Сможешь и ты

В юном принце все четче проступают те качества, которые мы заложили в его геном. Но я не представлял, чем он заплатит за свою одаренность, иначе отказался бы от сотрудничества. Задатки его способностей по управлению хаосом приводят Дею в восторг. Эпилептические припадки и хроническая депрессия как следствия его дарований приводят меня в ужас".

Эмриат торопливо пролистнул еще с десяток страниц. Уголки его рта опустились.

"…синепатия все чаще принимает в нем изощренную форму эмпатии, приумножающей чужие эмоции, которые молодой король считывает и переживает как свои. Горе и боль набирают в нем граничащую с помешательством мощь; жестокость, скудоумие и чванство рождают почти физическое отвращение. А великодушие и отзывчивость воспринимаются как невиданное чудо, ради которого и стоит на свете жить. Квинтэссенция этого чуда расцветала на его глазах, чистосердечием вынудила его к взаимности.

А потом покинула его.

Всех нас.

И если другие смирились с правом непреднамеренности отбирать у нас чудеса, то Таэм не смирится с этим никогда. Как никогда не простил бы тех, кто намеренно сотворил его единственным зрячим в мире слепцов. Создал ювелиром, способным с первого взгляда отличить самоцвет от подделки – и поместил в центр равнодушного вихря, который вовлекает и выбрасывает из себя драгоценные камни наравне с речным песком, не разбирая их ценности, и который мы называем жизнью.

Тот, кто это сделал, не имеет права оставлять его с этим вихрем наедине".

Управляющий глянул в оконце – за ним царила тьма. Лес вдалеке зашумел, в чаще вскрикнула птица. Запахи прелых листьев и влажной земли проникли в кабинет вместе с клочьями тумана, который стелился вдоль стен и искал укрытия в уголках между полками.

Эмре поправил висящую над столом картину – та съехала набок при ударе табурета о стену.

Тонкие пальцы коснулись диадемы; один из изумрудов в ней вспыхнул, разгоняя мглу, замерцал путеводным светом рабочего нейрокристалла и принялся улавливать хозяйский голос, который по мере звучания превращался в каллиграфию мнимых чернил на тетрадном листе.

– Тридцать девятое тысячелетие со времени экспансии, двадцать шестое тысячелетие от создания Эре-Аттар и обитаемого кольца Воздуха, пятьсот шестидесятый год со дня моего рождения, тринадцатый день месяца Печального. Описание видения белой лани у экспериментального образца в области генной инженерии двух эволюционных линий Аэд, известного как Тамлин из рода Наэндир, в воспитании которого я принимал непосредственное участие, и который по прихоти Бездны после смерти семьи стал королем. И моим единственным другом…

За дверью в прихожую снова раздался шорох – эльне с волосами цвета клевера отошла от двери. Шум ночного леса усиливался, проникал сквозь оконце кабинета и сливался с голосом управляющего так, что ей не было больше слышно ни слова.

Первая ночь назначенного срока подходила к концу. Раны затянулись, запястье обрело подвижность и почти не чесалось.

Тамлин сидел на подоконнике мастерской и смотрел, как за границей Сферы гаснут звезды. С высоты четвертого яруса небо казалось ближе, а пленка защитной мембраны, что отделяла порядок его королевства от хаоса внешнего мира – тоньше и эфемернее.

Король свесил ногу из окна и глянул вниз. В саду еще царила тьма; ветер играл с клочьями предрассветной дымки и сдувал с деревьев остатки листьев. Клубы тумана складывались в фигуры, их силуэты колебались, двоились, оборачивались неведомыми чудовищами и исступленно атаковали друг друга. В битве охотник и жертва теряли форму и сплетались в единый вихрь, который взвивался к макушкам деревьев, а потом растекался по земле зыбкими вензелями неведомой письменности. И все начиналось сначала.

Тамлин откинул голову и прикрыл глаза. Не помогло: видения продолжили свой безумный танец под веками.

Не открывая глаз, он пошарил рукой под окном – искомая бутыль опрокинулась и с дребезжанием покатилась по полу, распространяя лекарственные флюиды и запах переспелой груши. Новые регенеранты Ассеи, растворенные в алкоголе, помимо целебного воздействия на тело занятно влияли на психику. Рассказывать об этом хранительнице король не торопился и уже третий день экспериментировал с их дозировкой и крепостью растворителя в поисках идеальной комбинации.

Сегодня явно переборщил.

За его спиной в окружении слесарного стола, вытяжки для полировки, узкого топчанчика и стеллажей, заваленных инструментами, переливался всеми цветами радуги ювелирный верстак.

Давным-давно мастера золотых дел ставили между окном и рабочим местом чашу с водой, чтобы сконцентрировать пучок дневного света на финагеле – деревянной площадке посреди вогнутой столешницы, где рождалось украшение. В нынешние времена освещением во дворце заведовали повелители стихий: в трубчатые коконы, а иногда и прямо в стены они заселяли колонии люминесцирующих микроорганизмов, чувствительных к мысленным приказам хозяина по поводу яркости, интенсивности и спектральных характеристик излучаемого света.

Хозяин только что закончил работу и приказал осветительной системе проверить исправность ее ячеек. Люми-трубки верстака принялись пульсировать не хуже нейтронной звезды.

Днем диадема из андарского металла была переплавлена, вечер заняла шлифовка, а первую половину ночи – грязнейший процесс полировки, разделаться с которым поскорее мечтает каждый ювелир. Остаток ночи Тамлин просидел над инкрустацией – эскиз изделия предусматривал отделку не только твердыми минералами, но и нежным жемчугом, которому шлифовальные щетки были противопоказаны – и теперь жемчужно-бриллиантовая диадема, сияющая и невесомая, висела на испиленном лобзиком финагеле. А о процессе ее создания какой-то час назад свидетельствовали бы слои пыли вокруг вытяжки, куча металлической стружки в шостфиле и полная неразбериха в ящичках для инструментов, выдвинутых из стеллажей. Но к рассвету в мастерской уже царил идеальный порядок.

От молодых ювелиров король требовал дисциплины, перед началом работы частенько осматривал их верстаки и говаривал, что никакая одаренность не может оправдать свинства. Хотя и признавал, что хаос – неотъемлемая часть любого творчества, и чем ближе изделие к совершенству, тем обычно масштабнее энтропия вокруг творца.

Но как только работа завершена, хаос должен быть побежден порядком.

Высокомерную молодежь, считающую, что предназначение мастера – созидать, а не мыть полы, Тамлин без лишних споров отправлял к Эмре в красильню. На пару дней.

Бунтари возвращались присмиревшими, с ожогами на коже, цветными пятнами в волосах и специфическим, ни с чем не сравнимым душком от работы с жижей, в которой вымачивали кожу перед покраской. Известными ингредиентами этой жижи были известь и птичий помет, растворенные в соленой воде. О неизвестных ингредиентах расспрашивать кожевенников еще никто не рискнул.

После уборки в мастерской король решил было вздремнуть, но сон не шел к нему. Несмотря на количество выпитого. Таэм переместился на подоконник встречать рассвет, где его и накрыли галлюцинации высочайшего качества и редкостной назойливости. Такие же неподконтрольные его воле, как и сновидения.

Подняв с пола бутыль и убедившись, что та пуста, Тамлин решил, что неплохо бы перекусить – вечером на ужин подавали фаршированные перепелами грибы-ксилотрофы, парочка наверняка еще осталась на кухне. А по пути захватить к ним вина, свежих фруктов и андарского сыра.

Король не без труда спустился по винтовой лесенке, от сокровищницы взял правее и оказался у входа в восточную башню второго яруса, где располагалась библиотека. Библиотечная галерея выходила витражами на юг и упиралась в спуск на первый ярус, справа от которого находилась кладовая со свежими сырными головками.

Дворец дышал предутренним покоем. На стенах галереи лежали разноцветные блики; сквозняк шевелил балконные занавеси, за которыми маячили силуэты стражников, казавшиеся королю невообразимо монструозными. Временами он ловил себя на мысли, что воины стоят на посту не просто по долгу службы, а с какой-то тайной миссией. С важной целью, наполняющей их жизнь смыслом и скрытой от понимания короля. Что бесило неимоверно.

Не поддаваясь миражам, Тамлин дошел до конца библиотечного крыла, повернул направо и…

Врезался в стену.

Он моргнул и оглядел серый с прожилками камень сверху вниз. Потом еще раз, снизу вверх.

– Ну, вот я и спятил, – произнес он. – Наконец-то.

"Ежели ты столкнулся с видением, попробуй себя ущипнуть", – вспомнился Тамлину совет о том, как отличить галлюцинацию от реальности.

Автором совета был не кто иной, как Иннельдиль из рода Виртаэн, глава хранителей светлой линии 'иль – говорящих с Бездной.

Вторая часть совета гласила: "Ежели видение при этом не исчезло, попробуй ущипнуть видение".

Запястье больной руки как по заказу покрылось мурашками. Поэтому Тамлин сразу последовал второй части совета и пощупал стену. Стена выгнулась упругой дугой под его ладонью.

Король скривился. Слабая надежда на то, что он таки сошел с ума, и теперь его лишат должности и поместят в изолятор, где неделями не будет никого, кроме хранительниц с подносом, полным лекарств, померкла. Вместо нее в крови стал нарастать уровень норадреналина.

Дворцы элле – островки стабильности в океане непостоянства Аэд – возводятся как венец эргономики и порядка, в котором не бывает ничего лишнего и не случается ничего случайного. Проектированием занимаются архитекторы вероятностей из числа Аэд сейде: они рассчитывают положение дворца в пространстве таким образом, чтобы тот не возмущал физику реального мира и гармонично сочетался с силовыми линиями, формирующими каркас Аэд. Но при этом оставляют правителям некоторую свободу в перепланировке архитектуры под надобности его обитателей.

Для выращивания новой стены за ночь понадобились бы как минимум высокоранговый хранитель или умудренный опытом повелитель стихий. Вчера Тамлин устроил консилиум с главами родов по поводу грядущих багровых сумерек, который затянулся до полуночи. Из зала совещаний Минна с Ассеей помчались прямиком в виварий – воины все-таки поймали одного ящера живьем и приволокли во дворец для исследований. Эмре поспешил на свидание с воительницей из Андаро. Тамлин же прихватил из этой кладовой бутыль с грушевым ликером, которую под утро откупорил.

Вчера стены здесь не было, и никто из элле Виртаэн или Аоэт не согласовывал с королем структурных изменений в южной части дворца.

"Ну, бездна, пусть так", – Тамлин отступил и в раздражении оглядел камень. "Я тебя обойду. А завтра, хаос, серьезно поговорю с Минной".

Он вновь прошел галерею, от входа в библиотеку взял вправо, спустился и снова свернул направо, надеясь достичь кладовой через детскую секцию. Но вдруг остановился.

В стене лестничного пролета зияла дыра.

Тамлин прищурился.

"Какого…"

В том, что это не галлюцинация, он не сомневался – иммунитет, подпитанный бешенством от того, что некто перестраивает его дворец без его же, короля, ведома, мгновенно вытеснил из организма постэффекты от регенерантов и ликера. Тамлин, к своему огорчению, стремительно трезвел, не менее стремительно сатанея.

Дыра доходила ему до бедер и аккуратными ступеньками спускалась на первый ярус. Хотя в юго-западной части второго яруса хода вниз не было отродясь – под детскими располагались закрытые для несовершеннолетних рабочие помещения рода Аоэт, полные образцов ядовитых растений и клеток с опасными животными.

Найденная лестница еще росла. Глаз улавливал дыхание стен, которые понемногу раздавались вширь и ввысь. Тамлин присел, заглянул внутрь, обострив чувствительность сенсоров.

Ничего. Камень умиротворенно дышал, не выдавая ни страха, ни агрессии.

Поразмыслив, Тамлин влез в проем целиком. С мыслью о том, что кого бы он сейчас ни встретил там, внизу, ему не поздоровится.

Пришлось спускаться чуть ли не на четвереньках. Узкие ступени, расположенные винтообразно, привели его на первый ярус в коридор запертых дверей.

Коридор оказался пуст. Тамлин выпрямился и повел плечами. Огляделся, не переставая сканировать окрестности.

Никого. Умиротворяющая тишина и влажный полумрак окутали его с головы до ног, приглушили посторонние звуки.

Воин, заинтригованный, прошелся по коридору, проводя кончиками пальцев по дверям. От них веяло прохладой, означавшей, что элле покинули скрытые за ними помещения еще до полуночи.

Через два десятка шагов ладонь ощутила тепло. Тамлин оглядел дверь, которой касался. Ею некто пользовался, причем недавно. Возможно, он еще внутри.

За дверью обнаружился узкий коридор биолаборатории, заставленный полками с саженцами цветов и иглами люми-трубок. Единственный просторный пятачок пространства занимал лабораторный стол, заставленный посудой, присыпанный землей и окруженный табуретами. На одном из них, свесив края на пол, лежала шафранная шаль.

Тамлин знал, где находится. И подозревал, кому принадлежит шаль. Он подобрал ее, поднес к лицу.

Шаль пахла бегонией. И была еще теплой. Восхитительно теплой и не имеющей к миру монструозных галлюцинаций никакого отношения. Хранила отпечаток тайны, наполняющей жизнь смыслом, ради которой воину следовало стоять на вахте и охранять дворец ночи напролет.

Прямо сейчас могла бы этой тайной стать.

Тамлин покинул комнату, миновал рабочую секцию повелителей стихий, прошел сквозь пустую и темную гостиную южного сектора и оказался в зоне личных покоев элле Аоэт.

Вот и дверь, украшенная изображением цветка бегонии, но вопреки ожиданиям она оказалась холодной. Тамлин приоткрыл ее – и застыл на пороге, не желая видеть пустую спальню, что скрывалась за ней. Не понимая, куда теперь ему идти.

В коридоре показалась эльне в пижаме, зевнула, увидала короля и двинулась было ему навстречу, но сзади возник молодой воин, подхватил ее на руки и пылко поцеловал.

Пара вспыхнула золотым светом – настолько ярким, что Тамлин прикрыл глаза ладонью. Но вот девушка запротестовала, указывая рукой вглубь коридора, и свет немного померк. Воин опомнился, отпустил возлюбленную и поклонился королю.

Тамлин захлопнул дверь в комнату Шан с такой силой, что подпрыгнули цветочные горшки на стенах. Стараясь не глядеть на пару, все еще окутанную золотым ореолом, он шагнул мимо них в коридор, в третий раз за утро пересек библиотечную галерею, но на середине пути остановился и сощурился.

Луч осеннего солнца, что светит для всех одинаково, пробился сквозь тучи, прошел сквозь стекла витражей и с нежностью коснулся его лица.

…Луч солнца на щеке. Холод мраморного перильца под пальцами. Рассвет только родился, а дежурство у восточных границ – закончилось. Если разбежаться по садовой дорожке, оттолкнуться от кривой яблоньки, ухватиться за бортик балкона и подтянуть себя наверх, можно оказаться на втором ярусе, в секторе личных покоев рода Илуфер.

Дверь балкона распахивается – и он тонет в аромате полевых цветов с преобладающей ноткой мелиссы в букете. Волна золотых волос ложится на плечо. Прохладное прикосновение к виску, скуле, губам, что следует за объятием, такое же нежное, как росчерк колонковой кисточки по грубому холсту.

Он обнимает ее в ответ. Зажмуривается, ослепленный золотым сиянием, что от нее исходит. Улыбается широко и искренне, осознавая, что счастье его слишком велико. Немыслимо. Невозможно.

– Ваше величество ждут на утреннем совещании.

– Не хочу быть величественным, сердце мое.

– Вот как? Чего же ты хочешь?

– Чтобы так продолжалось вечность.

Он пылко целует ее, подхватывает на руки и кружит. Шлейф пурпурного платья плывет по воздуху, принимает причудливые формы.

– Чем дольше вглядываешься во тьму, тем больше звезд в ней видно. И мы как эта тьма. Обещай, что будешь возвращаться. Обещай мне! Таэм…

– Я обещаю.

Шлейф платья хлопает о воздух, обрастает перьями. Хрупкая фигурка у него на руках рассыпается стаей черных птиц. Прохлада балконного мрамора оборачивается могильным холодом белых стен, разрушенных до основания. Тело немеет, разум парализует страх. Такого страха он еще никогда не знал.

Земля под ногами взметается и медленно оседает на камнях, ощерившихся как пасть чудовища.

– Иффиндея!!!

На разрушенную стену садится птица, наклоняет голову и с интересом вглядывается в нечто за его спиной.

– Обернись, – шепчет в ухо хриплый голос. – Обернись, воин. Она позади тебя.

И он оборачивается, немея от ужаса.

Точно зная, что именно сейчас увидит…

Тамлин вскочил на постели, сгреб простынь в кулаки.

Со спальней творилось неладное – все в ней шевелилось, стены содрогались, предметы двоились, исчезали со своих мест и беспорядочно проявлялись то тут, то там. Лицо Иффэн в раме над зеркалом подергивалось, как будто сквозь один ее портрет проступал другой, с небольшими и оттого сводящими с ума отличиями от первого; сквозь другой – третий, сквозь третий – четвертый, и так до бесконечности.

В веренице ликов Иффиндеи вот-вот мог потеряться изначальный.

Тамлин скривился, выхватил из-под подушки кинжал и со всего маху всадил его в шелковую наволочку.

Долгая судорога прошла по его телу. Под веками поплыли разноцветные пятна, вспыхивали и гасли болезненно яркие звезды. Рот наполнился слюной с привкусом крови; тело онемело, сознание отслоилось от него, готовое воспарить к потолку.

Король уткнулся лбом в подушку. За триста лет тренировок он успел хорошо познакомиться с незваной гостьей, приходящей вслед за кошмарами. И научился подавлять ее проявления. Хотя уже давно не понимал, зачем это делает.

– Пятьсот сорок пять, – выдавил он сквозь зубы. – Пятьсот. Сорок. Пять. Хаос.

Нечто тяжелое и неотвратимое накатило, вцепилось в него и потащило на дно холодной бездны. Пронзило иглами каждый нерв, ища в нем брешь. Разъярившись, бросило в пучину беспамятства, пугающего своей кратковременностью. И медленно отхлынуло куда-то за пределы реальности, обещая вернуться.

Мышцы постепенно расслабились, пульс замедлился, дыхание восстановилось. Тамлин лежал без движения, пока мир вокруг не перестал дрожать, затем выдернул кинжал из подушки и отшвырнул ее прочь.

В животе заурчало. Вчера король ничего не ел, занятый диадемой, ночное приключение отбило у него охоту ужинать, а завтрак он проспал.

Тамлин опустил ноги на пол. Пол был теплым. Свет, что лился из окон – розоватым; судя по углу его падения, король проспал около трех часов. Иффиндея улыбалась ему с портрета. Шелк простыней электризовался под пальцами. Ярусом ниже кто-то играл на скрипке. Органы чувств прощупывали реальность и собирали информацию, но данные оставались без оценки. Свет просто светил, пол под ногами просто был, скрипка просто звучала, организм просто требовал еды. Питание необходимо для его восстановления.

Заказывать обед в королевские покои и есть его в одиночестве не хотелось. Тамлин переоделся и спустился на второй ярус в поисках еды.

Выбранная кухня оказалась занята детьми. Тамлин услыхал их голоса сквозь приоткрытую дверь и собрался было пойти в другой сектор, чтобы не волновать их понапрасну, но из-за двери донесся знакомый голос.

– …ему до сих пор снятся кошмары, – сказала Шаниэ под звон ложек о тарелки. – Назначенные седативные или не работают, или он только делает вид, что принимает их. Ума не приложу, что с этим делать.

– М-да, понимаю, – Тамлин узнал голос Майенаэт, мастерицы гончарного дела рода Илуфер и танцовщицы светлой линии ’наэт. – И восхищаюсь твоим терпением, характер-то у него не сахар.

– Ему просто одиноко, – спокойно возразила Шан. – Не каждый может в таком признаться, Майя. Нас с детства учат ни к чему не привязываться, но это удается не всем.

Король шевельнул ухом. И остался у дверей недвижим.

– Повезло ему с тобой, – ответила Майя. – Хотя бы раз наберись храбрости и откажи ему. Чтоб он понял ценность твоего внимания.

– Дело в другом, – Шаниэ понизила голос. – Мне кажется, он что-то скрывает. Что-то посерьезней тоски, и я могла бы с этим ему помочь. Но диалога у нас не получается, не знаю, почему. Ассея говорит, что это не моего ума дело и велит потакать любым его капризам. Его одаренность, видите ли, бесценное наследие Аэд элле. А мне его жаль…

– Сочувствую. Ты ведь с ним была этой ночью?

– Пришлось оторваться от работы, так он был настойчив! Сортировка семян не закончена, я теперь не знаю, как Минне в глаза смотреть.

Послышался двойной вздох – суровость и требовательность кроткой с виду Миннаэты Аоэт давно стала нарицательной.

Девушки заговорили о работе, а Тамлин прошел мимо кухни к балкону. Балкон располагался под королевскими гостевыми и выходил в сад, где за облетевшими сливами просматривалась тренировочная площадка для воинов.

Король не посещал площадку три дня, не желая повредить поджившее запястье, и сегодня занятия с молодежью проводил Виэттар. Вышколенный воин и отличный учитель, Виэт мог чрезмерно увлечься делом, если видел неподдельный интерес к нему со стороны хотя бы одного ученика. Воины знали об этой его слабости. И сейчас большая их часть сидела, поджав ноги, на песке и играла в кости. Некоторые и вовсе дремали, облокотившись о стойку, пока Виэт на другом конце площадки с упоением обучал горстку волонтеров тонкостям работы с ловчей сетью. И не обращал внимания ни на что другое.

Тамлин вцепился в балконный бортик с такой силой, что тот скрипнул. За несколько мгновений, проведенных у кухонной двери, гнев и досада трижды сменили в нем вектор. И с каждым разом только набирали силы. Ему нестерпимо захотелось есть. Голод, ревность и злость захлестывали разум, в то время как мир вокруг обретал назойливую, разноцветную глубину.

Воины на площадке вдруг стали просвечивать насквозь, как прошедшие предогранку самоцветы в капле масла.

Внутри тел бились элементарные частицы их естества – как дикие животные, будучи пойманными, бьются о барьеры клетки, не в состоянии уразуметь принципа ограниченности пространства. Чувства, мысли, страхи, одержимости, светлые мечты и темные желания… Во вспышке телепатической синестезии Тамлин видел каждого до дна, легко угадывал их таланты и слабости, но не оценивал. Как теплый пол, розоватый свет, наэлектризованный шелк и звуки скрипки, эти элле просто – были.

Имели право быть какими угодно.

Злость из-за проигрыша пульсировала в них пятнами цвета темной крови, радость из-за выигрыша искрилась перламутровым золотом, как летний рассвет. Элле, увлеченный азартом и уповающий на милость хаоса, был похож на траченный охрой осенний лист, который вот-вот унесет ветер. Сидящий напротив жулик доверял только ловкости своих рук и мерцал металлическим серебром, как капля ртути.

О том, чтобы вернуться к тренировке, не думал никто из них.

Тамлин зло прищурился и обернулся.

У окон гостевых покоев на древке копья трепетал флаг Мирисгаэ: алое сердце, сквозь которое проросло дерево с могучими корнями и густой кроной.

Таэм подпрыгнул, ухватился за подоконник, подтянулся и сел. Мимоходом заглянул в окно. Эльне-горничная замерла, увидав его. А потом как ни в чем не бывало продолжила уборку, подчиняясь принятому в Мирисгаэ правилу не обращать внимания на короля, если тот скачет по стенам как безумный. Или занимается другими вещами, которые нормальному элле в голову не придут. Ну и что, пошалит немного и успокоится, у каждого свои странности. Однако господину Эмре весточку отправить не помешает.

Тамлин встал на подоконнике в полный рост и выдернул копье из крепления. Благородное дерево завибрировало и приятной тяжестью легло в ладонь.

Спрыгнув на балкон, элле в два шага разогнался, размахнулся и что есть силы метнул копье в сторону тренировочной площадки.

Копье полетело по идеальной параболе, на подлете к цели набрало мощи, прошило воздух над головой одного из игроков, задев кончиком флага его ухо, и с треском врезалось в стойку для подвешивания боксерских груш.

Стойка раскололась на две части. Воины с руганью вскочили на ноги, быстро разобрались, что к чему, и отследили исходную точку броска. После чего бросились к Виэттару и выстроились образцовыми шеренгами позади учителя.

Некоторое время Тамлин следил за ними, переполненными страхом до краев. Наблюдал, как ужас сменяется интересом к занятию, храбрыми попытками узнать предел возможностей своего тела. И чистым, ни с чем не сравнимым счастьем, когда с помощью упражнений удавалось этот предел преодолеть.

В эти моменты Тамлину казалось: он понимает, для чего им дана жизнь. Затем он вспоминал тень своего отражения в глазах Деаэлру – и осознавал, почему их настолько пугает смерть.

Вспышка синепатии иссякла после полудня. К тому времени король, заложив приличный крюк через репарационные и лаборатории, вышел к кухне юго-восточного сектора, но обедать там не стал, а свернул к кладовой. Он толкнул дверь сильнее, чем это было нужно, снял с крючка копченые ребра, отрезал сыра, прихватил бутыль с вином и вышел в сад.