Сможешь и ты

Валерия Астахова

Сможешь и ты

Мне осталась одна забава: Пальцы в рот – и веселый свист. Прокатилась дурная слава,

Что похабник я и скандалист.

Золотые, далекие дали! Все сжигает житейская мреть. И похабничал я и скандалил

Для того, чтобы ярче гореть.

Пусть не сладились, пусть не сбылись Эти помыслы розовых дней.

Но коль черти в душе гнездились – Значит, ангелы жили в ней.

С. Есенин

Пролог. О непреднамеренности

Мой сон прерван лучом солнца, что пробрался сквозь заиндевелый лес в пещеру и ударил в сомкнутые веки. Мои лапы вытягиваются, пасть раскрывается, язык причмокивает и сворачивается в трубочку. Мать лежит рядом. Ее теплый бок мерно вздымается и опускается.

Моя жизнь – гармония.

У входа в пещеру сестра поймала мышь. Моя сестра терпеливая, гораздо терпеливее меня. Но я крупнее и сильнее. Я сшибаю ее с ног толчком в плечо и ощетиниваюсь над добычей. Сестра опускает хвост и пятится к камням, а я принимаюсь за завтрак.

Моя жизнь – доминирование и победа.

Вдруг все внутри сжимается от страха. Я в тревоге припадаю к земле, забыв о еде. Повсюду мелькают силуэты странных существ, мелькают так быстро, что я едва успеваю их разглядеть. Существа врезаются в гущу стаи, проскакивают мимо сонных собратьев, задевая их в движении.

Стая обретает голос, и сначала это голос ярости, а потом – голос боли.

От касаний существ мои собратья падают на землю, укрытую листвой. Листва становится красной под их телами. В сумятице я не могу разобрать, где свой, где чужой, ото всех одинаково разит страхом и яростью, кровью и гибелью. Я все ниже припадаю к земле, парализованный происходящим.

Моя жизнь – хаос.

Одно из существ подскакивает ко мне и замахивается чем-то длинным и заостренным, похожим на коготь. Я вздрагиваю и со всех ног мчусь в логово, оглашая окрестности воплями ужаса.

Моя жизнь – страх.

Ощетинившаяся, полная бешеной злобы мать выскакивает из пещеры и бросается на мою защиту. Такой страшной я ее никогда не видел. Замахнувшееся на меня существо бежит прочь. Я наблюдаю и ликую, предвкушая ее победу и трапезу, которой послужит мне мясо этого зверя.

Вдруг в мамин бок вонзается ветка. Следом – еще одна, и еще, и еще. Мама спотыкается на бегу, странно изогнув тело. Убегающее существо меняет траекторию, подскакивает с другого бока и взмахивает когтем у ее шеи. В воздух взлетает струйка крови, алые капельки сверкают в лучах восходящего солнца. Мама валится на бок. Ее тело начинает извиваться и дергаться. Я смотрю в ее вытаращенные глаза и забиваюсь дальше в пещеру, в самый темный ее угол.

Моя жизнь – наблюдение за смертью.

Чья-то лапа хватает меня за загривок и выволакивает на свет. Я визжу и поджимаю хвост в безуспешной попытке прикрыть им живот. Мир безостановочно кружится, в его движении я вижу лужи крови, отрубленные лапы и дымящиеся внутренности. Вижу сестру с неестественно запрокинутой головой, лежащую на том камне, у которого утром она подстерегла добычу.

Никто не откликается на мой вопль о помощи. Стая оставила меня на растерзание хищникам.

Моя жизнь – отчаяние.

Одно из существ глядит на меня глазами цвета замерзшей воды. Взгляд этот рождает такое же чувство, которое нахлынуло на меня, когда я однажды провалился под лед.

Моя жизнь – паника.

Существо издает какие-то звуки, я не понимаю их и продолжаю визжать. Под лопатку меня кусает пчела. Я взвизгиваю еще жалобнее и замолкаю, сдаваясь внезапно навалившейся сонливости. Существо смотрит на меня льдистыми глазами. Его мысли передаются мне. Теперь я знаю, что ждет меня в будущем.

Я тихо взвизгиваю в последний раз, на грани сна и яви успевая осознать, что только что потерял нечто важное.

Отныне эти существа будут определять, ради чего мне жить. И когда и как умирать.

Моя жизнь – ничтожный пустяк.

Часть первая. Об одаренности

– Таэм.

Тамлин вскочил на постели.

В ушах отдавался грохот падающих камней, и ладонь, сжатая на выхваченном из-под подушки кинжале, подрагивала ему в такт. Кошмар не отпускал сознание – Тамлин продолжал видеть разрушенные белые стены, страшные багровые метки на каменных изломах.

И безжизненное пятно пурпура и золота в облаке пыли и песка.

Постепенно картина мира прояснилась; он разглядел пульсацию жилок на мраморном полу, лучи заходящего солнца, что наискось пересекали спальню, и стоящую в потоке света девушку.

В руках у нее был плащ с куньим воротником.

– Шан, – выдохнул Тамлин и разжал пальцы, позволяя кинжалу выскользнуть из руки.

На линии его ладони, которая легла на лезвие, а не на рукоять, проступили капли крови.

Шаниэ склонила голову. Ее темно-золотые волосы скользнули с плеч и рассыпались в воздухе волнами меди, подсвеченной закатом.

– Ты оставил у южных ворот свой плащ, – сказала она.

Тамлин упал на простыни и прикрыл глаза, размеренным дыханием успокаивая разум. Зная наверняка, что Шан не покинет спальню, но и не приблизится раньше времени.

Она будет ждать.

Закатные лучи окрасились в багрянец и переместились с пола на стену, когда он снова открыл глаза и протянул к девушке руку.

Царапина на ладони уже регенерировала и превратилась в тонкий шрам, от которого иммунитет Аэд элле до завтра не оставит и следа.

Раны иного порядка, неподвластные ни времени, ни целителям, глубоко внутри продолжали кровоточить.

– В бездну плащ, Шан, – хрипло произнес Тамлин. – Иди ко мне.

Шаниэ помедлила, вглядываясь в его льдистые глаза.

И бесстрашно шагнула из света во мрак.

Глава первая. Белая лань

В тот день похолодало, и лес в первый раз за осень оделся в белое. Плотный туман изморозью оседал на деревьях, забирался в разломы коры и выстуживал дупла. Бурые листья, напитавшиеся влагой и отяжелевшие, беззвучно падали на заиндевелую траву. Конь переступал копытами, вороша землю и подымая запах прелого валежника.

Тратить силы на терморегуляцию после вчерашней попойки не было никаких сил. Тамлин достал из седельной сумки плащ и накинул на плечи.

Воротник, отороченный куньим мехом, ласково коснулся щеки. Тамлин вздрогнул, пригладил мех и просканировал окрестности. Игнорируя дичайшую головную боль.

В пределах досягаемости его сенсоров инородная органика отсутствовала. Не считая редкого похрустывания сухостоя, осенний лес был безмолвен и пуст.

На поляне воины грузили на воз оленьи тушки. Другая группа сопровождала собирательниц, которые несли к телегам корзины, полные ягод и грибов. Их движения рождали в тумане причудливые завихрения, отчего казалось, что элле перемещаются сквозь пространство во времени – заветный талант, которым генетики, несмотря на все их старания, не сумели наградить ни одну из светлых линий.

Тамлин побарабанил пальцами по седлу. Близились багровые сумерки, а значит выйти за пределы Сферы скоро станет невозможно. Аномальные холода в середине лета заставили дичь покинуть эти края, а хищников – в поисках пищи перейти границы разумного. Леса опустели, и охоту пришлось отложить до осени, а потом наверстывать упущенное в утроенном темпе. Так что причиной последних смертей отчасти была проклятая непредсказуемость погоды.

Хотя бы отчасти.

Губы его искривились в некрасивой усмешке. Воротник дрогнул и снова прильнул к лицу. Тамлин скривился еще сильнее и одернул его.

Вдали закаркало воронье. Всадник повел ушами, но головы не повернул. Он знал, что увидит, стоит ему оглянуться.

За его спиной среди зарослей пожухлой крапивы угадывалась тропа, которая убегала прочь от поляны в сумрак лесной чащи. Сквозь переплетение ветвей проглядывали каменные стены: осыпающиеся, выщербленные дождями, поросшие мхом и лишайником. До развалин было далеко, но Тамлин отчетливо слышал галдеж, поднятый птицами среди камней, и даже то, как их крылья хлопают о воздух. В такие моменты он готов был отказаться от обостренного слуха воина элле до конца своих дней.

На телеге застонал раненый, ему ввели порцию анестетика. У противоположного края поляны хранители занимались теми, кто уже никогда не издаст ни звука. Элле в белых одеждах склонились над трупами, простерли руки.

Тамлин отвел глаза.

“Пара недель, хаос. Всего лишь пара недель без жертв – и погибших было бы на дюжину меньше, чем рассчитывалось".

Лесной сумрак озарился голубой вспышкой. Волна холода прокатилась по поляне, взметая листву, дохнула Тамлину в лицо и растворилась в стылом воздухе.

Когда листья улеглись, он снова взглянул туда, где лежали истерзанные до неузнаваемости тела. Но обнаружил там только примятые травы и пустоту, которую медленно заволакивал густой туман.

Последние собирательницы вернулись с корзинами, полными шиповника и лекарственных кореньев. Даров осеннего леса оказалось так много, что места на возах с битой дичью не хватило, и часть корзин установили на телегу в головах раненых.

Тамлин скользнул взглядом по лицам элле и тронул поводья, подавая знак возвращаться.

"Пусть так, бездна. Зато нормы провизии на душу населения пересчитывать не придется… Проклятый воротник! Отрежу!"

Главные ворота – пятно металла на фоне светлых, вознесенных к небу дворцовых стен – были настежь распахнуты.

На центральной аллее и в галереях первого яруса двигалась толпа. Одни элле поднимались по лестнице и исчезали в глубине дворца, другие прогуливались по саду среди отцветающих хризантем или сплетничали в беседках, украшенных кружевом теней от узорчатых крыш. Эхо их голосов взлетало к увитым цветами балкончикам и шпилям башен, окончательно угасая высоко под полупрозрачным куполом внешней Сферы.

В разрезах плащей гуляющих мелькала восьмилучевая звезда, вышитая серебряной нитью.

Тамлин скривился, свернул с главной аллеи и направил лошадь к воротам, где разгружались телеги. Там он спешился, стянул с плеч плащ и бросил его на один из возов. Парнишка-ремесленник, что наблюдал за разгрузкой провианта, при виде Тамлина склонил голову.

– Господин Эмриат велел передать вашему величеству, что гостям из Андаро оказан достойный прием, – звонкий голос юнца сотнями игл впивался в мозг Тамлина. – И что для обмена все готово. А сам господин управляющий…

– Уже здесь, – закончил за него фразу некто и шагнул навстречу Тамлину из глубин дворца. – Так и знал, что парадным входом король сегодня не воспользуется. Воды?

Золотоволосый управляющий, одетый в шикарный черный костюм, лучезарно улыбнулся и протянул королю кувшин. Тот ухватил его за горлышко и приник губами.

Вода пахла травами и отдавала терпковатым вкусом – над ней наверняка поработали хранители, наделяя ее целебными свойствами. Специфического привкуса ингибиторов опиоидных рецепторов в воде на этот раз не ощущалось. Не прошло и трехсот лет, как до окружения Тамлина дошло, что если алкоголь не будет рождать в нем эйфории, он все равно не перестанет пить.

В голове прояснилось, звон в ушах приутих. Король отдал пустой кувшин юноше и поманил управляющего за собой.

Внутренние стены дворца переливались от серого к бежевому и излучали тепло. Глаз различал пульсацию темных прожилок, пронизывающих строение, как сосуды живой организм.

– Ну, как прошла охота? – спросил Эмриат. – Вас не было больше суток.

– Два воза с дичью, телега с ягодами и грибами. Трое убитых, двое раненых, – ответил король. – Когда прибыли андар'элле?

– На рассвете, добрались без потерь. Привезли белый мрамор, металлы, химреагенты и драгоценные камни из того, что было оговорено. Из того, что не было – ткани, сыр и сиятельную Деаэлру Ранто, которая требует аудиенции.

– Займи ее чем угодно, но меня от встречи избавь, – отрезал Тамлин.

– Я бы с радостью, но хранительница настаивает.

Король скривил губы.

– Пусть так, приведи ее в зал для переговоров… Стой. Сначала накорми.

Эмриат в удивлении глянул на короля.

– Ты так говоришь, Таэм, будто в правилах гостеприимства Дея числится как исключение. Конечно же, я об этом позабочусь, – он сощурил глаза, ясные и блестящие, как два изумруда. – Вино подавать гостье? Или обойдется водицей?

Король улыбнулся в ответ без тени тепла.

– Подай яблочный сок, а вино я сам принесу. Позже.

– И каков тайный смысл этих ухищрений?

– Беседа с уставшей в пути Деаэлру обречена на успех, если начать ее с фразы: “Давай сначала прикончим эту бутылочку, что я принес, и тогда уже поговорим”.

Эмриат захохотал, откинув голову, поклонился Тамлину и зашагал прочь по коридору. Одна из собирательниц, что шли с корзинами к складам, закусив губу посмотрела ему вслед. Король, заметив этот взгляд, оглядел свой пыльный костюм и свернул в западную галерею.

"В бездну приличия. Сначала искупаюсь".

Кратчайший путь в покои короля лежал через зал для переговоров, и Тамлин очень рассчитывал на этот общеизвестный факт.

Он миновал сектор повелителей стихий на первом ярусе, поднялся на второй, прошел через просторные ученические, но в зал, в котором должна была обедать Деаэлру, не заглянул – вместо этого свернул в юго-восточную башню, где располагалась сокровищница.

Запасной выход из сокровищницы вел на четвертый ярус, под купол дворца. Там находилась мастерская Тамлина, откуда можно было попасть в королевскую приемную с большим дубовым столом, книжными полками и двумя арками, ведущими на балкон. А потом и в спальню.

Король взбежал по башенной лестнице, толкнул тяжелую дверь и оказался в коридоре с узкими оконцами, выходящими на восток, и винтовой лесенкой на противоположной стороне.

Первый же взгляд вглубь коридора показал ему, насколько он недооценил противника.

На нижней ступени лесенки стояла женщина. Белое платье с вышитой на груди серебряной звездой выдавало в ней эльне из горного королевства Андаро. А выражение лица говорило о том, что ее присутствие в этом дворце лучше никому не игнорировать. Даже королю.

– Деаэлру Ранто, главная хранительница Андаро, – король преувеличенно любезно поклонился. – Какой сюрприз!

– Его величество Тамлин Наэндир, король Мирисгаэ, – Деаэлру чинно вернула поклон. – Меня наша совершенно случайная встреча изумляет гораздо больше, поверь. Каким-то чудом ты еще жив, здоров и продолжаешь пренебрегать моими рекомендациями не рисковать жизнью понапрасну. И не сопровождать лично каждый выход мирисга’элле за пределы Сферы.

Тамлин с досадой глянул поверх коротко стриженных волос хранительницы на крошечное расстояние, которое отделяло его от мастерской. Разум воина мгновенно произвел вычисления: с какой силой и под каким углом нужно толкнуть препятствие, чтобы открыть путь к цели.

– Даже не пытайся, – едко парировала Деаэлру его взгляд, такой красноречивый, что в чтении мыслей не было нужды. – Ты прекрасно знаешь, зачем я здесь, так что оттягивать неизбежное нет смысла. Ассея показала мне списки тех, кто желает заключить в этом сезоне союз. Я их просмотрела и твоего имени не нашла.

Прежде, чем ответить, Тамлин досчитал до десяти. И мысленно перерезал глотку дюжине чудовищ, напялив на них белые балахоны.

– Дея, – проговорил он как можно более миролюбиво, – я больше суток провел в седле. Чуть не потерял двух воинов, а трех собирательниц разорвали в клочья на моих глазах. Я даже спешиться, бездна, не успел. Поэтому вежливо предлагаю перенести диалог на завтра. Или хотя бы на вечер. Говорить сейчас с кем бы то ни было я, скажем так, не в настроении.

– На охотничью группу напали? – хранительница вгляделась в бурые пятна на костюме Тамлина. – Кто, когда?

– Черные псы. Перед возвращением во дворец. Твои элле, насколько я знаю, добрались сюда без потерь. Рад слышать.

– Что ж, – Дея сплела пальцы в замок, – давай действительно отложим разговор. И даже не до завтра. Я сама найду тебя спустя пару дней. Но до тех пор, – взгляд ее отвердел, – как хранительница генофонда Аэд элле прошу короля обдумать известный ему вопрос. И быть готовым дать взвешенный, благоразумный ответ.

Она сошла со ступеньки и скрылась за спиной, шурша платьем и распространяя запахи книжных страниц и осенних листьев.

Тамлин поднялся по лестнице так медленно, как будто разговор с Деей измотал его больше, чем охотничьи хлопоты, перешагнул порог мастерской. И вдруг крутанулся и ударил закрывшуюся дверь кулаком.

Сжатые пальцы застыли от двери на волосок. Кривая усмешка исказила черты его лица – как грубая трещина амфоры портит совершенство ее узоров.

В просторной приемной Тамлин не задержался и сразу свернул к ванной, на ходу стягивая одежду.

Три девушки Аоэт. Совсем юные, только вступившие в пору совершеннолетия. Против дюжины черных псов – озверевших, беспощадных, потерявших за время летних холодов всякий страх.

Первую растерзали на месте. Второй раздробили бедренную кость, она истекла кровью у целителей на руках. Третья, самая старшая, без боя не сдалась и вонзила кинжал хищнику под ребра, когда тот вцепился ей в горло. У этой третьей во дворце, кажется, остался маленький сын. Как же, бездна, его зовут… Даэн?

Тамлин подставил ладонь под струи воды и умыл лицо. На пальцах проступили разводы грязи. На полу перед купелью лежала его куртка – запыленная, забрызганная кровью.

Он стерег собирательниц у края леса и оставил девушек на поляне без внимания. Глупо было бы атаковать их там, на открытой местности – думал он, игнорируя смутное беспокойство. Глупо, самонадеянно и безрассудно. Ни одна тварь в здравом уме на такое не отважится.

В итоге погибло трое собирательниц из двадцати. Воины истребили хищников и по приказу короля отыскали и зачистили логово. Убили кормящих матерей, свернули шеи щенкам.

Тамлин окликнул воителя, что занес кинжал над последним из выводка, сам не зная зачем остановил его руку. Щенок дергался и визжал, источая волны ужаса. Ему вкололи седативные и привезли во дворец в качестве подопытного, сейчас он наверняка в лабораториях. Скоро этот детеныш позавидует собратьям, расставшимся с жизнью быстро и без мучений.

Плеск воды расслаблял. Тамлин лег на дно купели, обжигая спину холодом мрамора, и приказал себе не думать ни о чем.

Теплая вода щекотала затылок и подбиралась все ближе к лицу…

На пути в спальню Тамлин прихватил из приемной бутыль с пурпурной жидкостью, откупорил и выпил ее содержимое.

До капли.

В спальне остановился у зеркала и внимательно себя осмотрел. В сражении он не получил ни царапины, хотя находился в авангарде атакующих и был не вполне трезв, потому что вместо воды положил в переметную суму две бутылки ежевичного вина.

Способность короля Мирисгаэ выходить живым из любых схваток давно превратилась в легенду и уже никого в Аэд не удивляла. Недоумение вызывало лишь то, что сам король был безразличен к своей одаренности. И не спешил передать свои уникальные качества по наследству.

Взгляд Тамлина поднялся выше зеркала, где в золоченой раме висел портрет молодой ремесленницы. Глаза ее цвета чистейшего цаворита сияли особым светом, присущим сочетанию пытливого ума и доброго сердца.

"Все просто. Тебя больше нет, Иффэн. И говорить мне с Деей не о чем".

Тамлин присел на кровать и выпустил из руки пустую бутылку – та с дребезжанием покатилась по полу. Король проводил ее взглядом, вытянулся на простынях и приказал себе уснуть. Невзирая на то, что знал, какие сновидения его посетят.

Отчасти даже на них рассчитывая.

Его разбудила Шаниэ. В руках у нее был плащ с куньим воротником.

Прибытие гостей из Андаро означало, что состоится обмен.

Согласно контракту с предыдущих торгов, обитатели горного королевства привезли в лесное известняк и мрамор, руду и сплавы металлов, химикаты для эликсиров и неограненые самоцветы – в расчете обменять их на мирисское ежевичное вино, выделанные меха, заготовки для стрел и древесину, превращенную повелителями стихий в симбионт для андарского мрамора.

Такой масштабный обмен деятельностью между королевствами требовал совместной работы их обитателей. Каждый совершеннолетний элле во дворце выполнял определенные обязанности согласно роду и светлой линии. Плодами коллективного труда распоряжался управляющий, который от имени королевства составлял обменные контракты с соседями.

Эмриат с ходу заявил, что заберет весь андарский сыр, хотя его и не было в списке товаров, обязательных к осеннему обмену. В Мирисгаэ не разводили коз в таком количестве, чтобы излишки молока позволяли экспериментировать с его ферментацией. Управляющий Андаро об этом знал, поэтому рискнул добавить в обоз несколько десятков сырных головок разных сортов. И в свою очередь не торгуясь забрал все украшения, созданные королем Мирисгаэ – несмотря на то, что горное королевство исстари славилось мастерами, работающими с драгоценными камнями и благородными металлами.

Принадлежность к светлой линии ’лин означала одаренность в ювелирном деле; Тамлин был знаменит в Аэд не только как искусный воин, но и как непревзойденный ювелир. Его работы, утонченные и долговечные, легко взаимодействовали с любым типом направленного влияния, от симпатической магии повелителей стихий до встраивания в биосистему носителя, в чем нередко нуждались хранители.

Поговаривали, что дело в особой магии, которая насыщает вещи ручной работы частицей духа их создателя. А еще в затраченных на работу времени и усилиях, на которые король никогда не скупился. Эмриат старательно поддерживал эту легенду и каждый раз на обмене использовал ее на пользу лесного королевства.

Хотя сам считал, что покупатели платят не за магию, а за уникальность вещицы. И за психологический эффект переноса этого качества с украшения на его владельца.

В этот раз ему удалось заполучить ворох шелка с бархатом и с десяток рулонов суперпрочных тканей за серьги и кольца с корундами, золотые и платиновые диадемы и одно дивной красоты бриллиантовое ожерелье.

Спустя два дня управляющий явился к королю с отчетами о работе и показал предварительный контракт на следующий обмен, запланированный на летнее солнцестояние.

Тамлин просмотрел бумаги и протянул их обратно.

– Андаро заказывает меха, вино, древесный уголь и мед, а также эликсиры и саженцы плодовых деревьев, – Эмриат подравнял стопку пергамента и взглянул на короля. – И еще одну любопытную деталь.

– Какую?

Король сидел за верстаком в мастерской и ворошил россыпь прошедших предогранку гранатов, таких запыленных и невзрачных, что неискушенному глазу было бы сложно узнать в них драгоценные камни.

– Тебя, Таэм.

Тамлин поднял голову.

– Деаэлру настаивает, – пояснил Эмриат, – чтобы в Андаро на летний обмен приехал король лесного королевства, а не управляющий.

– Ты, конечно же, ответил ей отказом, – уточнил воин.

– Вообще-то я согласился.

Тамлин выбрал овальный гранат, капнул на него масла из бутылочки и покатал между пальцами.

Камень как по волшебству из пыльной горошинки превратился в прозрачный огненно-красный пироп. Король поднял его на просвет и скривил губы, подсчитывая трещины и пузырьки в глубине самоцвета, до того скрытые пылью.

– Даже не представляю, чем вызвано твое согласие, – сказал он. – Может, моей одаренностью в составлении выгодных контрактов? И заключении справедливых сделок?

– Очень смешно, – скривился Эмриат. – Ты прекрасно знаешь, что в торговле справедливых сделок не бывает. Как, впрочем, и в любви. Бывают сделки, с условиями которых согласны обе стороны. Мне как ремесленнику эта истина приносит удовольствие от каждого товарообмена. А тебе как воину кажется, что такой принцип делает вселенную фальшивой насквозь. Ты со своим нежеланием спорить о цене разоришь королевство в первый же день торгов, поэтому придется послать с тобой Тариэна и Минну.

– Тогда поясни-ка мне, – Тамлин поднял голову, глаза его холодно блеснули, – какого хаоса я должен ехать летом в Андаро и руководить обменом, если никакой выгоды это нам не принесет? Что я там, бездна побери, забыл?

– Потому что я вижу, как развиваются события, и это мне не нравится, – Эмре хлопнул бумагами по столу. – И не кривись! Я подозреваю, зачем Деаэлру так требует твоего внимания. И опасаюсь, что она воспользуется правом хранительницы решить твою судьбу без учета твоих же желаний. Ты не выезжал из Мирисгаэ очень давно, так почему бы не отправиться в Андаро на солнцестояние? Подозреваешь, что Дея будет настаивать, чтобы ты провел время с ее дочерью? Так проведи, я бы тоже этого хотел. Вы ведь с Эллой прекрасно ладили. Когда-то.

– Не вижу, какая от этого может быть польза.

– Уж вреда от того, чтобы побыть рядом с дружественно настроенной женщиной, не будет точно. Кто знает, может она одна такая в Аэд и осталась.

Тамлин не ответил и взял новый камень для проверки.