Дериват

– Черт, – ругнулся Спри.

– Что такое? – обернулась Ханаомэ Кид.

Спри подошел к ней поближе. Теперь к сжимающим виски стенам нескончаемого коридора подключились надоедливые капли, то тут, то там отбивающие хаотичную чечетку по сырому полу. Нервозные выстрелы световых вспышек, ударная игра воды вне ритма и безликий путь во мраке. Но для Крео это не было затруднением, напротив – он извлек из хаоса инженерной запущенности навигационные ориентиры:

– Смотри, – Спри посветил фонарем на группу кабелей, уходящих по потолку вглубь гнездовой утробы, – как будто здесь смыкается контур системы охлаждения.

– С чего ты взял? – девушка чуть ли не уперлась в плечо мужчины и задрала нос кверху.

– Ну логично, что у такого реактора должны быть охлаждающие мощности. Даже у Аполло-2 есть такая система, хоть она и, в отличие от здешней, допотопной, расположена под полом.

– Это да, – продолжала светить на кабель Бэа. – Но как это нам поможет?

Внезапно десантник, ведущий группу, крикнул остальным:

– Эй, тут какое-то журчание… что-то очень близкое к нам. Кажется вода.

Спри гипногенно посмотрел вглубь зрачков Ханаомэ Кид и улыбнулся:

– Я же говорю, мы почти пришли.

Привлеченные отдаленными звуками искусственного каскада четверо исследователя устремились к заветному клокотанию, которое наверняка должно было вывести их к камере с таинственным сгустком энергии внутри.

Группа миновала еще два участка-близнеца с рекреацией и лабораториями, и спустя минуту их созерцанию открылась просторная арена с четырьмя поэтажно наслоенными овальных кортами – на один из них они и вышли.

Крео отречено приблизился к бортику, сочувственно вникая в каждый аспект брошенной архитектуры. Ярусы имели равномерно расположенные друг от друга поры в форме выдолбленных исполинских оконных проемов: они, как санитары в психбольнице, следили за бетонированным пациентов посреди арены. Как ни трудно догадаться, этим пациентом была вакуумная камера, укрытая одеялом из бетона, – однако, с перспективы самой сферы, навряд ли можно было ее отождествить с жалким подопытным организмом. Отнюдь, это был насильно втиснутый в жаропрочный сплав тороидальной коробки атлант или даже гладиатор, живьем цементированный в памятник. Его неодолимой силе безликие призраки ликовали с трибун амфитеатра, который вместо застекленных балконов на мгновение представил себе Крео.

Вода продолжала стекать с труб: именно они помогли группе выйти на площадку, нынче приукрашенную визионерской аллегорией Спри. Буси-до также приметил, как трубная инфраструктура впивалась в бетонную сферу и, по сути, образовывала замкнутый контур системы охлаждения.

– Ханаомэ Кид, пожалуйста, подойдите поближе к окну, я должен все полностью видеть, – раздалось за спиной у Спри. Видимо, Клему не терпелось установить свою правоту относительно выдвинутой теории о термоядерном синтезе – тщеславие абсолютно оправданное и невозбранимое.

Ханаомэ Кид встала на одну линию с продолжающим умозрительно рисовать образы изучаемых мест Крео. Хотел бы он, чтобы блестящее отражение капель распрыскиваемой об стекла дистиллированной воды показали девушке, каким извращенным он видит этот мир, и тогда, может быть, Бэа поняла бы, какого человека позволила подпустить к своим невысказанным чувствам. Однако девушка даже не знала, какой набор эмоций применим к открытиям непредсказуемой технологии, не говоря уже о чужаке, знакомым с ней какие-то жалкие недели. Первооткрывательское празднество или настороженное опасение за непомерность возложенного на плечи бремени, от малейших манипуляция с которым планета, возможно, могла в одночасье перевернуться с ног на голову? Дилемма разрывала встревоженный мозг Ханаомэ Кид на части.

– Это – он… однозначно, он, – Гек говорил сквозь гарнитуру Бэи, словно сам присутствовал в технологическом амфитеатре.

– О чем Вы, док? – спросил один из десантников.

– Термоядерный реактор. Путь в его конечном смысле, – ударился в поэзию одурманенный геолог.

– Какой еще путь? – Крео смотрел на Ханаомэ Кид, но явно обращался к скрытому в душке очков геологу.

– Прямо перед вами, мистер Спри. Вон там, на двенадцать часов: крупное лого с изображением слова на покинувшем языке.

Спри поднял голову со сферического булыжника на верхний ярус арены: слово «Iter» растянулось аж на три балконные арки противоположной части корта сверху.

– В переводе с прародительского языка, который существовал еще до покинувшего, оно значит «путь», – геолог ответил на наклёвывавшийся вопрос Спри.

***

Шлюзовая дверь была достаточно приоткрыта, чтобы пробраться внутрь подземки, но схватившиеся за стальной массив пальцы распахнули несгибаемым люк, как хилую занавеску в ванной. Ассасин, с позывным «Третий», стоял на пороге вырытой червоточины. Вопреки последним проблескам солнца фигура убийцы источала не меньшую, чем сам тоннель, черноту; полы его непонятно зачем накинутого плаща извивались на ветру.

Опустив голову, защищенную красным алюминиевым колпаком с черепными выемками, ассасин видел нащупанный броневыми пластинами сапога бугорок: оптоволоконный кабель уходил вглубь этих не предвещающих добра бункерных сводов. Ухмыльнувшись, ассасин проследовал за теми, кто протянул спасительный во всех смыслах канат.

***

– Токамак, полагаю, – не переставал лекционный курс Гек Клем. – Такая, как это называется-то… тороидальной формы штука с вакуумной камерой для поддержания… нет, скорее, самого что ни на есть синтеза термоядерной смеси в ней.

– Теперь менее научно, Клем, – Крео вместе с другими свидетелями скрытой от передовой науки установки нашли лифт, выведший их на арену, и теперь ходили с разинутыми ртами вокруг сферы.

– Представьте бублик, Спри, – интонация Клема вмиг обросла мхом столетней мудрости.

– Или эспандер, – перебила его Ханаомэ Кид.

– Все верно! Под слоем бетонной массы специального состава скрыта эта бубликовая или эспандерная, если хотите, установка, – спринтовал Клем, опережая все мыслимые представления коллег. – В ней, я полагаю, при помощи каких-то дистанционных источников генерируется что-то наподобие плазмы. Ну, простыми словами, нагревается газ под дичайшей температурой и превращается в плазму. Я читал о таких агрегатах еще совсем школьником, когда на верфях только проектировали внепланетарную флотилию и хотели оснастить ее термоядерными двигателями, пока не срубили эту идею на корню и не заменили на более примитивные варп-элементы. Кажется, сей отказ объяснялся слабостью тяги, которую может дать плазменное рабочее тело, – Гек призадумался, -… или это были какие-то проблемы с дефицитом запасов энергетического сырья необходимого для заряда двигательной установки.

– Не совсем, – чиновница подошла близко к толстой защитной оболочке токамака. Ее комбинезон постепенно вымокал от повсюду пробирающихся капель водяного контура. Особо прицельные удары влаги долетали аж до грудной области, прикрытой лишь майкой; комбез был расстегнут чуть ниже солнечного сплетения. – Когда Вы говорили о запасах, то речь шла о двух легких изотопах водорода. Как мы все знаем, его полным-полно в звездных системах. Другое дело, что комиссия по внепланетарным делам сочла убедительным довод мейджоров-судостроителей о неповоротливой монструозности крейсеров в случае, если бы они вдобавок имели характеристики планетарного потрошителя.

– Освоение горной руды других планет? – Спри повернулся к девушке.

– Нет, я имею в виду, что, если бы на кораблях, таких как Аэксинавра… – тут Бэа ненароком запнулась. Посмотрев вниз и убедившись, что земля не ушла у нее из-под ног, Ханаомэ Кид продолжила: – Если бы на межгалактических кораблях, призванных колонизировать отдаленные миры, стояли термоядерные двигатели, то обязательным было бы наличие мощностей для вскрытия непригодных для человеческой жизни, но богатых водородом планет или газовых гигантов с целью извлечения изотопов водорода под топливо. В общем, от гомерически затратной идеи отказались в пользу, – тут она опять осеклась. – В пользу варп-элементов… как на Аэксинавре, – тихо закончила девушка и коснулась бетонного термоса, укутавшего токамак. – С Земли ведь столько топлива не заберешь.

Спри увидел тот коробящий девушку призрак не ушедшей в беспамятство трагедии. Так едки, так глубоко режущи были для нее моменты неразделимого одиночества, развеять которое могла лишь неизвестная Крео личность: на межзвездном корабле этот человек навсегда покинул юную девочку-стажера из «Терпла и Логан».

– А что это за громоздкие провода, Гек? – Спри принялся всеми способами отвлекать Ханаомэ Кид от нахлынувшей хандры. Он мыском коснулся одной из попавшихся под ноги цилиндрических труб, та была намертво вварена в пол. – Часть системы охлаждения? Один из его контуров?

– Не только, – чуть приутихла смекалистая хватка Клема. – Полагаю, среди выводных конструкций, подобной той, что у Вас под ногами, есть как и относящиеся к системе охлаждения трубы, так и волноводы, посредством которых осуществляется зажигание, а также всевозможные системы впрыска топлива.

– Он имеет в виду нагревание плазмы за счет выстрела в нее атомов водорода. Выстрел и проходит, как я понимаю, по этим волноводам, – Бэа уточнила сухие фразах Гека. – Верно, Клем?

– Атом водорода, точно! Тритий! – эврика настигла задумавшегося по ту сторону связи геолога. – Ведь одной из причин, по которой токамаки со стеллараторами – еще до идей об их использовании в космосе – не стали общеупотребимой технологией в области энергетики, были заградительные конвенции трехсотлетней давности о промышленном освоении трития на Земле. К слову, нужно сказать «спасибо» комиссии по военным делам Земного Полиса, разбомбившей «слепую яростью» иным видом ядерного вещества, никак не связанным с тритием. Историки до сих пор в шоке от амплитуды общественного резонанса, возбудившегося против столь грубого, бесчеловечного метода борьбы с вирусом.

– Прежде всего благодарите лоббизм компаний, стоявших за альтернативными источниками энергии, а не военных, ага? – по-ребячески и совсем неуместно вмешался в не без того неловкую политическую баталию десантник.

– Мисс Ханаомэ Кид, нет ну Вы слышали? – возмутился Клем, но его поезд давно ушел: погрузившись в собственные интуитивные расчеты, Бэа стояла сама по себе.

– Это же – по сути, криостат. – И малейшего эха не отразилось от легкого постукиванья кулачком девицы по бетонной обивке. – Этот колпак служит оберегающим барьером, защищая внешнюю среду от адской петли ядерного синтеза внутри. Просто, но так гениально, – вздохнула с облегчением девушка, отождествив… уравняв прыткость ума, соорудившего этот термоядерный реактор, с мастерством рук безымянного капитана Аэксинавры: эти кисти, помимо непревзойденного любым другим летчиком Земли пилотирования, так приятно усыпляюще разводили волны по шелковым прядям Бэи, что они, казалось, выгорали не от палящего солнца дальневосходных верфей, а от самой страсти.

– Точно, – посмотрел на Ханаомэ Кид Спри, подытоживая. – Вакуумная коробка, промежуточные слои, сам криостат и его дополнительная бетонная мантия. Все, чтобы сохранить управляемость термоядерного синтеза.

– Грубо говоря, да, именно так, – Клем, казалось, тоже закончил затянувшуюся минуту брифинга перед самим собой.

Крео сблизился с Ханаомэ Кид, уловив ее отстраненность. Не было времени, чтобы продолжать витать в облаках.

– Тут, однозначно, по близости центр управления Вашим этим пончиком, Гек, – Крео хотел было дотронуться до плеча девушки, но на пол пути простился с этой мыслью, посчитав преждевременным, а, может, и вовсе недосягаемым даже самый безобидный контакт.

– Я уже ищу его.

Спри в очередной раз взглянул на сферу:

– Самое удивительное, что за этими стенами сейчас на нас смотрит непонятный сгусток солнечной энергии – так же, как и мы на него.

– Тогда мы не уйдем, пока не узнаем, что здесь произошло, – Бэа резко пронзила вставшего рядом соучастника. – Знаете, такое шильное покалывание в душонке? Где-то в области гордости, когда сам, не обладая нужными элементарными знаниями, уперто лезешь на рожон, чтобы утвердить свою правоту. Вот сейчас у меня, именно, такое покалывание.

Спри удовлетворил ее авантюрный запрос ухмылкой взаимного неповиновения: в представившихся обстоятельствах любая осторожность казалась обоим излишней.

Витиеватые коридоры с трещинами на стенах вели группу в аппаратную, ее предполагаемое местоположение Клем определил не сразу: то четверка незваных гостей наведывалась в помещения службы снабжения, то путалась и попадала в очередной пункт безопасности. Один раз группа и вовсе угодила в просторную кухню, где их ждал невразумительной формы пришелец: прямоугольный шкаф со стеклянным передом, через который были видны закуски. Наверняка, истощенный сотрудник здесь ненадолго замаривал червячка, прежде чем вновь вступить в бой с несгибаемой кинетической энергией ядер, отталкивающихся друг от друга. На машине было написано покинувшим языком «вендинг».

– Возьмите мне парочку шоколадок на корабль, иначе я помру от консервов МэвеПита, – по-детски замычал Клем, разглядев через стекло соблазнительную обертку, почему-то названную в честь одной из ближайших к Земле планет.

Спустя несколько до конца необдуманных итераций начинающий сомневаться в своем профессионализме Клем вывел заблудившихся к нужной комнате – центр управления термоядерным синтезом в вакуумной камере уместился на втором этаже. Окна так же выходили на бетонного каторжника: его бериллиевые одежды стирались с каждым запуском выматывающего цикла зажигания.

Перед тем, как дернуть за ручки дверей, Спри мысленно вопросил об одобрении чиновницу. Та кивнула.

– Знаешь, что меня больше настораживает? – тот искал в непуганых глазах девушки хоть какой-то намек на капитуляцию, но так его и не нашел.

– То, что твое равнодушие к тому, что скрыто за дверьми, по идее, стоит где-то там наверху, около «Новых Фронтиров», и требует поскорее убраться отсюда, а ты сам, без своего мыслящего подобия, физически присутствуешь здесь? – оскалила зубы маленькая акула, но тут же смела чужеродную улыбку, так как та показалась ей чересчур гаерской. – Прости, тупая шутка.

– Меня беспокоит то, что все замки деактивированы, а двери отперты, словно тут не термоядерная установка, а проходной двор. Не находишь это странным?

Девушка притупленно уставилась на стену около двери:

– Открывай.

– И, к слову, вовсе она не тупая, – Крео повернул ручки дверей вниз и толкнул от себя ставни, – а очень даже и справедливая.

Девушка, не глядя на собеседника, пустила ухмылку вдогон дверям, распахнувшимся в центр управления термоядерным синтезом.

Множество компьютерных установок – причем каждая, возможно, отвечала за отдельный функциональный модуль токамака, – несметное количество разбросанных всюду где ни попадя распечаток с сигнатурами и их толкованиями в виде приписок на покинувшем языке: злой дух отсталой конструкторской инженерии заполонил помещение. Не в том смысле, что техника была лишена системно значимых характеристик, напротив – железо выглядело весьма мощным и пригодным. Проблема этого концентрированного технологического сгустка заключалась в излишней накопительности: тот процесс, который висел на десятках вычислительных процессорах, можно было без затруднений уместить в один компьютерный блок, благо триста-четыреста лет тому назад подобной техники имелось как грязи.

Лаконичность в исполнении – вот чье отсутствие так сильно вгоняло Крео в диссонанс. Люди науки как неоспоримые представители самой высшей интеллектуальной страты общества не могут отвлекаться ежесекундными промежуточными переходами между аппаратурой, теряя драгоценную концентрацию на объекте исследования.

Упрощенный интерфейс с голографическими устройствами ввода или инвазивные гарнитуры для управления воссозданной реальностью, судя по всему, считались немыслимой роскошью для ученых того периода. Гипотеза-ответ, в центре которого зияла идея об объективном технологическом прогрессе, закралась в размышления Спри: инвазивные электроды стали внедряться еще во времена таяния полисов – так почему же тогда в данной лаборатории не было и намека на подобный инструмент, ведь его насущность приравнивалась к баллону с кислородом для ныряльщика?

Посреди комнаты стоял центральный блок наблюдения: четыре огромных безрамных монитора блокировали вид на окно, за которым виднелся токамак.

– Какой же бардак, – процедил Спри, хрустя распечатками под ногами, как в осенний листопад: ступал он словно по хрупкой насыпи клена.

– Клем, что скажешь? – Ханаомэ Кид вдруг померкла. – Клем, прием.

– Что такое? – Крео не нравилась тревога, читавшаяся в интонации чиновницы.

– Связь. Ничего не слышно. Мы потеряли контакт с кораблем.

– Я пойду по кабелю и проверю, все ли с ним в порядке, – не дожидаясь одобрения лидеров группы, десантник уже унес свою дородную фигуру в коридор.

Бэа бесполезно кивнула могучей спине, армированной стальной бронезащитой.

– Интересно, что хуже: что, возможно, «Новые Фронтиры» был уничтожен или кто-то чужой проник в периметр муравейника, чтобы встретиться с нами? – Крео с подозрением кинул эту идею все еще озадаченным глазам Бэи.

Внезапно раздался зычный треск фрикционного устройства: карусель из слайдовых магазинов принялась описывать кольца вокруг своей оси; комната зашуршала множеством невидимых мотыльков.

– Диапроектор! – чиновница ткнула пальцем в образование луча в левой части помещения. Штатив с полотном держался набекрень: от полноценного падения завалившуюся конструкцию отделяла железная стойкость стола с кофе-машинами. С такой же невозмутимостью любой ответственный друг нес бы налакавшегося приятеля.

Ханаомэ Кид остановилась рядом с коробочкой, из-под черного корпуса которого сквозь кругленькое объективное окошко изливались подсвеченные клубы комнатной пыли: трехсотлетняя выдержка пропитала ее тем еще запашком. – Я такие штуки только в музеях видела. В какие же года ими умудрялись пользоваться?

– Переводи, – Спри смотрел на стену, которая подменила опьяненный штатив и выполняла роль принимающего изображение экрана. Из-за этой имитации картинка неосознанно делалась жуткой и воспринималась смотрящим с тонким слоем холодка, что неподавляемым саспенсом пробегал по загривку.

– Вы это кому, Спри? – Ханаомэ Кид покосилась на напарника, если его так можно было назвать.

– Да так, – Спри поспешил отделаться от возникшего недопонимания девушки. – Взял с собой твердотельного жучка, у него под микрофонной шкуркой зашит переводчик ряда языков… в том числе, и покинувшего.

Бровь Ханаомэ Кид была чуть вздернута – такой она и осталась, когда девушка повернула голову в сторону стены, ожившей калейдоскопом диапозитивов. Девушка явно осталась недовольной затяжной паузой мужчины, уже который час мозолившего ее неравнодушие, все в той же армейской куртке и глупом противорадиационном комбинезоне. Она вновь кивнула головой – теперь уже обреченно и притупленно – своему пошатнувшемуся доверию к попутчику: потихонечку земля под ногами Спри начинала гореть.

На экране возникло лицо среднеполисной внешности. Мужчина лет под сорок носил белый халат, его рукава были трудоголически засучены, глаза сияли триумфом. Выделялась и капля экстравагантности образа: эпатаж был заключен в его гламурной бабочке в клетку. Изучению образа со стороны Спри и Бэи помешал внезапный шум упавшей оргтехники: второй десантник уселся на стол за спинами обоих, его покачивающаяся нога беззастенчиво билась об стенку мебели.

– Тише там, – пригрозила Ханаомэ Кид.

Мужчина, динамика которого была сложена из быстро чередующихся слотов диамагазина и магнитофонной записи, говорил, а «твердотельный жучок» переводил: сухим пересказом Спри синхронно доводил перевод напарнице… если ее так можно было назвать:

«Приветствую тебя. Говорит профессор Ноа Ван Брюе – старший исполнительный офицер-ученый комплекса. Разумеется, после мисс Тэмпл… да сама вселенная не начнется, пока мисс Темпл не отдаст приказ. Раз Вы слушаете эту запись, то, полагаю, Вам уже известны общие черты принципов работы реактора… тем более, мисс Туск не взяла бы на работу в управление операционной эксплуатации центрального блока неучей. Вам, как юным дарованиями, отдающим ИТЭРу-3 свою остроту мышления и необузданное рвения раздвигать границы мыслимого, возможно, в будущем предстоит перенять от нас, текущего поколения ерепенящихся ворчунов-академиков, опеку над самым удивительным созданием в области возобновляемой энергетики. И да, просмотр этого видео – абсолютно факультативен… сдались Вам какой-то средневозрастной мужчина с дурацкой бабочкой и его занудные речи, – Ван Брюе поправил броский галстучек и нежно искривил губы в самоироничной улыбке. – Ну если Вы угомоните свой молодой пыл, пока что не признающий усидчивость и осторожность, то обещаю, что под конец этого шедевра документального кино, – тут Ван Брюе наигранно обернулся по сторонам, как будто удостоверяясь в отсутствии подслушивающих шпионов – при этом по комнате туда-сюда сновали его коллеги, – и прошептал через приподнятую к устам ладонь-глушитель, – я поставлю что-нибудь из Роя Орбисона, ага… – с еще большим артистичным задором подмигнул ученый; кривляния порядком утомили Спри. – Тогда пойдем по порядку. Вот, что Вам дОлжно иметь в виду…»

– Это – заведующий реактором, правильно? – Ханаомэ Кид пыталась полноценно уловить пересказываемый Спри нарратив видеоряда, не упуская самой невзрачной детали.

– Да, кто-то типа того. Сама запись – своего рода инструктаж для поступивших на работу в токамак.

Документальная лента резко сменила показываемое местоположение, будто перепрыгнув несколько контрольных точек хроники:

«Из-за внештатного поручения сверху пришлось пойти на существенные риски, – Ван Брюе теперь стоял у самой бетонной оболочки криостата. Камера местами неуклюже пошатывалась: скорее-всего, тому виной были неопытные руки оператора, выбранного Ван Брюе. В непрекращающейся жестикуляции рассказчика даже самый неопытный наблюдатель заметил бы сточенный стержень вменяемости ученого. – В целях достижения энергии, требуемой от Совета ИТЭР-3 чрезвычайным комитетом Еврокомиссии, мы увеличили импульс пучка дейтерия до пяти электронвольт. Именно им выстреливает инжектор нейтральных атомов. Чтобы вы понимали, это ровно в пять раз мощнее стандартной кинетической энергии, которую инжектор подает на плазменный шнур при обычной работе токамака. Очень важным являлось определение объема добавляемых отрицательных ионов, да и деионизирующих электронов тоже. То есть выброшенные на плазму атомы дейтерия ионизировали шнур, и он теперь крутится, как белка в колесе. Однако при такой скорости ионы, по сути ядра дейтерия, будут, несомненно, отвергнуты магнитным полем токамака. В этой связи пубертатный приступ ионов необходимо деионизировать, так сказать… к-хм… разложить поперек дороги ленту с шипами перед лиходеем, несущимся на шелби джи-ти пятьсот. Вот этой самой лентой выступают электроны, они как бы тормозят безумие ионов… хотя шипы бы, вообще, остановили машину и она, в конце концов, остановилась. Нет, электроны не останавливают – они чуть притормаживают атомы дейтерия, мд-а, неудачное сравнение. Бог с ним! – нервозность в движениях Ван Брюе ударилась во все тяжкие: могло показаться, что ученый в любую секунду вытащит из-под халата дирижерскую палочку и поведет за собой оркестр. – Короче! В свете сами знаете каких событий всю конфигурацию пришлось перенастроить под хотелки Еврокомиссии после согласованного ООН всеобъемлющего плана действий. И плевать крючкотворным невежам из ООН на кассеты бланкета, который просто-напросто может не выдержать пограничные локализованные моды гипертрофированного плазменного шнура, если вдруг Атлас ошибется в расчетах. А если он ошибется, то корректирующие катушки не смогут угомонить выпучивания плазменного шнура из-за термоядерной несбалансированности. А я неоднократно доводил до сведения Совета

ИТЭР-3 информацию о подобном риске. Но Сэму, похоже, связало руки беспринципное легкомыслие комиссариата сверху. Подумать только, международное частное объединение, но все-равно пляшем под дудку бюрократов. – Ван Брюе был уже в двух шагах от укрытой вакуумной камеры. Где-то на периферии ширины объектива постоянно мелькало что-то отливающее серебром. Этот весьма приметный блеск нарочито обозначал присутствие своего источника: он, казалось, намеренно маскировался в гурьбе непримиримых дискуссий сотрудников ИТЭР. Слушатели перестали отвлекаться на задний план записи: риск потерять нить из замудренных слов старшего исполнительного офицера был велик – слишком много стояло на кону. – Сегодня в девять часов состоится пробный цикл зажигания переконфигурированного инжектора нейтральных атомов. Сверим часы, – ученый резким движением предплечья хлестнул по воздуху – на руке отсутствовали часы. Ван Брюе постучал по седеющему участку кожи, естественно, не найдя там циферблат, и так же дружелюбно, как и на предыдущем отрезке документальной ленты, улыбнулся, хоть и все им сказанное не предвещало ничего хорошего. – Мы творим будущее. Да прибудет с нами…» – хроника молниеносным движением затвора – сменился очередной диапозитив – перенесла действие в затемненную каморку с разворошенной макулатурной массой перед объективом. То был личный кабинет Ван Брюе; неживые зрачки мужчины будто ввергли в паралич динамику проекции. Он установил камеру на стол, за которым сам и сидел, не проронив за десять секунд хронометража ни единого слова.