Школа прошлой жизни

Даниэль Брэйн

Школа прошлой жизни

Глава первая

Когда мне становилось невыносимо холодно, я закрывала глаза и представляла, как горячая кровь проникает до самых кончиков пальцев, неся с собой спасительное тепло.

Не сказать, чтобы озноб отступал полностью – было немного легче. Магии моей хватало ненадолго, так, чтобы руки перестали трястись.

Я поплотнее запахнулась в мантию, наклонилась, пошевелила кочергой начавшие затухать поленья. Камин пахнул жаром, но прогреть стылый дом, наверное, было под силу только пожару. Тем более сейчас, когда ветер то и дело швырял в помутневшие окна пригоршни крупных дождевых капель и проникал в комнату через неведомые щели в каменной кладке.

В Дессийских Перевалах зима шесть месяцев в году, сырая, ветреная и промозглая. Иногда из низких грязных туч лепит снег, влажный и неприятный, он быстро тает, и на земле остаются лужи. Потом они подмерзают, и тогда невозможно ходить. И ветер, непрекращающийся западный ветер, который того и гляди сорвет черепицу с крыши или повалит пару деревьев. Еще холод, но к холоду я притерпелась, особенно с помощью нашего смотрителя Фила. Я просто имею в виду, что он обеспечивал нас дровами, чтобы в камине горел огонь. Этот кабинет хотя бы отапливался, исключение, сделанное для директора Школы.

В том, что ты временно исполняешь директорские обязанности, есть свои плюсы.

За окном была ночь, передо мной лежала куча работы. В прямом смысле куча – несколько классных журналов, которые мне необходимо внимательно просмотреть, а потом выписать в отдельный реестр студенток, чья успеваемость совсем уж плачевна, и штук пятнадцать служебных записок от преподавателей. Слава Сущим, они касались моей привычной работы администратора, а не требовали немедленного вникания в какие-то вещи сложнее.

Мои прямые обязанности просты. Вовремя закупить провиант и учебные материалы, рассчитать, чтобы всего хватило до весны с небольшим запасом. Проследить за ремонтом, рассчитаться с поставщиками и строителями. Обеспечить учебный процесс – расписание, занятость преподавателей, оборудовать классы и спальные комнаты. Все это надо успеть до того, как дороги будут закрыты. Работы много, но я не жаловалась: в любом другом месте я делала бы что-то одно, здесь я изучала на опыте все, что только возможно, и, конечно, это должно мне зачесться в будущем. Когда я, к примеру, подам заявление на вакансию администратора в Доме Правительства или в Центральной государственной клинике.

Сейчас забот у меня прибавилось: классные журналы и отчисление студенток с плохой успеваемостью повесили на меня. Объективно, потому что я, в отличие от преподавателей, лицо незаинтересованное. Не то чтобы отчислить их нужно прямо сейчас, нет, только весной, когда дороги откроют, экипажи перестанут разваливаться и вязнуть в непролазной грязи. Несколько месяцев, в течение которых мне предстояло следить за студентками, а им – либо исправить свои показатели, либо окончательно все завалить.

До недавнего времени это делала директор. А теперь я, кутаясь в мантию, смотрела на суровые профили Сущей и Сущего, по местному обычаю прося их даровать директору здоровья как можно скорее. Судя по тому, что новостей из столицы не поступало, Сущие не слишком прислушивались к моим робким мольбам.

Госпожа Рут Рэндалл была в почтенном возрасте, когда не проходят бесследно многочисленные ушибы и перелом шейки бедра. До самых экзаменов ждать ее в Школе не стоило. И обеспечить нужный уход мы ей не могли. Я вздохнула, поставила напротив оценки одной из студенток жирный вопросительный знак и занялась докладными и просьбами, которые я рассматривала как администратор. В дополнительном обогреве класса анатомии отказать… Я сверилась с бюджетом: средств на это нет, а что Кора Лидделл, преподаватель анатомии, мерзнет, так пусть оденется потеплее или на собственном примере покажет студенткам, как должна действовать греющая магия. Для класса концентрации закупить новые маты. Потом, когда дороги откроются, сейчас подождут, у Нэн Крэйг было время, чтобы все заказать заранее.

Я нацарапала две резолюции: за себя и за госпожу Рэндалл, отложила служебные записки в специальный лоточек. Завтра преподаватели их разберут и прибегут ко мне выяснять отношения. А я опять им скажу, что денег нет и доставить уже ничего не успеют. Все заявят, что на меня некому жаловаться, и снова начнутся разговоры о том, как могла госпожа Рэндалл свалиться с лестницы. Как? Да легко, если с потолка натекла огромная лужа, а директор ее в темноте не увидела.

И вообще состояние Школы требовало ремонта… А денег – денег на это не было.

Я встала, подошла к окну, выглянула наружу, ничего во тьме не увидела толком. Прямо перед парадным подъездом болтался на кривом столбе одинокий бледный фонарь, и света он давал слишком мало, его мотало ветром из стороны в сторону, он ударялся о столб, выхватывал очертания стен и деревьев из темноты… Из-за этого фонаря и произошел второй несчастный случай. Это было до того, как госпожа Рэндалл попала в больницу, может, поэтому жандармы ко мне и не придирались: смету на ремонт перед учебным годом она сократила, а ведь я включила туда этот проклятый фонарь.

Выходить с наступлением темноты я студенткам, конечно же, запретила. Но фонарь все равно стоило укрепить, а еще лучше – подумать, чем можно заменить ненадежную большую парафиновую свечу.

Я вернулась к столу, быстро набросала служебную записку самой себе и поставила в копию Фила. Старик умел находить необычные решения – он мог и в этот раз подсказать что-то дельное.

Огонь в камине опять начинал угасать. Холод крался из всех углов, работы было еще много. Я наклонилась, подкинула пару поленьев, посмотрела, как пламя облизывает сухое дерево.

Вернуться к делам я не успела – хлопнула входная дверь, потом до меня донеслись голоса. Я прислушалась – Фил и Арчибальд, наш привратник.

– Госпожа директор! Госпожа Гэйн! – Арчибальд такой же старик, как и Фил, даже старше, молодых мужчин в Школе не приветствовали. Он доковылял до кабинета и теперь смотрел на меня с некоторой тревогой. – Там кто-то есть у ворот. Мужчина, говорит, что вы в курсе.

Я потрясла головой. Может быть, это жандармы? Но насчет них мне известно не было. Две недели прошло. Кто может быть еще? Поставщики? В половине двенадцатого ночи? Я задумалась, припоминая график поставок. Нет, все, кто должен был, уже привезли все, что хотели. Ливень сегодня еще приемлемый, через пару дней он начнет лить стеной, такие уж здесь мерзкие зимы.

Может, что-то случилось с госпожой Рэндалл? Все-таки ей уже много лет.

– Он что-то сказал кроме того, что я должна о нем знать? – уточнила я, стараясь не думать о худшем. – Показал что-нибудь?

– Я не впускаю его, госпожа директор! И не отпираю ему. – Арчибальду было необходимо знать, что кто-то за все в ответе, и он выбрал именно меня. – Я могу послать его вон или открыть ворота. А кто будет с ним разбираться, если вдруг что?

«Если вдруг что» в этих стенах – разговор особый. Думать об этом неприятно, если вспомнить, что даже жандарм еле ноги таскал от древности.

– Он что-нибудь говорит? Что-то про госпожу Рэндалл?

– Что вы должны знать о его приезде.

Добиться от старика вменяемого ответа было проблематично. Я вздохнула. Мне не хотелось выходить под ливень и ветер. Но выбора у меня не было.

– Хорошо, Арчи, я сейчас подойду.

Ждать старика не было смысла, тем более что в такую погоду у него начинало ломить кости, а обращаться за помощью он не спешил. Говоря начистоту, в Школе Лекарниц и не могли ему толком ничем помочь, потому что это уже серьезная медицина, а у нас так – принять несложные роды, зафиксировать перелом, перевязать рану. Зная это прекрасно, Арчи лечился подручными средствами, и они его спасали не то чтобы очень. Зато выпить рюмку настойки с Филом он был готов в любой момент, особенно когда я не видела.

Не успела я открыть дверь, как меня обдало дождем с ног до головы, а потом ошпарило ледяным ветром. Мантия вымокла моментально, не успела я сойти с крыльца, ветер сорвал с головы капюшон, за шиворот тут же натекло, и я подумала, что придется мне самой послужить пациенткой для наших студенток. Сейчас это было некстати.

Фонарь в руке еле горел. Фитиль был слабый, но огонь хотя бы не задувало ветром. Видеть он не помогал, я больше щупала мощеную тропку ногами, чем что-то могла разглядеть. Да и смотреть было не на что – одни лужи, хорошо, неглубокие, пока неглубокие, потом они будут по щиколотку. Промокла я быстро, в ботинках захлюпала вода. И почти сразу меня затрясло от холода. Хотелось завернуться в мантию и рвануть обратно под крышу, но возле ворот ждал гость.

Я не боялась. Бояться некого – глушь, вдалеке от дороги, и в теплое время года в Школу мало кто заезжал. Грабить нас незачем, денег нет, а если от щедрот попечителей образуются излишки, все уходят на неотложный ремонт. Здание старое, очень старое, но хорошо, что есть хоть оно. Благотворительные учебные заведения вроде нашего – не Высшая Женская Школа в столице, но пойди кому-нибудь заикнись.

Идти было чуть больше трехсот ярдов, но я словно тысячу миль пробежала. Юбку я задрала кощунственно, до самых колен, но она все равно намокла. Над крохотной сторожкой Арчи горел фонарь, и в пелене дождя его почти не было видно.

Сквозь шум ливня я различила лошадиное ржание и поморщилась. Лошадей у нас кормить было нечем. Точнее, мы никак не рассчитывали на лишние лошадиные рты, и если на пару дней я могла распорядиться фураж выделить, но больше – нет, как бы меня ни упрашивали.

Чтобы выйти за ворота, нужно пройти сторожку насквозь, и как раз в тот момент, когда я закрыла дверь за собой, расслышала цокот – хлюпанье, скорее – копыт по грязи и скрип колес экипажа.

Я остановилась, не дойдя до двери, ведущей за территорию Школы. Возможно, наш посетитель уехал. Может быть, это просто заблудившийся путник, и Арчи совершенно зря вытащил меня в непогоду. Пока я стояла, вода с меня текла на пол. Я робко кашлянула, выясняя, все ли со мной так плохо или надежда еще есть. Затем я услышала уверенный стук в дверь.

– Кто там? – крикнула я. – Назовитесь!

– Вам должны были обо мне сообщить.

Голос был мужской – и довольно молодой. По ту сторону двери был не старик вроде Фила и Арчи, и это меня насторожило. Я считала, что опасности нет, но могла ошибиться.

– Никто мне не сообщал. Назовите себя.

– Мое имя вам ничего не скажет, – ответили мне из-за двери. – Впустите меня, и я представлюсь вам по всей форме. С кем я говорю?

По меньшей мере это выглядело нелепо. Некто говорил со мной так, словно это я должна была давать перед ним отчет. У меня был один вариант – это все же жандарм, потому что только жандармерия могла прислать кого-то в такую пору и в это время года. Значит, с нашими происшествиями что-то не так.

Я подошла к двери и с трудом открыла засов. Летом он рассыхался, в сезон дождей разбухал, и Фил никак не мог приноровиться и сделать так, чтобы он ходил в пазах без усилий. Я отступила на шаг, и дверь гость распахнул самостоятельно. Он не только стучал уверенно, но и входил как домой.

Я сделала еще один шаг назад и подняла фонарь выше, рассматривая наглеца. Высокого роста, довольно молод, может быть, лет тридцать пять, тридцать шесть. Отправить в Школу мужчину такого возраста могла жандармерия, но одет наш гость был не в привычную форму. В руке он держал небольшой саквояж.

– С кем имею честь, – пробормотала я. – Я о вас ничего не знаю.

Гость отстранился от тусклого света фонаря, даже отвел мою руку, обернулся и обстоятельно закрыл за собой дверь.

Когда он повернулся ко мне снова, я увидела в его руке что-то, похожее на сверкнувший нож.

Глава вторая

У меня неплохая реакция и достаточно крепкие нервы. Я могла беспомощно закричать или броситься вон из сторожки, но я вместо этого коротко размахнулась и ударила гостя по руке фонарем.

Я била изо всех сил, но размах оказался недостаточным, а фонарь – слишком легким. Гость только вскрикнул – мне показалось, больше от неожиданности, чем от боли, и отпрянул в сторону. Я кинулась наутек, надеясь, что успею не только выскочить, но и закрыть за собой дверь сторожки снаружи.

– Стойте! – сдавленно окликнул гость. Похоже, ему было больно, но агрессии в его голосе не прозвучало. – Стойте же!

Я остановилась и обернулась. Если он собирался на меня напасть, мог это сделать без предупреждения. Бегал он все равно быстрее меня. Фонарь я не выронила и теперь издалека светила на гостя, тот морщился.

– Возьмите же, – пробурчал он, протягивая мне нечто блестящее. То, что меня так напугало. Я опустила фонарь ниже, всмотрелась и поняла, что никакой это был не нож. – Возьмите и прочитайте, у меня руки мокрые.

– Думаете, у меня они сухие? – Меня передернуло – от холода, но гость, вероятно, принял это на свой счет. Я подошла, передала ему фонарь, взяла металлический тонкий тубус и трясущимися руками раскрутила его.

Свиток я чуть не выронила. Собственная неловкость раздражала, а озноб заставлял нервничать. Я сунула обе половинки тубуса в карман мантии, развернула свиток и поднесла его к фонарю.

Из-за этого мне пришлось встать к гостю поближе.

«Государственный Учебный Совет и Совет Попечителей направляют господина Эдгара Лэнгли для временного исполнения обязанностей директора Школы Лекарниц до возвращения Дамы Рут Рэндалл».

Я перечитала текст дважды и подняла голову. Высокий мужчина, темные волосы, не слишком короткие, как у монахов, не настолько длинные, как у столичных щеголей. Мокрые, разумеется. Худощавое, выразительное лицо, темные глаза – цвет я рассмотреть не могла, – и Советы прислали этого господина для исполнения обязанностей директора?

– Я ничего не знаю о вашем приезде, – холодно сообщила я в очередной раз и подумала, что Арчи давно пора перехватить свою рюмочку и вернуться. Не много помощи от старика, но не один на один с этим человеком. Эдгар Лэнгли. Хорошо. – Документ выглядит подлинным.

Я кривила душой: отличать настоящие документы я умела, это было несложно, если знать, на что обращать внимание – несколько переплетений на гербовой печати.

– Вам должны были сообщить, – немного растерянно улыбнулся Лэнгли, и я опешила. Сначала я отметила его выдержку, теперь – улыбку. Рискованно, очень рискованно. – Вы?..

– Стефани Гэйн, – представилась я. – Администратор Школы и временно исполняющий… частично… те обязанности, которые приехали исполнять вы.

– Тогда в самом деле странно, – заметил Лэнгли, и мне показалось, что ничего странного он не видит. Не сообщили и ладно, тоже проблему нашла. – Но, я думаю, мы все прояснили. Проводите меня?

Я вернула назначение, сунув его снова в тубус и подумав мельком, что стоило сначала показать его кому-нибудь из более опытных преподавателей. Больше всего мне не хотелось снова выходить на улицу, но фонарь я забрала и, кивнув, пошла к выходу. В этот момент дверь открылась, и на пороге показался Арчи. От него явственно попахивало настойкой, но трезвый или не очень, Арчи легко обходился без фонаря в любую тьму.

– Госпожа директор, кто этот человек?

Зато по его речи сразу стало понятно, что одной рюмкой он не ограничился.

– Новый директор, господин Лэнгли, – ответила я, покосившись сначала на самого Лэнгли, затем на Арчи. Обоим было, кажется, все равно, потому что Арчи пожал плечами и ворча пошлепал в свою каморку.

– Ливень-то какой, ливень, и на лестнице опять натекло, – бухтел он.

Я, поморщившись, пригласила жестом Лэнгли следовать за собой. Что-то в его облике казалось мне странным, и дело было не только во внешности.

– Вы отпустили экипаж? – спросила я только для того, чтобы не молчать неловко, и ступила под ливень. Хуже, чем было, мне стать уже не могло.

– Он был почтовый, – спокойно пояснил Лэнгли. – Последний, если вы не ждете кого-то еще.

Мы никого не ждали. Почту практически никто не получал, редкие письма привозили с поставщиками, почтовые кареты на моей памяти заезжали к нам раз пять. Слишком большой крюк.

Я старательно пряталась в мантию – сама не понимая, от дождя или от Лэнгли. Меня не оставляла мысль, чем и о чем думали оба Совета, отправляя в нашу Школу на должность директора такого…

Красавца, если называть вещи своими именами. А проще было поступить именно так, потому что у меня были только триста ярдов, чтобы собраться, и проблема была не во мне.

Школа Лекарниц – почти монастырь. Когда-то она была частью монастыря, но лет сорок назад от пострига студенток пришлось отказаться. Возражать начало Священное Собрание, особенно когда лекарниц стали обучать принимать роды, – это считалось достойным только повитух, но никак не монахинь, а затем, когда лекарское дело включило не просто облегчение болей, но и элементарную хирургию, вопрос с постригом был снят окончательно. Лекарницы давали клятву помощи всем, кто к ним обращался, а в число нуждающихся входили, естественно, не только женщины и малые дети, но и мужчины.

А взгляды на судьбу студенток остались. Как и правила обучения в Школе.

Девочек сюда отправляли не потому, что это было почетно или престижно. Почетно и престижно обучать юных барышень танцам и домоводству, а также «благородным» наукам – истории, географии, Слову Сущих, – в гимназии или Высшей Женской Школе. Но именно отправив дочь в Школу Лекарниц или любое другое благотворительное заведение, проще всего избавиться от лишнего рта в небогатой семье.

И я шла и размышляла, кому взбрело в голову подобное святотатство по имени Эдгар Лэнгли. Ладно преподаватели, ладно я, но студентки, девочки от двенадцати до двадцати лет, для многих из них брак – единственный шанс не прозябать остаток жизни в лекарской хибарке в глуши, а стать… Стать, в общем, свободной и независимой женщиной, если так можно выразиться. Женой и матерью, но как повезет с мужем. Я знала, что некоторые лекарницы потом выходили замуж, но все же желающих брать в жены женщин, которые ежедневно видели и трогали посторонних полураздетых мужчин, было исключительно мало. Мастерство лекарницы давало возможность честно заработать себе на хлеб, и считалось, что Школа – благое дело не только для пациентов, но и для студенток.

В принципе, так и было, с этим никто не спорил.

Я украдкой посматривала на Лэнгли – как он реагирует на то, что видит. Наш залитый дождем двор, дорожка, уже скрывшаяся под лужами, здание, серое и мрачное, с давно облупившейся на фасаде краской, с безнадежно болтающимся на покосившемся столбе фонарем.

Лэнгли был невероятно спокоен. Я так и не смогла рассмотреть его как следует, но от него веяло уверенностью. Мне стало немного легче, хотя я не знала, чего от него ожидать.

Фил ждал нас, выглядывая из-за двери.

– Господин жандарм, – он слегка поклонился. – Что же сказали, что больше вас тут не ждать? Нашли что? Бедная девочка…

– Господин Лэнгли – новый директор, – обронила я. – Будь так добр, принеси ему… ужин, наверное, и посмотри, что есть горячего? – Я кое-как отряхнулась, причем юбку было уже не спасти, выжала волосы, вопросительно взглянула на Лэнгли. – Сэр, может, вы хотите что-то еще?

– Не утруждайтесь, – он покачал головой и пригласил меня войти первой. – Горячий чай и сэндвич, сойдет и холодный.

Фил, бормоча точно так же, как и Арчи, закрыл за нами дверь. Я постояла, глядя, как теперь и на пол холла стекает с меня вода.

– Я временно занимаю кабинет госпожи Рэндалл, но…

– Нет-нет, госпожа Гэйн. Меня устроит любая комната.

И тут я поняла, что за смутное беспокойство меня терзало.

– Это весь ваш багаж, господин директор? – спросила я, указав на небольшой саквояж в руке Лэнгли. – Я боюсь, что… у нас нет нужного количества мужских вещей.

Лэнгли неожиданно рассмеялся. Это было настолько необычно – смех в этих стенах, что я вздрогнула и обменялась взглядом с Филом. Его тоже удивил этот смех, он даже приоткрыл рот. Но испуганно сглотнул и засеменил в кухню.

Я пошла по направлению к кабинету и просто ощущала, как Лэнгли, идущий за мной, смотрит мне в спину. В холле было довольно светло, но я не решилась посмотреть ему в лицо, мне казалось это невежливым. Когда я училась в университете, спокойно рассматривала людей, но то была другая страна и другие нравы, здесь же, в Дессийских Перевалах, обычаи были иными. Там, где я училась, никто не предложил мне такую выгодную работу, и я решила – почему бы не вернуться на родину. Забыв, что на родине университетское образование давало мне разве что возможность зарабатывать хорошие деньги легким и честным трудом.

«Дойдет до того, что я с трудом буду привыкать, когда уеду обратно», – подумала я. Но до этого надо было еще дожить.

Я впустила Лэнгли в кабинет, он прошел по-хозяйски, улыбнулся мне, покрутил головой, выбирая подходящее кресло, поставил саквояж на пол и сел.

– Возможно, вы хотели бы переодеться? – спросил он.

Я бы с большим удовольствием ушла к себе спать, но, во-первых, работа была еще не закончена, во-вторых, мне нужно было заняться им.

– Не беспокойтесь, – попросила я, стаскивая мантию, и решила, что Лэнгли тоже промок, но он сел как был в кресло, раз, два – ему что, вообще не холодно? – Здесь тепло, я быстро согреюсь. Фил сейчас принесет вам ужин. Он наш смотритель, на все руки мастер.

Лэнгли рассеянно кивнул.

– Почему он сказал про жандармерию? – поинтересовался он, глядя куда-то в сторону. – Что случилось с госпожой Рэндалл, я знаю, а почему он упомянул какую-то девочку?

«Сущие», – мысленно простонала я и внутренне сжалась. Я только что приняла, что наше удивление при его появлении – результат чьей-то ошибки.

Наверное, мне срочно стоило разбудить кого-то из преподавателей.

Он что, действительно не тот, за кого себя выдает?

Глава третья

– Вы не знаете? – Я приложила все силы, чтобы голос прозвучал ровно, будто ничего особенного Лэнгли не спросил. – Вам не сказали об этом ни в одном Совете?

Лэнгли неожиданно обернулся, и мы встретились взглядами. Было светло в освещенной газовыми лампами комнате, и я смогла не просто взглянуть ему в глаза, но и воспользоваться представившейся возможностью рассмотреть его.

Это было безумие чистой воды. Теперь он еще и улыбался, немного озабоченно, но улыбался, искренне и широко. Глаза его мне показались синими, но я тут же отвела взгляд и села в кресло.

– Мне сказали, что Школа срочно нуждается в руководстве, – Лэнгли прекратил улыбаться, стал серьезным, но дружелюбие в голосе никуда не исчезло. – Признаться, я не преподаватель и даже не ученый маг. Просто чиновник.

«Просто чиновник», – передразнила я. И я бы не удивилась, если бы узнала, что этого «просто чиновника» выгнали из столицы только за то, что все остальные чиновники немыслимо ревновали к нему собственных жен.

– В таком случае вам будет непросто заменить госпожу Рэндалл, – я попыталась обратить все в шутку. Больше от собственного внезапного смущения. – Ее дисциплина открыта, и если честно, меня беспокоит… Вас тоже должно беспокоить как директора, сэр, что у студенток не будет преподавателя. Но госпожа Рэндалл единственная, кто мог взять на себя этот предмет.

– Что она преподавала? – уточнил Лэнгли.

Несмотря на его улыбку и красоту, он начал меня пугать, и куда больше, чем тогда, когда я решила, что он накинется на меня с ножом.

– Кармическую диагностику, – ответила я. Где-то пропал с ужином Фил. – Не то чтобы это серьезный предмет, но учитывая, что девочкам нужна хоть какая-то практика…

Я не договорила и сделала это сознательно. Лэнгли, если он действительно Лэнгли, а не кто-то еще, должен был узнать о Школе хоть что-то. Но он не знал.

– Если я правильно понимаю, то это предмет, который как-то связан с прошлыми жизнями?

Мне захотелось встать и подтащить кресло поближе к камину, но одна мысль, что мне придется повернуться к Лэнгли спиной, теперь ужасала.

Да, кармическая диагностика – предмет, который госпожа Рэндалл включила в программу специально, пройдя курс в столичной больнице. Но кармическая диагностика применялась редко, Лэнгли, если он сам или кто-то из близких не был серьезно болен, вполне мог деталей не знать.

– Это вид диагностики, который учитывает возможные прошлые жизни пациента… Самое сложное в этом предмете – концентрация на пациенте и руническое и астрологическое выяснение его кармы, потому что ее влияние на вероятность заболеваний и осложнений в текущей жизни более или менее систематизировано, – я постаралась не щелкать зубами. От накатившего вновь приступа озноба, не от страха. – К счастью, предмет не входит в число обязательных на экзамене, хотя в акушерстве он учитывается…

– Это магия, – серьезно сказал Лэнгли. – Вы ведь тоже не ученый маг? И, как мне кажется, даже не здешняя?