Дом слёз

Мартин послонялся тогда по залу, украдкой достал из кармана записную книжку, записал произнесенное магистром новое слово, чтоб не забыть посмотреть в словаре его смысл, о котором он, впрочем, догадывался. А затем направился к так заинтересовавшей его девушке, всё ещё беседовавшей с айзаканским жрецом.

– А разве это не багрийский царь сказал: «Этот год был сложен и плодотворен, и наступающий будет сложным. И плодотворным».

Жрец рассмеялся.

– Я достаточно близок ко двору, но никогда такого не слышал. Думаю, это выдумка.

– Однако фраза хороша…

– Вполне. И очень в характере покойного царя Исари, – улыбнулся жрец и странным жестом провел по зачёсанным назад гладким ярко-рыжим волосам.

– О, я видела чудесную постановку багрийской оперы, – оживлённо продолжала девушка. – «Амиран и Лейла», прекраснейшая вещь, но ваш всемерно почитаемый царь показан там несколько неоднозначно… Однако ария «А над любовью и цари не властны…» просто безупречна!

– И над своей любовью, и чужой… – с непонятной улыбкой продолжил жрец. – Что ж, из песни слов не выкинешь… Говорят, либретто принадлежит перу, простите за каламбур, Небесного Всадника, а они не склонны лгать.

– Так вы не отрицаете существование Небесных Всадников?

– Как же я могу его отрицать? – удивленно развел руками жрец. – Разве вера в их существование не составляет сути учения, которое я несу своим прихожанам?

– Но ведь наши жрецы не говорят том, что Хозяин и Хозяйка живут среди нас и вообще могут воплощаться в человекообразных телах. И никто не называет ни князей, ни царей ни потомками, ни воплощениями богов.

– Человекообразных, – повторил жрец задумчиво. – Вы не находите, дитя мое Маргарита, что есть в этом слове некая лишняя тяжеловесность и наукообразность?

– И её примерно столько же, сколько и в слове «наукообразность», – не осталась девушка в долгу.

Так Мартин узнал, как зовут прекрасную незнакомку.

– И всё же? При чем здесь человекообразность? Я разве называю их богами? Не в большей степени, чем магов. Ни в одном айзаканском языке такого слова нет.

Девушка несколько смешалась под напором жреца.

– Но ведь они не люди…

– Разве? Что же их отличает от людей? Пара крыльев за спиной? Химерология не стоит на месте, и те же казгийские жрицы славились тем, что приживляли себе рога, когти, перья, змеиную кожу…

– А что же до силы? Если они действительно существуют… Вы ведь возносите им молитвы, просите о защите.

– Для жителя Айзакана существуют, безусловно. Что же до силы… Если говорить языком крайне упрощённым, один Всадник – это примерно сотня магов. По двадцать пять из каждого ордена… Они-то не сказка?

Жрец указал рукой на Мартина. Девушка тоже на него оглянулась – и узнала. Мартин поклонился.

– Семинарист Хагал, к вашим услугам, из ордена Тьмы, – и чуть было всё не испортил, спросив, как она себя чувствует после той истории.

Жрец привычным жестом осенил его благословением.

– Маргарита Крайс, журналист. Пишу статьи для «Хрустального копья», – девушка подала ему руку жестом быстрым и решительным. И подразумевающим пожатие, а не поцелуй.

Фамилия её показалась Хагалу знакомой. Он энергично, хоть и несколько смущённо пожал протянутую ему руку. Девушка улыбнулась, спросила:

– Вы хотите сломать мне пальцы?

– Что вы! Нет! – возмутился он в ответ и выпустил, наконец, её руку.

Маргарита демонстративно потрясла ладошкой, продолжая лукаво улыбаться.

– Я оставлю вас, дети мои, – сказал им жрец, и, легко коснувшись плеча Хагала, шепнул: – Берегитесь, юноша, – она устроит вам форменный допрос. Но ради столь прекрасной девушки можно вытерпеть и не такие пытки, правда?

И, подмигнув, растворился в толпе. Маргарита проводила его взглядом и покаянно вздохнула:

– Ничего не поделаешь, профессия обязывает. Мне нужны интересные истории – скоро заканчивается мой испытательный срок в «Копье»… Ах, расскажите же мне о том, что некроманты думают об Айзаканской теории купола!

Мартин пожал плечами. Жаль, что в мантии не было карманов – он бы сейчас сунул в них руки, а то болтаются, и деть их некуда.

– О теории купола я знаю только то, что она существует… Мы сейчас ничего не изучаем, кроме классификации нежити и правил поведения при прорывах Бездны. Нет времени изучать всякие… теории.

Хагал немного привирал. Пусть у них и не было времени получить серьёзное образование, они ходили на факультативы. Факультатив по теории магии вела мастер Игла – очень строгая дама неопределенного возраста, с выбитым глазом и шрамом на пол-лица. Шрамы свои она свести не пыталась и носила с гордостью. Когда-то она была обычной девушкой из разоренной войной деревни, и чтобы выжить, ей приходилось продавать своё тело. Она поздно, ближе к двадцати годам, обрела дар и прибилась к армии тогда ещё не магистра, а лорда Рейнхальда. С тех пор она всегда ходила в глухом платье и перчатках и не терпела ничьих прикосновений. Говорят, она счастлива была, когда мавка выбила ей глаз на болотах близ Синекамья. Радовалась, что теперь на неё никто не взглянет с вожделением. Лорд Рейнхальд относился к ней со странной теплотой и пониманием и часто посещал читаемые ею лекции. Сидел, как всегда прямой и спокойный, незаметно и недвижно, и семинаристы легко забывали о нём. У мастера Иглы не забалуешь – чуть что, и с её пальцев срывались ветвящиеся молнии, наказывавшие и правых, и виноватых, и просто под руку подвернувшихся.

– Теория купола имеет право на жизнь, – наконец, авторитетно произнес Мартин. – Ибо достаточно близка к теории луковицы…

Маргарита приподняла брови.

– Теории луковицы?

– Так иногда называют теорию Граней…

– О, расскажите поподробнее, – восхитилась Маргарита и достала блокнот.

Хагал только теперь заметил, что она в брючном костюме – широкие штанины издалека вполне могли сойти за традиционную юбку. И карманы в них вместительные. Маргарита заметила его взгляд:

– Да, да, я чудовищно нарушаю правила приличия, но мне так надоели эти напыщенные аристо! Рассказывайте же скорее, я так ужасно мало знаю о магических науках. Впрочем… – она задумалась. – О физических науках я знаю и того меньше. Все же магия так романтична!

– А физика? – улыбнулся Хагал. Она лишь махнула рукой, предлагая продолжать. И жестом подозвала официанта, взяла с подноса два бокала шампанского.

Мартин принялся излагать ей теорию Граней.

– Граней на самом деле очень много, – произнес он и попробовал шампанское на вкус. Пузыри ему не понравились. – Но не всем они доступны. Теория луковицы, она гласит, что центром мира является наш, материальный, а всё остальное – слои, как у…

– Луковицы. Я поняла, – кивнула Маргарита.

– Да, – кивнул Мартин и, не давая сбить себя с толку, продолжил: – Мир похож на луковицу. Сердцевина – материальный мир, вокруг него слои. Нам, некромантам, доступны три из них. Условные названия: Первая грань, Вторая Грань и Ничто. На Первой Грани живет разнообразная нечисть, мелкая и не очень. Одни питаются плотью и кровью, другие – людскими страхами. Здесь же можно встретить Хранителей, хотя они предпочитают обитать на Второй Грани, среди душ умерших. Также на Первой Грани можно встретить нежить – деформированных магией людей, хотя нежить предпочитает материальный мир.

– Хранителей? – переспросила Маргарита. – А разве они не сказка? Примерно как… Небесные Всадники?

Она указала взглядом на Айзаканского жреца, беседовавшего в это время с магистром Рейнхальдом.

– Ничего не могу сказать о Небесных Всадниках, а вот Хранители – не легенда и не сказка. Они существуют. Никто не знает, откуда они появились.

Маргарита ответила шёпотом:

– Я слышала, что это маги, над которыми во время войны проводили чудовищные опыты. На острове Брока. И в Эйлиндане. Недаром теперь эти места закрыты от всех.

– Остров закрыт от посторонних потому, что это одно большое кладбище некромантов. И там, конечно, неспокойно… Не всем мертвецам лежится в могилах. И только соленая вода их останавливает, – возразил Хагал. – А в замке Эйлиндан теперь крупнейший разлом в Бездну.

– Почему маги так редко позволяют сжигать свои тела? Ведь прах гарантированно никому не причинит вреда? А вслед за ними и обычные люди… И вот – пожалуйста, каждый год по весне по кладбищам бродят мертвецы.

Мартин вздохнул.

– Может быть, потому, – помедлив, объяснил он, – что тех, чьи тела сожгли, нет на Второй Грани? Там – среди отпечатков, слепков умерших людей?

Увлеченные разговором, они и не заметили, что официальная часть вечера подошла к концу, начались танцы. В том углу, где они стояли, было довольно темно, темная одежда Хагала сливалась с обивкой стен. После короткой паузы он сказал:

– Но это, конечно, ни о чем не говорит. Граней-то много. И эти слепки – они же безмозглые совсем. Мало похожие на человеческие души. Так, невнятные тени.

Сам Мартин ещё не бывал за пределами материального мира – подмастерьям и здесь хватало работы. Хранители хранят, конечно, но нежити и нечисти за годы войны и ошалелого и неуверенного безвременья, наступившего после подписания мирного договора, расплодилось огромное количество.

– И где-нибудь есть Небесные Сады, – улыбаясь, шепнула Маргарита. – И Хозяин с Хозяйкой рука об руку стоят во вратах, встречают своих уставших детей…

Мартин снова пожал плечами.

– Может, и есть. Но нам, магам, эти места недоступны.

– А вы были там, на гранях? – как можно небрежнее спросила его Маргарита.

– Не приходилось, – не менее небрежно ответил Мартин. – Нам сейчас и в материальном мире хлопот довольно – только успевай поворачиваться.

Они, наконец, сменили тему, поговорили о пустяках и пошли танцевать. Хагал не ударил в грязь лицом – спасибо факультативу по культуре и тому, что при свечах не очень-то светло. Он не ощущал на себе чужих взглядов, а потому не чувствовал мучительного и сковывающего стеснения. Подумать только, каким забавным пареньком был этот семинарист Хагал. Подмастерье Хагал не очень на него похож. Разве что в самой сути, стержне – вере в то, что его служба хоть и сложна, но человечеству нужна, и в любви к Жемчужинке они похожи. Интересно, насколько сильно мастер Хагал будет отличаться от сегодняшнего подмастерья?

А в той папке были эскизы платья. А Мартин одно время думал, что материалы к жутко скандальной статье…

* * *

Крики и звон разбитой посуды вывели Мартина из задумчивости.

– Скотина, скотина, гадина! – кричал высокий женский голос. Мартин выскочил комнаты, едва успев натянуть незашнурованные ботинки, и уже в коридоре успокоился: эта парочка была самой взрывной в их ордене. Впрочем, дому Тьмы принадлежало ровно пятьдесят процентов этой чудесной пары. Подмастерье Ланетта, в отличие от супруга, Генриха, была магом Разума. Как и все разумники, она отличалась особенными извивами логики. Говорят, с точки зрения обычного человека любой маг выглядит сумасшедшим, но маги разума пересекают так называемую «черту обыденности» с особенным шиком и очень быстро.

Мартин подошел ближе к приоткрытой двери. Миниатюрная, как фея из сказок, Ланетта стояла ровно посередине комнаты и швыряла на пол фаянсовую миску. Каждое её разбивание вдребезги сопровождалось выкрикнутым оскорблением. Затем Ланетта замирала, осколки миски на полу начинали дрожать и подбираться друг к другу и снова становились одним целым. Лица её мужа, подмастерья Генриха, видно не было – он сидел к двери спиной. Генрих-младший, их двухлетний сын, сидел в своей постельке, засунув в рот ногу игрушечного оленя, и наблюдал за материнскими действиями.

– Отлично, дорогая, молодец, – произнёс глава семейства. – Теперь очищаем сознание, вдох, выдох… Раз-два-три… Меняем эмоцию. Гнев убираем, удивление!

Ланетта зажмурилась, лицо её стало спокойным и отрешённым. А потом она распахнула глаза и произнесла дрожащим голосом:

– Как? Как это возможно?

Миска выпала из её рук. Ланетта замерла, наблюдая за тем, как осколки склеиваются. Подошла к столу, взяла графин, полный воды, глотнула прямо из горлышка, вытерла кухонным полотенцем пот со лба. А потом заметила Мартина, улыбнулась и помахала ему рукой.

– Готовлюсь к экзамену по мастерству. Словесно-эмоциональное моделирование реальности сидит просто в печенках.

– У тебя прекрасно всё получается, дорогая, – сказал Генрих. – Уверен, в этот раз ты сделаешь все задания.

– В этот раз! – обиженно фыркнула Ланетта. Она достала из ящика стола спички и портсигар и с видом оскорбленного достоинства уселась на подоконник курить.

Ее профиль – аккуратная, коротко стриженая головка на фоне освещенного окна, изящные плечи, прикрытые полупрозрачной блузкой… Все это казалось картиной, вышедшей из-под кисти талантливого художника. Таковы они, маги разума – всегда производят эффект. И с этим эффектом работают, опираясь на вызванные у окружающих эмоции.

Мартин зашел в комнату, заглянул в книгу, которую Генрих держал в руках.

– Хозяин и Хозяйка, – восхитился он, скользя взглядом по длинным, бессмысленным сочетаниям букв, кое-где подчеркнутых красным карандашом. – Какая поразительная галиматья. Как ты не путаешь, где у этого верх, а где низ? Генрих довольно невежливо захлопнул перед его носом книгу. На обложке было вытиснено золотом: «Словесное моделирование материальной реальности. Том 3», а внизу приписка – пером, наискосок: «только для специалистов».

– Не советую заглядывать, Хагал, – заметил он. – Заработаешь головную боль. Здесь возможен только комплексный подход.

– Генрих вполне мог бы стать магом разума, – заметила его жена. – Не самым сильным, но… кое-что он в этом смыслит.

– Может, не так уж и не правы гелиатские маги, – вслух подумал Мартин, опускаясь на диван, – что не делят себя на отдельные группы. И изучают все доступные разделы магии.

– Молодцы, – согласилась Ланетта, – когда друг другом не закусывают.

– Не существует системы без изъянов, – согласился Хагал. – Увы. Увы. Увы.

– Да, не нашей корове мычать, – зевнул Генрих. – После семидесятилетней войны на уничтожение.

– Есть будешь? – вспомнила о долге гостеприимства Ланетта и легко соскочила с подоконника. Пепел, упавший с ее сигареты, превращался в бабочек и, сделав круг под потолком, вылетал в окно. Генрих-младший громко, но невнятно восхищался.

Ланетта приподняла крышку с одной из кастрюлек, стоящих на столе, сморщила носик:

– Я, конечно, знаю, что у темных желудок луженый, но… картошку с грибами будешь?

– Смотря с какими, – задумался Хагал. – Но жареную картошку я люблю…

Подбородок Ланетты задрожал от едва сдерживаемого смеха.

– Боюсь, ты не понял… Там пюре, с грибами, – сипло ответила она. – С простейшими.

– Короче говоря, пюре наше зацвело, – перевел ее слова Генрих, складывая пальцы домиком и иронично выгибая брови. – Чем мы мелкого кормить будем?

– Мелкого покормлю я.

Дверь в комнату снова распахнулась. Несмотря на ясный весенний денёк, Мартину показалось, что в комнате похолодало и потемнело, и вот-вот должен прогреметь гром. На пороге стояла мастер Игла. Тень очень неудачно падала на её лицо, скрывая здоровую половину лица и высокий чистый лоб и подчеркивая шрамы и пустую, прикрытую сморщенным веком глазницу. Генрих-младший выронил своего оленя и радостно завопил:

– Игла!

Мартин вскочил с кровати, коротко поклонился:

– Мастер…

Она сухо кивнула.

– Подмастерья Генрих, Ланетта, Мартин… Прошу простить за излишне эффектное появление: я только что из Бездны, магистр говорил с Хранителями, и те смогли отложить большой Ураган на десяток лет. Это победа, и важная, сейчас у нас нет сил, но через десяток лет мы восстановим численность, и Ураган пройдет без потерь.

Ланетта вздохнула.

– Грань Черного солнца для меня всё ещё закрыта, как и Долина Теней… Ах, как бы я хотела своими глазами…

Мастер Игла, будто не слыша ее, прошла вглубь комнаты, аккуратно обошла всё ещё лежащую на полу миску и протянула руки к стоящему в кровати с высокими бортиками Генриху – младшему. Его белёсые, торчащие на макушке волосы, казалось, сияли. Да и весь он сиял от счастья.

– Не буду вам мешать, подмастерье Ланетта, готовиться к важному экзамену.

– Игла, – улыбаясь во все свои двадцать зубов, сказал Генрих-младший и потянулся к изуродованной женщине, легко касаясь пальцами её шрамов.

– Тетя Игла, – улыбаясь, поправила она его. – Пошли гулять.

Он вылез из кровати, и держа самого строгого и нелюдимого мастера Ордена Тьмы за палец, потащил ее к коврику у двери, к своим брошенным как попало ботиночкам. Генрих-младший был, наверное, единственным человеком, чьи прикосновения мастер Игла терпела.

Дверь за женщиной и ребёнком захлопнулась. Мартин неловко сказал:

– Ну, пошёл я.

– Стой, Мартин, как твоё здоровье? – хлопнув себя по лбу, спросил Генрих. – Совсем с этими экзаменами двинулся, уж прости, Ланетта!

Мартин повел плечами.

– Не знаю. Что-то измеряют, изучают, в динамике и статике, дают делать какие-то упражнения. Я так понимаю, результаты неутешительные.

Ланетта сочувственно погладила его по плечу.

– То, что тебя отправляют в Дом Слёз, ещё ничего не значит. Я в своё время словила распад сознания – полгода в Доме просидела… Там хорошо. Лес, озеро, кормят вкусно. То, что из него не возвращаются, это полная ерунда. Страшилка.

Мартин покладисто кивнул. Он знал это, как знал и то, что магистр сделал его болезнь неизлечимой – просто потому, что умершие, все как один, были безнадежно больны.

– Я чего зашёл, – как можно небрежнее и жизнерадостнее сказал он. – Мне бы пуговицу к рубашке пришить… Ланетта, вся надежда на тебя – мне сегодня к магистру вечером…

– А что так? – спросил Генрих, подаваясь вперед с доброжелательным интересом.

– Магистр хочет показать меня одному гелиатскому магу – надеется, что он сможет мне помочь.

Генрих пренебрежительно махнул рукой:

– Что гелиатские маги, что выпускники новомодной Виннетской Академии… Дилетанты.

– Магистру виднее, – дипломатично ответил Мартин.

– Гелиатцы слишком разбрасываются, пытаясь изучить все.

Посмотри на их боевиков: не то светлые, не то стихийники, не то темные с налетом магии разума…

– Наша система наверняка кажется им не менее странной, – хмыкнул Мартин.

Генрих раздраженно махнул рукой.

– Ты слишком много времени проводишь в обществе мастера Айнира, а он, как и все айзаканцы, не умеет говорить прямо. Любому понятно, что наши Ордена более других систем подходят для объединения магов по основным направлениям силы.

Ланетта зевнула, прикрыв ладошкой рот.

– Но всевозможных ведьм и шаманов мы не учитываем.

– С чего бы? – тут же возмутился Генрих. – Пресловутые маги крови – явно слабые некроманты. Шаманы Ледяных островов – тяготеют к магии разума… Ведьмаки и ведьмы Словенны – явные природники. Все можно разложить по классическим полочкам наших с вами магических домов. Нет нужды заново изобретать ложку.

– Неси свою рубашку, Хагал, – громким шепотом сказала Ланетта, неистово подмигивая обоими глазами по очереди. – Эти разглагольствования затянутся надолго.

Мартин принес рубашку, а за это время Генрих успел сходить во двор за водой и сесть к столу.

– Может, всё же накинуть на пюре иллюзию? – задумчиво спросила Ланетта, держа кастрюлю на вытянутых руках.

Генрих, плотно поджав губы, жестом сурового тирана простер руку к двери.

– Нет, дорогая. Ты испортила пюре, позволила завестись в нём плесени… Теперь ты должна искупить свою вину и самостоятельно вынести эту гадость на помойку!

– Деспот! – возмутилась Ланетта.

Мартин хмыкнул.

– Слышали анекдот про рассеянного мага разума? Который сливал остатки эликсиров в супницу и ставил в холодильный шкаф?

– Нет, – ответил Генрих. – Рассказывай. Только без лишних подробностей. А то такое чувство, что ты читаешь протокол, а не шутишь.

– Открыл он холодильный шкаф, а из супницы на него глядят глаза и щупальца высовываются… Это я к чему: мало ли что вывелось бы из вашей плесени?

– Предатель, – прошипела Ланетта и покинула комнату, всё так же неся кастрюлю на вытянутых руках.

– А чем анекдот-то закончился? – спросил Генрих – Я так и не понял, где смеяться.

Мартин покаянно развел руками, в которых были зажаты рубашка и иголка с ниткой.

– А вот этого я не помню. Кажется, маг сказал: «Извините за беспокойство». И закрыл крышку холодильного ящика.

Вернулась Ланетта, всё такая же обиженная, но за рубашку взялась, залив злополучную кастрюлю водой.

– Магия магией, иллюзии иллюзиями, – наставительно произнесла она, всовывая нитку в иголку. – А с простыми, материальными предметами ничто не сравнится!

* * *

Мартина пригласили в так называемую «ханьскую» гостиную. Мода на Айзакан, на вещи из-за хребта, никак не проходила. Здесь журчал небольшой водопад в углу у высокого окна, задернутого полупрозрачной шелковой тканью, держащейся на бамбуковых рейках. В водопаде вода была явно зациклена магами из дома Грозы, и из бассейна возвращалась на поросшую карликовыми соснами скалу. По выложенному самоцветными камнями дну сновали золотистые рыбки. Белые стены были украшены акварельными рисунками в простых рамках. Мартина заинтересовал один из них: серое небо, черное солнце, листья хороводом… В комнате было две двери. Через одну из них Мартин вошел из коридора, она была самой обычной, другая, полупрозрачная, из рисовой бумаги, раздвижная, вела в смежную комнату. Он подошел к ней и услышал обрывки разговора, возможно, не предназначавшегося для чужих ушей.

– Иногда я смотрю в зеркало и не узнаю свое лицо. Оно кажется мне чужим и ненастоящим. Но дело не в годах, а в опыте, конечно, магистр.

Голос был знакомым. Мягкий акцент, наверняка айзаканский, что-то еще, неуловимое, но когда-то ранее слышанное.

– Как продвигаются ваши изыскания, господин Исари? – спросил магистр довольно холодно. Скрывая лицо за маской, не имея в распоряжении мимики, он умел очень многое показать голосом.

– Мое мнение вы знаете: что наши, айзаканские отвергающие, что ваши, эуропейские ждущие, суть одинаково опасные секты. И это я говорю не только как представитель духовной власти…

– В доме Слез… – начал магистр и сам себя прервал. – Мне кажется, подмастерье Хагал должен был уже прибыть.

– Пойду взглянуть, магистр, с вашего позволения, – произнес третий голос, женский.

– Благодарю, княгиня.

– Ах, что вы, магистр, – ответила она, и Мартин услышал стук каблучков – Я уже почти пять лет как не княгиня. Мой удел – следовать за мужем, быть ему опорой…

Мартин отпрянул, и сел на диван – мебель, к счастью была волне эуропейская. Створки двери разъехались в разные стороны, и Хагал не без любопытства заглянул во второе помещение. Вот там мебель была ханьская. Низкие столики, плоские подушки на полу. Магистр по своему обыкновению сидел не шевелясь и, кажется, даже не дыша. За его спиной блестело укрепленное на специальных стойках оружие. Лук, рядом с ним полный колчан стрел, очень длинный и узкий меч, несколько раскрытых вееров, под тонкой тканью которых были спрятаны острые лезвия. В дверях стояла женщина в кремовом деловом платье, очень скромном, но дорогом. Черные, как вороново крыло, волосы были уложены вокруг головы короной.

– Вы, должно быть, так ожидаемый всеми подмастерье Хагал? – спросила она, и улыбнулась. – Приятно познакомиться.

Простым и естественным жестом она протянула ему руку для поцелуя. Блеснуло кольцо с крупным изумрудом. Мартин поклонился, едва касаясь бархатной смуглой кожи губами. Женщина улыбнулась.

– Меня можно звать Этери.

– Очень красивое и необычное имя, – выдавил Хагал банальную любезность.

– Не для моей родины, Багры, – ответила она. – Там каждая третья девушка – Этери.

Мартин вошел во вторую комнату, увидел собеседника магистра. Высокий рыжий жрец в белом стоял, заложив руки за спину, и смотрел в окно. Он обернулся, улыбаясь приветливо и вежливо. Мартин оглянулся на магистра.

– Господин Исари оказывает мне любезность, подмастерье Хагал, – спокойно произнес лорд Рейнхальд. – Он сведущ в магии крови и кое в чем превосходит магов разума. Он поможет вам запомнить все сведения о Доме Слез, которые имеются у меня в распоряжении. Возможно, что-то из этого вам пригодится. А также он сделает возможной постоянную слежку за вами. В случае опасности я буду рядом. Мартин кивнул. Айзаканский жрец подошел ближе, опустился на колени рядом с низким стеклянным столиком, ножками которому служило кованое дерево, усыпанное крупными цветами. Он взял со стола острый скальпель и круглую глиняную чашу. Не поморщившись, просто и скучно полоснул себя по запястью. Алая кровь текла в чашу толчками. Госпожа Этери, опустившаяся на подушки рядом с магистром, отвернулась и пробормотала:

– Все ещё не могу смотреть на это без содрогания.

Жрец остановил кровь, добавил в чашу что-то похожее на вино из фарфорового чайничка. Ханьцы затейники, подумал Мартин отстраненно. Держат вино в чайниках. Потом жрец посыпал трав и пряностей, долго размешивал сомнительное зелье. Мартин нервно переступил с ноги на ногу. Жрец сказал, не оборачиваясь: