зелёной луне и сейчас медленно тонет. Времени мало. Мы должны нагрянуть туда раньше спасателей!

– Эй, – прищурился Бельчонок, – ты был в команде Стору Железнобокого. Брюс Чопик, я тебя знаю.

– А я тебя нет! – хмыкнул Чопик. – Но уверен, Густав не возьмёт в команду юнца только потому, что он краснеет как девчонка.

– Бельчонок – лучший канонир из тех, кого знаю, – заверил я всех присутствующих, предупреждая ссору, и спросил предполагаемого партнёра, как мне кажется, более чем конкретно: – Говори, Брюс, зачем звал?

– На этом лайнере есть одна вещица. Очень и очень ценная. «Копьё судьбы»! Слыхали про такое?

Мы с различной степенью искренности отрицательно покачали головами.

– Неважно. – Чопик понизил голос до шёпота: – Один человек согласен выложить за эту хрень пятьдесят миллионов риусов!

– Сколько? – опешил Макс. – Пятьдесят?! Я не ослышался?

– Ты не ослышался.

– Я согласен! – возликовал Макс. – Густав, этих денег нам хватит до конца жизни!

– Подожди! – Трубкозуб остановил приятеля. – Какой твой интерес, Брюс? Зачем мы тебе?

Я молчал, уступив ребятам право поторговаться с Чопиком. Отпил пару глотков пива, закурил. Молчал, но слушал внимательно.

– Охрана! У барыги, что путешествует с этим копьём, большая охрана. Слышал, не меньше тридцати мордоворотов. Ребята серьёзные. А у меня сейчас под рукой только два десятка парней, половина из которых желторотые юнцы, не нюхавшие пороха, другая половина – перенюхавшие пропойцы! Я предлагаю вам угол от прибыли. Реализацией копья займусь сам. Вы получите живые денежки. Целых сорок процентов! Думайте быстрее! Тут на это дело много охотников готово подписаться!

– Не думаю, – надулся Бельчонок, – союзники гарантированно накинут пеньковый галстук на шею любому, кого повяжут там. Рискуем головой. Я говорил вам, что устал убивать без причины. Моё кровавое прошлое позади.

– О как тут всё запущено, я ухожу, – сказал Брюс и поднялся.

Макс тоже вскочил, обнял здоровяка за плечи:

– Подожди, дружище! Мы ничего не решили. Правда, Густав? Бельчонок, кто сказал убивать?! Попугаем, разверну дредноут к ним артиллерийской палубой, сразу расклад просекут!

– А твой дредноут докатит до Вольного города? – канонир продолжал упрямиться.

Трубкозуб тем временем обернул маникюрные принадлежности в чистый платок, убрал их в карман, затем слегка нахмурил брови, пристально посмотрел мне в глаза и объявил для всех.

– Пока будем цапаться – сокровище заберут другие!

Эти парни всегда ссорятся, без их полемики откровенно скучаю. Деликатно кашлянув и раздавив окурок в пепельнице, я встал из-за стола со словами:

– Боже, какие мы идиоты!

* * *

Один человек рассказывал мне, что открытый для всех порт Вольного города возник, как необходимый элемент управления логистикой гигантской армии союзников, вторгшихся в пределы Гидрода. Допустив пребывание пиратской республики на волнующе близком от войны расстоянии, штабное ворьё с обоснованной лёгкостью смогло тысячекратно перестраховывать риски военных поставок, да и любых других грузоперевозок в этом районе. На соседство с пиратскими ярлами и прочими джентльменами удачи можно было списать любые потери. Пираты ребята простые, они с презрением относились к серым схемам армейских поставок, да и к собственной бухгалтерии, которую, как правило, не вели. Однако сказать по правде, нашим мнением никто и не интересовался.

Мы жили жизнью далёкой от проблем звездопродавцев, так меж собой мы именовали маркитантов нового времени, и хотя наши интересы никогда не простирались до протестов и сопротивления несправедливости, творящейся в мире, мы думали, что знаем главное: мы сами единственная справедливость и несправедливость этого мира одновременно.

Наша «Джессика» была таким же дредноутом, как любой рейсовый автобус, в салон которого запихнули метеоритную пушку, а на крыше оборудовали турели с тяжёлыми лучемётами. Предыдущий владелец «Джессики», Клоп-лигуриец, сумел напихать в грузовоз огнедышащей дряни под завязку, а на корпус наварил листы из голландской стали, однако после нескольких неудачных попыток научить корабль летать отдал звездолёт нам почти даром. Макс заверил, что придумает, как заставить это железо приносить пользу. Никто из нас не был против. Заняться было нечем, а смотреть, как он работает, всегда приятно.

* * *

Всё началось неплохо. До Вольного города «Джессика» доковыляла. Там мы пересеклись с бандой Чопика и двинулись дальше.

Брюс снабдил нас прямыми кодами для переговоров с охраной лайнера, хотя любому идиоту было ясно, что на спасателей мы по виду не тянем. Вооружение у гламурного напомаженного монстра тоже имелось, информацией об этом неизвестный наниматель щедро делился с Чопиком.

В штурмовой компьютер «Джессики» были вбиты огневые точки «туриста», и Бельчонок уже собирался опробовать гашетки автоматических пушек, когда Макс вывел увеличенную картинку на общий монитор. Дела у круизного корабля были неважные. На лайнере царила паника. Пострелять нашему канониру не пришлось.

Гигантский сверкающий жёлудь почти полностью скрылся под водой. На поверхности торчала, накренившись, главная палуба, пятачок размером футов пятьсот в поперечнике, неестественно сверкающий на фоне серого океана. По этому пятачку метались люди. Много людей, больше тысячи.

– Парни, вы видите это? – запсиховал Бельчонок.

– Вот дерьмо! – прорычал Трубкозуб.

– Где садимся? – Макс категорически потребовал указаний.

Я не успел ответить – коммуникатор ожил:

– «Джессика»! Это «Мурена»! Густав, каюта нашего ублюдка в хвосте!

– А если он уже вышел? Как мы его узнаем? – паникует Бельчонок.

Я срываюсь:

– Скажи хоть, как его зовут! Как он выглядит?

– Это не тайна! – ржёт Чопик. – Счастливца зовут Карл О’Брайен! Вот его морда! Ловите файл!

На мониторе появляется изображение пожилого человека.

Полный, седой и благообразный.

В бегущей строке рост, вес, параметры сетчатки и идентификационный номер.

– Мои друзья довольны? А теперь идите и делайте то, что умеете лучше всех – метко стреляйте! Я и мои головорезы следом.

Хохот Чопика бесит меня. Похоже, он успел нажраться какой-то дури.

– Макс! – командую я. – Давай без риска. Садимся на середину!

* * *

Макс лепит «Джессику» на хребет гибнущего монстра. Через две минуты Бельчонок вскрывает плазменными резаками его корпус. Мы вываливаемся наружу. Трубкозуб предусмотрительно бросает две гранаты в образовавшуюся пробоину. Просто так бросает, на всякий случай. А когда вырвавшийся оттуда огненный вихрь заставляет нас невольно присесть, Трубкозуб ловит свои взвившиеся по ветру косички, сбивает с них пламя, и решительно закусив обе, первым бросается в пролом, методично подсвечивая дорогу лучемётом.

Один за другим мы исчезаем в продырявленной обшивке лайнера. Края проёма ещё раскалены докрасна. Минуя их, я ощущаю жаркую волну, дышать почти нечем. Но главное сориентироваться. Сориентироваться внутри этой громадины, разделённой на десятки палуб и сотни отсеков, невозможно без хорошего проводника. В роли проводника выступает жестяная коробочка в руках Макса. Этой коробочке мы доверили поиски мистера О’Брайена. И представьте себе, она его находит. Подозрительно легко и быстро.

Проплутав по нагромождениям технических палуб, проделав ещё пару дырок в переборках, мы добрались до кают первого класса. Мистер О’Брайен занимал «Хрустальный люкс» – двухъярусные апартаменты, состоявшие из нескольких спален, выходящих на галерею, широким балконом нависающую над гостиной, которая расположена ниже входа. Вниз с балкона ведёт лестница, со змеиным изяществом изогнутая, сияющая и холодная. Стекла здесь немыслимо много – одно слово, «Хрустальный люкс»! Но я не в силах оценить дизайн по достоинству. Мы пришли сюда не за этим. Сквозь прицел дезинтегратора первые, кого я увидел, были дети. Мальчики и девочки. И все они жались к перепуганному толстяку, повязавшему впопыхах галстук прямо на шею, минуя воротник рубашки.

Меньше всего я ожидал встретить детей. Их было много. Человек тридцать, на первый взгляд.

– Карл О’Брайен?! – рычу я излишне зловеще, маскируя собственную растерянность.

Толстяк кивает, потом отрицательно трясёт мясистым подбородком, становится ясно, что на искомого клиента этот сгусток жира и страха похож меньше, чем я на танцора лигурийского балета.

В этот момент в наушник врывается истеричный вопль Чопика:

– Какого чёрта, Густав? Где ты? Нас здесь сейчас всех замочат!

Сквозь эфирные помехи отчётливо гремят выстрелы.

Оглядываю бирку на двери.

– Номер два нуля-три!

– Идиот! – ярится Чопик. – Эта скотина в комнате два нуля-один! Ты просто кусок тупого дерьма, Густав!

Стиснув зубы, делаю отмашку ребятам.

– Клиент через номер!

Несёмся по длинному пустому коридору, со стен семафорят красные аварийные огни, рвёт уши визг эвакуационной сирены.

А вот и первые трупы. Два парня из банды Чопика сидят, привалившись к стене. У одного нет головы, от второго осталось ещё меньше. Я узнал их по красным сапогам. Не знаю, почему все парни Брюса предпочитают высокие эрдевские сапоги. Здесь пахнет гарью и кровью. Активирую респиратор. Давно надо было сделать. Мои молодцы врубили их ещё на «Джессике». Судя по кровавому мясу, охранники О’Брайена используют армейские бластеры. Кто же позволил им пронести такое на туристический лайнер? Но это меня сейчас интересует меньше всего.

Ещё трупы. Чопик был прав – с такими вояками только по грибы ходить.

Сам капитан вжался в стену у двери в номер, он тяжело дышит, из рассечённого лба сочится кровь, струйкой стекает по носу и капает на сапоги.

«Хорошо, что они у него красные», – мелькает у меня глупая мысль. Брюс смотрит на меня и криво ухмыляется. Оставшиеся в живых шестеро его бандитов держат дверной проём на прицеле, судя по их кислым рожам, атаковать не собираются.

– Сколько там?

Чопик пожимает плечами.

– Трое или четверо. Большинство мы кончили. Остались самые крутые.

– А ты не пробовал вступить с ними в переговоры?

– Нет, это машинмены, у них нет ни чувства юмора, ни чувства самосохранения, они собраны на заводе КРИ ЭКСИМЕР ДЕЙНЕМИКС, стоят по ста штук риусов и рекомендуются для применения в любых агрессивных средах.

– Брюс, ты спятил?! Военные киборги – непобедимы!

– Непобедимы, точно, поэтому я притащил сюда вас, придурки, всем известно, что обдолбаным цветным льдом наркошам везёт как никому другому.

– А ты не слышал, что обдолбаные придурки не прощают тихушничества и предателей кончают на месте?

– А у меня есть страховка – тридцать ребятишек, все знают, что вы, немцы, сентиментальны. Сейчас прикажу своим парням придавить пару клопов из номера три нуля-три, и ты станешь сговорчивей! Иди вперёд, Густав, и давай без глупостей, мистер О’Брайен и его копиё нужно мне целым!

Макс спросил у меня:

– Кажется, здесь играют краплёными картами?

– Да, они держат нас в шахе! – завизжал Бельчонок. – Дети здесь причём?

Трубкозуб замысловато выругался.

Я достал дезинтегратор. Против машинменов, штатно вооружаемых базуками, ракетными самострелами и шестиствольными лучемётами, защищённых бронёй из голландской стали толщиной в четыре дюйма, мой дезинтегратор на первый взгляд не самый веский аргумент, да и на второй тоже. С напускным равнодушием интересуюсь у Брюса: