Полная версия
Школа прошлой жизни
– Ты можешь попробовать слезть, Фил, – надтреснуто произнесла я, сознавая, что будет, если он сорвется. – Только тебе придется очень осторожно щупать ножки, иначе ты свалишься.
Госпожа Джонсон успела достать из бездонного кармана халата трубку, раскурила ее, и по холлу поплыл сладкий дымок.
– Я слишком стара для того, чтобы вы на меня смотрели так осуждающе, юноша, кто бы вы ни были, – хмыкнула она, хотя Лэнгли делал вид, что ничего не происходит. – А ты, бездельник, слезай, ночь на исходе, тебе еще все это убирать.
– Не беспокойтесь, Фил, – пообещал Лэнгли, – оно не упадет. Только постарайтесь быстро. Я буду держать.
Быстро? Я озадаченно моргнула. Фил послушался, висеть в дыре, лежа на животе, ему и в самом деле было непросто, а может быть, он решил, что двум смертям не бывать. Лэнгли поднялся по ступенькам лестницы, вцепился руками в оба стула разом – левой в нижний, правой в верхний.
– Спускайтесь.
Фил сполз ниже, нащупал ногой одну ножку, потом вторую, наискосок. Встань он иначе, и на пол полетели бы оба, и он, и Лэнгли. В более чем почтенном возрасте у Фила была хорошая координация, даже несмотря на то, что четверть часа ему пришлось провисеть под потолком, он отпустил руки и ловко оказался на нижнем стуле, умудрившись при этом не задеть Лэнгли. Тот легко спрыгнул, и Фил, отплевываясь, слез. Вид у него был смущенный.
Наверное, он рассчитывал что-то сказать в благодарность, но в этот самый миг весь его ремонт полетел Нечистому под хвост и из прорехи плеснула накопившаяся вода, окатив и самого Фила, и Лэнгли.
– Ай, – досадливо отмахнулась госпожа Джонсон, – завтра этот водопад затопит мой класс. – Она пыхнула трубкой и усмехнулась: – Но мне будет что рассказать нашим курам. Спокойной вам ночи, той, что осталась, дамы и господа.
Я что-то проблеяла. Фил принялся собирать воду, сгоняя ее в угол, откуда она, как и сказала госпожа Джонсон, стекала через дыру в потолке прямо в ее класс акушерства и хирургии.
– Где же вы этому научились, мой юный друг? – Она обернулась к Лэнгли уже на пороге и вышла, не дожидаясь ответа, и я не стала медлить и пошла за ней.
Что она имела в виду?
То, как Лэнгли ловко решил задачку со стульями? Такие любят давать в университете. Лэнгли не женщина, наверняка он окончил курс в столице.
Но госпожа Джонсон вряд ли спросила просто так. С другой стороны, было ли тут что важное, раз она даже не стала выслушивать его объяснения?
Я спешила по следу, точнее, запаху трубки госпожи Джонсон к себе в комнату. На нашем втором этаже запах ушел в противоположное крыло – госпожа Джонсон отправилась наводить тишину в комнатах у студенток. Я вернулась к себе, стянула халат, прикрыла одеялом Нэн, которой, наверное, стало жарко, и забралась в кровать.
Ничего необычного не случилось, подумала я, надо спать. И заснула на удивление быстро, хватило короткого усилия, чтобы согреть ноги и руки.
Проснулась я оттого, что Нэн громко хлопнула дверью. Это была не ее вина, просто ветер иногда так чудил. Я не выспалась, тут же вспомнила все события прошлой ночи и сразу же постаралась о них забыть, иначе все эти мысли не позволили бы мне нормально работать. Все, моя задача теперь проста и привычна, об обязанностях директора можно не думать.
На утренний туалет я потратила минут двадцать, застелила кровать, направилась в столовую. Была половина восьмого, так что когда я вошла, все уже обсуждали то, что успела им рассказать госпожа Джонсон.
Ехидная старуха огорошила всех новым директором – интересно, а она вчера проверила это или доверилась моим словам? – и сбежала, и все преподаватели сидели как на иголках. По-моему, даже никто не ел, одна только Нэн не испытывала ни смущения, ни возбуждения. Понимая, что мне вряд ли дадут поесть, она похлопала рукой по рядом стоящему стулу, спасая меня от расспросов. Я быстро, не поворачиваясь к остальным дамам лицом – и совершенно точно получив порцию упреков – положила в тарелку кашу и пару блинчиков и уселась рядом с Нэн. Она мне подмигнула.
Я спиной чувствовала, как все пялятся на меня, и от этого мне кусок не лез в горло.
– Дамы, дамы, – протянула Нэн несколько издевательским тоном, – дайте Стефани позавтракать, госпожа Джонсон вам все сказала, как и то, что она лично видела назначение господина директора. Она слишком долго живет на этом никчемном свете, чтобы кто-то мог ее обмануть. Приятного аппетита!
Я не могла позволить себе такую роскошь, как Нэн – пять блинчиков, кашу, кленовый сироп во все блюда. К тому же я слышала проклятья, которыми меня безмолвно наградили, и только Нэн было все равно, она уплетала свой завтрак с веселой улыбкой.
– А он ничего, – небрежно сказала она. – Забежал сюда, пожелал доброго утра и исчез. Люси отнесла ему завтрак в кабинет. Как я и говорила, нужны мы ему, зря ты боялась.
Кто-то из преподавателей нарочно громко швырнул на поднос ложку и нож. Я вздрогнула, Нэн усмехнулась.
– У госпожи Коул есть успокаивающий отвар, – громко и как бы в никуда сообщила она. Никто ничего ей не ответил.
Может быть, не успели, потому что дверь в столовую открылась и на пороге появились две девочки. Торнтон, одна из самых спокойных студенток, высокая, грубая на вид девушка семнадцати лет, и вызывающе-красивая Честер, ее одноклассница, хотя ей уже исполнилось двадцать.
– Простите, госпожа администратор, – обратилась ко мне Торнтон, и у меня сердце оборвалось. В их комнате прошлой зимой была протечка, и хотя летом ее залатали, сейчас дело могло кончиться расселением. – Мы не можем найти Мэдисон. Она вчера вернулась с нами в комнаты, а сегодня мы проснулись, ее нет, и она не была на завтраке… Мы обыскали все, что могли, но она пропала…
Глава шестая
Госпожа Джонсон называла преподавателей курами – не в бровь, а в глаз. Все повскакивали с мест, заплескали руками как крыльями, одна тучная Кора Лидделл замешкалась, опрокинув стул и чей-то поднос.
– Как пропала? – растерянно переспросила я. – Вы… может, она в туалете? В ванных комнатах?
Я понимала, что девочки обязательно должны были там посмотреть. Торнтон быстро закивала:
– В туалетах и ванных комнатах, и внизу, и наверху, где младшие. И… и в классах. Ее нигде нет.
– Она не могла сбежать в это время года, это безумие, – Нэн уже стояла рядом со мной, хмуря лоб. – Она не первый год здесь и знает, что ей никуда не добраться. Впрочем, я посмотрю в конюшне. Если пропала лошадь, то, возможно…
Она не договорила, а госпожа Лидделл, растолкав остальных преподавателей, протиснулась к нам и уставилась на Торнтон и Честер, уперев руки в бока.
– Я знаю эту мерзавку, – объявила она, – не удивлюсь, если она прихватила что-то из Школы. Госпоже Гэйн прямо сейчас стоит проверить, все ли деньги на месте!
Торнтон отступила на шаг, Джулия Эндрюс, преподаватель грамматики, зашипела как кошка, и мне показалось, что она готова вцепиться Лидделл в волосы.
– Деньги под присмотром господина директора! – я повысила голос, потому что знала – в кипящий котел брошена драконова смола. – Не надо паники!
Никто не паниковал, напротив, у всех преподавателей в глазах горел живейший интерес. В Школе действительно мало событий, наши дамы как змеи, слипшиеся в клубок. К студенткам большинство равнодушны… из собравшихся в столовой сейчас – большинство.
– Верно, не надо, – Нэн сохраняла присутствие духа. Она сжала мое запястье и сразу же отпустила. – Я схожу к Криспину. Если у него исчезла лошадь, по его крику я это узнаю, как только выйду за дверь. Стефани, Джулия, будет лучше, если вы еще раз поищете Мэдисон. Вас, дорогая Кора, не прошу, поберегите здоровье, как же мы будем без вас.
Нэн выскочила за дверь, а Кора Лидделл, оскорбленно постояв с разинутым ртом, наконец закрыла его и, гордо задрав голову, вернулась к завтраку. Торнтон тихонько хихикнула: Нэн студентки любили, и то, как она поддела скандальную Лидделл, их не могло не порадовать.
– Торнтон, Честер, пойдем, – распорядилась я и посмотрела на Джулию. Выглядела она встревоженно. – Я боюсь…
– Не будем пока думать о худшем, – посоветовала Джулия, и я согласно кивнула. Мы обе прекрасно понимали, что повисло невысказанным, и обсуждать при студентках это были совсем не намерены.
Мы вышли из столовой. В коридоре толпились девочки, от самых младших до старших, увидев нас, они заволновались еще больше, но я только махнула рукой.
– Все на занятия! Преподаватели сейчас придут в классы.
Мы прошли мимо них, вышли в холл первого этажа. Посредине гордо стояло наполовину полное ведро, возле него валялась грязная тряпка.
– Джулия, – попросила я, – иди наверх в спальни, я посмотрю в классах и лазарете. – Потом я повернулась к Торнтон. – Мэдисон точно легла вчера спать?
– Раньше нас, госпожа Гэйн, – она опустила голову. – Мы еще подождали, пока все заснут, точнее, хотели подождать, ну… но уснули сами… А Мэдисон сразу легла.
– Может быть, у нее были проблемы? – я попыталась заглянуть Торнтон в глаза. Мне казалось, она что-то скрывает. – Занятия? Или с кем-то из вас?
Торнтон помотала головой так уверенно, что меня это сбило с толку.
– Нет, госпожа администратор, – Честер тоже была убедительна. – У нее плохие оценки по анатомии, но это потому, что к ней цепляется госпожа Лидделл. Если не верите, спросите у Почтенной Джонсон, Мэдисон лучшая по акушерству!
– Она хорошо себя чувствовала? – опять спросила я.
– Да, госпожа Гэйн. – На этот раз ответила Торнтон. – Вы же знаете, Мэдисон даже не простужалась, несмотря на то, что здесь холодно. Она привыкла.
Я этого не знала. Мне было известно только, что Мэдисон родилась в одном из работных домов и что ее мать, в отличие от остальных родителей и опекунов студенток, не избавилась от нее как от обузы или паршивой овцы, а воспользовалась своим тяжелым положением прачки и отдала дочь в благотворительное заведение – научиться чему-то менее изнурительному, чем ее собственный труд. Мэдисон появилась здесь задолго до меня, когда ей было двенадцать, и была действительно старательной. Я ни разу не видела ее в списках на отчисление.
Я вздохнула и отпустила Торнтон и Честер. В холл выходили студентки, и они не торопились расходиться по классам, мне пришлось остановиться и подождать, пока они отправятся на занятия.
Я шла в крыло, в котором были кабинет и спальня госпожи Рэндалл. Теперь – кабинет и спальня Лэнгли, но именно Лэнгли я оставила напоследок, сама не зная почему. Мне следовало сказать ему в первую очередь, что пропала студентка, но я решила, что должна сначала проверить.
Первый этаж этого крыла, помимо кабинета директора, занимали классы грамматики и концентрации, несколько подсобных помещений, спал в своей каморке Фил, находился небольшой лазарет на четыре места. Самая большая комната – зал приемов. Не балов, конечно, а приемов пациентов, которых тут не было никогда. Сорок лет назад в этом зале возносили молитвы Сущим, и госпожа Джонсон до сих пор называла его молельней. В любом помещении невозможно было спрятаться… но легко можно было спрятать.
В классе грамматики начинались занятия младших классов, и я заглянула туда в первую очередь, остановив девочек на пороге жестом руки, – пусто. Я наклонилась посмотреть под партами, но это было перестраховкой. В кабинете концентрации девочки – старший класс – уже расселись на старых продавленных матах, и я испытала укол совести. Я могла сама заказать маты, но решила, что кто-то сочтет, что это по дружбе, и посмотрит косо.
На меня и так смотрели частенько косо…
Молельню пришлось осматривать дольше. Тут до сих пор стояли алтари, и между ними и стеной оставалось достаточно места из-за возвышений для свечей, которые, конечно, никто не подумал рушить. За кафедрой преподавателя дисциплины – плотным рядом шкафы, за шкафами – почти ярд алтарного возвышения, столы для осмотра сдвинуты так, что можно спокойно улечься под ними, и никто тебя не заметит.
Я заглянула даже в камин, заставленный сломанными стульями. Фил предусмотрительно ничего не выбрасывал, потому что вся старая мебель могла при необходимости пойти на растопку.
Убедившись, что в молитвенном зале никого нет, я заставила себя сказать то, что боялась: я искала не спящую или плачущую Мэдисон. Я искала ее тело, как бы дико это ни прозвучало. Я подняла голову и посмотрела на текст молитвы, написанный на стене: «Когда Тьма опустится на землю с Небес, да оградит нас длань Сущей от Зла, убережет дыхание Сущего от искушения Нечистого…»
Лазарет был пуст. К Филу я осторожно постучалась, зная, что он днем, как правило, спит, но сегодня старика мучила бессонница. Он открыл дверь, глаза у него были красные, я спросила, растопил ли он камин в кабинете директора и не залило ли класс акушерства. Фил отнесся к вопросу нормально и ничего не заподозрил, а я тем временем успела осмотреть его крохотное логово. Здесь возможно было спрятать тело, но только по частям…
Я заглянула в туалет, оттуда испуганно выскочила студентка и побежала в холл – потом наверх, на занятия. Из-за закрытых дверей доносились голоса: студентки именно в этих классах остались без преподавателей, потому что Нэн убежала под дождь, а Джулия осматривала дом.
Наверное, подумала я, у нее успехи побольше. Это я тут копаюсь. Нэн тоже не было дольше, чем я могла ожидать.
Оставался директорский кабинет, и я мялась, не зная, стоит ли туда заходить. С одной стороны – Лэнгли директор. С другой – мы видели его всего несколько раз и то мельком. Может быть, он воспользовался своим положением.
Я решительно постучала. Лэнгли открыл сразу же, как будто ждал.
– Госпожа Гэйн! – И он, как мне показалось, был рад меня видеть. – Как хорошо, что вы заглянули, я никак не могу разобраться с…
– Господин директор, пропала студентка, – выпалила я не подумав. Лицо Лэнгли вытянулось. – Пока мы ищем, где она может быть. Вы видели ее вчера, это одна из девушек, которые были наверху…
Лэнгли кивнул, сделал шаг в коридор. Мне очень хотелось войти и посмотреть, что изменилось за эту ночь в кабинете и спальне, и то, что Лэнгли меня не пускал, насторожило.
– Когда она пропала? – спросил он.
– Девушки утром увидели, что ее нет, господин директор. Госпожа Эндрюс ее ищет. Это преподаватель грамматики. Нэн Крэйг тоже пошла искать – к нашему садовнику и конюху.
– Полагаете, она могла уехать на лошади? – уточнил Лэнгли, и я кивнула. – Пойдем посмотрим.
Я понятия не имела, на что он собрался смотреть. Он не знал Школу, хотя я не исключала возможности, что ночью он обследовал все помещения, которые пустовали. Но Лэнгли направился к центральному входу, встал напротив двери и какое-то время смотрел на лужицу возле порога.
– Плохо, что дверь открывали, – негромко заметил он. Меня удивило: чем плохо? Какая взаимосвязь? – Ветер всю ночь швырял дождь в мои окна, – он пояснял охотно, – они выходят на эту же сторону, и, видимо, дверь достаточно плотная, иначе натекло бы больше воды. Но преподаватель вышла… как вы назвали ее? Госпожа Крэйн?
– Крэйг, – машинально поправила я.
– Да, – Лэнгли кивнул. – И теперь мы уже не узнаем, выходила ли студентка ночью или нам надо искать ее в доме.
Замечание было настолько же очевидно, настолько и неожиданно, но я смогла только пожать плечами. Нэн уже давно пора вернуться.
– А если Мэдисон вышла через черный ход?
– Если здесь есть черный ход – надо проверить.
Согласиться я не успела. Дверь открылась нешироко, в щель проскочила Нэн, отряхиваясь, резкими движениями отжала волосы и посмотрела на нас.
– Ты нашла ее? – выдавила я.
– Нет, не нашла. И лошади все на месте.
У меня появилось ощущение, что Нэн собирается с силами.
– Тогда почему ты так долго?
Нэн отвечала мне, а смотрела на Лэнгли, и он так же пристально смотрел на нее.
– Искала Криспина.
– Нашла? – Мне это переглядывание совсем не понравилось. А Нэн было все равно – она продолжала сверлить взглядом Лэнгли, будто обращалась к нему за помощью.
– Я не лекарница и не врач, но мне хватило навыков убедиться. Лошадь пробила ему голову. Он мертв уже несколько часов.
Глава седьмая
– Это просто несчастный случай.
Все кругом было как в плотном тумане. Такой бывает здесь ранней осенью, когда нельзя даже выйти на улицу, ничего не видно на расстоянии вытянутой руки и звуки доносятся приглушенно.
– Это несчастный случай, Стеффи, – повторила Нэн. – Бедный Криспин.
Я не понимала, как она могла быть настолько в этом уверена. Лэнгли серьезно сказал:
– Вы ведь госпожа Крэйг, верно? Преподаватель? – Нэн кивнула, и он продолжил: – Я попрошу вас пройти туда со мной. И… госпожа Гэйн, будет лучше, если об этом пока никто не узнает.
Я посмотрела на Нэн. Это было невероятно странно.
– Я сам скажу, когда все увижу.
– Стеффи, ты не могла бы заняться девочками? – Нэн сняла с шеи тонкую цепочку с ключиком. – В столе – мои тетрадки, сегодняшняя тема заложена красной лентой. Уверяю, там ничего сложного, ты справишься.
Со стороны я выглядела глупо. Стояла и хлопала глазами и не могла ничего сказать, хотя вопросы просто рвались. Много вопросов, но вместо этого я покорно кивнула, взяв ключик, и проводила взглядом исчезнувших за дверью Лэнгли и Нэн.
Какого же хвоста Нечистого? Нэн преподаватель! Это моя обязанность – администратора! – отправиться с Лэнгли, хотелось мне завопить им вслед, но я промолчала, как будто бы так и надо. Потом я окоротила себя: какой от меня прок? Нэн маг посильнее, она разбирается хоть немного в том, как давно человек умер. Практика замещать заболевших преподавателей в Школе была в чести…
И я, если честно, совсем не хотела видеть доброго, наивного, шумного Криспина мертвым.
Я повернулась и пошла в класс. Девочки, увидев меня, притихли, вероятно, ждали, что я что-то скажу им про Мэдисон, но про Мэдисон словно все забыли, и я в том числе, и я сама себе испугалась. Сначала я была с Лэнгли слишком откровенна, теперь я стала подчиняться его приказам, будто не имею собственной воли?
Я сглотнула, стараясь прогнать ощущение мерзкого холодка внутри, и решительно подошла к столу. Девочки наблюдали, как я открываю ящик и достаю записи Нэн. Почерк у нее был отвратительный – в Высшей Женской Школе учили красиво писать, но, похоже, Нэн таким образом проявляла тихий бунт.
– Что вы проходили в прошлый раз? – спросила я, не поднимая головы от тетради. – Госпожа Крэйг говорила, какая тема занятия?
– Мы учились работать с роженицами, госпожа администратор, – ответила Торнтон, а я мысленно застонала. Я не видела в своей жизни ни одни роды и понятия не имела, что там вообще может быть.
– Хорошо, – пробормотала я. Классный журнал был в кабинете Лэнгли, я не собиралась туда сейчас заходить. – М-м…
– Госпожа Гэйн, вы нашли Мэдисон?
Честер смотрела на меня умными, бесконечно красивыми синими глазами. Я встретилась с ней взглядом и подумала, что для дочери внезапно обедневшего, а потом и скоропостижно скончавшегося купца Школа Лекарниц была лучшим выходом. Для замужества Честер была в то время еще слишком мала, а о другой судьбе было страшно помыслить.
– Нет, Честер. Ее ищут. Давайте вернемся к теме занятия, – предложила я. Мне самой тоже лучше было отвлечься. – Расскажите мне, как помогает концентрация при… – Я покосилась в тетрадку и с трудом разобрала каракули Нэн. – При схватках.
Девочки хихикнули. Очевидно, я сморозила глупость, но сделала вид, что так и надо.
– Роженица при схватках испытывает сильные боли, – зачастила Честер, вскочив с мата на ноги, – и задача лекарницы – сделать так, чтобы она не мешала нормальному течению родов. Для этого необходимо, чтобы роженица дышала правильно, и лекарница должна сконцентрироваться на ее дыхании… – Она выдохнула и, кажется, на этом ее познания себя исчерпали, потому что она оглянулась на Торнтон. – Хорошая практика, когда одной рукой лекарница берет роженицу за руку, а другую кладет на живот и заставляет роженицу дышать в нужном ритме. Лекарница дышит вместе с ней, таким образом… ну, все идет как надо.
Я медленно кивнула. Так это или нет, Нэн мне сообщить не сочла нужным, даже заметки не оставила. Но сама логика предмета подсказывала, что Честер еще не закончила.
– Для чего нужна концентрация лекарницы?
– Для того, чтобы сосредоточиться на сокращениях матки и правильно рассчитать дыхание.
Я опять кивнула и прямо на полях тетрадки написала «Честер – 10». Если я ошиблась, то Нэн сама виновата.
– Кто-то может что-то еще сказать?
– Сильная лекарница может контролировать дыхание роженицы с помощью концентрации, – Торнтон поднялась, отряхнув юбку. – Так, чтобы она очень глубоко вдыхала при начале схватки и медленно и сильно выдыхала, помогая себе тужиться.
«Что?» – чуть не вырвалось у меня. Нэн уверяла, да и не только она, что никакое магическое воздействие на другого человека невозможно в принципе. Поэтому я с сомнением посмотрела на Торнтон, а потом – на Честер. Еще одна девочка, Боунс, подняла руку.
– Да, Боунс? Что-то хочешь добавить?
Может, она что-то мне прояснит, подумала я.
– Это называется «синхронная концентрация», госпожа Гэйн, и это сложная техника, когда роженица должна сконцентрироваться сама. А это непросто, потому что ей больно.
– И что делает лекарница?
Впечатление, что это девочки учили меня. Наверное, так и было, но мне очень хотелось узнать, как же все-таки осуществляется это воздействие и не применяет ли его Лэнгли… ко всем нам. Я решила схитрить, если не получу сейчас четкий ответ.
– Лекарница успокаивает роженицу. – Боунс насупилась. Она, казалось, сочла, что я хочу ее на чем-то подловить, но мои мысли были далеки от того, чтобы поставить кому-то низкие баллы. – Синхронная концентрация невозможна, если роженица не подчиняется лекарнице и не слушает, что та говорит.
Я могла узнать об этой технике у госпожи Джонсон. Но я опасалась, что от любопытства и испуга до конца занятия не доживу.
– Что делать, если роженица испытывает настолько сильные боли, что лекарница не может с ней справиться?
– Используется метод «погружения», – перебила Боунс Честер. Она с того момента, как та начала отвечать, порывалась вмешаться. – Лекарница проговаривает технику концентрации, сейчас… – она присела, взяла тетрадку и перелистала ее. – Госпожа Крэйг не просила это выучить к сегодняшнему занятию, – прибавила она на всякий случай. – «Глубокий вдох, боль уходит, превращается в воздух в груди, потом счет, потом: резкий выдох, сильный, на низ живота»…
– Возможно ли с помощью концентрации корректировать течение родов и воздействовать на разум роженицы? – напрямую спросила я, и Честер растерялась.
– Нет, госпожа Гэйн. Поэтому это опасно. Если лекарница потеряет контроль над течением родов, могут погибнуть и роженица, и плод.
Наверное, я могла тоже перевести дух.
– Почтенная Джонсон говорила, что примерно половина родов – неблагополучные по вине лекарницы, – негромко заметила Торнтон, – если она потеряет над роженицей контроль. И способов возврата этого контроля не существует.
Это было печально. Но этот факт я приняла безропотно, а вот то, что девочки знали больше меня, задело. Не потому, что я стремилась объять необъятное или мое образование было хуже, вовсе нет, но я на самом деле никогда не интересовалась возможностями магии. Использовала свои невеликие таланты в быту, да и то с переменным успехом. Не каждая девочка в Школе была магически одарена, большинство ничем от меня не отличались и были не в состоянии даже согреться так же, как и я, но они знали, на что магия может быть способна.
Это был огромный пробел, и сейчас, чтобы унять терзавшую меня мысль, мне пришлось учинить целый допрос. Девочки восприняли это как должное, возможно, так их опрашивали каждый раз.
– Сегодня вы должны были изучать более сложную тему? – Я жестом разрешила сесть и проставила всем по десять баллов. – Может быть, кто-то уже успел прочитать учебники?
Надежды на это было немного.
– Я читала, как нужно действовать при быстрых родах, – опять поднялась Торнтон. – Мы вместе с Мэдисон…
Она замолчала, а по классу пронесся шепоток.
– Расскажи нам? – предложила я. Девочки опять волновались, и не то чтобы меня беспокоило, что у нас сорвется занятие, нет, все равно от меня не было никакого проку.
– Ну, Мэдисон очень интересуется акушерством, госпожа Гэйн, – медленно проговорила Торнтон. – Ее мать чуть не умерла при родах и потеряла брата Мэдисон.
Я быстро предположила самое худшее, но прикинуть, кто в нашей Школе мог оказаться отцом ребенка, не успела. Разве что Криспин…
«Сущие, теперь еще и он…»
– Есть волчий корень, – Торнтон облизала губы, – это сорняк, из него можно сделать сильное снадобье. Оно замедляет течение родов, и Мэдисон очень хотела попробовать его сварить, даже договорилась с госпожой Коул. Я не знаю, на ком она собралась его проверять…