Дериват

– Картинка что ли зависла? – Бэа занесла над проектором руку, готовясь стукнуть по аппаратуре.

Крео не отреагировал. Девушке показалось, что он сам пал жертвой бездейственного гипноза камеры; едва различимая сепия выступала на фильтре линзы. Ван Брюе поднял голову и устремил взгляд на смотрящего – отблеск от настольной лампы, гулявший по очкам ученого, пробил четвертую стену и засверкал на радужке Спри. Старший исполнительный офицер опустил очки и принялся массировать изнеможённые веки:

«Он не выдержал. Я ведь так и знал, что это случится. Даже мощный процессор Атласа не предугадал это. А теперь все стало еще хуже, и я в ступоре, черт подери. Я не знаю, что делать дальше. Этот звонил, как его… Боссчович из комиссии, минуя Сэма – представляете, насколько бесцеремонен клоп! Я просто повесил трубку, когда он в своем высокомерном официозе постановил предельные сроки передачи военведомству нашего источника энергии. Этот его апломб просто выводит из себя! – Внезапная тяжесть в легких поставила подножку беглой риторике оратора. Ван Брюе откашлялся, затем сквозь слезящиеся от раздраженных дыхательных путей глаза продолжил речь: – В общем, центральная задача токамака – ввести дейтериево-тритиеву смесь, предварительно агрегировав ее системой топливного впрыска в газообразное состояние. Затем – нагреть эту смесь до плазмы, то есть осуществить зажигание термоядерной реакции, вывести ее на уровень самоподдерживающейся и наконец отключить нагреватели. Все, готово. Вот тебе и электростанция за тридцать два миллиарда долларов… да этот реактор будет метать бисер перед свиньями, коими окажутся никчемные ВЭС. – Он остановился, передохнул, сдержал разрываемые кашлем бронхи и пошел дальше: – Однако случилось непоправимое. Чтобы потушить ионизированную плазму, достаточно подождать, когда вся кинетическая энергия ядер передастся по сетям, затем отключить магнитное поле и вуаля – цикл завершен. Произошло что-то из разряда фантастики, в которую – в свете происходящих событий и, в частности, всеобъемлющего плана действия – только безбожник не поверит. Мы отключили все сорок восемь элементов поля: и тороидальные, и полоидальные, и корректирующие катушки, даже саму бандуру, соленоид – но шнур так и завис в вакуумной камере. С наглым жирным видом чесночного кольца бултыхается на самопроизводной магнитной подушке и хамски бурлит, как жаба. Мы должны были сделать управляемый самоподдерживаемый термоядерный синтез, но никак не самоуправляемый! Мы вторглись на Terra Incognito4, пробудили организм, о структуре которого ничего не узнаем, даже если растормошить всю яблочную латифундию Нац-Шавеса и обрушить ее плоды на головы физиков-ядерщиков. Это не может не шокировать и не волновать. Я как ученый внутри танцую, но как житель планеты, знающий о ценности человеческой жизни, не могу не устрашаться деянию собственных рук… Оно ведь там до сих пор, – Ван Брюе смотрел точно в душу. Знакомый кашель возвратился из глубин его легких. – Первым делом же стали проверять через порт-плаги состояние кассет бланкета, которые, собственно, смотрят на плазменный шнур и принимают на свою бериллиевую оболочку отбившиеся от стаи нейтроны. С бланкетом проблем не было. Однако когда мы спустились под вакуумную камеру, с потолка ощутимо просачивалась вода теплоносителя, который через трубопроводы проходит в криостат и охлаждает дивертор – «пепельницей» мы ее называем, потому что на нее как бы оседает бериллиевая пыль, образующаяся при испарении разгорячённых внутренних стен бланкета. Так вот, этого загрязнения, пыли, из-за переконфигурации оказалось непомерно много: она каким-то неизвестным ни мне, ни главному механику способом проникла в теплоноситель, а я, видимо, еще и вдохнул ее. Гладкова, не поднимая глаз, сказала, что все обойдется – но я-то знаю эти их медицинские эвфемизмы. Ну ничего… я думаю, что не успею почить в бозе от бериллиоза. Скорее, умру в жалеющих объятиях Тэмпл, которые участились с момента моего отравления. Ладно, – тяжелые вздохи Ван Брюе заметно отставали от дыхательного ритма аудитории по ту сторону экрана, – сейчас Атлас заканчивает дорожную карту по переносу этого нейтронного зверя в специальный кожух, который индусы призвались поставить в ИТЭР-3 на сегодняшнем конференц-коле. Посмотрим, что из этого выйдет. А вот и он сам… эти его чертовы грузные шаги, проминающие пол.

– Сэр Ван Брюе, – металлический голос посетителя был искажен цифровыми ультразвуками: формируясь, они резонировали на редкость усыпляющим эхо, – мисс Тэмпл сидит в лекторской комнате «Пять Би» и ждет, когда Вы соизволите уделить ей минуту своего времени. – Укромные уголки подсознания Крео стали посылать его серому веществу тревожные импульсы. Неизвестно, с чего вдруг инстинкт самосохранения так взбунтовался.

Щелчок затвора диамагазина был так же молниеносен, как и директивы непонятной, то ли надзорной, то ли исполнительной комиссии, предписавшей Ван Брюе увеличить мощь термоядерного синтеза, о чем он – с бередящей тревогой в сердце – так оскорбленно разоткровенничался перед зрителями; временная пропасть между ними исчислялась столетиями.

Ван Брюе кипел ненавистью, присущий же ему оптимизм как рукой сняло: брови нахмурены, а ноздри гневно оттопырены. Камеру он держал на вытянутой руке:

– Сегодня нашли еще одного. Это была МакКормик из НАСЭМ. Бедной девчонке высверлили глаза… там просто месиво. Тело положили в лекционную «Пять Би» после инцидента с пожаром в медблоке, когда мы потеряли Гладкову. Специально на заставку окна поставил объемную инсталляцию пустого зала с партами, чтобы проходящие мимо сотрудники не шарахались от вида трупов – и так уже трое слегло с психическим помутнением. Говорят, неизвестные сверкающие глаза из вентиляции постоянно следят за ними. Чушь какая-то, видимо плазменный шнур помутнил рассудок половины научно-исполнительного состава. Наверное, из-за него у Атласа мозги-то и поплыли: чертову железяку обещали заменить уже как с неделю, но от аварийно-инженерной бригады ни слова, ни духа. Теперь еще Темпл вызвала правоохранителей для расследования убийств. Это, конечно же, правильно, но с учетом того, что военно-космические силы Земли, как передали по интернету, пока он не отключился, были подняты в экстренном порядке, а по населенным пунктам прошла волна милитаризации гражданского населения, то я не удивлюсь, что мы теперь на длительное время представлены самим себе. Тем более, все возможные способы открыть входные шлюзы не увенчались успехом. Как говорит первый офицер по безопасности Аль-Басра, их можно отворить только снаружи – вся внутренняя электроника приводов полетела к чертям».

– Ты куда? – Ханаомэ Кид сперва не придала значение ретирующемуся Спри, но тут же встревожилась, увидев, как его фигура пересекла дверной проем центра управления. – Стой. Да что стряслось-то? – Второй десантник последовал за Бэей, ринувшейся вон из зала. Она наконец-то отстегнула от пояса кабель для связи.

Ханаомэ Кид хотела уже выйти из помещения, чтобы нагнать устремившегося в неизвестном направлении Спри и пробиться благим матом сквозь его барьер беспечности – настолько его скотское молчание засело у нее в печенках. Однако на самом пороге помещения что-то на изображаемом диапроекторе одернуло ее внимание – Бэа повернула голову в соответствующем направлении. Ван Брюе прислонил руку в стеклопакету, по изолирующей оболочке окна пробежала рябь, тянущая за собой покрывало пикселей – их рендеринг проявлял изображение, не имеющее что-либо общее с истинным содержимым комнаты-лекционной. На полу у ног девушки валялся скомканный лист бумаги – карта, которую изрисовывал Спри с высохшим синим маркером, в центре было написано «Пять Би».

Буси-до шел в три раза быстрее обычного. Редкие лампы, спрятанные за бесконечной тесьмой труб, отсекали освещение большей части пути, из-за чего в мраке ноги мужчины так и норовили задеть акустико-оптоволоконный кабель: его целостность, как тут же вспомнил Спри, вызвался проверить один из десантников капрала Дуэ.

Спри поднялся на третий этаж, откуда группа изначально вышла на застекленные просторы амфитеатра. Осталось немного, почти на месте, картографически ловко прикинул Крео. Длина коридора теперь не казалась такой томительно тягучей: еще пара рекреаций и мужчина бы достиг дверей лекторской комнаты «Пять Би», кодовая нумерация которой отпечаталась в сознании.

«Пять би», дверь в приснопамятную комнату будто сама примчалась к нему, намного раньше, чем предполагал Спри. Еще несколько обведенных роком намеков ученого с записи диапроектора, и мозг Крео был бы расщеплен до вегетативного безобразия.

Бесцветные в темноте стены затрезвонили эхом кличущей Крео чиновницы. Спри взялся за холодный металл сферической ручки; еще несколько мелькнувших мыслей, и он был готов повернуть ее против часовой стрелки. Очередное звонкое обращение Ханаомэ Кид, которая вот-вот догонит его. Ее девчачий голосок мешал мужчине сконцентрироваться: меж стонов скрежещущих трубопроводных пустот и выкрикиваемого по протяженному дефиле имени Спри уловил неправдоподобные этому могильному гроту мелодичные звуки по ту сторону двери. Буси-до без проблем мог перевести слова песни на покинувшем слоге; бренчащая гитара отбивала задорный ритм.

Выдохнув, Крео смирился с тем, что страх, рано или поздно, проникнет через взбудораженное сито самообладания и, слизко прокрутившись по спирали кишок, пронзит хлипкую отвагу. Можно было лишь смягчить этот дурной эффект – лишить страх эффекта внезапности, услужливо пригласив его лично в хоромы и так уже пошатнувшейся психики. Он снова взглянул на окно в лекционную, но, как и несколькими часами раннее, когда группа проходила мимо, комната продолжала оставаться стерильным плато из незанятых низкорослых раскладных стульев. Пиксельная частица на стекле безотчетно дернулась: нестабильное напряжение, как моргнувшее от беспрерывного контакта веко, выдало маскировочный характер мнимого светопрозрачного окна. Светодиодная штора в виде обычной инсталляции с пустыми партами обманула зевак-исследователей.

Крео Спри открыл дверь. Ни один пламенный куплет песни, в которой солист воспевал подвиги воздыхателя, исполняющего любой каприз его искусительницы, не смог дистиллировать смрадную дымку мертвечины: все стулья были заняты полуразложившимися останками нечт, когда-то они были людьми. Складывалось ощущение, что тела мертвецов подвергли бальзамированию, причем неизвестный садист сделал это неумело и совсем неэкономно.

Музыка ускоряла свой лиричный ансамбль, тем самым взвинчивая дезориентацию шокированного посетителя – только дьявол мог с таким коварством, тайком под носом у странников, разместить здесь захоронение. Перед взором Спри, как у контуженного солдата, пробежали вспышки наиболее запомнившихся кадров с записи первого исполнительного офицера-ученого: то самое слепящее серебро, прикрытое спинами ученых, к коим относился и сам Ван Брюе; те искрящиеся инфернальным кармином светила, подглядывающие, со слов сотрудников, через стены. Что-то выжидающе дремало среди работников ИТЭР-3 – они и не подозревали о резне, которая уже была на пороге комплекса.

Человек десять, не меньше – непонятно, с какой целью сосчитал мертвецов буси-до. Не примкнет ли он к их числу, безоружно находясь в хомутах помутненного рассудка? В его глаза врезался бейджик халата одного из скелетов: тот был отличительно обугленным по сравнению с остальными. Черными буквами по стальному глянцу напечатано на покинувшем языке: «Гладкова А.В.».

Всхлипы – чреда агонизирующего удушья, – звук застрявшего в костях лезвия. Спри, не теряя ни секунды, покинул помещение; музыка, хоть и приглушенно, тонкими струйками продолжала изливаться из лекционной.

Крео смотрел в темноту коридора, чреватую будоражащим ненастьем, – мандраж подкосил всегда считавшего себя стоиком буси-до. Сквозь непроглядную чернь прорвались очертания десантника – поиск причины неполадок с кабелем обернулся для него фатальным исходом. Военный удерживал толстыми подушечками перчаток тю-о меча, пробившего его грудную клетку. Не находящий слов инородному наросту на теле, десантник упал на колени и сделал заключительный вздох. Лезвие хлестким рывком покинуло бронированную фигуру солдата – ассасин толкнул ногой обескровленную кучку плоти и медленно побрел к Спри.

– Стой! Назад! – Крео выставил ладонь подоспевшей Ханаомэ Кид, девушку отделяли какие-то пять метров от пригрозившего ей Спри.

Убийца оценивающе изучал посмевшего остаться на месте мужчину в баллистической армейской куртке, ее оттопыренный легким электрическим полем ворот едва скрывал силуэт чиновницы, отсутствовавшей в смертной смете «Третьего»: проскрипцию он получил от Б’Дода, Тринадцатого, в ходе инструктажа.

Делать было нечего, вывод всплыл в мозгу Спри – необходимо принимать бой. Один раз он одолел схожего противника, хоть и с помощью подставного человека в черном. Несмотря ни на что, буси-до был готов.

«Третий» резким движением пошатнулся. Карминовые светила, что только-только в лекционной привиделись Спри, нависли над алым колпаком ассасина. Убийца не успел и вскинуть тати, как неизвестное существо схватило его одной рукой за промежность, а другой за ключицу, проминая углеродное волокно вместе с металлом внутрь хрустнувших костей. Оно подняло ассасина над стальной головой, знакомо отливающей серебром в редком мерцании инсталляционной лампы, и, не церемонясь, с легкостью увлеченного ребенка, что выпускает пух из порванного мишки, разорвало убийцу на две части. Разбросанные по полу, как мокрые косички мопа, внутренности подсвечивались светом пиксельной лампы: сияние исходило из глубины оконного изображения. Свет, преломляясь через кровяную кляксу, размазанную об умный стеклопакет, просвечивал напольное месиво тошнотворным пурпурно-алым цветом.

– Теперь быстро назад! – скомандовал Спри и, буквально, за два шага одолев расстояние между ним и чиновницей, цепко ухватил ее кисть и рванул за собой.

Они неслись, как могли. Инстинкты самосохранения бегущих перекрыли дурацкий соблазн взглянуть одним глазком на чудище, которое их преследовало: судя по стремительно наступающих ударам металла о такой же металл пола, создание почти вдвое сократило дистанцию между Бэей и Крео. Спри увидел, как уже близок был овальный корт, но что делать дальше, он не знал. На кольцевидном балконе, куда они бежали, вдруг появился единственный оставшийся в живых десантник:

– Жги его, Виндоуз! – Спри, все так же железно держа тоненькое запястье Бэи, забежал с ней за спину солдату, в мгновении ока водрузившего штурмовой огнемет для стрельбы.

Убийственное пламя напалма, словно оранжево-красная струя гидранта, топила двух с половиной метрового монстра. Теперь Крео Спри мог полноценно оценить великана: это был то ли киборг, то ли робот, сплошь залитый легированным множеством самых твердых сплавов. Вмиг все стало не различаемым: огонь теперь дошел до пронзительно яркого состояния, когда невозможно было смотреть в его разинутую пасть.

– Бэа, где твоя винтовка-рельсотрон? – рявкнул Спри, чтобы перекричать нечеловеческое рычание огня.

– Оставила в центре управления! – девушка показывала Крео, что необходимо отступать дальше, может, в саму аппаратную. – Бегом, за мной! – она наконец вырвалась из хватки буси-до и приказала идти следом.

– Оно отттт…ступило, – огнемет десантника утих. Военный смотрел во мрак, его врожденное заикание можно было спутать с симптомами страха, однако это было обычное нарушение речи.

Спри, не спеша, подошел к огнеметчику, поглядывая вбок, чтобы видеть Бэю: вдвоем с десантников, они без разбору бегали глазами по содержимому коридорного проема, на миг ставшего потухшим прямоугольным полотном из кинотеатра – черный, как уголь, за ним невозможно было хоть что-то разглядеть в тоннеле. Оставалось гадать, на сколько далеко от них располагается чудище. Дыхание должно было бы выдать его – но создание не являлось человеком, оно было кибернетическим продуктом. В громогласном утверждении неминуемого рока из темноты проследовало обращение существа. Искаженный электрический голос говорил на покинувшем языке:

– Человеческое мясо очень питательно. Мои глаза теперь вдоволь насытятся хоть чем-то, отличным от прогорклого вкуса ржавчины трубных лабиринтов.

– Оно что, говорит? – Бэа стояла у лестницы, ведущей на другие ярусы подземного комплекса.

– Причем на покинувшем, – ни на секунду не отнимая взора, бубнил себе под нос Спри. – Живо, в комнату управления. Держи огнемет наготове, – кивнул десантнику Крео и, пятясь, оба принялись отступать к девушке.

Одна ступень за другой, пролет за пролетом – трое испытывающих страх члена экспедиции постоянно оборачивались, чтобы убедиться в отсутствии преследования чудовищем. Маленькое пламя подготовленного огнемета лениво покачивалось из стороны в сторону при каждом шаге десантника; утлая струйка зловеще подсвечивала окружающие стены. Они почти вернулись к комнате центрального управления, как вдруг все звуки мира словно прекратили существование – сплошная пустота пронзила муравейник. Где-то в дали стали шуршать сгибаемые под собственной ветхостью трубопроводные пустоты: их резкий лязг предавался рассказам о несуществующей жизни полимерного каркаса, трубы пели о нескончаемых страданиях своего неподвижного заточения.

– Заходим, быстро, – Крео впихнул обоих в помещение по управлению термоядерным синтезом и запер дверь изнутри на аварийный засов, имевший вид странной крестовой арматуры. Для проверки дернув что есть силы широкие ставни и убедившись в надежности дверей, Спри отошел от них поближе к Бэе и десантнику.

«Повтор записи сорока пяти миллионный трех ста шести тысячный семисот двадцатый раз» – донеслось из утробы помещения со стороны знакомого кинотеатрального закутка, где все так же пьянствовало просевшее полотно, а знакомое видео со старшим исполнительным офицером-ученым Ван Брюе повторно воспроизводилось на серой стене:

«Приветствую тебя. Говорит профессор Ноа Ван Брюе, старший исполнительный офицер-ученый комплекса … разумеется, после мисс Темпл…»

Крео тотчас же отрекся от окутавшей его предсмертной паранойи преследования, от которой сердечный ритм его компаньонов разрывал их вздутые сосуды. Буси-до все ближе подступал к импровизируемому экрану из бетона – все его внимание было устремлено не на бесполезную для повторного слушания болтовню профессора, а на его окружение. И тогда Крео Спри увидел это.

Выдавая не вмещающуюся в ракурс макушку легированной головы, Оно все по-прежнему мелькало за спинами коллег Ван Брюе, пока те копошились у токамака. Из-под овальных пластин, придававших существу видимость очеловечивающих бровей, вспыхнуло короткое замыкание двух красных рубинов: необычного цвета фоторезисторные глаза киборга как будто учуяли за собой слежку по другую сторону экрана и теперь холодным взглядом неотрывно следили за буси-до. Еще несколько секунд пронизывающей ледяным острием визуальной прелюдии, и, представлялось, что киборг разорвет бетонную ткань экрана, явившись из документального мира, а затем возьмется за человека – сгустка материалов куда меньшей прочности.

«… если вдруг Атлас ошибется в расчетах. А если он ошибется, то корректирующие катушки не смогут угомонить выпучивания плазменного шнура из-за термоядерной несбалансированности…».

Оно всегда было с ними. Существо, киборг, которого профессор в дружелюбной манере любящего опекуна называл Атласом.

«… сейчас Атлас заканчивает дорожную карту по переносу этого нейтронного зверя в специальный кожух, который индусы призвались поставить в ИТЭР-3 на сегодняшнем конференц-коле. Посмотрим, что из этого выйдет. А вот и он сам… опять эти его чертовы грузные шаги, проминающие пол.»

Спри, не в силах унять дрожь в конечностях, параллельно пытался осмыслить схваченные обрывки мрачной картины в одну последовательную мозаику злосчастных событий, что погубили группу Ван Брюе в стенах ИТЭР. Набивший оскомину в барабанных перепонках транзитный щелчок диамагазина в штатном режиме сменил очередную бесцветную подложку с пленкой. На глазах у группы воспроизводился ролик, пропущенный Спри по причине его марш-броска к лекционной «Пять Би».

– Эта штука что, – с трудом проглотил комок нервов военный, – помогала им с реактором? Она ведь нас здесь не достанет?

– И не на шутку взбесилась, – озадачено заметила Ханаомэ Кид. Девушка намеренно сблизилась с Крео, беспричинно считая его ауру безопаснее, чем даже вооруженный до зубов десантник.

Спри не реагировал, он продолжал внимать веренице проекционных событий, неотступно подходящих к фатальной развязке. Ван Брюе держал в руке стакан с алкогольным содержимым: ровно переливающаяся по краям сосуда жидкость гармонизировала с томной подсветкой гипсового бордюра на потолке; цвет напитка обманчиво ассоциировался с яблочным соком.

«Он – один из людей, с кем я могу поговорить. Хм, забавно, я назвал его «людом». Еще забавнее выглядит тот факт, что ближе, чем робот, у меня друзей нет. Вот в такой безысходной яме безумия мы все оказались, давно сиганув с края в пропасть… После того, как мозги Атласа испеклись, мне стало совсем не по себе, даже Тэмпл отдаляется от меня – говорит, что я брежу. Коммуникация так и не восстановлена, а Аль-Басра укоризненно стал поглядывать на меня, будто я повинен в смерти МакКормик. Мы так и не установили убийцу, но он до сих пор среди нас, так как двери намертво запломбированы… если бы только Атлас был исправен. Именно у него имелась возможность управлять всеми системами комплекса, в том числе и входными шлюзами, – неумолимая судорога закачала кисть первого исполнительного офицера-ученого – алкогольный напиток пролился на пол, словно пробный прилив накрыл мол в преддверии надвигающегося шторма. – В последнем разговоре он вдруг подхватил мою мысль о бесконечности красоты человеческой мысли, которую он просто-напросто не мог понимать… но понимал! Он не тараторил сухими математическими расчетами, свойственными роботам, он был изощрен и хитер в подборе каждого слова, будто сам всегда стоял за наиболее прославленными литераторами – просто ас. Говоря о Максе Рихтере, он мог часами подбирать поразительные аллегории к неизвестным мне полутонам, которые композитор пробуждал, по мнению Атласа, в оплетке струн. Рихтер для него был натуралистом, наткнувшимся на нетронутый человеком ареал потерянного мира: его флору свежих звуковых колебаний и фауну волнующих чувства мотивов композитор жертвенно передал неравнодушному сердцу слушателя. Будь я более искушенной натуры, то непременно услышал бы заключенную словами Атласа в прозрачно-золотистой живице янтаря недюжинную драму Рихтера о – как там он говорил -… потерявшейся в тесных стенах памяти трагедии солдата, изувеченного ужасами войны…»

Ханаомэ Кид весьма кстати приметила оставленную ею раннее на одном из столов винтовку-рельсотрон. Десантник, вцепившись в огнемет еще мертвее мертвого, медленно побрел к панорамному окну с видом на токамак.

– Я не слышу его, вообще ни единого ззззз… вука, – завороженные страхом глаза огнеметчика лихорадочно бегали по помещению. – Спри, хватит уже таращиться на этот дурацкий проектор!

«… может, это плазменный шнур на него так подействовал, ведь Атлас частенько заменял дистанционный манипулятор и самостоятельно демонтировал изношенные кассеты бланкета. Нейтронная субстанция вдохнула разум в стального дровосека. Да нет, чушь какая-то… Странно, только сейчас заметил, мысленно вспомнив комнату, где он вырубленный валяется, что его железное тело как будто перетащили с одного места на другое с момента моего предыдущего визита… очень странно…»

Запись оборвалась. Пятисекундное завывание проектора, бегущая рябь по стене. Знакомый щелчок – представление началось заново:

«Повтор записи сорока пяти миллионный трех ста шести тысячный семисот двадцать первый раз. – Все то же лицо руководителя центра вновь всплыло на экране: – Приветствую тебя. Говорит профессор Ноа Ван Брюе…»

Крео уловил странный звук привода каких-то пневматических пружин: его необъяснимый источник принадлежал месту, расположенному явно вне комнаты управления синтезом.

Панорамное окно вдребезги разлетелось, его вспорола снаружи тяжеловесная сила, от которой осколки изничтоженного стекла безразборно рикошетили по всему помещению. Это был Атлас. Существо с грохотом приземлилось посреди комнаты; головокружительный прыжок размозжил плитку, пустив цепь трещин по периметру пола. Кибернетический организм, громыхая при каждом шаге, приблизился к десантнику, успевшему пустить по литому чудищу две огненные струи – но было поздно. Комариным укусом была воспринята Атласом хилая чреда напалмовых залпов. Андройд или все-таки киборг – неизвестно – ухватил солдата за горло своей полутораметровой рукой. Лопая шейные позвонки несчастного в сужающемся кольце кисти, робот резко обернул голову в сторону Беи и Спри. Существо выстрелом гаубицы пульнуло почти обезглавленного десантника в выходную дверь, прорезав телом ставни, словно разорванную изнутри консервную банку – лоскуты выпотрошенного проката выпучились наружу, по их стальным культям стекались ошметки органического ядра.